Лёд Апокалипсиса

Глава 22 Пятый легион

Во внезапно наступившей тишине отчетливо услышал треск. Это включились безбожно громкие внешние динамики клааса.

Неужели Денис решил довериться безумному Климентию и погасить всех «свирелью»? При таком раскладе мы победы не увидим.

Музыкальный увесистый бу-бууум. Медленно и ощутимо пошла музыка, тяжелый рок, ударные, струнные, бог весть, что ещё. Акустика гремела так, что её изготовитель был бы горд за своё творение.

Я временно оглох.

Громко, отчетливо, проникая в черепные коробки каждым звуком, каждой буквой и словом, запел мужской брутальный голос:

Тяжёлый, я бы даже сказал тяжеленный — русский рок.

Пулемёт. Щелчок в режим «огонь». Взвод. Патрон в стволе. Упор. Плечо вперёд. Руки по местам. Прицел, свожу. Приготовился. Рядовой Осоедов к стрельбе готов!

Пулемёт единственное оружие способное нивелировать численное преимущество врага. Конечно, это не совсем так. Эта истина времён Первой Мировой. Но я крепко верил в пулемёт из-за одной конкретной показательной демонстрации.

Сцена «пулемётчика» из кинофильма «28 панфиловцев» одна из лучших сцен в кино. Не только в конкретном фильме, а вообще во всем кинематографе. Так сказать, всех времён и народов.

Ближе к финалу. Кульминация. Сцена имеет дохрена подтекста. Когда показывают пулемётчика, в напряженный момент сражения, когда бой почти проигран, вы можете нажать паузу и сказать — что не так?

О чем кричит это быстрое молчание картинки?

Пулемётчик один, его напарник погиб. Рубашка оружия сбита. Всё и вся перемазано в грязи и крови. Он ранен, возможно контужен. Это значит, что до этого он хладнокровно и упорно «выкапывался», рядом с телом своего товарища, преодолевая боль и дезориентацию, ставил «максима» на станок, заряжал ленту.

И он начал стрелять. Бить. Вести огонь. В одиночку он кладет на землю всю атакующую немецкую пехоту. Бьет, бьет и бьет, так что летят куски снаряжения и людей.

Останавливает стрельбу. Секунда, вторая, третья. Немцы воюют технично, хорошо. Они возобновляют атаку.

А пулеметчик вновь начинает стрельбу. Он бьет, бьет. Делает паузу и снова стреляет. Снова. Снова. Его пули находят свои цели, выбивают прижатых к израненной земле пехотинцев. Убит, убит, убит. Покойник.

Он не говорит ни слова. Не хмурится, не скалится, не улыбается, не печалится. В глазах его сама смерть. Холод равнодушной ненависти и уверенность неотвратимой смерти. Без слов и внешних эмоций он кричит — я убью всех! Положу ваш вермахт. Приводите всех, до последнего, у меня хватит ярости, огня и патронов на каждого. Смерть.

И оставшимся в живых становится страшно. Им должно быть страшно. Они бегут. Потому что страшен гнев пулемётчика.

И, что классически, в итоге, в льняной ленте торчат последняя пара патронов. Ну, убегающие этого уже не узнают.

Такова власть пулемёта в таком мире, где всё просто — убей или будь убит.

А ещё, за эти насыщенные насыщенные событиями секунды наш стрелок-снайпер добежал и плюхнулся на позицию. Кабыра не нужно учить воевать.

Ловлю в прицеле платформу с артиллерией врага. В едином порыве нажимаю на гашетку. Долю секунды мне казалось, что ничего не происходит, что инструмент мой замерз, заклинил или не сработал. Мало ли что могло произойти. А потом поток взбешённых пуль вырвался вперёд.

За мгновение поле боя превратилось в мой личный тир. Тугие удары снесли обслугу артиллерии, повёл стволом вправо, летели куски обшивки, стёкла, высекались искры, моя швейная машинка прошивала навылет каждую единицу техники.

«Бу-бух»! Один из вездеходов сдетонировал, полыхнув жирным бензиновым огнем, подпрыгнув и завалившись набок.

