Ларин Петр и фабрика волшебства

ГЛАВА 4

На людном вокзале в Питере Ларин Пётр простился с новыми друзьями и остался в одиночестве в незнакомом городе, наедине с тревожными мыслями. Вначале следовало узнать, где находится указанное на конверте почтовое отделение и как до него добраться. О почтовых отделениях лучше всего знают на почте, туда и зашагал мальчик. Девушка с фиолетовыми волосами и в очках, оправа которой была подобрана под цвет волос, сидела за стеклянной перегородкой. Она явно скучала.

Мальчишка подошёл к окошку. Девушка повернула голову, глаза у неё были ярко-синие.

— Не будете ли вы так любезны, не подскажете ли пятьдесят четвёртое почтовое отделение?

В её руках появилась толстая потрёпанная книга. Девушка принялась указательным пальцем с длинным намани-кюренным ногтем, выкрашенным фиолетовым лаком, перелистывать страницу за страницей.

— О, есть! Так это далеко…

— А как до него добраться?

— Как до него добраться, я не знаю. У нас машина развозит письма. — Клавдия Евдокимова! — крикнула фиолетовая девушка, останавливая проходящую по узкому проходу полную женщину в синем сатиновом халате. — Вы всё знаете. Подскажите, пожалуйста, как до пятьдесят четвертого п/о добраться?

— Есть два пути. Первый — электричкой, а второй — автобусом до посёлка. Что конкретно тебя там интересует?

— Школа номер семь.

— А, знаю, для одарённых детей.

От посёлка до школы шагать и шагать, причём через лес. Километра четыре, — ответила полная женщина.

На трамвае Пётр доехал до автовокзала. Он боялся пропустить свою остановку, поэтому питерские пейзажи за окнами трамвая не интересовали его. Подскакивая, позванивая на стыках рельсов, старый добрый трамвай доставил мальчика и ещё кучу дачников с вёдрами, корзинами и лопатами на автовокзал.

Объявили посадку на автобус.

Устроившись на заднем сиденье, мальчик поинтересовался:

— Скажите, а до поселка Приозёрск далеко ехать?

Пожилые супруги с пластмассовыми вёдрами на коленях посмотрели на мальчишку:

— Час, не больше.

В Приозёрск автобус прибыл по расписанию, минута в минуту. Посёлок находился в старом сосновом лесу. Дощатый вокзал размещался на центральной площади, тут же был небольшой базарчик. Торговали яблоками, грибами и овощами. Продавцов было больше, чем покупателей.

Автобус, последний на сегодняшний день, развернулся на пыльной площади и покинул посёлок. Сразу же стало тихо, грустно и пустынно. Пётр огляделся по сторонам, поправил на плече лямку рюкзака.

— Ну а теперь куда? — сам у себя спросил мальчик, направляясь к старушке, торгующей грибами.

Поначалу старушка приняла Петра Ларина за покупателя. Она взялась нахваливать грибы:

— Ни одного червивого, утром собрала. Грибы как на подбор.

— Хорошие грибы, — похвалил товар мальчик с видом знатока. — Мне школа нужна.

— Какая? Та, что за лесом на графской фабрике?

На мгновение Пётр задумался, а затем отчётливо произнес:

— Номер семь.

— На графской фабрике. Как же ты до неё доберёшься?

— Что это за фабрика такая?

— Была у графа фабрика, до революции ещё.

— А потом что? — задал вопрос Пётр.

— Потом ничего. После революции фабрику закрыли, а дворец графа сгорел. Деревянный он был, а вот фабрика осталась, она из красного кирпича, — старушка объясняла всё очень толково. — Вот если бы утром рано, когда я в лес по грибы шла, я бы тебя проводила. Лес там большой, старый, грибной. Смотри, не заблудись.

И старушка принялась объяснять.

Все приметы, рассказанные разговорчивой старушкой, в голове Петра Ларина начали путаться. Камень, сосна, в которую ударила молния, просека, тропинка, болото с клюквой…

«Как-нибудь доберусь», — подумал мальчик.

Огромные сосны загадочно шумели и поскрипывали. Мальчик с рюкзаком за спиной шёл по песчаной дороге, переступая через корни огромных деревьев. Он думал о том, как будет разыскивать Соню Туманову, что ей скажет при встрече, пытался угадать, что ответит она, и совсем забыл о приметах. Миновал камень, лишь скользнув по нему взглядом, прошёл мимо сосны, расщеплённой ударом молнии, загляделся на пёстрого удода, перелетавшего дорогу.

