Ларин Петр и фабрика волшебства

ГЛАВА 2

Двенадцатилетний мальчишка Пётр Ларин сидел в небольшом безлюдном скверике рядом со станцией метро. На противоположной стороне сквера, на скамейке под старой липой, сидела девчонка. Голубые джинсы, белая футболка, синие кроссовки. Рядом яркий жёлто-чёрный рюкзак, на шее наушники от плеера, пристёгнутого к ремню. В общем, самая обыкновенная московская девчонка. Она кормила золотистыми чипсами иссиня-чёрную ворону. Птица была огромная, Петру она даже показалась больше, чем рюкзачок.

«Ну и ну, — подумал он, — клюв, как кузнечные щипцы! Такая и палец откусит, не моргнув глазом».

Ворона громко каркнула, а девочка засмеялась, тряхнула головой и мгновенно преобразилась. Длиннющая коса, перекинувшись через плечо, свесилась чуть ли не до самой земли.

«Ничего себе! — удивился Пётр. — Как она с такой косой ходит? Её же дверями в метро или в автобусе защемить может».

Теперь девочка уже не казалась Петру обычной. Ни у кого не было таких длинных волос.

«Прямо русалка какая-то!» — изумился мальчик.

Пётр прислушался.

— Ну вот скажи мне, зачем ты прилетела? — учительским тоном заговорила девочка, обращаясь к вороне. — Я уже большая и сама, без твоей помощи решу свои проблемы. Вос-питалка нашлась! Давай топчи чипсы и улетай.

Ворона повертела головой, словно отказываясь от предложенного угощения.

Клюв, как ножницы, несколько раз открылся. Ворона прыгнула.

— Будешь ты мне рассказывать! Глупости всё это!

«Ничего себе, с птицей разговаривает! — не переставал удивляться Пётр. — Можно подумать, что та её понимает!»

— А вообще-то и я поступила бы точно так же, — продолжала девочка, забрасывая длиннющую косу за спину. — Я бы тоже пришла тебе на помощь. Ладно, мир. Ты хоть знаешь, что после себя убирать надо?

Ворона зажала клювом пустой пакет, подлетела к урне, бросила его, а затем вернулась на прежнее место. Девочка заметила, что за ней наблюдают, что-то прошептала птице, и та улетела.

«Ну и дела!» — подумал Пётр Ларин, вставая со скамейки и направляясь к девчонке.

— Привет, — сказал он.

Незнакомка хмыкнула и произнесла в ответ:

— Привет от старых штиблет.

— Ты чего, с птицей разговаривала? Она у тебя что, дрессированная?

— Когда есть свободное время, дрессирую ворон, голубей, воробьёв.

— Я серьёзно. Я же слышал, ты с ней говорила. Извини, конечно, подслушивать нехорошо…

— Тебе показалось.

«Нет, не показалось, — подумал Пётр, — и пакет от чипсов ты заставила её занести в урну. Ладно, ладно, притворяйся дальше».

— А что слушаешь? — спросил Ларин и указал на плеер.

— Карканье ворон и щебетанье воробьёв.

— Орнитологом стать хочешь? Это учёные, которые изучают повадки птиц.

— Нет, не хочу.

— Может, в цирке хочешь работать, фокусы показывать?

— Я не люблю цирк с детства.

«Взрослая нашлась!» — подумал Пётр.

— А что ты любишь?

— Что люблю? — наморщила лоб незнакомка, свела к переносице чёрные брови и серьёзно ответила: — Очень люблю мороженое с орехами, книги люблю читать. И ещё плавать люблю, но не в бассейне, а в реке или в море.

— Я тоже люблю плавать. Меня зовут Ларин Пётр, — преодолев смущение, сказал мальчик, протягивая руку.

— Туманова Софья, — серьёзным голосом, но со смешком, подыгрывая ему, ответила девочка.

— Красиво тебя зовут. Пойдём, может, мороженого поедим?

— Я уже сегодня два раза ела мороженое, боюсь, горло заболит. А мне мороженое запрещено, голос может пропасть.

— Как это пропасть?

— Заболит горло, охрипну и не смогу петь.

— Ты что, ещё и поёшь? А я вот петь не умею.

— Зато ты, наверное, что-нибудь другое умеешь?

Ларин задумался: что же он умеет делать такое, чем можно поразить Софью? На ум ничего не приходило, и тогда он спросил:

— Ты в какой школе учишься, с музыкальным уклоном?

— Ага, с уклоном. А ты?

— В обыкновенной.

