Лёд Апокалипсиса

Глава 7 Большая прогулка

Ночь. Кто меня остановит?

Правильно, никто.

День тринадцатый, время начало второго. Минус тридцать три. Ветра нет, но снег валит щедро.

Суставы ноют, кожу саднит, но дыхание ровное, желудок вполне себе сыт. Маска охотника, она же «лыжника». На морду жирный крем от мороза. Сверху до низа шеи — балаклава, единственная белая (забрал себе, несмотря на возмущения). И белая же шапка из искусственного меха. Комбез зеленый, тут ничего не поделаешь. Берцы, начистил их ранее найденным бесцветным кремом, три слоя носков. Рюкзак, топор в петли-крепления на спине, пистолет (сам почистил и смазал), тесак (Иваныч мне его подточил), фонарик, бинокль, зажигалка (работает), рация под куртку, перчатки вязаные тонкие, рукавицы замшевые, на шею белый пушистый шарф с цветочками, слегка подсевший телефон-навигатор во внутренний карман.

О том, что ухожу, предупредил дежурного по цеху, он удивился, но вида не подал. Первая попытка ночного рейда.

Клацнул засов шлюза. Поправил рюкзак. Дышу в шарф. Он покроется сосульками и вообще надо придумать дыхательную систему похитрее. Ничего. Погнали.

Спальный район. Туда можно скатиться с одной из разрушенных стен бывшего первого цеха (обратно только вокруг, через «основной ход»). Для начала хочу подтвердить своё самое чёрное подозрение — все умерли. Бреду тихо, неспешно. Смотрю по окнам. Ни огонька, ни движения, ни дымка. Мертвый сюрреалистичный мир. Итак вывод — все или почти все жители Спального района замерзли насмерть.

Дети вместе со взрослыми, супруги молодые, старые, животные с хозяевами, до последнего прижимались друг к другу. Мороз загонял их под одеяла, но достал и там, безжалостно заморозив во сне. Они и сейчас все в постелях и, если выйдут на улицы в качестве призраков — заполонят весь город беззвучным шёпотом. Теперь на всех выживших навечно лежит печать смерти большей части жителей города. Или человечества (что там с абстрактным человечеством я не знал, а вот мёртвый Спальный район не иллюзорно виден). Внезапно вспомнился Аяз. Он бы сейчас ворчал что сигареты кончились. Покрытый испариной Алик, именно таким я его запомнил. Глаза его сестры, осуждающе смотрящие на меня, на всех, кто был там. Что мы целы, а он ранен в живот и лихорадит.

Неожиданно скоро, сверяясь с навигатором, дошёл до улица Кавалерийской, разделяющего Спальный и Старый район. Широкая, с рядом пугающе облетевших деревьев. Наверное, клёны. Стал в приямок. Осмотрелся. Мир светлый, мутный, но всё видно. Снег и лёд отражают почти весь тусклый свет, который исходит от мрачного неба. Облака серые, идёт новый снегопад. Это хорошо, мои следы занесёт. На душе тоскливо.

Если «они» мониторят ситуацию, тут должен быть «наблюдатель». Сколько не всматривался, никого. Ладно, будет опасность, побегу на юг, в сторону Монтажников.

Перебираюсь по снегу, захожу в Старый район. Дома как дома. Чего я ожидал? Хотя нет. Смотришь, много окон выбито. Двери в подъезды смотрят пустыми глазницами. Какое-то хозяйственное строение, на боку железная пожарная лестница. Поднимусь, осмотрюсь.

Весь район низкорослый. Движения нет. Столб освещения. Вздрогнул, на нём неподвижно висит человеческое тело. Сквозь снегопад вижу дым из печной трубы соседнего дома.