Свернул не в ту сторону, куда следовало. Лес становился всё глуше и глуше, дорога постепенно сужалась. Под ногами был уже не жёлтый песок, а густая зелёная трава. Ветви орешника смыкались над дорогой, делая её похожей на тёмно-зелёный тоннель.

Затем Пётр Ларин свернул ещё раз. Плутая час по лесу, он понял, что заблудился. Под ногами захлюпала вода, запахло болотом.

Он сел на поваленное дерево, упёрся локтями в колени, обхватил голову руками. Уже смеркалось. Становилось страшно в лесу, но в какую сторону идти, Пётр не знал.

— Да будь ты проклято, болото! — сказал он.

Собрав волю в кулак, опираясь на суковатую палку, он побрёл прямо через кусты. На песчаную дорогу вышел уже почти без сил. Впереди он увидел что-то светлое.

«Лошадь», — подумал мальчик, ускоряя шаг.

Но это была не лошадь, а большой белый камень, тот самый, о котором говорила старуха с базара. У камня путешественник перевёл дух, собрался с мыслями, восстановил в памяти слово в слово весь рассказ торговки грибами.

Он вышел из лесу, когда солнце уже село. Над горизонтом взошла огромная ярко-жёлтая луна, похожая на огромный шар, зависший над землёй. В здании графской фабрики светилось несколько высоких окон с решётчатым переплётом.

«Вот она, школа номер семь!» — обрадовался он.

Мальчик побежал к ней.

Железные ворота оказались заперты, и Пётр, вцепившись в прутья руками, принялся их исступлённо трясти, при этом он кричал:

— Эй, есть здесь кто-нибудь? Откройте, пожалуйста!

Над воротами покачивался тяжёлый замок.

— Ты чего кричишь? — тяжёлая ладонь легла мальчику на плечо, заставив его вздрогнуть. Перед ним стоял мужчина в высоких резиновых сапогах с лопатой в руке и тонким деревцем, выкопанным прямо с корнями.

— Мне школа нужна.

— А ты кто такой? — строго спросил мужчина, поправляя на голове старую фетровую шляпу.

— Ларин Пётр, — ответил мальчик.

— Что тебе здесь надо, Ларин Пётр, в столь поздний час?

— Я в лесу заблудился, — принялся объяснять мальчик. — Я приехал в посёлок на автобусе. А в Питер на поезде из Москвы.

— Большую дорогу проделал!

В руке у мужчины появился тяжёлый ключ.

— Ну проходи, Ларин Пётр. Раз уж ты добрался до школы, дождись утра. Сейчас ты никуда не пойдёшь, ночь на дворе. Ступай за мной, — закрывая замок, произнёс мужчина приятным мягким голосом.

Вскоре они добрались до трехэтажного кирпичного здания, обсаженного цветами, которые источали в ночи пронзительный аромат. Невысокое крыльцо, тяжёлая деревянная дверь, и мальчик с мужчиной оказались в залитой тёплым светом маленькой прихожей.

— Преображенский Илья Данилович, — представился мужчина.

Только сейчас Пётр заметил маленькую седую бороду клинышком и круглые старомодные очки.

— Ты не стесняйся, снимай свой рюкзак, ставь на тумбочку. Не бойся, никто ничего не возьмёт. Проходи. Наталья Ивановна, у нас гость.

В двери появилась женщина с приветливой улыбкой на лице.

— Это Ларин Пётр, — представил гостя Илья Данилович своей супруге. — А это моя жена, — и повторил имя и отчество: — Наталья Ивановна.

В столовой над столом висел абажур с золотой бахромой, и от его света помещение выглядело очень уютным. Наталья Ивановна поставила на стол чашки, тарелки.

— Садись, где тебе удобнее, — Илья Данилович отодвинул стул.

Ларин сел, положив руки на колени.

Стены столовой были украшены различными бабочками и жуками, наколотыми на металлические шпильки. Маленькие, большие, яркие, пёстрые или почти серые насекомые замерли на стенах.

— Вы что, здесь и живёте? — спросил Ларин.

— И живём, и работаем, — ответил Илья Данилович.

— Вы, наверное, учитель биологии?

— Нет, это не я учитель биологии, — мягким тёплым голосом сказал Илья Данилович, — моя супруга преподаёт биологию, ботанику, зоологию и анатомию.

— А вы? — спросил Ларин и попытался сквозь стёкла очков увидеть глаза Ильи Даниловича. Ему это удалось.

