Ларин Петр и фабрика волшебства

ГЛАВА 13

Следующий день ученикам школы номер семь принёс много неприятностей. После завтрака было объявлено, что первого урока не будет и все должны собраться в актовом зале. Дети шушукались, переговаривались между собой.

— И зачем нас туда ведут? Может, опять проверяющие приехали? — размышлял Лёвка Морозов.

Семернёв, недовольно кривя губы, пробормотал:

— Нет, это не проверяющие. Наверное, за скульптуру нагоняй устроят.

Когда дети уселись в первых рядах, на сцене появилась директриса. Она шла, звонко цокая металлическими подковами, очки воинственно поблёскивали на кончике носа.

Дойдя до середины сцены, Людмила Афанасьевна остановилась и резко повернулась к залу.

— Здравствуйте, — громко произнесла она. — Я собрала вас здесь для того, чтобы сделать небольшое сообщение. Что за шум? Что за шорох? — она обвела взглядом детей. Стало очень тихо. — Во-первых, хочу сообщить, что Светлана Катионовна серьёзно заболела и продолжительное время её с нами не будет. Но учебный процесс, как вы понимаете, останавливаться не должен. Предмет, который преподавала Светлана Катионовна, очень важен, поэтому временно Светлану Катионовну заменит Элеонора Аркадьевна, — директриса взглянула на боковую дверь.

Что-то большое, тёмное, шелестящее, в чёрной шляпе и солнцезащитных очках медленно поплыло по проходу и остановилось рядом с директрисой. Дети чуть сдерживались от смеха: рядом с Людмилой Афанасьевной стояла огромная женщина в блестящем чёрном плаще с капюшоном абсолютно не по погоде, в дурацкой шляпе с огромными полями. Головной убор был украшен какими-то странными перьями, из-под шляпы торчали короткие косички. Новая училка была на голову выше Людмилы Афанасьевны и, как минимум, вдвое толще. В общем, огромная-преогромная. В ушах её поблёскивали серьги, а толстые пальцы украшали многочисленные перстни. Когда она распахнула свой плащ, то одежда под ней оказалась тоже блестящая.

— Ну прямо как ёлка! — сказала Туманова на ухо Ларину.

Ларин хмыкнул.

— Новогодняя…

А директриса, выждав, когда дети насмотрятся на Элеонору Аркадьевну, продолжала:

— Элеонора Аркадьевна — один из самых лучших специалистов. Я считаю, нашей школе повезло, что она любезно согласилась поработать с вами и передать вам те знания, умения и навыки, которыми владеет сама. Так что прошу слушаться нашего нового педагога.

— Здравствуйте, дети! — грудным голосом обратилась Элеонора Аркадьевна к школьникам. — Я слышала много хорошего о вашей школе. Раньше я преподавала за границей, там я читала лекции в двух колледжах и в академии. Я уверена, что вы превзойдёте своих зарубежных сверстников. Я научу вас брать энергию не только из космоса — это уже устаревшая методика, — я научу вас черпать энергию отовсюду, — Элеонора Аркадьевна широко раскинула руки, как бы пытаясь охватить весь мир. Плащ с капюшоном зашелестел. — Я привезла с собой много разных пособий, работа с которыми будет не только полезна, но и приятна. Надеюсь на ваше расположение ко мне и любовь к моему предмету. Встретимся на уроках, — Элеонора Аркадьевна поклонилась.

Дети не понимали, как ответить на этот поклон, то ли им надо встать, то ли зааплодировать, то ли закричать «браво». Важно неся голову в дурацкой шляпе, новая учительница спустилась со сцены и покинула зал.

Директриса щёлкнула пальцами и продолжала:

— А сейчас я хочу узнать, кто из вас вчера вечером был на улице. Как он… или она туда попали и почему вы позволяете издеваться над старшими?! — голос директрисы зазвенел, как туго натянутая струна… Дети вжались в кресла. — Кто меня скопировал? Или у вас нет смелости встать?

Все дружно молчали.

— Вы думаете, я не знаю, кто это сделал? Вы думаете, я настолько глупа, что не могу догадаться? Так вот, я знаю, кто это сделал. Но я хочу, чтобы этот негодный скульптор поднялся сам.

Примерно полминуты Шмель молчала, лишь скользила взглядом по лицам ребят.