Петру понравилось, что девочка разговаривает с ним доброжелательно, не пытаясь от него избавиться, как это делают одноклассники.

— Тебе тоже в школу идти неохота?

— Почему же, я люблю ходить в школу. У нас там интересно.

— Где это у вас?

Она пожала плечами:

— Далеко, отсюда не видно.

— Так ты чего, не в Москве учишься? Ты нездешняя, в гости приехала?

— Я «здешняя», но учусь в другом городе.

— А мне скучно в школе. Я бы дома хотел учиться. Я отцу говорил, и он вроде бы согласился, но сказал, что я совсем одичаю без коллектива. А мне этот коллектив совсем ни к чему.

— Это смотря какой коллектив.

— Значит, тебе повезло.

— Может, все-таки попробуешь уговорить отца, пока учёба не началась?

— Мы сегодня с ним поссорились. Он меня не понимает, считает, что я совсем ребёнок.

— Ты с мамой поговори.

— Я бы поговорил, но у меня её нет, — Пётр стал серьёзным, словно повзрослел. Девочка понимающе кивнула. — А когда тебе одиноко, ты что делаешь?

— Всем иногда бывает одиноко. Я тогда смотрю на небо или на воду. А ещё лучше смотреть на огонь.

«Да она такая же, как и я, — подумал Пётр Ларин. — Я ведь тоже люблю смотреть на облака, летящие по небу, меняющие свои очертания, или на звезды ночью, или в огонь.

— У меня есть бабушка, — сказал он, — мамина мама. Все думают, что она «не в себе», а она очень добрая и очень меня любит. Но папа не хочет, чтобы я к ней ездил. Она интересно рассказывает…

— О чём? — спросила Софья.

— Обо всём на свете: о камнях, травах, цветах, деревьях, животных, птицах. Мне иногда кажется, что она может с ними разговаривать.

— Они, по-твоему, разговаривают? Хотела бы я услышать, как разговаривает скамейка, на которой мы сидим. Наверное, у неё противный скрипучий голос, — Софья улыбнулась, прищурила карие глаза.

И Петру показалось, что эта странная девочка знает что-то такое, чего он не узнает никогда. Она старается казаться обычной, такой, как все, хотя на самом деле, она другая, словно она «оттуда».

— Ты с какой планеты?

Туманова рассмеялась.

— Яс Луны свалилась, разве не видно? Я же с вороной разговариваю. У нас на Луне все вороны говорящие, и деревья там не молчат, и камни тоже.

— Нет на Луне никаких деревьев и ворон тоже. Там вообще воздуха нет.

— Ну вот, ты сам и ответил. Если там нет воздуха, как же я могу жить на других планетах?

— Кажется, я догадался: ты прилетела из будущего?

— Почему из будущего? Может быть, из прошлого.

— Тогда тебе, наверное, лет сто.

Возможно, ребята съели бы по мороженому и наговорились бы вдоволь, если бы в сквере не появились хулиганы. Они шли, толкаясь и размахивая руками, громко переговариваясь. Они остановились, увидев сидящих на скамейке ребят.

— Что, молодёжь, отдыхаем? — сказал рыжий в веснушках детина в широченных штанах с множеством накладных карманов.

— Отдыхаем. А что? — ничуть не смутившись, ответила Соня.

— А мы в дороге поиздержались. Подкиньте-ка деньжат.

В кармане Ларина лежали деньги, которые отец оставил на поход в магазин. Девочка потянулась к своему жёлто-чёрному рюкзачку, но рыжий детина ногой в огромной кроссовке сбросил его со скамейки на асфальт. Его приятель, тощий, длинноволосый, в болтающейся байке из толстой, как спецовка, ткани, сплюнул под ноги и нагло начал расстегивать чужой рюкзак.

— Отдай! — крикнул Ларин, пытаясь вырвать его из рук.

— Ты чё лезешь, малыш? Сидеть! Сейчас в лоб тресну, и очки развалятся.

— Ребята, отдайте рюкзак, я вас очень прошу! — дрожащим голосом сказал Ларин.

— Очкарик, заткнись! Ты мне уже надоел. Колян, разберись с отличником.

Колян взял Петра за плечи и тряхнул, очки упали под ноги.

Хулиганы громко и развязно заржали. Они понимали, что мальчишка с девчонкой никакого сопротивления им не окажут.

— Ну чё у неё в сумке? — спросил рыжий. — Есть что-нибудь интересное?