Снова перевёл ствол и деловито изрешетил ещё один внедорожник и переключился на трехосный грузовик. Мой мозг от напряжения, казалось, мог видеть глазами полёт каждой пули, удар от попаданий. Выложив несколько очередей в топливный бак грузовика, понял, что не сдетонирует, прошёлся очередью по границе между бортом и снегом. Раздался нестройный хор негодующих голосов. Ага, твою мать! За грузовиком залегли, суки! Прошёлся ещё раз. И ещё. Слева шевеление, перевожу прицел, бью туда. Теперь, короткими, по всему что кажется мне ещё живым.

— Громыхают сверхмощные колонки.

Ярость переполняет меня. Океан гнева, излитый в освинцованные стальные пули. Как смели вы, сучьи дети явится на мою землю! Смерть. Смерть. Смерть! Никаких колебаний, никаких сомнений!

Сверху, «с небес», размеренно и расчетливо хлопает ВСС. В какой-то момент выстрелы сменяются на раскатистые хлыстовые выстрелы СВД.

Какафония автоматчиков из окон Уюта. Подняты в бой матом Иваныча, пользуясь тем, что боевики притихли, размеренно и прицельно давят атакующих.

Кабыр всё лупит. Долгая пауза. И снова смерть сверху.

Бой окончен менее чем за пару минут. Крики. Мелькания в сторону проёма между корпусами. Бегут? Бегут, сучьи дети!

— Денис, давай двигай по правому краю, — ору я осипшим голосом, вцепившись в пулемёт. Вообще в кабине приличная звукоизоляция, плюс музыка не замолкала ни на секунду. Но трактор плавно дернулся.

Колонки заканчивали трек песни.

— Мы помним тебя, пятый легион, — прошептал я так, чтобы меня услышали только гордые души тех павших воинов, о которых пела песня.

Перехватил свой вальтер, чтобы при необходимости добить шевеление на поле боя.

Убежать пытались не более десяти человек. Точнее не скажешь, потому что, когда из-за углового корпуса выкатились мы (и всё ещё генерируя пугающе громкие звуки русского рока), беглецы залегли в снег, где их и встретила смерть от огня стрелков с крыши углового корпуса. Мой пулемёт если и застрелил, то только двоих.

Ни один собачий хрен с поля боя не ушёл.

Стремительно темнело, кто-то включил ранее не виданную мной заводскую систему освещения. В месиве снега, распростёртых тел, крови и кусков автомобилей слышались отрывистые злые команды. Это Иваныч с Ханом проверяли, добивали, распределяли, подстегивали. Чтобы не расслабляли булки бойцы лагеря имени Фрунзе.

Размашистой поступью, к нам двигался Кабыр. СВД за спиной, заряжает магазины ВСС. Движения как всегда плавные, быстрые, засмотреться можно. А мы так и стояли, источая пар, с открытой кабиной, в которой ругался Климентий.

— Босс, сражение ещё не завершено! Босс, нападавшие доложили о неудаче непосредственно в командный пункт, своему руководителю «Тётя Оксана». И я полагаю, что, если мы не добьем гнездо фракции гопников, они вернулся снова. В настоящий момент эта группировка направили значительные силы к нам, они временно дезориентированы и ослаблены. Сейчас наиболее удачное время для контратаки.

Заглянул в глаза к подошедшему Хакасу, Денису, который всё так же вальяжно сидел за рулями. Поискал там бессловесный ответ на немой вопрос об идее нейросети. Так-то он прав, говорилка навигационная. Мои бравые парни смотрели решительно, зло. Всё ясно. Кивнул.

— Клим Ворошилов!

— Я Климентий.

— Да как скажешь. Свяжись по рации с группировкой из ЖК Парковый, они тут рядом. Скажи, что мы громим гопарей, и если они хотят присоединиться к веселью и разграблению, то самое время. Кабыр в кабину, Ден на рулях. Я, несмотря на мороз, «на спину» трактора. И короб пулемётный второй дайте, перезаряжусь. Погнали наказывать злодеев.

В кабине Климентий пробубнил, что по своей инициативе сообщит о нашем маневре коменданту и узнает состояние дел на Станции, не подверглись ли они параллельному нападению?

Железный мозг вычислил штабом гопников одиноко стоящее в небольшом парке на краю Старого района здание ДК. Ну, то есть это мы и без сопливых знаем.