— Даю вам последний шанс. Пусть тот человек встанет. А если ему не хватает смелости признаться, то наказаны будут все. Все! Все! — повторила директриса, зло топнув ногой. Её голос ещё долго бился под потолком актового зала. — Считаю до десяти, а потом сама назову имя и фамилию хулигана. Раз! — дети вздрогнули. — Два! — дети втянули головы в плечи, словно опасались, что их сейчас начнут бить. — Три!

— Да будь ты неладна! — прошептал Шубин, наступая на ногу Ларину.

— Четыре!

Колыванов и Мамонтов даже глаза закрыли.

— Пять!

У Лёвки Морозова зашевелились на голове рыжие волосы.

— Шесть!

Алексей Семернёв скрутил фигу в кармане.

— Семь!

Пётр Ларин указательным пальцем прижал к переносице очки.

— Восемь!

Встал Шубин. На лице директрисы возникла улыбка, а точнее, тень улыбки.

Ларин смотрел на Людмилу Афанасьевну, и ему показалось, что у той во рту острые клыки.

— Артём Шубин! Я так и знала! — картинно разведя руки в стороны, произнесла директриса.

— Я… — начал Артём.

— Можешь не продолжать. Ещё утром мне было известно.

— Я… Я.

Людмила Афанасьевна пристально посмотрела на Шубина.

— Я в туалет хочу!

Ужасная гримаса исказила лицо директрисы.

— Что? Или я чего-то недослышала?

— Я в туалет хочу, мне плохо, — выкрикнул Шубин с обидой в голосе.

— Куда ты хочешь?

— В туалет, — нагло повторил Шубин, прижимая руки к животу.

Дети заулыбались, потом послышался смех. Это Лёвка Морозов не выдержал. За ним Туманова, Ларин и все остальные.

Директриса поняла, что проиграла схватку, и закричала:

— Иди!

Шубин покинул актовый зал. За дверью он столкнулся с Изольдой Германовной.

— Ты куда? — спросила та холодным голосом.

— Понимаете, живот схватил, Изольда Германовна.

— Понимаю, понимаю… Многому ты в этой школе, Шубин, научился, и врать в том числе.

— Я не вру, на самом деле. Когда Людмила Афанасьевна так кричит, как перед расстрелом, у меня всегда живот схватывает. Я не люблю, когда кричат.

Изольда Германовна вошла в зал. Дети её не видели, а вот директриса заметила, у неё словно сил прибавилось.

— Вам смешно, — громко крикнула она, и все замолчали, — а вот мне грустно. Шутки в сторону. Несколько человек нашу школу покинули, появились свободные вакансии. И поэтому хочу вам сообщить, что вместе с вами будут учиться новенькие. Войдите, девочки.

И они вошли — обе черноволосые, абсолютно непохожие друг на дружку. У одной волосы кучерявые, у другой прямые.

— Инга Акулова, ученица пятого класса. — Инга Акулова кивнула ребятам. — А это Злата Грубер, ученица шестого класса. Прошу не обижать их. А с хулиганами я разберусь, — директриса взглянула на часы. — Через пятнадцать минут начнутся занятия, а пока все свободны. Знакомьтесь с новенькими.

Девочки, которых представила директриса, оказались очень общительными. Особенно Инга Акулова. Она без умолку трещала, её карманы были набиты сладостями, она раздавала их направо и налево, стараясь угодить каждому:

— У тебя такие красивые волосы! А у тебя глаза замечательные! Мне так твоё имя нравится!

В общем, для каждого, кому она пожимала руку, у Инги Акуловой нашлись и доброе слово, и конфета. Лиза-сладкоежка была вне себя от восторга. Она крутилась возле Инги, внимательно рассматривая новенькую. У той были проколоты уши, и маленькие серёжки сверкали бриллиантами. Лиза смотрела, смотрела, а потом решилась спросить:

— Это что, настоящие бриллианты или стёклышки?

— Самые что ни на есть настоящие. Это серёжки моей прабабушки.

— А-а, — протянула Лиза, с восхищением продолжая рассматривать Ингу Акулову.

— Но если ты хочешь, я как-нибудь дам тебе сфотографироваться в них или даже поносить.

— Хочу, — призналась Лиза.

— Тогда не вопрос, — Инга взяла Лизу за локоть. — А мы, наверное, с тобой будем в одном классе учиться, да? Как у вас здесь, расскажи.

— Было хорошо, пока не исчез старый директор Илья Данилович Преображенский. И девочка у нас пропала.

