Ларин Петр и фабрика волшебства

ГЛАВА 11

В школе началась самая настоящая паника. Двоих детей уже забрали родители, со дня на день должны были приехать родители ещё троих учеников. Занятия проходили теперь кое-как. Учителя не ругали за опоздания, понимая состояние школьников, не делали замечания по поводу невыученных уроков.

Как-то вечером ребята собрались в комнате Софьи Тумановой.

— Вы как хотите, — сказала девочка, стоя посреди комнаты, — а я лично из школы не уйду. Я верю, что Илья Данилович вернётся.

— А если школу вообще расформируют, — сказал Пётр, — что меня ждёт?

— В лучшем случае интернат.

— Я не хочу.

— Ия, — послышались голоса детей.

— Нам никто не поможет, — сказал Ларин. — Мы должны сами себе помочь. Мы ведь не маленькие.

— А вдруг завтра Илья Данилович появится? Не мог же он нас бросить?

— А вдруг мы ему навредим своими действиями!

Илья Данилович действительно появился к полуночи в виде призрака, безмолвного и грустного. Он ходил по коридору. Дети, собиравшиеся разойтись по комнатам, стояли, прижавшись к стене.

Разговор начала Софья:

— Здравствуйте, Илья Данилович!

Призрак даже головой не шевельнул. Он шёл, медленно переставляя ноги. Руки держал за спиной.

— Ой, смотрите, ребята, — воскликнула Лиза своим тонким голоском.

Из темноты коридора на свет вышла Земфира. Она шла немного быстрее, но так же, как и директор, ни на что не реагировала. Она догнала его, и призраки побрели дальше, а затем растворились во тьме.

— Он жив! — воскликнул Ларин, — но с ним произошло то же, что и с Земфирой.

— Теперь есть два пути. Если не будем действовать — по очереди пропадём. Либо победим и вернём Илью Даниловича и Земфиру. Не исключено, что во время поиска решения исчезнет ещё несколько человек, к этому надо быть готовыми.

Встревоженные ребята разошлись по комнатам. Многие не уснули до утра.

А утром школьников ждал ещё один сюрприз. К парадному входу подъехала машина и привезла новую директрису. Учеников и учителей, а также обслуживающий персонал спецшколы номер семь собрали в актовом зале. Не пришёл лишь садовник Захар, сославшись на недомогание. Незнакомый мужчина в чёрном двубортном костюме с депутатским значком на лацкане сказал хорошо поставленным голосом:

— Людмила Афанасьевна Шмель, ваш новый директор. У неё большой опыт педагогической работы. Нам пришлось долго уговаривать Людмилу Афанасьевну, и она согласилась.

Новая директриса подошла к столу.

Она была невысокого роста, с бледным лицом, ярко накрашенными губами. Тонкие выщипанные брови казались приклеенными ко лбу, поседевшие волосы были выкрашены в ярко-рыжий цвет. Она близоруко щурилась, теребя массивные очки в роговой оправе. Сзади волосы были собраны в пучок. Голос у Людмилы Афанасьевны был тихий, металлический, но при этом проникал в самые отдалённые уголки зала.

— Я рада принять руководство школой. Я многое слышала о ней, я продолжу традиции вашей школы, теперь уже нашей. Если вы думаете, что я человек далёкий от искусства, то ошибаетесь. Я неравнодушна к музыке, живописи, а также ко всему прекрасному.

Новая директриса говорила недолго, голос становился всё тише и тише, но все слышали её очень отчётливо. Людмила Афанасьевна чувствовала себя полноправной хозяйкой. Дети переглядывались и тяжело вздыхали. Шмель им не нравилась, уж слишком она была непохожей на Илью Даниловича.

После своего выступления она попросила завуча и учителей проследовать в её кабинет, где решила продолжить знакомство.

— Ну как она тебе? — спросил Ларин у Шубина.

Тот дёрнул рукой, вытряхнул из рукава змейку:

— Знаешь, даже ей не понравилось, смотри, как шипит.

— А тебе? — заглянул в глаза Шубину Ларин.

— Мрачная тётка. Мне кажется, волшебству конец, о нём она и не намекнула.

Подошла Туманова и как бы сама себе произнесла:

— Не растерять бы то, что мы приобрели. Потому что чувствую, больше мы ничего не получим.

— А ты видела лицо Изольды Германовны? — спросил Артём.

— А что такое?

— У неё было такое лицо, словно она эскимо на палочке кушает.

— Я не обратил внимания.

— А знаете, — сказала Софья, — Наталье Ивановне дали две недели, чтобы она освободила служебную квартиру.

— Что, этой грымзе жить негде? — спросил рыжий Лёва, сжимая кулаки.

— Наверное.

— Я готов ей свою комнату уступить.

— Нужна ей твоя комната!

— Так ведь ещё два свободных домика есть.

— Нет, ей квартира в школе нужна, чтобы к нам поближе быть, к искусству приобщать.

— А видели у неё заколку в волосах? Мальчишки пожали плечами, на такие вещи они, как правило, внимания не обращали.

— Ну и что там за заколка?

— Да у неё виолончель торчит в голове костяная.

Мальчишки пожали плечами. Им было всё равно, виолончель там в волосах или контрабас.

На следующий день «кукушку» на переменах убрали, появился обычный электрический звонок. А во время перерывов зазвучала классическая музыка. Людмила Афанасьевна Шмель вводила свои порядки. Вместе с классической музыкой пришёл запрет на плееры и магнитофоны в комнатах. Девочкам запретили носить украшения, а все мальчики в недельный срок должны были коротко постричься.

Новая директриса пообещала переодеть всю школу в школьную форму. По школе поползли слухи, что многих прежних учителей после зимних каникул уже не будет. Волшебные предметы исчезли из расписания. Детям оставалось гадать, кого уберут, а кого оставят.

Каждый день Ларин прибегал в домик садовника и рассказывал печальные новости. Тот слушал, сокрушённо качал головой. Иногда угощал Петра чем-нибудь вкусным, но пока никак не комментировал нововведения.