Тощий, похожий на помойного кота хулиган перевернул рюкзак вверх дном и вытряхнул содержимое прямо на асфальт. Пётр Ларин вырвался из рук Коляна и изо всех сил ударил рыжего в грудь. Тот от неожиданности ойкнул. Софья, до этого молча сидевшая, вдруг резко встала. Её длинная тёмная коса перелетела через плечо. Она подняла над головой левую руку, резко взмахнула ею. И спокойным, каким-то не детским голосом обратилась к хулиганам:

— Ребята, я вас очень прошу, прекратите.

— Колян, ты глянь, какая смелая!

— Просит. Она нас п-р-о-с-и-т!

Колян растопырил пальцы, медленно поднося их к лицу Софьи.

— Будешь выступать, малышка, мы твою длинную косичку чик-чик и отрежем, сделаем тебе модную причёску. Правда, рыжий?

— Ага, — прохрипел тот. Он держал Петра, сжав ему рукой горло. — Обрежем! В два счёта обрежем!

— Не трогайте её, я вам отдам деньги! У меня есть.

— Мы и сами возьмём. Спонсор нашёлся!

Колян подвёл растопыренные пальцы к глазам Сони. Сонины брови сошлись к переносице, лицо побледнело. Она резко разжала свои пальцы, словно разрывая невидимую ткань. При этом девочка смотрела прямо в глаза Коляну.

Хулигана начало трясти, руки упали как плети, он зашатался, завертел головой, рот приоткрылся, и он стал медленно оседать.

Рыжий развернул Ларина к себе лицом и изо всей силы ударил кулаком. Пётр отлетел в сторону. Последнее, что он увидел, так это падающего на землю Коляна и рыжего, закрывавшегося руками от медленно приближающейся к нему Сони Тумановой.

— Кончай! Ты чего делаешь? — рыжего трясло, словно бы к нему был подключён ток. Зубы стучали, глаза вылезли из орбит, волосы торчали дыбом. Тот, который напоминал ободранного кота, понял, что дело принимает странный оборот и, как подобает пугливому коту, сиганул в кусты и исчез.

— Забирай его и уходи, — сказала Софья Туманова, глядя в глаза рыжему, и опустила руку.

Хулигана перестало трясти. Он опустился на колени к корчащемуся на асфальте приятелю. Держась друг за друга, пошатываясь и прихрамывая, нарушители спокойствия удалялись.

Но Пётр Ларин этого всего не видел.

Странная девочка подошла к нему, положила ладонь на лоб.

— Я пошла, Ларин Пётр.

От ладони Софьи Тумановой исходило невероятное тепло.

Девочка принялась торопливо запихивать разбросанные вещи, вытряхнутые хулиганом из рюкзачка. Маленькая записная книжка, связка ключей с блестящим брелоком, авторучка, зеркальце, маникюрные ножницы, в несколько раз сложенная газета, странный пластмассовый кружочек размером с крупную монету с удивительной сердцевинкой: с одной стороны ярко-красный, с другой — тёмносиний. Она взяла его, подержала несколько секунд в ладони, бросила в рюкзак. Оглянулась на нового знакомого, сидевшего под деревом с закрытыми глазами, и быстро зашагала к метро.

Ларин открыл глаза и зажмурился. Солнце, выскользнувшее на мгновение из-за туч, било прямо в лицо. И ему пришлось прикрыть глаза ладонью.

«Это её фенечка, — догадался мальчик, — наверное, выпала из рюкзака».

Он наклонился, поднял и увидел у чугунной ножки скамейки прямоугольный конверт с тёмно-синей маркой. Поднял и его. Конверт был не запечатан, уголки истрепались, видно, долго его носили в сумке. Письма в нём не было. Пётр поправил очки, рассматривая надписи. Получателем значилась Туманова С. Далее следовал адрес: Ленинградская область, Приозерский район, почтовое отделение 54, школа № 7.

«Вот она, школа, в которой учат инопланетян! И не на Луне она находится, а в Ленинградской области — под Питером» — это было открытием для Петра.

Ларин бережно спрятал фенечку и истрепанный конверт в карман.

Трёхкомнатная квартира на третьем этаже двенадцатиэтажного дома встретила Петра гнетущей тишиной. Ларин посмотрел на телефон.

«Знать бы её номер, — подумал он. — Нажал бы клавиши и поговорил. Хоть бы узнать, всё ли у неё в порядке».

— Соня! Соня! — позвал он, отрывая ладони от лица.

Рядом никого не было, ни трёх хулиганов, ни девочки. Лоб был горячим, как утюг. Придерживаясь за шершавый ствол липы, Пётр поднялся.