— Какая девочка? — испуганно заморгала Инга. — Как это — пропала девочка?

— Никто не знает как. А она, между прочим, внучка цыганского барона, совсем не простая. Её дед приезжал, вот был цирк!

— Ладно, потом расскажешь. А кто тот темноволосый, в очках?

— Ларин Пётр, — сказала Лиза.

— А он с кем-нибудь дружит? — поинтересовалась новенькая.

— Со всеми.

— Ас тобой?

Лиза кивнула, пытаясь придать себе вес.

— Ас кем больше всех? — не унималась новенькая.

И Лиза подумала: «Наверное, Ларин тебе понравился» — и тут же брякнула:

— Он с Тумановой Соней дружит. Видишь вон ту, с косой, как у меня?

— Вижу, — слишком придирчиво разглядывая Туманову, сказала новенькая.

Ларин в это время подошёл к Софье:

— Молодец Артём, — сказал он.

— Чего тебе скульпторы сказали? — спросила Софья, бросив быстрый взгляд на Колыванова с Мамонтовым, которые с безучастным видом стояли рядом с Лёвкой Морозовым, а тот, размахивая руками, пытался им объяснить.

Вторая новенькая, Злата Грубер, улыбалась Тарасу Ващенко. Она уже успела пожать всем руки и каждому сказать что-нибудь хорошее.

— Не нравятся они мне что-то, — произнёс Ларин.

— Почему? — удивилась Туманова. — Девчонки как девчонки.

— Не нравятся и всё. Больно любезные и разговорчивые.

— С каких это пор общительность стала недостатком? — спросила Туманова. — Или тебе нравится такое поведение, как у Артёма?

В это время зазвенел звонок.

— Раньше у нас кукушка была, — объясняла Лиза Инге Акуловой.

— Какая ещё кукушка?

— Три раза куковала вместо звонка.

— A-а… Как в лесу, что ли?

— Приятно было. А у тебя больше нет конфет?

— Целый портфель, — сказала Инга, — конфет, шоколада, цукатов. Я сама сладкое не люблю, а так ношу, чтобы угощать.

— А я обожаю, — облизнула губы Лиза, перекидывая длинную косу на спину.

— Все мои сладости — твои, — прошептала на ухо Инга. И на лице Лизы расплылась довольная улыбка. — А учителя у вас хорошие?

— Да, — сказала Лиза, — особенно по специальным предметам.

Акулова понимающе кивнула.

— Будешь сидеть со мной? — поинтересовалась Лиза.

— Если ты не против, то с удовольствием. Спасибо за предложение, — Инга сжала руку Лизы. — Ты мне нравишься.

Дети разошлись по классам, и в учебном корпусе стало тихо. Инга Акулова и Лиза по прозвищу Сладкоежка оказались на уроке математики. За ними сидел Лёвка Морозов с Семернёвым. Урок математики проходил как в обычной школе. Учитель писал на доске примеры, условия задачи, затем к доске вызывался ученик.

Инга Акулова недовольно смотрела на учителя математики.

— Что-то он мне не нравится, — сказала она своей соседке.

— Почему? Нормальный, не очень строгий.

— А мне не нравится. И пиджак у него некрасивый, и усы какие-то дурацкие.

— Ну и что из того?

— Не нравится и всё, — прошептала Инга и под столом передала шоколадную конфету.

— Честно говоря, мне он тоже не нравится, — тут же сказала Лиза.

«Кушай, кушай, — подумала Инга, — скоро ты будешь моей рабой. Будешь служить мне. Нужно только время».

Стараясь не шуршать, Лиза развернула под столом конфету, наклонилась, и конфета оказалась во рту. Лиза стала медленно жевать, блаженно улыбаясь.

— Вкусная? — поинтересовалась Инга.

— Очень! — сказала Лиза.

— Я тебе ещё такую дам.

От учителя математики не ускользнуло то, что одна из учениц во время урока ест конфету. Он строго взглянул на Лизу и покачал указательным пальцем.

Лиза покраснела от стыда.

— Я же тебе говорила, плохой он.

Лиза кивнула, не подумав, что во всём виновата новая подруга, подсунувшая конфету, от которой та не могла отказаться.

— Я ему сейчас устрою, — прошептала Инга Акулова.

— Кто решил все примеры?

Семернёв поднял руку.

— Давай, Александр, — учитель взял его тетрадку и принялся проверять.