— Я директор школы. Через несколько дней начнутся занятия, поэтому мы тут и хлопочем.

— А где же все дети?

— Приедут, — сказал директор.

— Они что, здесь и живут?

— Живут, когда учатся, на каникулы уезжают. Ты в каком классе учишься?

— Должен был пойти в шестой, — ответил Ларин.

— А учишься хорошо?

Ответить не дала Наталья Ивановна. Она поставила на стол поднос с едой.

— Что ты гостя мучишь своими вопросами? Вначале человека покормить надо, он ведь устал с дороги, а потом расспрашивай. Какой-то ты, Илья Данилович, странный, словно сам никогда в лесу не плутал.

— Приходилось, — ответил директор школы. — Только я не в этом лесу плутал, а в том, где всё совсем по-другому, — задумчиво произнёс Илья Данилович, подвигая чашку к мальчику.

В чашке оказался не чай, а какой-то отвар, очень вкусный, сладкий, цвета янтаря.

— Ты устал, это придаст тебе силы, — сказала Наталья Ивановна. — А потом поешь. И спать будешь крепче.

Вкус и запах напитка напомнил Петру Ларину больницу и то горькое снадобье, которое заставила выпить бабушка. Он не стал спрашивать, что это, и выпил целую чашку.

— Я уже сыт, спасибо, — сказал Пётр, чувствуя, что вот-вот заснёт.

Наконец-то он был в тепле, безопасности, и ему казалось, что всё плохое миновало и ничего скверного с ним не случится.

— Да ты уже засыпаешь, — сказала хозяйка и взглянула на мужа. — Илья Данилович, я постелила мальчику в твоём кабинете, так что проводи его, будь любезен.

Кабинет директора школы ничем особенным Петра Ларина не поразил. Старый кожаный диван с круглыми валиками, дубовый письменный стол, огромный, как стол для игры в бильярд, шкафы с книгами. Над диваном на стене висели многочисленные старинные карты. Это были карты звёздного неба, чёрные, с белыми точками и едва заметными линиями, соединяющими эти точки. Названия созвездий и планет были написаны на латыни.

Глаза закрылись сами. Он уже не слышал, как в комнату вошла Наталья Ивановна, погасила свет и тихо прикрыла за собой дверь. Супруги Преображенские сидели в столовой, пили чай и разговаривали.

— Знаешь, по-моему, он хороший мальчишка.

— Да, только в жизни ему не повезло.

— Что с ним случилось?

— Он недавно отца потерял.

— А мать у него есть? — спросила Наталья Ивановна, глядя в глаза мужа.

— Мать у него есть, но она не с ним.

— Так что, выходит, он сирота?

— Да, — сказал директор. — Он всегда был очень одинок.

— А друзья у него есть?

— Нет, — сказал директор.

— Никак не могу привыкнуть, что ты так много знаешь. Уже тридцать лет живём вместе, а я каждый день удивляюсь.

— Не пойму только, что он здесь делает? — задумчиво произнёс Преображенский, рисуя на скатерти пальцем загадочный знак, похожий на завиток панциря улитки.

— Что ты собираешься с ним делать?

— Я ещё не решил. Но чувствую, основные события впереди.

Илья Данилович устроился в кресле, положив на колени толстую книгу в деревянном переплёте с пожелтевшими страницами, испещрёнными цветными буквами.

Наталья Ивановна решила выстирать одежду мальчика, чтобы та к завтрашнему утру высохла. Она опустила брюки в воду, замочила их и только тут спохватилась: «А карманы-то я не посмотрела!» При этом она механически продолжала тереть намыленную ткань. Она запустила руку в карман и извлекла потрёпанный конверт. Часть бумаги сильно истрепалась, но адрес школы прочитывался.

Наталья Ивановна насухо вытерла руки и направилась к мужу:

— Хочу тебе сказать: он искал нашу школу! — Наталья Ивановна протянула на ладони влажный истрёпанный конверт.

— Действительно, искал. Как это я сам до этого не додумался?

— Ну не всё же тебе дано знать, иногда и я могу помочь.

Утром, когда солнечный диск золотым краем показался над лесом, мальчик открыл глаза. Он лежал и смотрел на карту звёздного неба, проговаривая названия планет и созвездий.

Наталья Ивановна радушно встретила мальчика, усадила на то же место, где он сидел вечером. Сейчас, при дневном свете, столовая выглядела совсем обычной. Да и Наталья Ивановна показалась ему намного моложе.