— Очки, — произнёс он, подслеповато оглядываясь по сторонам.

Наконец очки отыскались. Они лежали под скамейкой. На удивление, они не разбились, не сломались, никто не растоптал их. Теперь мир приобрёл отчётливые очертания: скамейка, липа, цветы на клумбе.

«Может, они утащили её с собой, гады? Надо что-то делать! — от этой мысли холодок побежал по спине, на лбу выступили капли пота. — Нет, я же слышал в конце её голос, кажется, она прощалась со мной. Куда же делись хулиганы?»

Пётр сжал виски ладонями и попытался восстановить картину произошедшего. Последнее, что вспоминалось, так это странный, немигающий взгляд Сони Тумановой и испуг, застывший на лице дрожащего Коляна. Под ногами валялась яркая фенечка с одним круглым, как фасолина, камешком янтаря.

Он позвонил в справку — так, как это делал отец, и старательно, сымитировав свой голос под взрослого, пробасил в трубку:

— Будьте любезны, подскажите телефон или адрес Тумановой Софьи.

Доброжелательный женский голос на другом конце провода вежливо переспросил фамилию, попросил немного подождать, а затем с досадой в голосе сообщил, что людей, носящих фамилию Тумановы, около двух с половиной тысяч в Москве.

— Адрес скажите.

Адреса Пётр Ларин не знал.

— А вы мне без адреса скажите несколько телефонов.

— У нас слишком много Тумановых, молодой человек.

Мальчик положил трубку и подумал, что искать Софью Туманову по телефону бесполезно. Оставался лишь мятый конверт с адресом школы, в которой наверняка училась его новая знакомая.

«И что же делать? — подумал он, глядя на бесполезный телефонный аппарат. — По этому адресу можно написать письмо, но получит она его не раньше первого сентября. Значит, через две недели. Такие встречи случайными не бывают. И вообще, в жизни ничего случайного нет, так говорила мама. Во всём, что происходит, есть скрытый смысл, но не каждому дано разгадать его, постичь тайну».

— Вот и мне не дано, — вслух сказал Пётр. — Ничего, времени ещё хватает, надо подумать.

Мальчик вошёл в свою комнату и остановился перед фотографией мамы. Грустные карие глаза, добрая улыбка, тёмные волнистые волосы, ^гакие же, как у него.

«Ведь ты жива, я это знаю, я в этом уверен. Ну ведь правда, ты жива? Скажи! Кто тебе запретил видеть меня? Я не верю, что больше тебе не нужен, не верю, не верю! Слышишь?» — мысленно обращался он к маме. Мальчику почудилось, что он услышал у себя за спиной очень тихие шаги. Так могла ходить только мама. Она всегда входила к нему в комнату бесшумно, словно влетала на невидимых крыльях.

Пётр прикоснулся горячей ладонью к фотографии и вдруг ощутил тепло, исходящее от снимка.

«Наверное, солнце нагрело. А может быть, и нет. Ты самая красивая, — подумал мальчик. — Мама, милая, добрая, вернись! Ты самая-самая!»

Пётр вздрогнул, заслышав телефонный звонок.

«А если это она, Софья Туманова? — подумал он. — Ведь разговаривала же она с вороной, так почему бы ей не узнать мой номер?»

Мальчик схватил трубку, прижал к уху, глубоко вздохнул и дрогнувшим от волнения голосом крикнул:

— Алло! Слушаю!

— Это я, привет, — отец старался не выдавать волнения в голосе, говорить спокойно, обыденно. Но по каким-то едва уловимым ноткам Петру показалось, что отец волнуется и ему стыдно. — Нас с тобой на выходные Дроздовы пригласили.

— На дачу? — спросил мальчик.

— Да. Павел Леонидович говорит, что и Кристина приедет, так что скучать тебе не придется.

Кристина, считавшая себя продвинутой, не нравилась Ларину. Она считала его занудой. Он не носился на роликах, не выпендривался на скейте. Прикид, так она называла одежду, у мальчика был «не клёвый». А ещё Дроздова любила хвастаться своими знакомствами. Ларин-младший понимал: она свой человек в любой компании. Дроздов-старший объездил полмира, где он только не побывал!