Затем руку поднял Лёва Морозов и передал учителю свою тетрадь. Инга тоже решила все примеры и задачи, но руку тянуть не стала. А вот Лиза застряла, она долго думала над последним действием. Учитель морщил высокий лоб и улыбался. У Семернёва, как он и предполагал, ошибок не было. Он закрыл тетрадь, поднял голову и подмигнул Семернёву. А вот Морозов мог допустить ошибку, поэтому учитель, закрыв тетрадь, механически потянулся за авторучкой, которая лежала справа.

Инга Акулова смотрела на сверкающий колпачок. Когда пальцы уже готовы были взять авторучку, та вдруг дёрнулась, отодвинувшись сантиметров на пять.

Учитель взглянул, ничего не понимая, затем потянулся к авторучке. Та опять дёрнулась в сторону. Инга сосредоточенно смотрела на неё.

Семернёв с Морозовым и остальные восемь учеников наблюдали за происходящим. Шутить с преподавателем считалось дурным тоном, и дети не позволяли себе этого. Ведь преподаватели математики, физики, химии, литературы были обыкновенными людьми, не наделёнными сверхъестественными способностями.

Учитель испуганно глянул на учеников, попытался схватить авторучку, но та упала на пол. Он наклонился, чтобы её поднять. Инга Акулова и её соседка Лиза подались вперёд, чтобы наблюдать за учителем математики.

Наконец учитель поднял авторучку. Дунул на неё, снял колпачок. Инга Акулова, ничего не подозревая, стала садиться. Стул дёрнулся, выскользнул из-под неё, причём абсолютно беззвучно. Инга взмахнула руками и села на пол.

Семернёв засмеялся первым. За ним Лёвка, а потом и все остальные.

— Это ты? Ты? — зло сверкая глазами, кричала Инга Акулова, глядя то на Семернёва, то на Лёвку.

— Но ты первая начала!

Инга, даже не спросив разрешения у учителя, выскочила из класса. Лицо у неё было красное, как праздничный воздушный шарик.

— А тебе, Лиза, — Лёвка толкнул в спину Лизу, — мало не покажется, если ей потакать станешь.

— Ребята, ребята, а я при чём? — забормотала девчонка.

— Ну, ты тоже хорош! Такое придумал! — пробурчал Семернёв Лёвке на ухо.

— Пусть знает наши порядки.

— Она же голову могла разбить!

— Я за этим следил, напрасно волнуешься.

Учитель математики раздал тетради. У Семернёва с Морозовым ошибок не было, а вот у Лизы задача была решена неправильно. Вместо двух задач на дом ей задали четыре.

Лёвка довольно потирал руки.

— Так тебе и надо! Ты не Лиза, а Подлиза.

Девочка показала язык и погрозила кулаком.

— А я знаешь, что, Морозов, сделаю…

— Что?

— Я на вас директрисе пожалуюсь.

— Давай, беги, — крикнул Семернёв. — Ей только это и надо. Тогда учти, с тобой все разговаривать перестанут.

— Подумаешь!

С приходом новенькой среди ребят начался раздор.

В кабинете Светланы Катионовны вовсю хозяйничала Элеонора Аркадьевна. Вместо красивых, нежных цветов, украшавших подоконники кабинетов, появились горшочки из чёрной глины с шарами кактусов и незнакомыми растениями. Картины с облаками, летящими по синему небу, и морскими волнами тоже были сняты со стен. Лишь гвоздики напоминали о том, что ещё совсем недавно вот здесь, в простенке между окнами, был морской пейзаж, а рядом — небо. Вместо штор на окнах появились жалюзи и тяжёлые чёрные шторы от потолка до пола.

— Она, наверное, и мебель выкрасит в чёрный цвет, — пробурчал Ларин, садясь на своё место.

Все были недовольны изменением интерьера. Ребята переживали за свою любимую Светлану Катионовну.

— Надо будет её цветы забрать, — сказала Туманова, обращаясь к Тарасу Ващенко.

Зазвенел звонок Его звук как-то непривычно сотрясал воздух, и сразу же хотелось чихать. Дверь кабинета распахнулась, и вошла Элеонора Аркадьевна, огромная, в шляпе и тёмных очках. Не здороваясь, она поставила на стол что-то довольно громоздкое, похожее на большую коробку, только на коробку была накинута тёмная ткань.