— Все дети должны есть овсянку, хотя и не все её любят.

— Я люблю, — признался Пётр и сразу вспомнил, как не хотелось вставать, когда отец будил его по утрам. Сейчас он согласился бы на всё, лишь бы отец был рядом.

Из глаз Ларина покатились слёзы.

На подоконниках росли цветы, которые были необычных расцветок и источали тонкий аромат. Хотелось подойти к каждому горшочку и рассмотреть цветок.

В коридоре свернули направо и остановились перед дверью с блестящей ручкой. На двери красовалась металлическая табличка с единственным словом — «Директор».

Ларин поднял руку и трижды постучал.

— Входите, Ларин Пётр, — раздался знакомый голос.

Толкнув дверь, мальчик вошёл в кабинет. Наталья Ивановна осталась за дверью. Кабинет директора был огромным, как класс. Мебель казалась маленькой, даже какой-то кукольной. Большой директорский стол, а от него в направлении двери второй длинный стол со стульями. Напротив окон во всю стену располагались стеллажи, закрытые стеклом. Там за стеклом на прозрачных полках стояли всевозможные призы, дипломы, грамоты. Справа у двери вешалка, на ней одиноко висела широкополая шляпа.

— Проходи, Ларин Пётр, присажиснял очки и принялся вытирать их руками — так, как это делают все дети.

Наталья Ивановна сделала вид, что не заметила, как плачет мальчик. Она появилась в столовой, когда Пётр доедал кашу и ложка звякала о дно тарелки.

— Илья Данилович просил, чтобы после завтрака ты зашёл к нему.

— Куда? — задал вопрос Ларин.

— В кабинет, в школу. Я тебя провожу.

Они обошли здание, поднялись на высокое крыльцо и остановились перед массивной дубовой дверью. Справа у двери висела металлическая табличка: «Специализированная школа № 7 для одарённых детей». Тяжёлая дверь открылась на удивление легко и бесшумно. Широкий коридор, золотистый паркет, бело-голубой потолок с нарисованными облаками. Когда мальчик шёл по коридору, то ему показалось, что потолок стеклянный и он видит летящие над собой облака.

«Может, на самом деле в этой школе учатся инопланетяне или уж очень правильные вундеркинды», — подумал он. вайся, — указал на стул директор.

В этом огромном кабинете с высоченным потолком, огромными окнами Ларин почувствовал себя совсем маленьким, беспомощным ребёнком. Он отодвинул тяжёлый стул, уселся, положил руки на стол.

— Ты убежал из дому? — строго произнёс Илья Данилович.

— Да, — признался мальчик.

— Это не очень хороший поступок, ведь тебя, наверное, ищут. Ты никому не хочешь сообщить, где находишься?

— Это будет зависеть от результатов нашего с вами разговора, Илья Данилович, — произнёс Пётр Ларин и сам удивился, как по-взрослому он построил фразу.

Кончики губ директора слегка приподнялись вверх, а глаза за стёклами очков сузились, и под очками прорисовались лучики морщинок.

— Ив чём же будет заключаться наш разговор, молодой человек?

Пётр передёрнул плечами, сцепил пальцы рук так, как это делала Соня Туманова.

— Я не хочу учиться в своей школе. Мне там очень плохо и одиноко. У меня там нет ни одного друга, ни одного человека, который меня понимает.

— А откуда у тебя такая уверенность, Ларин Пётр, что здесь тебя поймут? И откуда тебе известно о существовании этой школы?

— В газете прочитал.

С лица директора мгновенно сползла добродушная улыбка, а прямо над переносицей возникла вертикальная складка.

— Это в вашей нехорошей школе научили тебя врать?

— Простите, — выдавил из себя Пётр.

— Давай говорить как взрослые. Если один человек обращается к другому с какой-нибудь просьбой, он должен быть искренним. Ты убежал из дому; возможно, у тебя есть на это веские причины. В нашей школе свои правила, и мы не можем брать всех, кто хочет здесь учиться.

— Это что, очень дорого?

— Оплата здесь ни при чём. Здесь учатся одарённые дети. Чем ты можешь блеснуть, Ларин Пётр? Может быть, ты музыкант или художник, пишешь стихи или сказки?

Пётр Ларин побледнел: никаких очевидных талантов у него не было.

— Я умею играть на фортепьяно, но не очень хорошо, хотя слух у меня есть.

— Можешь продемонстрировать?