На бревенчатых стенах дачи висели большие цветные фотографии: Павел Леонидович на фоне египетских пирамид, в горах Непала, на Великой Китайской стене, на мосту в Нью-Йорке, с узкоглазыми монголами в степи, с чернокожими африканцами. Сфотографированные люди были его пациентами. Все они были обязаны жизнью московскому врачу-кардиологу. С Петром Лариным отец Кристины мог разговаривать о чём угодно. Кристинка же никогда не слушала рассказы отца. Подарки, привезённые ей из многочисленных поездок, её интересовали гораздо больше.

— Хорошо, я согласен. Ты ведь тоже поедешь? А то мы в последнее время лишь по утрам за завтраком встречаемся.

— Поеду, — уже миролюбиво произнёс отец. — Так ты меня не жди, я буду поздно.

— Я это уже понял.

Положив трубку, подросток подошёл к книжному шкафу, взял деревянный ящик с шахматами, высыпал фигуры на стол и принялся их расставлять. Фигурки были старинные, костяные, очень тонкой работы. Прадед Петра Ларина по материнской линии привёз шахматы из Германии, где воевал во время второй мировой. Они стали семейной реликвией. Вполне возможно, что этих королей, ферзей, пешек касались пальцы какого-нибудь немецкого барона.

«Я двину королевскую пешку», — белая пешка шагнула вперёд. Чёрные ответили тем же ходом. Постепенно передвигая одну фигуру за другой, опуская их с мягким стуком на белые и чёрные квадратики поля, Пётр совсем забыл о времени, погрузившись в игру.

Сквозняк открыл балконную дверь, надул портьеру. Пётр бросился закрывать, и в это время в зал, шумно хлопая крыльями, влетела птица. Вазочка, стоявшая на комоде, упала на пол и разбилась.

От неожиданности мальчик вскрикнул, прижался к стене. Серый голубь, такой обычный на улице, в квартире выглядел огромным.

— Эй, стой, остановись, ты мне всё разобьёшь. Слышишь?

Серый голубь с оранжевыми глазами устроился на углу книжного шкафа. Птица испуганно вертела головой. Мальчик вздохнул. Он медленно отодвинул штору, настежь открыл дверь на балкон.

— Что, страшно в неволе? Давай вылетай!

Голубь повернул голову немного набок и, как показалось Петру, с интересом посмотрел на него.

«Интересно, а может, и эта птица разговаривает? Может, это привет от Сони?» — подумал он.

— Ты, случайно, не друг вороны из сквера, которая разговаривала с Софьей Тумановой? — Петру показалось, что голубь покачал головой. — Оказывается, ты понимаешь, что я у тебя спрашиваю?

Мальчик осторожно двинулся к шкафу, боясь испугать птицу.

— Дверь открыта, я тебя не задерживаю, так что давай улетай.

Голубь не двигался. Он выглядел как скульптура, украшающая шкаф. Пётр сходил на кухню и вернулся с куском батона. Он покрошил его и протянул птице.

— Хочешь — угощайся.

Голубь заурчал, постукивая коготками, и перебрался на другое место.

— Что, боишься? Я не сделаю тебе ничего плохого, хотя наказать тебя, в обшем, стоило бы. Ты же вазу разбил, а отец подумает, что это я. Улетай. Всё равно разговаривать ты не хочешь, и, судя по всему, ты не голодный. А если голодный, зачем прилетел? Голуби в квартирах не живут. Где твой дом? Небось, на чердаке где-нибудь?

Голубь продолжал урчать, следя оранжевыми глазами за каждым движением маленького человека. Затем птица перелетела на стол, прошлась по нему, увидела своё отражение в зеркале, висевшем на стене, и испуганно взметнулась. Пётр замахал руками. Серый голубь вылетел в распахнутую дверь и растворился в сиреневом полумраке.

На душе стало ещё тревожнее, сердце сжалось.

Засыпать пришлось одному, отец вернулся поздно, когда Пётр уже погасил свет во всей квартире. Мальчишка сделал вид, что не слышал, как отец открыл дверь в его комнату. А потом отец долго сидел на кухне. Работала вытяжка. Петру хотелось выйти, поговорить с отцом, но гордость удерживала его в постели.

«Хотел бы поговорить — раньше пришел бы…» — решил он.

Ларин-младший так напряжённо смотрел на стенку, отделявшую его от кухни, что даже глаза заболели. И тут внезапно стена стала для него прозрачной. Он увидел отца с сигаретой в руке. Струйка дыма тянулась к вытяжке.

«Снова я вижу сквозь стены, — подумал мальчишка. — Раньше такое уже случалось, но, когда я рассказал об этом маме, она сказала, что так делать нельзя. Это то же самое, что подсматривать в замочную скважину…»