— Ну, здравствуйте, — наконец сказала Элеонора Аркадьевна и как можно приветливее улыбнулась. Её глаза закрывали солнцезащитные очки, и поэтому оценить искренность улыбки было невозможно. — Давайте знакомиться поближе.

Учительница раскрыла классный журнал и ярко накрашенным ногтем принялась водить по строчкам, называя фамилии учеников. Дошла очередь до Ларина. Он поднялся. Элеонора Аркадьевна с полминуты смотрела на него сквозь тёмные стёкла и тихо прошептала:

— Так вот ты какой, Ларин Пётр. А я почему-то представляла тебя другим. А ты ещё, оказывается, совсем маленький. И лоб у тебя не такой высокий, как мне представлялось. Садись, — махнула она пухлой рукой.

Ларин сел.

— А чего это она на тебя так долго смотрела? — поинтересовалась Туманова.

— Я бы и сам хотел знать.

— Мымра какая-то! — буркнула Туманова.

— Злата Грубер, — прозвучала фамилия новенькой девочки.

Та быстро вскочила со своего места.

— Очень приятно. Надеюсь, ты уже познакомилась с ребятами?

— Да, — сказала Злата.

— Судя по оценкам, вы все учились очень хорошо, кто-то лучше, кто-то чуть хуже, — ласково заговорила Элеонора Аркадьевна.

«Почему ей директриса не сделала замечание? Вырядилась, как на дискотеку. Вся сверкает, переливается. Шляпа дурацкая, очки, украшений два вагона», — подумала Софья.

— Кто из вас может сказать, что находится здесь? — пухлая ладонь Элеоноры Аркадьевны легла на предмет, скрытый под чёрной тканью. — Hv, думаем, думаем. Не кричать, поднимайте руки.

Все сидели молча.

— Может, новенькая ответит? Злата Грубер, как ты думаешь, что здесь находится?

Толстые пальцы в многочисленных перстнях Элеоноры Аркадьевны зашевелились. Странно смотрелась рука, лежащая поверх чёрной ткани. Казалось, она существует отдельно от хозяйки.

— Я думаю, под тканью находится что-то… — Злата Грубер посмотрела в потолок, словно на нём написана подсказка, сощурила глаза и сказала, глядя на свои отражения в тёмных стёклах очков: — Клетка.

Губы Элеоноры Аркадьевны зашевелились, вначале сложились в букву «О», затем растянулись на всё лицо.

— Правильно. Молодец. Под чёрной тканью клетка. А кто может сказать, что находится в клетке? Ну, думайте, думайте… Это напрямую связано с нашими занятиями, с тем, что мы сегодня будем изучать.

Ларин и Туманова переглянулись. Тарас, сидевший за спиной Ларина, издал странный звук, похожий на мычание.

— Ващенко, кажется, ваша фамилия? Что вы думаете?

«А у неё хороший слух», — подумал Ларин.

Тарас поднялся:

— Элеонора Аркадьевна, а я не гадалка.

— Я и не прошу отгадывать, я прошу сосредоточиться и увидеть.

— Это невозможно, — сказал Ващенко.

— Тогда смотрите.

Как фокусник на сцене, Элеонора Аркадьевна сбросила чёрную ткань с клетки, внутри которой висели вниз головой три летучие мыши. Ларина передёрнуло: с летучими мышами у него были связаны не самые лучшие воспоминания.

— Ну, что мы видим?

— Летучие мыши, — сказал Ващенко.

— Фу! Летучие мыши, — прошептала Туманова.

— Какие хорошенькие! — воскликнула Злата Грубер.

— Тебе нравятся? — подхватила Элеонора Аркадьевна.

— Очень! Они такие велюровые, мягкие. Говорят, они очень умные?

— Да, летучие мыши — существа не глупые. Они единственные в мире млекопитающие, умеющие летать. Запомните это.

— А можно их потрогать? — воскликнула Злата Грубер.

— Погодите. У вас будет возможность изучить их как следует.

— Мерзкие создания! — прошептал на ухо Софье Ларин.

— Вы что-то сказали, Ларин Пётр? Если желаете, можете произнести это вслух. Думаю, всем интересны ваши комментарии.

«Слух у неё, как у летучей мыши», — подумал Ларин.

А Софья написала на листочке бумаги: «Говори потише, а лучше вообще молчи».