Стемнело, долетели за несколько минут. Притормозили на краю парка.

— Какой план? — распахнул для обсуждения левую дверь клааса Денис.

Снежинки игриво кружили над нами, словно сейчас новогоднее шоу, а не война выживших.

— В три рожи здание нельзя штурмовать, гиблое дело. Мы с тобой, Денис Михайлович, кружим вокруг и задорно постреливаем по фасадам. Кабыр втихуя мочит на своей позиции всё что плохо шевелится в окнах. А когда врагов проредим, я заскочу в здание, в подвал и подорву к ебене матери их котельную. Или подожгу. Мне один дядька схему расположения рассказывал, включая топливный бак. Ты этот момент прикроешь из пулемёта. Случится пожар, они сами полезут из всех щелей. Климентий, слышишь меня?

— Безусловно.

— Доложишь, что там пацаны с Паркового. Андестенд?

Хакас занял позицию на занесенном по самую крышу соседнем доме, заполз внутрь окошка, которым когда-то пользовались голуби. Вид ему открывался на штаб гопников под углом, со стороны Старого района.

Врубили музон, полную иллюминацию и я пожалел, что у пулемёта нет режима одиночного огня.

Моя главная функция — как во время фокуса в цирковом шоу, отвлекать внимание на себя, пока Кабыр вносит ощутимый вклад в вымирание человечества. Ночь не была тёмной, к тому же первые несколько минут в ДК даже не догадались выключить свет.

Обстановка тут изменилась. По какой-то причине все машины неаккуратно оттащены в сторону, перед ДК вытоптана большая грязная площадка. Фонари больше не горят, большинство — разбиты. Мы принялись как охотящаяся акула нарезать гигантские неровные круги, я водил стволом и постреливал. Если смотреть на фасад, кажется, что здание кубическое, однако в реальности оно сильно вытянуто. Парадное «лицо», хозяйственный «зад». В филейной части строения встроенные складские помещения, гараж, защищенный громадиной металлических створок.

Пока те или иные рожи показывались в окнах, я стрелял, разносил к чертям стёкла, длинной очередью изрешетил огромный стеклянный фасад ДК. К моему разочарованию он не рассыпался стеклянным дождём, по какой-то причине стекло покрыло сплошной сеткой разрушений, но они остались на месте. Шайсе. Калёные, наверное. Не факт, что мне удалось завалить хоть одного демона.

А вот хакасский охотник активно собирал свою жатву. Вместе мы создавали столько шума, словно нас было человек сорок. Если враги поймут, что их терроризируют всего трое, нам несдобровать, несмотря на трактор и пулемёт.

Свет в ДК вырубился, из здания раздавались бессистемные вопли явно не благодарственного содержания.

Обогнув по большой дуге ДК, Денис внезапно остановился.

— Вот, что говорят. Климентий транслирует.

Раздался слегка дрожащий от искажений голос Вовы из ЖК Парковый. Даже так он немного усмехался, был бодр и оптимистичен.

— Ну, раз у вас так весело, то мы уже в пути. Три минуты, может пять. Как обстановка?

— Климентий, связь на тебе, мне сейчас не до разговоров. Передай что я рад. Покатили дальше, на третьем полно неразбитых окон, на первом шевеление. Лупим. Пусть замерзнут к ебене матери, морозяка за сорок.

В этот момент парадные двери распахнулись, вперёд выскочила женская фигура, одетая не по погоде. Пробежав десяток шагов, споткнулась. В первые секунды чуть не застрелил. Собственно, если бы ствол пулемёта двигался быстрее, так бы и произошло. Женщина пронзительно закричала, вскочила, пригнулась и побежала куда-то вперёд. Следом за ней вывалилась толпа, наверное, человек в сто. Лезли сквозь окна, боковую дверь. Возник невероятный бардак.

— Денис, отходим подальше, это какой-то мирняк, пленники. Ожидаем провокации.

Внутреннее состояние словно у перетянутой пружины. Как люди на войне выдерживали несколько суток боёв подряд? Тут какой-то час и уже на куски рассыпаюсь.