Он лишь сказал:

— Насильно мил не будешь. Если тебе так уж всё не нравится, то уходи, Пётр Ларин.

— А я, может, не хочу уходить. Да и некуда мне идти, Захар, ты же знаешь.

— Тогда ты должен что-то делать. Под лежачий камень вода не течёт.

— А что бы ты сделал? — спросил мальчик.

— Руки опускать не надо. Думай, Ларин Пётр, думай, твоя судьба в твоих руках. Вы там все волшебники, хоть и недоученные. А если все вместе соберётесь, знаешь, какая сила получится!

Может, тебя проводить? — спросил Захар, поднимаясь.

— Проводи.

— Тогда пойдём. Гурд, за мной!

Пёс одним прыжком соскочил с крыльца. Шли молча, всё уже было сказано, каждый думал о своём. Гурд бежал впереди. Вдруг пёс замер, шерсть на загривке поднялась, и он издал рычание.

Захар приостановился, взял Ларина за руку.

— Не двигайся, — прошептал садовник. Они смотрели на пса.

Тот поскрёб лапой по дорожке, уши приподнялись, он подобрался, словно готовился к прыжку. Но Захар успел крикнуть:

— Стоять! Место!

И Захар и мальчик увидели быстри удаляющуюся тёмную фигуру.

— Знаешь, кто это? — спросил Захар у Ларина.

— Догадываюсь, — ответил мальчик, — но не уверен.

— А я тебе могу точно сказать: Спартак Кимович.

— Он что, следит за нами?

— Похоже, что да. Пошли скорее, не нравится мне всё это.

Захар довёл мальчика до здания, взял собаку за поводок и на прощание хлопнул Ларина по плечу, подмигнул.

Школа казалась мёртвой. В коридорах горело лишь дежурное освещение, каждый шаг гулко отдавался под высокими потолками, множился, дробился, рассыпался.

«Словно все исчезли, — подумал Пётр, — ия остался один».

Он поймал себя на мысли, что подобное ощущение пустоты он уже испытывал, когда убежал из больницы и открыл собственную квартиру. Вроде всё на месте, те же стены, те же вещи, но жуткая пустота. Такое ощущение, будто гигантские насосы высосали из здания весь воздух.

Пошатываясь, с трудом переставляя ноги, он брёл по коридору. Пётр буквально ввалился в свою комнату, голова гудела, а в ушах стоял неприятный звон.

Артём сидел на кровати, обхватив голову руками. Перед ним стояла табуретка с расстеленной белой салфеткой, на ней лежала змейка, но не свернувшись, как обычно, кольцом с поднятой гранёной головкой, а абсолютно прямая, как палочка.

— Шуша умерла, — грустно сказал Шубин, даже не глядя на Ларина.

— Может, не то съела?

— Нет, — сказал Артём, — я уже два года её кормлю, — Шубин взглянул на Ларина. Пётр увидел, что у приятеля покрасневшие, заплаканные глаза и он с трудом сдерживает слезы. — Змеи лучше других существ чувствуют приближающуюся беду, всегда перед землетрясением или ещё каким-нибудь катаклизмом они уползают из опасных мест, спасая свою жизнь. Наверное, она хотела меня предупредить. Есть и ещё одна плохая новость, Пётр: я уезжаю.

— Что, родители боятся оставлять тебя в школе?

— Папа хочет перевести меня в юридический лицей.

— А тебе это надо?

— Нет, — сказал Шубин, — но это, по-моему, предлог, чтобы меня отсюда забрать. Не может же он сказать мне открыто, что боится за меня.

— И ты ничего не можешь сделать?

— С моим отцом спорить бесполезно. Если уж он что-нибудь решил, то будет стоять на своём, чего бы это ни стоило.

— Жаль, — сказал Ларин, — очень жаль.

Когда мальчики уже лежали в постелях и, негромко переговариваясь, вспоминали всё хорошее, что было, смешное и грустное, собственные проказы, нагоняи учителей, в коридоре захлопали двери. Они открывались одна за другой.

— Что это? — спросил Шубин.

Ларин уже вскочил, накинул на плечи одеяло. Ребята открыли свою дверь и выглянули в полутёмный коридор. Ведя за руку Земфиру, по коридору шёл с отрешённым видом Илья Данилович Преображенский. Дети, открыв двери своих комнат, смотрели на директора и бывшую ученицу школы. Вдруг захлопали окна, задребезжало стекло в рамах. В дальнем тёмном конце коридора послышалась возня, топот и какой-то гул, словно из-под земли. Детям показалось, что даже пол под ногами задрожал. Из темноты на свет выскакивали мерзкие существа маленького роста, их было много, они толкали друг друга. Голоса грубые, словно у них во рту перекатывались камни. Рты огромные, до ушей, выпученные глаза светились голубым огнём.

Когда они бежали, то мерзко шлёпали ногами по паркету.

Дети буквально окаменели. Пётр Ларин успел подумать: «Даже там, за стеной актового зала, такой гадости я не видел!»

Низкорослые человечки не обращали внимания на школьников, возможно, даже не видели их. Они размахивали руками в бородавках и гурьбой бежали за Ильёй Даниловичем и Земфирой. Те ускорили шаг, но страшные существа догнали их и поволокли за собой к той двери, за которой была лестница на первый этаж и в подвальные помещения. Всё это произошло очень быстро на глазах перепуганных детей.

На шум и хлопанье дверей с первого этажа прибежал учитель физкультуры, который сегодня был дежурным.

— Что такое? Почему вы не в постелях? — громко хлопнул он в ладоши.

— Вы что, не видели, Спартак Кимович?

— А что я должен был видеть, призрак Ильи Даниловича и Земфиры? Так его, по-моему, видят каждую ночь. Неужели это вызвало ваш страх? Вы же знаете, призраки — это не люди. Они — отражение.

— Нет, — сказал Шубин, — тут какие-то странные существа в бородавках, с выпученными синими глазами.