— Энергия бывает как положительная, так и отрицательная. Вас всё время учили тому, чтобы получать положительную энергию из космоса. Это устаревшая методика. Важна энергия вообще, и неважно, с каким она знаком — плюсом или минусом. Я научу вас преобразовывать отрицательную энергию в положительную, то есть в полезную для вас. И когда вы этому научитесь, вы станете сильными. Вы сможете выжить в любых условиях, вы научитесь подпитываться энергией от всего, что вас окружает, от всего живого, так, как это делают они, — Элеонора Аркадьевна открыла клетку, взяла одну летучую мышь. — Они питаются кровью и нападают на добычу ночью.

«Какая гадость!» — подумал Ларин.

— Они вампирят! — воскликнул Тарас Ващенко.

— Это плохое слово, мне оно не нравится. Давайте его пока не будем употреблять. Злата Грубер, ты хотела рассмотреть летучую мышь? Вот, пожалуйста.

Злата протянула руки, и Элеонора Аркадьевна положила в них серый комочек с перепончатыми крыльями.

— Ой какая хорошенькая! — угодливо воскликнула Злата. — Они прелестны, эти маленькие создания! Они изумительны!

— Вы должны их полюбить, — говорила учительница, доставая из клетки вторую, а затем третью мышь. — Вот, поиграйте с ними! А затем мы посмотрим, как они себя ведут ночью, в полной темноте.

Были задёрнуты все шторы, и в руке Элеоноры появился маленький фонарик с очень тонким лучом. Когда луч погас, послышался писк и свист.

— Не бойтесь, — звучал завораживающий голос учительницы, — они на вас не станут нападать. Они сейчас сыты, я их покормила. И вот ещё что: они никогда не ударятся, даже в кромешной тьме, потому как они пользуются не глазами, а…

Дети не слушали учительницу. Софья сильно сжала в темноте руку Ларина. И Пётр догадался: девочка очень боится сладкого голоса новой учительницы, противного, как писк летучих мышей.

— Не бойся, — прошептал он на ухо Софье.

И вдруг в воздухе что-то зашипело и возникла белая полоса, как след в небе за реактивным самолетом. А затем за ней последовала яркая короткая вспышка, и одна из летучих мышей шмякнулась прямо на пол. Учительница вскрикнула и бросилась открывать окно. Она зацепилась за стул. Раздался грохот, визг, смех, писк летучих мышей, носящихся по классу.

Когда зажгли свет, все увидели, что летучая мышь с обожжёнными крыльями лежала на полу. Трясущимися руками Элеонора Аркадьевна подняла её, стала осматривать повреждённые перепончатые крылья. Ларин оглянулся на Мамонтова. Тот смотрел на него и улыбался как ни в чём не бывало. На лице же Савелия Колыванова застыло грустное выражение, словно ему было искренне жаль маленькую велюровую летучую мышку.

Когда же волнения улеглись, Элеонора Аркадьевна зловеще прошептала:

— Значит, так. Вы решили объявить мне войну? Ну что ж, я ваш вызов принимаю. Посмотрим, кому будет хуже.

Зазвенел звонок. Учительница покинула класс с клеткой в руках.

— Зачем вы так, ребята? — обернувшись к классу, сказала новенькая Злата Грубер. У неё в глазах стояли слёзы.

— А тебе что, жалко её? — спросил Колыванов.

— Она как лучше для вас хочет. Какие вы, право, жестокие!

— А она, можно подумать, добрая? — возразил Дмитрий Мамонтов. — Добрая-предобрая, только вот чёрные очки не снимает.

— Зачем вы так?! — все тем же молящим голосом воскликнула Злата. — Откуда вы знаете, может, у неё болезнь глазная?

Об этом ребята не подумали. А что если на самом деле у учительницы болят глаза от резкого света или ещё чего-нибудь в этом роде. Софье стало стыдно за своё поведение.

Она подошла к Злате:

— Успокойся, мы её обижать не будем. А что у неё с глазами?

— Не знаю, — ответила Злата.

— А ты откуда приехала?

— Из Калининграда.

— Никогда там не была. Наверное, красивый город?

— Ничего такой. А перед этим я в Норвегии с родителями жила.

— Где именно?

— В Норвегии… У нас домик был на фьорде.

О том, чем занимаются родители, где работают, в этой школе спрашивать было не принято.

— А ты откуда?

— Из Питера и из Москвы сразу, — сказала Софья.

— Такое бывает?

— Мои родители на два дома живут.

— А я в Москве никогда не была, только по телевизору видела.