Внезапно слух уловил нетипичный звук. Так. Выстрел не в направлении боя. Ещё два. Собственно, ДК несколько раз пробовало стрелять и каждый раз эти поползновения были подавлены.

— Ден, к Кабыру, пулей!

Поток людей из ДК ослабел. Внутри здания что-то грохнуло, но мы не сильно обратили на это внимание. В момент спортивного старта я чуть было не слетел с трактора, удержался, азартно озираясь по сторонам.

Остановились, Денис ухитрился выскочить и взлететь по сугробу шустрее меня. Пистолет наголо, движения стремительные, еле различимые. Пока я добрался до гнезда монгольского воина, они уже показались наружу.

Дьявол. Кабыр ранен. Он полулежал, цепляясь за ногу Дениса, в отсветах освещения трактора на его животе блеснула кровь. В другой руке ВСС, что-то бормочет, тыча в сторону голубиного окошечка, своей позиции.

Скрежет. Обернулся в сторону ДК. Ворота в хозяйственной части распахнулись и из них показались квадроциклы. Один, два, три, четыре. Мелькают, сконцентрировался на том, чтобы считать. Даже ночью видно, что новенькие, блестящие.

Хакас, всё еще мучающийся от боли внезапно полуприлёг на колени Сёгуна, извернулся и выстрелил. Проследил его залп, усмехнулся. Он сбил одного из гопников на квадроцикле. Шурф. Выстрел. Ещё один повалился.

Наши враги и не собирались ждать пока их проредят. Квадроциклы заревели в стаю воющих глоток, и устремились вверх по улице. Кабыр выстрелил вслед и не попал. Сколько в остатке моторов? Пробежал глазами. Вроде восемь.

Бросив парней, я подбежал в сторону ДК. Вот почему они в какой-то момент перестали отстреливаться. Выгнали заложников как отвлекающий маневр, сами свалили. Как Кабыра ухитрились ранить? С раздражением пнул убитого гопника. Его квадроцикл, как потерявший седока конь завалился набок. Ну-ка. А что второй? Новенькие, блестящие, красивенькие, по снегу маневренные словно зайцы на поле. Второй из них был длиннее и с кузовом.

Вскочил на него, нащупал ключи, завёл. Понятно, что делать. Взревел двигателем, рванул обратно к парням.

Щелчок фонарика. Пару мгновений мы с Денисом тупо смотрим рану Кабыра. А ещё он отвратительно бледен. Тянет руки, трогает за лица, у самого легкая улыбка. Протягивает ко мне свой плеер с наушниками. Нахрена мне плеер. Чтоб не обижать раненого киваю, сую в карман.

— Кабырчик, родненький, ты соберись. Сфокусируйся на Денисе. Мы вместе столько пережили, не вздумай дуба врезать. От тебя зависит продолжение хакасского рода, не подводи предков. Цепляйся за жизнь, будь добр. Так. Денис, хуй с ним, со всем. Грузим Кабырчика в квадрик. Ветром тащи на Базу. Клим радирует, они подготовятся к приёму. Пусть Марина оперирует, пусть кровь переливает, свежие органы от погибших пересаживает, пусть делает что хочет, но нашего снайпера спасёт. Иначе жить ему не больше получаса, у него ранение в печень, смотри какая кровь черная, это почти гарантированный пиздец. Надеюсь, что ошибаюсь. Погнали. С бандосами я сам разберусь. Сам. В крайнем случае хер с ними, потом добьём. Спаси Хакаса. Очень прошу.

Никто не знает человеческих пределов. Я вот своих до сих пор не осознал. Пять минут назад я помирал от усталости. А сейчас злость затопила всю мою сущность как ударная волна цунами.

Мы перевязали живот раненого, прижали в место попадания пули моток бинта. Погрузили. Я дождался чтобы они тронулись. Даже Вову встретил, правда наше общение уложилось в секунд двадцать. Привет, пока, вот ДК, прости за каламбур. Грабьте и добивайте на здоровье, но я рассчитываю, что долю отвезете нам на Базу. Рабы ваша проблема, Судья свалила со свитой, я уехал их догонять. Да, один. Если что, не поминайте лихом, считайте меня коммунистом.

— Это крайне опасная затея, Антоний, — приветствовал меня в салоне ноутбук.