Учитель физкультуры даже не удивился:

— С синими глазами, говорите?

— Да, да, — подтвердили многие.

— Мне кажется, у вас массовый психоз. Вы скоро птиц увидите с лошадиными головами и котов с крыльями, — он хихикнул. — По комнатам и спать!

— Так вы действительно их не видели? — удивилась Туманова.

— У кого нервы в порядке, тот никогда не видит всякие глупости и не позволяет себе поддаваться фантазиям и вымыслам. Советую больше заниматься спортом, пораньше ложиться спать и не сидеть перед сном за компьютером. По комнатам! — преподаватель физкультуры звонко хлопнул в ладоши.

Ребята понуро разбрелись по своим местам.

На следующее утро за завтраком Туманова обратилась к девочкам:

— Послушайте, если меня будут спрашивать, то наврите чего-нибудь.

— Зачем? — спросила Лиза-сладкоежка.

— У меня есть дело, потом расскажу.

Девочки пошли на занятия, а Софья отправилась на второй этаж в библиотеку. Она всю ночь не спала и мучительно вспоминала, где же она могла раньше видеть этих странных существ, которые окружили Илью Даниловича с Земфирой и утащили их из коридора. За той дверью на сцене актового зала она подобных существ не видела, но где-то ведь они попадались! Девочка дёрнула ручку в читальный зал. Дверь оказалась заперта.

«Вот не везёт! Библиотека закрыта. Наверное, это очередная прихоть директрисы», — с досадой подумала Софья.

Рядом с дверью в читальный зал находилась дверь в маленькую комнатку, где обычно сидел библиотекарь, старичок в чёрном берете, с седой бородкой, похожий на торговца открытками. Звали его Викентий Эммануилович. Софья постучала.

— Входите, входите, — послышался тихий голос.

Библиотекарь сидел в своём кресле, но на столе перед ним не было ни одной книги, стол был непривычно пуст.

— Здравствуйте!

— Здравствуй, Туманова!

— Викентий Эммануилович, а что, библиотека уже не работает?

— Да, закрыта, — сказал старичок, шамкая губами, — до особого распоряжения нового директора. Она считает, что ученики школы читают слишком много ненужных книг.

«Вот дура!» — подумала Туманова о Людмиле Афанасьевне Шмель.

— Но мне очень надо, Викентий Эммануилович, очень-очень! Вы же знаете, что она не права.

— Знаю. И она, по-моему, знает.

Старичок немного виновато улыбнулся, затем вытащил выдвижной ящик своего стола и положил на стол тяжёлую связку ключей.

— А что тебя интересует, Софья?

Старый библиотекарь относился с уважением к девочке. Она была хорошей читательницей, книги не портила, возвращала в срок и читала очень много. А кого же, как не таких читателей, любить библиотекарям?

— Может, вы меня пустите? — улыбнулась Софья.

— Тебя пущу, — сказал старичок, вставая со своего места. — Только я тебя там закрою, потому как директриса, проходя по коридору, может дёрнуть дверь, и тогда достанется не только мне, но и тебе, Туманова.

— Спасибо.

— Сколько времени тебе надо?

Девочка пожала плечами.

— Может, я могу тебе помочь? Я знаю все книги, — сказал Викентий Эммануилович. — Каждый вечер я их раскладываю по местам.

— Если бы я знала, в какой книге видела то, что меня интересует, я бы, конечно, у вас спросила.

— Ладно, пойдём, открою.

Шаркая ногами, библиотекарь открыл читальный зал, запустил туда Туманову, и в двери щёлкнул замок.

Она блуждала среди стеллажей, силясь вспомнить, как выглядела та книга.

«Кажется, на корешке была красная полоса… Да, да, — сказала себе девочка, — красная широкая полоса. И попа лась эта книга мне случайно, когда я смотрела заклинания из древнекельтской мифологии».

Круг поисков сузился. Книга с красной полосой стояла на самой верхней полке. Туманова взяла стремянку, забралась на самый верх. Даже не спускаясь вниз, села на ступеньку, положила толстую книгу на колени и принялась просматривать. Плотные листы были переложены шелестящей папиросной бумагой.

— Вот, — прошептала она и, передёрнув плечами, вздрогнула. Книга чуть не полетела вниз, но Софья вовремя её подхватила.

На листе под папиросной бумагой был рисунок, выполненный тонким пером тушью.

— Эрд-ман, — по слогам прочла девочка подпись под гравюрой.

«Какая гадость!» — подумала она, перелистнула страницу и принялась читать.

Повернулся ключ, появился Викентий Эммануилович:

— Ты ещё долго? Уже два часа прошло.

— Всё, я дочитываю, три абзаца осталось.

— Давай, поторопись.

— А можно я с собой книгу возьму?

— Нет-нет, ни в коем случае, — сказал библиотекарь. — А вдруг тебя в коридоре с ней увидят?

— Поняла, хорошо.

Софья поставила книгу на полку. Старичок галантно поддержал девочку за руку, помогая спуститься со стремянки.

— Полагаю, ты нашла, что искала?

— Спасибо вам, Викентий Эммануилович, я теперь ваш должник.

— Помилуй, Туманова! Свои люди — сочтёмся. Если что надо, заходи, — прошептал библиотекарь, закрывая дверь.

Софья побежала по коридору. Она налетела на Людмилу Афанасьевну, чуть не сбив ту с ног. Краска залила лицо девочки, она даже растерялась.

— Вас что, не учат здесь извиняться? Ваша фамилия, кажется, Туманова?

— Извините, я нечаянно.

— И куда это вы так, Туманова, торопились?

— На занятия.

— Похвально, похвально. Только будьте поосторожнее, а то ещё кого-нибудь с ног сшибёте.

— Извините, извините, — склонив голову, Софья пошла медленно.

Директриса смотрела ей вслед, тонкие накрашенные губы скривила недобрая улыбка.