— Ничего, съездишь ещё.

— Ав Питер нас будут возить на экскурсии?

Туманова пожала плечами, давая понять новенькой, что пока ещё ничего не ясно — всё изменилось с приходом нового руководства школы.

— Раньше возили чуть ли не каждую неделю, а теперь…

— А что теперь? — спросила новенькая.

— Директор пропал, Земфира исчезла, да и всякая ерунда творится.

Она взглянула на стол, где ещё несколько минут назад сидела новая учительница.

— Ладно, пойдём, сейчас «физра» будет. Надеюсь, кимоно твоё уже висит в спортзале.

— Какое кимоно?

— Наш Спартак Кимович восточные единоборства преподаёт — кун-фу, айкидо, каратэ.

— Ой как интересно! — обрадовалась новенькая и радостно заморгала.

Ларин сидел на полу, по-турецки сложив ноги. А перед ним в беспорядке, как показалось Артёму, были расставлены шахматы, не на доске, а прямо на полу.

— Ты чего? — спросил он у Ларина. — Крыша поехала, что ли? Тут же клеточек нету.

— А мне клеточки и не нужны, они у меня по воображаемым клеточкам ходят.

Шубин обошёл Ларина со всех сторон, присел на корточки, заглянул в глаза, помахал перед лицом, дважды щёлкнул и сказал:

— Реагирует. Значит, пациент скорее жив, чем мёртв.

— Да жив я, жив, Артём! Не отвлекай, я думаю.

Артём взял книгу и принялся читать. А Ларин сидел на полу, покачиваясь из стороны в сторону. Иногда его рука замирала над какой-нибудь фигурой, даже прикасалась к ней, а затем оставляла на месте. Поверх книги Шубин следил за приятелем.

— Объясни-ка ты мне эту игру. Может, лучше в нормальные шахматы сыграем?

— Отец меня учил, Артём, во всех поступках искать смысл. Вот я и стараюсь представить себе… А вообще, иди сюда, садись рядом.

Шубин уселся, так же по-турецки сложив ноги.

— Что у нас сейчас происходит в школе? Я попытался разложить все фигуры на белые и чёрные. Белые — это наши, а чёрные — это их. И возглавляет чёрные фигуры, как ты думаешь, кто?

Шубин смотрел на расставленные перед ним шахматные фигуры.

— Правильно, — сказал Ларин, прикоснувшись пальцем к чёрной королеве. — Я, когда смотрю на неё, почему-то сразу воображаю заколку и очки.

— А голос?

— И голос тоже. А вот эта ладья, знаешь кто?

— Нетрудно догадаться. А почему ты думаешь, что не наоборот? — спросил Шубин.

— А вот это физрук, — Ларин поднял коня, затем вернул на прежнее место. — Правда, он не в кимоно, но представить себе не трудно.

— Хорошо, а дальше что?

— Я думаю, что чёрные постараются нас использовать в своих интересах. Мне кажется, — прошептал Ларин, — что и новенькие с ними. Хотя пока это неясно, но вскоре Злата и Инга скорее всего будут с ними. Зачем они их в школу зачислили? И мыши-вампиры в школе появились не случайно. Я думаю, что, если директриса ещё пару раз к себе Туманову вызовет на дружескую беседу, она её окончательно лишит воли.

— Что-то делать надо, слышишь, Ларин? Я ведь ещё здесь, родители решили оставить меня в школе до зимних каникул. Так что ты не один.

— Пока не один.

Пётр вздохнул, затем толкнул в плечо Шубина, и они рассмеялись, хотя настоящего повода для веселья не было.

— А знаешь что, Артём, — лежа на полу, прошептал Ларин, — я думаю, нам надо сдаться.

— Как сдаться? — не поверил услышанному Артём.

— Прикинуться, что мы такие хорошие, мягкие и пушистые, как мышки летучие.

— Бр-р-р! — фыркнул, отстраняясь от Ларина Шубин. — Ты что такое несёшь?

— Мы должны подчиниться.

— Я не буду, ты меня даже не уговаривай. И остальным скажу.

— Послушай, Артём, — голос Ларина стал строгим, — мы должны прикинуться, что во всём согласны с директрисой и её новыми порядками. Мы должны усыпить её бдительность. Представляешь, ведь мы даже из школы выйти не можем, у нас руки связаны. А когда они потеряют бдительность…

— Что тогда?