Мальчик огляделся, но инструмента в кабинете директора не увидел.

— Сейчас, — вставая из-за стола, сказал Илья Данилович.

Он подошёл к стене и ловко, словно открывал дверь в купе, отодвинул панель. За простенком стояло старинное пианино, резное, инкрустированное лунным камнем, с бронзовыми бра по бокам. В подсвечниках даже оказались свечи с оплывшим воском.

«Графское, должно быть», — подумал Пётр и, робея, подошёл к инструменту.

Он умел играть одну-единственную вещь — мелодию из музыкальной шкатулки с балериной и оловянным солдатиком на одной ноге. Мама была прекрасной пианисткой, и мальчик заучил мелодию механически.

Ларин сел, поднял крышку и уверенно нажал правой ногой бронзовую педаль, а затем опустил пальцы на клавиши. Он сыграл, ни разу не сбившись, ничего не перепутав. Когда последний аккорд ещё звучал, Пётр с облегчением опустил руки на колени.

— А вот это сможешь? — перед глазами мальчика появились ноты.

— Я не умею играть по нотам, — признался Пётр, — а эту мелодию меня научила играть мама. Это была её любимая мелодия.

— Почему была? — заглянув в глаза мальчику, спросил директор.

— У меня мама пропала. А папа погиб совсем недавно.

Илья Данилович почувствовал, что мальчик очень волнуется. Он заметил, как начали дрожать его пальцы, как глаза стали влажными, вот-вот по щекам покатятся слёзы, а на лбу выступили капельки пота.

— Понимаешь, Пётр Ларин, я не могу тебя взять в нашу школу. Мы принимаем только одарённых детей, очень одарённых. Ты замечательный мальчик, умный и добрый, но извини, я не могу нарушить правила. Для того чтобы учиться в этой школе, у тебя должен быть какой-нибудь талант.

Пётр Ларин развернулся на вертящемся стульчике лицом к двери и шёпотом произнёс, глядя на дверь, которая вдруг стала для него прозрачной:

— А почему они нас подслушивают?

— Кто? — шёпотом поинтересовался Илья Данилович, не сразу догадавшись, о чём говорит мальчик.

— Мужчина в спортивном костюме и женщина с белыми волосами.

Илья Данилович на цыпочках обошёл письменный стол, приблизился к двери и резко распахнул её.

— Ой! — вскрикнула женщина с белыми волосами, отскакивая от двери. Мужчина в синем спортивном костюме быстро зашагал по коридору.

— Изольда Германовна, вы уже получили учебники по английскому?

Преподавательница с белыми волосами покраснела и смущённо закивала.

— Да, спасибо, — сказал Илья Данилович, закрывая дверь.

Сейчас он смотрел на Ларина совсем по-другому. Он приблизился к мальчику, приподнял очки на лоб.

— Ты хочешь сказать, что знал, что они стоят за дверью и подслушивают?

— Нет, я случайно увидел.

— Через дубовую дверь?

— У меня это иногда бывает, когда очень волнуюсь и чего-то очень жду.

— Кто тебя этому научил?

— Никто, это происходит само собой. А ещё я могу проходить через турникет в метро.

— Я тоже могу проходить через турникет в метро! Бросаю жетон и прохожу.

— А я не бросаю жетон, не вставляю проездной билет.

— Так что, ты пользуешься своим даром в корыстных целях?

— Нет, — отрицательно затряс головой Пётр. — Мама говорила, что если очень нужно, то можно.

Илья Данилович всё ещё сомневался. И мальчик это почувствовал. Он так крепко сцепил перед собой пальцы, что хрустнули и побелели суставы. Зажмурил глаза, несколько раз качнулся.

— Наталья Ивановна сейчас готовит куриные котлеты и варит компот из слив. Серый кот вошёл на кухню и намеревается стянуть кусок мяса, а Наталья Ивановна не видит. Как бы её предупредить? А, поздно уже, — расцепив пальцы и выдохнув из себя весь воздух, сказал мальчик.

— Пойдём-ка со мной, — Илья Данилович обнял мальчика за плечи, и они вдвоём быстро зашагали по пустому коридору.

Когда они обошли здание, огромный серый кот лежал на крыльце и пожирал куриное крыло. Илья Данилович остановился, укоризненно покачал головой, погрозил коту указательным пальцем.

Хозяин опустился на корточки перед котом и укоризненно сказал:

— Я тебе сколько раз говорил, воровать — последнее дело! Ведь попросить же можно!