Соня чуть дождалась перерыва. Когда прозвенел непривычный звонок, выбежала в коридор.

— Артём, ты Ларина не видел?

— Он где-то там, — Шубин махнул рукой в дальний конец коридора.

Только сейчас девочка заметила, что цветы на подоконниках начали засыхать и вянуть.

Ларин стоял и смотрел в окно. По стеклу бежали тяжёлые капли дождя. Они стучали по карнизу, словно кто-то забивал гвозди.

— Слушай, Пётр. — Мальчик повернул голову. — Я пробралась в библиотеку. Наша директриса её закрыла до особого распоряжения.

— А зачем ты туда ходила?

— Я знаю, кто это был. Эти существа называются эрдманы.

— О ком ты говоришь?

— Об этих, которые ночью Илью Даниловича и Земфиру с собой утащили.

— Эрдманы? — повторил Пётр. — А что это значит?

— Земляные люди.

— Так они — люди? — изумился мальчик.

— Ну почти что, — и Софья принялась пересказывать прочитанную в книге главу.

Ларин внимательно слушал и тяжело дышал.

— Там написано, что, если эрдманы появляются в доме, значит, он не защищен.

— А откуда они появляются?

— Из того мира. Они живут под землёй, там, где холодно. Не любят тепло, а солнечный свет для них губителен. Они хоть и маленькие, но очень сильные.

— Когда я был там, в том мире, я таких не видел.

— И я не видела. Но мы вообще, наверное, мало чего видели и знаем. Вот, что ещё, — Туманова зашептала на ухо: — Эрдманами управляют ведьмы. Не мужчины-колдуны, а именно ведьмы.

Пётр наморщил лоб, пытаясь вникнуть. Девочка продолжала:

— Там ещё написано, что эрдманы появляются лишь в тех домах, где царит семейный разлад, недавно кто-то умер либо вот-вот умрёт от тяжёлой болезни или кто-то покончил жизнь самоубийством. Эрдманы очень любят самоубийц. Но ничего хорошего их появление не сулит: как правило, они предвестники ещё большей беды. Дом, в котором они появляются, разрушается, семья терпит беду, и все её члены гибнут. Там ещё о каком-то бароне рассказывается, фамилию и имя я не запомнила, больно сложное. Так вот, эрдманы появились в его фамильном замке, а это случилось после того, как его дочь бросилась со скалы в озеро.

— Зачем она это сделала? — спросил Ларин.

— По-моему, она в кого-то влюбилась, а барон не давал своего согласия.

— И что случилось потом? — Пётр взглянул на часы, до начала урока оставалось всего несколько минут.

— Эрдманы начали разгуливать по комнатам и коридорам замка и вести себя как хозяева. После этого поочерёдно погиб весь многочисленный род барона. И когда он, оставшись совсем один, собрал мудрецов и знахарей, было поздно, спасти его уже не удалось. Замок барона долго стоял необитаемым, а затем сгорел и разрушился. И таких примеров ещё несколько.

Зазвенел звонок, ребята расстались. Ларин отправился на урок к Светлане Катионовне. Он был рассеян, как никогда прежде. Учительница дважды сделала ему замечание, а затем поинтересовалась:

— Ларин, ты здоров?

— Да-да…

— Тогда почему не можешь сосредоточиться?

— Что-то голова немного побаливает, вот здесь, в висках.

Светлана Катионовна подошла к мальчику, сжала виски ладонями.

— Так лучше? — спросила она.

— Да, — сказал Ларин. — А что вы сделали?

— Я отдала тебе немного своей энергии, поделилась.

— Спасибо, — сказал мальчик, пробуя сосредоточиться на упражнениях, которым его обучали, — я сам знаю, как трудно достаётся энергия.

В дверь кабинета постучали. На пороге возник Артём Шубин с мрачным лицом.

— Светлана Катионовна, извините, — сказал Шубин, — я по поручению директора.

— Говори.

— Людмила Афанасьевна желает видеть Ларина Петра.

— Но у меня ещё не закончился урок.

— Она сказала немедленно.

Пётр пожал плечами. Когда он вышел, Артём стоял за дверью.

— Ну вот и твоя очередь пришла. Позавчера меня с Морозовым, вчера Се-мернёва с Мамонтовым. Из наших остались только вы с Сонькой.

По словам ребят, посетивших кабинет Людмилы Афанасьевны Шмель, ничего особенного не происходило. Тихим металлическим голосом она задавала вопросы, желая получше узнать учеников.

— Иди, она ждёт.

Ларин поплёлся к кабинету директрисы, постучал. Вошёл. Кабинет без Ильи Даниловича выглядел странно. На стенах висели невесть откуда взявшиеся дурацкие картины, в углу справа от двери стояла виолончель. Инструмент напоминал школьника, которого поставили в угол за плохое поведение.

Директриса была не одна. В противоположном углу сидела Изольда Германовна.

— Здравствуйте, — сказал Ларин, обращаясь к обеим.

Англичанка кивнула, а директриса металлическим голосом произнесла:

— Проходи, проходи, наш Ларин Пётр. Присаживайся.

— Я постою, — сказал мальчик.

— Нет, присаживайся.

Мальчик сел.

— Как у него успехи в иностранных языках? — не оборачиваясь к Изольде Германовне, спросила директриса.

— Вначале было не очень, но сейчас неплохо.

— Тебе нравится учиться в этой школе?

Пётр подумал: «Сейчас мне в ней не нравится, а вот когда был старый директор, нравилось, даже очень».

Но говорить этого не стал, лишь пожал плечами, этим движением давая понять, что не знает, как ответить поточнее.

— Так ты считаешь, что, когда школой руководил Преображенский, всё здесь было лучше?

Ларин мгновенно понял: Шмель читает его мысли, буравя близорукими глазами, как двумя свёрлами.

Он сообразил: «Ах, ты так! Тогда посмотрим, кто кого. Когда человек говорит быстро, то понять его бывает чрезвычайно трудно». И Ларин решил: «Я буду думать так быстро, что ты не сумеешь прочесть мои мысли».