Договорить не дала Софья Туманова, которая, дважды стукнув в дверь, влетела в комнату. Мальчишки как лежали на полу, так и остались лежать.

— Ты чего? — спросил Ларин.

— Вот вы тут лежите, а там опять эти… бегают.

— Кто?

— Да эрдманы мерзкие! Они уже везде — и на первом этаже, и на втором, и, наверное, на крыше сидят. А мы ничего сделать не можем.

— Рогатку у меня директриса отобрала. А какая была рогатка, Туманова! Ты бы пару раз из неё выстрелила…

— И не хочу я про твою рогатку, Артём, думать. Мне мама звонила.

Ребята тотчас приподнялись, встали с пола, сели на кровать.

— Ну, и что?

— Есть очень интересная информация. — Ребята смотрели на Туманову выжидающе. — Моя мама знает нашу директрису. И Элеонору Аркадьевну тоже знает.

— И что она говорит? — осведомился Шубин.

— Говорит, что они учились в одном классе, а затем вместе куда-то уехали.

— А куда, она не знает?

— Но они и тогда были злыми. Так что рассчитывать на что-либо хорошее нам не приходится. И если мы сами себе не поможем, помочь нам некому.

— Поможем, — сказал Ларин и принялся объяснять Тумановой, как следует усыпить бдительность новой директрисы и втереться к ней в доверие.

— Я этим заниматься не буду, — категорично заявила Софья. — А вы как хотите.

— Она же тебя, Соня, опять усыпит.

— Не усыпит. Я не поддамся. Я уже не буду такой глупенькой.

— А это от тебя не зависит.

— Зависит. У меня кое-что есть, но я вам пока не скажу. Пойдёте смотреть эрдманов? Там пару новеньких появилось. Любопытные, между прочим, экземпляры, с чешуёй на спине.

— Бр-р-р! — сказал Шубин.

— Пойдём, Артём, глянем. Врагов следует знать в лицо и в спину.

Шубин тоже поднялся. Руки у него чесались.

— Взять бы рогатку да пострелять в этих мерзких тварей!

Но не успели ребята выйти из комнаты, как погас свет. Ларин подошёл к выключателям и принялся щёлкать.

— Стой, Соня, в коридор не ходи, — удержал девочку Шубин. — Сейчас включат свет, так не бывает, чтобы долго электричества не было.

— Ой, смотрите, смотрите! — воскликнула Соня, подбегая к окну.

За окном началась такая метель, что деревьев в десяти метрах от здания не стало видно. Сплошная пелена снега вертелась за стеклом.

— Ничего себе! — прошептал Ларин. — Я такого в жизни не видел. Прямо каша манная.

И тут раздался грохот. Ребята вздрогнули.

— Что это? — спросила Соня.

— Не знаю, взрыв какой-то…

Громыхнуло ещё и ещё раз.

— По-моему, это гром, — не слишком уверенно сказал Шубин.

— Точно, гром!

— Зимой? Это невозможно.

— Возможно, — сказал Ларин, отвечая на вопрос Тумановой. — Ещё как возможно!

Он стоял у окна, окаменев. С громом и молнией были связаны самые плохие воспоминания в его жизни. Он ненавидел грозу.

Высоко в небе полыхнула молния. Снежинки вспыхнули в фосфорическом свете, но от этого света воздух прозрачнее не стал. Деревьев так и не стало видно.

— Такое впечатление, — сказала Софья, — что наша школа, как «Титаник», медленно идёт ко дну. Скоро рыбы за окном появятся, и мы медленно утонем.

— Что же со светом? — Шубин открыл дверь в коридор. Там было темно. — Эй! — громко крикнул он. — Что, нигде света нет? Эй, эй, дежурные, сделайте свет!

— Нет света, — раздался из темноты отражённый эхом голос.

— Кто это кричит? — спросил Шубин у Ларина.

— Не знаю, — передёрнул плечами Пётр. — Дверь лучше закрыть на ключ.

Ребята сидели в тёмной комнате за запертой дверью и смотрели в окно. Иногда вспыхивала молния, и холодный свет на несколько мгновений заливал комнату, делая лица ребят белыми, а самих ребят похожими на привидения. Чёрные тени, как бархатные крылья, метались по стенам.

— Кто-то дышит за дверью, — прошептала Туманова.

Пётр повернулся, посмотрел на дверь, затем, повернув ключ, открыл.

— Не бойся, здесь никого нет.