— Дай связь с Базой. Справишься?

— Мои сигналы слабеют, мы слишком далеко. Попробую.

— Ладно. Лучше займись убежавшими. Может у них есть связь, сколько их, куда собрались.

Отцепил, втащил громадину пулемёта, в салоне немедленно запахло горелым порохом и горячим оружейным маслом. Щелкнул рацией.

— База, это Странник-один, База, это Странник-один, приём.

Голос охрип. Водички бы. Руки горят огнем, дрожат. Врубаю повышенный дифференциал. Погнали за гопарями, вон они какой след мне оставили.

— База, это Странник-один, База, это Странник-один. Иваныч, отзовись, приём.

— Странник-один, это Иваныч, в смысле База. Саныч, где тебя опять хуи носят?

— На концерт поехал посмотреть, который сам же и устроил. Смычковая партия от концерна Калашникова. Не важно. У нас Кабыр затрехсотился, ранение в живот, предположительно в печень. Того и гляди богу душу отдаст. Брось всё, пусть Марина готовит операционную. Его сейчас Денис привезёт, встречай, ворота нараспашку! Секунды дороги. Как слышно меня, приём?

— Слышу тебя хорошо. Операционная готова, она уже одного оперирует, осколочное, но тот стабильный. И куча ранений полегче. Кабыра встретим, ранением займется. Если это вообще возможно, спасем парня. Что там у тебя? Приём.

— Мы разгромили ДК, сейчас туда врываются парняги из ЖК Парковый. Вопрос нескольких минут и база гопников под контролем условных союзников. Они нам за это долю должны. ДК основное гнездо, но не единственное. Остальные в Старом районе сидят, никто носа не высовывает. Если мы шесть десятков при обороне вольнули, плюс сейчас при осаде полтора, ещё убежавших дюжина, то как ни крути гопников осталось несколько сотен. Тётя Оксана с дружками сквозанула в неизвестном направлении, на квадроциклах, их не менее восьми. Преследую, хочу убить, чтобы обезглавить гопников. Приём.

— Береги себя, Саныч. Приём.

— Ты тоже, Иваныч. Приём.

— Конец связи.

— Конец связи.

Тишина. Сглотнул. Воды нет, хоть волком вой.

— Железный мозг, мы сейчас притормозим, я тебя на панель поставлю. Или на кресло, даже пристегну. Будешь своим глазом зырить по окрестностям. Питание подключу, чтоб ты не сел. И давай, запускай свои щупальца, враг всего человечества, мне тут отдельных представителей надо прикончить. Андестенд? Куда вообще эта дорога ведет?

— Йодный проезд огибает Красненское водохранилище, выходит на Запрудную. Дальше можно повернуть обратно в город по Коммунаров, или по грунтовой дороге на север или по другой аналогичной, мимо лесопосадки, на северо-северо-запад. Жилья или иных известных объектов эти два направления не содержат.

— Рассматриваем вариант что свалят обратно в город. Это более логично. Надо думать у них запасная база есть. Прикинь, где это.

— Вычисления не возможны. Слишком много подходящих целей. Пробую засечь их сигналы. Сканирую различные частоты. Но нельзя исключить вероятность и отсутствия связи.

К дьяволу вероятности. Пока что я пер, как смесь танка и охотничьего пса, ориентируюсь по следам. Скорее всего, здорово уступал в скорости. В какой-то момент от переплетенья следов отделился один. А что, если Тётя Оксана бросила своих? Оставила? Чтобы я погнался за ними, а она скрылась?

Окрыленный этой идеей, превратившись в трактор возмездия, резко заложил вираж вправо, между домами.

Ночь давала злодеям хороший шанс сбежать, вот только полный штиль оставлял следы на снегу нетронутыми, а моя иллюминация их безжалостно подсвечивала.

Думаю, не только я это понимал, потому что внезапно впереди взревел и рванул вперёд мотор. Шайсе. Убегает. Я тоже припустил. Узенькая улица по обе стороны занесена снегом, нетронутым, плавным, образуя эдакий аккуратный прямой каньон. Мог ведь высадить своего пассажира, квадроциклы двухместные и четырех. Мог. К черту сомнения, инстинкт охотника гнал меня вперёд. Догоним, видно будет.