Что-что, а думать быстро он умел.

Директриса вздрогнула, сняла очки, принялась рассматривать стёкла, словно они были всему виной.

— Так что ты говоришь о Преображенском?

— Я ничего не говорю. Это вы, наверное, у меня что-то хотели спросить.

Людмила Афанасьевна опустила глаза. Она не понимала, что происходит. Она видела внутренним взором то, что мальчик думает, но мысли вертелись так быстро, словно осы в бутылке. Сосчитать их, прочесть было невозможно.

Шмель водрузила на свой острый нос тяжёлые очки.

— Я вот здесь посмотрела журнал успеваемости. Ты хороший ученик.

Ещё полчаса звучали самые разнообразные вопросы. Ларин отвечал, стараясь не впускать её в свои мысли, чем окончательно утомил новую директрису.

Она сказала:

— Всё, Ларин, ты свободен. До встречи.

Уже в коридоре он понял, до какой степени его измотал разговор в директорском кабинете.

Когда за Лариным закрылась дверь, Изольда Германовна открыла окно пошире.

— Ты меня окончательно заморозить хочешь, — пробурчала Людмила Афанасьевна.

— Потерпи немного.

— У меня голова от Ларина кружится. Мальчик не простой. Он сумел сделать так, что я запуталась в его мыслях, теперь у самой в голове полный кавардак.

— Я тебя сразу предупреждала: от него нужно избавляться, и как можно скорее.

— Нет, Изольда, ребёнок нам нужен.

Мало того что у него феноменальные способности, он ещё очень быстро обучается. Ты же сама сказала, что вначале познания в языках были не очень…

— Да-да, отрицать не стану. Но сможем ли мы сделать его из соперника союзником?

— А почему ты считаешь, что он наш соперник?

— Пока он не наш союзник, он соперник, — убеждённо произнесла Изольда Германовна.

Пётр пришёл в столовую, когда все уже заканчивали ужинать. Он подошёл и сел рядом с Софьей.

— Знаешь, что я тебе скажу, Туманова?

Софья перестала жевать и опустила вилку.

— Я знаю, кому подчиняются эрд-маны.

— Ну и?.. — с набитым ртом промычала она.

Ларин наклонился и прошептал:

— Директрисе.

— Ты откуда знаешь?

— Я не так давно был у неё. А тебя она ещё не вызывала?

— Нет.

— Так вот, когда пойдёшь к ней, учти: она читает мысли. Либо очень быстро думай, чтобы она не успела их прочитать, либо думай то, что она желает услышать.

— Спасибо, Пётр, — ответила Соня, — совет ценный, я им воспользуюсь.

Если бы у них была возможность выйти на улицу, то они непременно бы ею воспользовались. Но запрет Людмилы Афанасьевны был ещё строже, чем распоряжение бывшего директора. Сейчас на улицу вообще не выпускали, только прогулка, как у заключённых, за час перед сном. Дети ходили по спортивной площадке, а два охранника и кто-нибудь из дежуривших педагогов присматривали за ними.

В такой обстановке, естественно, ни поговорить, ни пошутить, ни йосмеять-ся невозможно. Ларину всё чаще приходила мысль, что над ними проводят чудовищный эксперимент.

— Поговорить надо, — прошептала Софья и тут же оглянулась, не услышал ли кто. Но никого рядом не было.

— Заходи к нам в комнату.

— А прямо сейчас можно?

Из столовой они направились в комнату. Артём Шубин пошёл к Лёвке Морозову играть в шахматы.

— Откуда ты знаешь, что Людмила Афанасьевна — ведьма? — спросила Туманова, когда Пётр Ларин закрыл дверь.

— Во-первых, она пытается влезть без разрешения в чужие мысли.

— Ну и что из того? — Софье, как всякой отличнице, хотелось и дальше быть лидером, самой лучшей и открытия делать самостоятельно. Как-никак, это она попала в библиотеку, нашла нужную книгу и выяснила, что же за существа стали появляться в их школе.

— А ты сама подумай, Соня, разве она не похожа на ведьму?

— На ведьму? Нет.

Ларин хмыкнул:

— А мне кажется, вылитая. Только что на метле по коридору не летает. Что-то она задумала, только вот не могу понять что.

— Я завтра к ней схожу, — произнесла Софья, — тогда узнаю, ведьма она или нет.

— И знаешь, кто у неё был в кабинете?

— Учитель физкультуры, что ли?

— Нет, — Ларин покачал головой, — Изольда Германовна сидела рядом с открытым окном. На меня как бы не смотрела, но я видел, что прислушивалась к каждому моему слову.

— А что у тебя спрашивали?

— Что, что… Нравится ли мне школа и чего бы я хотел, чтобы здесь ещё было.

— А-а-а, — протянула задумчиво Туманова. — А мне мама звонила, — сказала и поняла, что не стоило лишний раз напоминать Ларину о том, что родителей у него нет.

Мальчик взглянул на портрет матери, висевший у кровати, и лицо его помрачнело.

— Знаешь, что мама спросила?

— Откуда же я могу знать? Я же не Людмила Афанасьевна Шмель, чужие разговоры не подслушиваю и в твои мысли лезть не пытаюсь.

— Попробовал бы только! Я бы тебе тогда… — и Туманова погрозила пальцем.

— А я бы тебе, Соня, ничего не сделал.

— Так вот, мама спрашивала, не хочу ли я из этой школы уехать домой.

— А ты? — с волнением в голосе спросил мальчик.

Туманова выдержала паузу, а затем засмеялась:

— А вас на кого я оставлю? Вы же без меня пропадёте, глупостей всяких наделаете.

— Так уж и наделаем!

— Знаю я вас, мальчишек бестолковых, за вами глаз да глаз нужен.

В это время в комнату влетел Шубин. Губы его дрожали:

— Гады! Гады! Гады! — бормотал он, не обращая внимания на присутствующих. — Ну я им сейчас, мало не покажется!

— Эй, Артём, ты что? — набросился на него Ларин.

— Там эти уроды опять повылезали. Лёвку так напугали, что он доску с шахматами опрокинул. Мы сидели задумавшись, там такой момент в партии был, а они вдруг в комнату к Лёвке вошли. Лёвка как дёрнется, как полетит со стула!

Ларин с Тумановой выглянули в коридор. Мерзкие существа с голубыми выпученными глазами шлёпали босыми ногами, толкали друг друга, бубнили что-то абсолютно неразборчивое, словно у каждого во рту были камни величиной с куриное яйцо.

Артём, разозлённый появлением Эрдманов, вытащил из-под кровати свой рюкзак и стал быстро развязывать. Пальцы его дрожали. Наконец Шубин развязал его, запустил руку, и на его лице появилась радостная улыбка. Нет, не волшебную палочку вытащил мальчик, не маленькую книжечку с заклинаниями. Вообще, к волшебству этот предмет отношения не имел: в левой руке с гордым видом, как священник держит крест или верующий свечу в храме, Артём держал рогатку, самую что ни на есть настоящую, сделанную собственноручно летом.

В умелых руках рогатка — страшное оружие. Во-первых, бесшумйое, а во-вторых, грозное и эффективное.

Артём прямо в комнате вложил шарик в рогатку, толкнул ногой дверь комнаты и вышел в полутёмный коридор. Гнусные, мерзкие существа с бородавчатыми лапами-руками всё ещё толпились в коридоре. Соня метнулась к стене, когда увидела в руках Шубина натянутую рогатку. У Ларина был такой удивлённый вид, словно перед ним был заяц с крыльями, а не сосед по комнате.

— Ты это… чего? — сбивчиво пробормотал Пётр Ларин.

— А сейчас увидим. Надоели они мне! Что мы всего боимся, что я не мужчина, что ли? — Артём прицелился и пустил шарик.

Один из эрдманов, которому тяжёлый металлический шарик угодил в лоб, замер на месте. Он явно не ожидал ничего подобного. Во лбу у него появилась дырка. Шарик прошёл насквозь. Эрдман покачнулся на своих кривых ножках и начал дёргаться. А Шубин уже закладывал в свою рогатку второй шарик, затем третий и четвёртый. Остальные эрдманы, похватав своих раненых, бросились убегать.

Артём продолжал стрелять вдогонку, громко восклицая при каждом удачном выстреле:

— Вот вам, мерзавцы, за Илью Даниловича и за Земфиру Парамонову! За всё! Получайте, получайте!

Но ведь не всем везёт, когда даже доброе дело делаешь. То ли рука дрогнула, то ли ещё что, но один из шариков угодил в окно. Раздался звон разбитого стекла.

В коридоре появились Людмила Афанасьевна Шмель и Изольда Германовна.

— Что здесь происходит? — закричала директриса.

Эрдманов или каких-либо следов их пребывания на этот момент уже не было. Изольда Германовна сразу же отправилась к разбитому окну. Стекло хрустело у неё под ногами. Она стояла, тяжело дыша, и злобно поглядывала на детей. От этого взгляда ребятам даже стало не по себе.

— Кто мне объяснит, что случилось? — отчеканила Людмила Афанасьевна.

— Тут… знаете… — Шубин попытался спрятать рогатку за спину, а затем понял, что этот маневр не пройдёт, и продолжал держать её в руке. — Твари мерзкие появились.

— Как ты смеешь так говорить? Кто тебя научил, Шубин, выражаться подобным образом? Может быть, это предыдущий директор научил тебя так разговаривать со взрослыми?

— А при чём здесь директор?

— В кого ты стрелял?

— Дав этих… — Шубин не знал, как обозвать этих странных существ.

Туманова сделала шаг и оказалась рядом с Артёмом. Ларин тоже подошёл к Шубину. Они стояли втроём плечом к плечу напротив новой директрисы.

— Это были эрдманы, — произнесла Софья Туманова.

— Какие ещё эрдманы?! Какую ахинею вы несёте? — выходя из себя, топнула ногой Шмель.

Изольда Германовна молча смотрела на всё происходящее, сцепив за спиной холодные руки.

— Так, а теперь о другом, — директриса снова топнула (это было смешно, но ребята сдержали улыбки). — Откуда у тебя это? Дай сюда! — она брезгливо взяла рогатку. — Откуда у тебя эта дрянь, Шубин? Признавайся!

— Сам сделал. Летом, ещё на каникулах.

— Зачем ты привёз её в школу?

В общем, распекали Артёма по полной программе. А затем Людмила Афанасьевна поломала рогатку. Ребята удивились, какой силой должна обладать женщина, чтобы сломать рогатку, еделанную на совесть. Директриса бросила её на пол и принялась топтать.

— Изольда Германовна! — закричала она, — завуча сюда и охранника. А также прикажите кому-нибудь вставить стекло.

Когда появился Егор Вячеславович, а с ним учитель физкультуры и два охранника, Людмила Афанасьевна, указав мужчинам на поломанную рогатку, валявшуюся на полу, приказала:

— Я хочу, чтобы вы осмотрели все жилые помещения на предмет неположенных вещей.

— А я не позволю копаться в моих вещах! — воскликнула Софья Туманова. — Не позволю никому!

— И я не позволю! И я! И я! — послышались голоса.

— Все недовольные завтра будут наказаны. Родителям будет сообщено.

Подобного сопротивления Людмила Афанасьевна не ожидала. Её ярко накрашенные губы постоянно кривились, она переводила недоуменный взгляд с одного ребёнка на другого.

Егор Вячеславович побледнел, когда услышал, что ему придётся обыскивать учеников.

— Ребята правы, — сказал завуч, — это не педагогично. Я не буду выполнять ваше распоряжение, Людмила Афанасьевна, — твёрдо прозвучал голос завуча.