— Улица кончается, впереди резкий спуск, — назидательным голосом прокаркал Климентий.

— Местность стала дру… — не успел закончить мысль, потому что мои зубы предательски лязгнули, клаас резко подпрыгнул на торосах и, действительно, устремился вниз.

Технику повело юзом, боком, я сбрасывал скорость, но побоялся тормозить, заметил, как слева мелькнул какой-то объект. Остановился. Так. Клаас жутко устойчив на своих аж восьми колесах. Полевой вариант (в смысле — буквально в поле пахать).

Не глуша мотор, достал АКСУ, передернул затвор, проверил пистолет, снял с креплений свой топор (он теперь крепится за спинкой водительского кресла).

Впрочем, это было излишне. Те, кто убегал от меня, не по-детски кувыркнулись в снег и лёд. Один валялся в неестественной позе. Где тут руки, где ноги, не понятно. Голова приделана к телу, но под неестественным углом. Готов. Присел на колено, пошарил по карманам его куртки. Зажигалка, пистолет ПМ, дюжина патронов к нему, банка ягуара, кусок теплой колбасы в полиэтилене (воняет), планшет с разбитым экраном, нож-бабочка, моток наушников.

Что второй? Водитель (или так называемый пилот) удержался за руль и теперь вбит в кусок льда.

Щелкнул фонариком.

— Ты жива, моя старушка?

Лицо в кровь, глаза бледные, но пытается держать обрез, направленный куда-то в сторону ущербной Луны. Отобрал, он вяло среагировал, попробовал вжать голову в плечи, крутил головой как пьяный.

— Где Тётя Оксана, болезный?

— Я не скажу, не имеете права!

— Это скорая, вы сильно ударились головой. Где ваша Тётя Оксана, вы уже начали говорить? Мы вам поможем, сейчас Семёнов МЧС вызывает.

— Не надо. Она. Они. Просто хотел сбежать. Не убивайте. У меня в кармане водка, доллары, рыжьё. Заберите, только не убивайте.

Вздохнул. Квадрик двухместный, я ошибся, когда погнался за ними. Аккуратно пошарил во внутреннем кармане раненого, обнаружил наполовину початую бутылку. Доллары и золотые украшения проигнорировал. Марку алкоголя впотьмах не рассмотреть, что-то понтовое. Отвинтил, понюхал. Водка как водка. Как поят теленка, напоил раненого.

Тот буровил что-то про неких корешей, сбивался, звал Илюху. Повторенными так и эдак вопросами выудил что «караван» представляет собой четырнадцать человек. Ну, хоть что-то. Куда едут, зачем, ответить толком уже не смог. «Наверное, в могилу». Могила. Видимо, гопнический пессимизм. А может и правда, идентификация конкретного места. Похоронное бюро?

Встал, щелкнул суставами. Этот пассажир ещё жив, но я даже не собирался тратить время на его извлечение. В жопу. Пусть замерзает тут и спасибо скажет, что пьяным.

Мороз стоял жуткий. Половина одиннадцатого вечера. Детское время. Вернулся в кабину.

— Эй, Скайнет, теперь надежда только на тебя.

Климентий мне не ответил. Может, его тоже пришибло скачками?

Вывернул трактор, направил в северном направлении. Какие-то огороды, пустыри. Могу просто сдаться, вернуться домой, на базу. Или продолжить поиски, следы не заметает, они быстрее меня, но запас хода скромный. Укроются в здании, предложу им выдать атаманшу, и пусть валят к ебене матери, а нет, у меня по-прежнему есть пулемёт со вторым полупустым коробом. Или здание подожгу, это я умею, со времён охоты на медведя есть бутылка коктейля Молотова в загашнике.

Тело болит, по ребрам бьет АКСУ. Пить хочется.

В задумчивости открыл банку ягуара. Чёрт, он ещё и алкогольный, совсем забыл. Кашлянул. Я теперь ещё и пьяным разъезжаю. Чёрт, чёрт.

— Дегалло говорил вроде, что надо врага добивать, только мертвый в спину не стреляет. Логично. Как же Кабыра угораздило?

Давно я не путешествовал один. Странник-один…