— Может быть, и вы откажетесь? — она сверкнула глазами за толстыми стёклами очков и в упор посмотрела вначале на охранника, а затем на Спартака Кимовича. Учитель физкультуры побледнел, но ничего не сказал.

А охранник подобострастно кивнул:

— Надо так надо. Мы обыщем.

Изольда Германовна подошла к директрисе, взяла за локоть и отвела в сторону. О чём они говорили, никто не слышал.

— Туманова! Ко мне в кабинет! Мне нужно с тобой побеседовать. Я отменяю распоряжение. Надеюсь, вы все достаточно умны и сами избавитесь от всех ненужных предметов. — В коридоре раздался доброжелательный гул. — Но стекло тем не менее должно быть вставлено.

Софья пошла за директрисой. Все разошлись, коридор опустел. А ещё через четверть часа Ларин с Шубиным услышали тяжёлые шаги.

— Кто это? — спросил Шубин. — Рогатки у меня, к сожалению, нет, хотя шарики ещё остались, они действуют на этих тварей, потому что в сплаве для шариков есть немного серебра.

Пётр Ларин сосредоточенно смотрел в стену. Вначале выражение лица мальчика было крайне настороженным, затем губы расплылись в улыбке. Он спрыгнул с кровати и бросился к двери. Шубин тоже вскочил. По коридору, тяжело ступая, шёл Захар. Руки он держал очень странно. Когда дверь перед его носом внезапно распахнулась, садовник едва успел крикнуть: «Стой!», и только сейчас Пётр увидел, что Захар держит в руках лист стекла.

— Чего выскочили? — с напускной грубоватостью цыкнул он на ребят.

— А я уж думал, что опять эрдманы припёрлись.

— Кто-кто? — спросил Захар, бережно ставя на пол стекло.

— Есть такие неприятные существа, повадились к нам сюда ходить.

— А-а, — многозначительно выдохнул Захар. — Так кто это окно высадил, эрдманы?

— Я, — опустив голову, признался Шубин.

— Что, из рогатки стрелять не научился? Всякие штучки делать тебя обучили, а вот по-настоящему из обыкновенной рогатки стрельнуть не умеешь.

— Я хорошо стрелял, Захар, — обиделся Артём. — Я одному между глаз засадил… Скажи, Ларин.

— Нет, Захар, нормально их Артём бомбил. Они сразу перетрусили и смылись.

— Перетрусили, смылись… А стекло зачем выбили?

— Ну сам знаешь, — пожал плечами Шубин, — оно всегда так бывает.

— Помогите лучше. Только вначале оденьтесь теплее, а то здесь сквозняк.

Пока Захар вставлял стекло, забивал маленькие гвоздики, ребята обо всём ему рассказали.

— Да, плохи дела, — поглаживая свои роскошные бакенбарды, кивал Захар, прибивая штапик. — Совсем плохи дела. И куда всё катится, даже не понимаю. А ты чего не заходишь? Даже Гурд по тебе соскучился.

— Да не пускают нас, Захар. Мы и на прогулку теперь строем ходим.

— Да, времена!

И тут Шубин воскликнул:

— Смотрите! Смотрите!

Из тёмного угла коридора быстро выбежала Земфира Парамонова в виде прозрачного светящегося изнутри призрака. Если раньше она двигалась по коридору медленно, с трудом переставляя ноги, то сейчас она бежала.

— Вот видишь, Захар, что у нас здесь творится.

— Не вижу, — сказал садовник. — А что такое? Куда это вы все смотрите? Что вы там увидели?

Шубин толкнул в плечо Ларина:

— Захар её не видит.

— Призрак Земфиры, — пояснил Ларин.

— Я, конечно, что-нибудь попробую сделать, но не знаю, смогу ли. Я ведь простой человек и вашим штучкам не обученный. Но вы держитесь, ребята, вместе. Когда вы друг за друга, вы — сила. А ты, Артём, не расстраивайся, я тебе помогу новую рогатку сделать, да такую, что закачаешься! Только давай сразу договоримся: ни во что живое не стрелять.

— Согласен.

Захар пожал ребятам на прощание руки, убрал за собой мусор и своей тяжёлой поступью, сокрушённо качая головой, пошёл к выходу.

— Что-то долго Сони нет, — поделился с Шубиным Пётр.

— Да, давненько. Чувствую, сейчас ей не сладко.

— Да уж, не говори. А ты видел, куда Земфира заскочила?

— Видел, — ответил Ларин, — в свою комнату.

— А чего она бежала? Ведь призраки обычно не бегают.

— Не знаю, может, стряслось чего? Может, предупредить о чём-нибудь нас хочет?

— Эх, жаль, — сказал Шубин, — что они говорить не умеют.

Мальчики сидели в комнате, прислушиваясь к шагам, ожидая, когда по коридору пройдёт Софья Туманова. Но девочки всё не было.

— Кажется, — немного подумав, произнёс Ларин, — скоро нашу школу надо будет переименовать из Фабрики Волшебства в Фабрику Колдовства. Ну где же она? — уже не на шутку волнуясь, Пётр выглянул в коридор.

Софья в это время сидела на стуле с высокой спинкой напротив директрисы, и та, пристально глядя ей в глаза, повторяла:

— Я могу сделать так, что ты не сдашь ни одного экзамена, и тебя отчислят из школы. Но если ты захочешь, будешь могущественной. Ты станешь такой сильной, что сможешь властвовать над людьми. Слышишь меня?

Глаза Тумановой были полуприкрыты, губы шевелились, а лицо стало бледным. Шмель ввела её в состояние транса, в то состояние, когда человек перестаёт контролировать себя.

— Скажи, ты меня хорошо слышишь?

— Да, — протяжно произнесла Софья.

— Ты согласна стать могущественной? — в голосе директрисы звенел металл.

— Согласна… — протяжно отвечала Туманова.

— Тогда никому ни о чём не рассказывай, ты меня поняла?

— Поняла, — прошептала девочка.

Ей хотелось встать, покинуть кабинет, сделать так, чтобы никогда больше не слышать голоса Людмилы Афанасьевны, но она была в таком состоянии, что не могла даже пошевелить пальцем.

Директриса подошла к девочке, протянула руку и прикоснулась ладонью к её лбу, потом несильно толкнула её. Туманова открыла глаза и заморгала.

— Что это было? — спросила она своим обычным голосом.

— Ничего, — ответила Шмель, — у тебя просто голова закружилась. Ты на пару секунд уснула.

— Всего на пару секунд? — переспросила Туманова, пытаясь сообразить, что же с ней произошло и как долго продолжалось головокружение. — Я могу идти?

— Да. Ты хорошая девочка. Может быть, несколько своенравная и упрямая, но это тебя не портит.

Про себя директриса подумала, что настоящие ведьмы должны быть с характером, и, глядя на Туманову, она представила: «Вот распустит свою косу, глаза откроет широко-широко, руками взмахнёт… Ну, просто загляденье, настоящая ведьма!»

— Так я могу идти?

— Конечно, ступай.

Уже в коридоре Софья ощутила сильнейшую головную боль. Она прислонилась к стене, затем подошла к окну и прижалась горячим, раскалённым лбом к холодному стеклу. Но как она ни пыталась понять, что произошло, ей это не удавалось.

Когда её встретили Ларин с Шубиным и сообщили, что она отсутствовала два часа, Софья не поверила, она смотрела на мальчиков и качала головой.

— Что ты смотришь на нас? На часы взгляни.

Туманова взглянула на часы и сказала: — А они у меня остановились.

— Слушай, Соня, что она с тобой сделала?

— Мы просто разговаривали.

— О чём? — спросил Шубин.

— О нашей школе. У меня что-то очень голова болит. Проводите меня в комнату.

— Может, тебе нужна помощь? Или врача позвать?

— Я хочу спать, я очень устала. И голова кружится…

Ребята проводили Туманову и вернулись к себе крайне озабоченные.

— Видал? — Шубин смотрел на Ларина.

— Она её заколдовала.

Мальчики сидели друг напротив друга каждый на своей кровати. На письменном столе горела настольная лампа. Они довольно долго молчали, погружённые в собственные мысли.

— Ай-яй-яй, — вздохнул Ларин.

— И не говори, — ответил Шубин, не меняя позы.

— Откуда ты знаешь, о чём я подумал? Мысли мои прочёл, что ли?

— А о чём ты ещё можешь думать, кроме как о том, что всё очень плохо.

— Сколько ты ещё пробудешь в школе? — с надеждой в голосе поинтересовался Ларин.

— Пока родители не приедут.

— Знаешь, в чём дело? — Ларин сел рядом с Шубиным и принялся пересказывать всё, что ему было известно о мерзких эрдманах.

— Откуда ты это знаешь? — удивился Артём.

— Я бы этого никогда не узнал, если бы не Соня. Она в библиотеку пробралась и всё нашла в книге.

— Выходит, её слова начинают сбываться? — упавшим голосом спросил Шубин.

— Выходит, да. Эти две ведьмы управляют эрдманами, — едва шевеля губами, прошептал Ларин. — Видишь, что они с Тумановой сделали? Она сама не своя. Они её заколдовали!

Шубин согласно кивнул.

— И змейку мою они погубили. А мне без неё грустно, я к ней привык.

— Я тебе новую подарю на день рождения, хочешь?

— Нет, — покачал головой Артём, — другой такой у меня никогда не будет.

— Слышал, что Захар сказал?

— Ему хорошо говорить, — ответил Шубин, — его пока никто не трогает. Но я почему-то думаю, что и до него дойдет очередь. Ему ведь тоже не нравится то, что в школе творится.

Вдруг Ларин начал медленно вставать, глядя в окно.

— Что там? — вскочил Артём.

— Там что-то происходит, — прошептал, подняв вверх указательный палец, Ларин и стал медленно приближаться к окну.

Шторы были плотно сомкнуты. В последнее время все в школе задёргивали шторы. Ларин раздвинул ткань, и на его усталом лице появилась улыбка, тихая и спокойная.

— Артём, смотри!

Они вдвоём забрались на широкий подоконник, уселись и принялись смотреть в окно. С низкого тёмного неба на молчаливую землю, на деревья, кусты, крыши домиков, медленно кружась, опускались огромные снежинки, такие огромные, что напоминали перья птиц. Когда снежинки попадали в лучи фонарей, они мгновенно становились золотыми, начинали переливаться.

— Как красиво! — сказал Ларин. — Вот и зима пришла.

— Здорово было раньше, в прошлом году. Когда пошёл снег, все сидели в столовой и ужинали. Вошли Илья Данилович с Натальей Ивановной, улыбаются, на нас смотрят. А Илья Данилович и говорит: «Друзья мои, снег на улице. Зима началась!»

— И что дальше? — спросил Ларин.

— Дальше все побросали еду и в чём были выбежали на улицу. Начали бегать, кричать, снежки лепить, бросаться друг в друга. В общем, балдели часа два.

— А директор? — спросил Ларин.

— А он бегал вместе с нами и снежками бросался. А его жена Наталья Ивановна стояла на крыльце и улыбалась.

Ларин представил себе Илью Даниловича, строгого и требовательного директора, со снежком в руках и тоже рассмеялся.

— А сейчас, видишь, сидим, спрятались и даже нос высунуть боимся.

— А чего это мы боимся? — спросил Ларин. — Давай хоть окно откроем, снежинки половим.

Мальчики открыли окно, высунули руки и принялись ловить огромные снежинки, которые, едва коснувшись ладони, превращались в прозрачные капли воды.

— Скоро зимние каникулы, — сказал Шубин, — я уеду и больше сюда не вернусь.

— А писать хоть будешь?

— Я тебе буду пересылать письма своим способом, как портрет твоей мамы. Понимаю, что это не очень правильно, но кто меня уже накажет?

«Вот и друг скоро уедет», — грустно подумал Пётр Ларин, засыпая.