Чего мне ночью не сидится? А вот почему. Если ты жук и живешь возле муравейника, то шансов не попасть под муравьёв нет. Кто такие гопники? Сколько их? Не знаю, но пока что они потеряли две дюжины бойцов и не поморщились. Их может быть сто или двести. Даже пятьсот. Две тысячи. Допустим. Проблемы заключаются в том, что такой толпе нужны ресурсы. Еда, вода, одежда, топливо и так далее. И они возьмут их там, где увидят, в привычной своей манере. Словно муравейник будут искать вокруг, постепенно увеличивая радиус поиска и собирательства. А есть ли у них лидер? Если есть, он станет систематизировать поиски, делать записи, обнаруживать «очаги» выживших. И что он станет делать? Налаживать дипломатию, торговать, общаться или захватывать. Всё как в примитивном мире. Криминальные элементы ни с кем торговать не станут. Какова вероятность того, что они вступят в контакт с нашими заводчанами? Ну, может для начала и вступят, но осознав наличие ресурсов — захотят забрать. К ужасу, нашего положения, нас не отделяет река или ущелье или ещё какая-то естественная преграда. Город условно плоский. Им до нас километра полтора. Ничтожно мало. Нам просто повезло что есть другие объекты для мародёрства. Завод окраина, центр должен быть «побогаче».

Спускаюсь. Бреду. Здания кирпичные, низкорослые, мрачные, стоят плотно. В глубине квартала одинокий объект. Карта опознает его как ДК «Космос». Кинотеатр, драмкружок, буфет, кафе, спортивные секции, самодеятельность. Подсвечен огнями. В первое время не мог понять, что не так? Ах да, электричества же нет. Однако упрямый факт наличия искусственного света наводит на мысль, что у них мощные генераторы. Может и своя котельная.

Вокруг ДК парк, почти не занесенный снегом, половина деревьев хаотично срублена, бессистемно стоит множество машин. Грузовики, внедорожники, городская коммунальная техника, несколько бензовозов щеголяет оранжевыми боками. Вот и разгадка про генераторы. Притащили, когда ещё снег не навалил. Мда. На боковом крыльце курили и «тёрли за жизнь» две нестойкие фигуры. Долетали обрывки фраз. Вслушался — ничего интересного.

Внезапно заскрипела дверь, их отодвинул здоровенный жлоб, проигнорировал возмущения и вытащил за цепь какого-то невзрачного доходягу с канистрами. Как пса. Деловито и уверенно, вёл к одному из бензовозов. Достаточно близко ко мне. Внезапная шальная идея посетила меня, и я устремился к «цели» раньше его.

Добежал. Присел, укрывшись за корпусом бензовоза. Идут. Пленник что-то хнычет. Ладно. Огляделся, вроде больше никого. Время почти пять часов.

Дошли, здоровяк пнул пленника ногой. Тот принялся что-то отвинчивать, шуметь и шуршать. Если он наберёт канистру, её можно забрать. Изготовить фитиль из одежды жлоба, пропитать, сделать дорожку, поджечь и вспыхнет сам бензовоз. Может, машины займутся. Заманчиво, но чересчур громко, что не соответствовало моей идее разведки.

Я был за задней стенкой бензовоза, пленник со здоровяком — сбоку. Причем последний расслабленно курил, нарушая технику безопасности. Стоял ко мне полубоком. Три шага до него. Так. Враги ли мне гопники? Вспомнил гаснущий взгляд Аяза. Враги.

Перехватил топор, приготовился и выскочил из своей засады. Замахнулся, рубанул в грудь.

Чёртов рабовладелец протяжно жалостливо взвыл. Ударил ещё раз, в лицо. Вроде готов.

— Что там, Ганс?

Понял, что это к свеженькому трупу обращаются два утырка с крыльца.

— Работай, дохлый! — пробасил я погромче, пытаясь имитировать покойного Ганса. Громыхнул цепью. — Всё путём, непонятки утрясаю.

И нацелил пистолет в лицо пленника.

— Меня зовут омоновец Чебурашка, будем дружить? — прошипел я ему.

Он испуганно и активно закивал.

Вынул цепь из рук Ганса, полез ему в карманы. Кастет, непочатая бутылка Кизлярского коньяка, какой-то ключ, на шее золотая цепочка. Ключ к наручнику пленника не подошёл. Жестом велел бежать. Не знаю когда курильщики захотят проверить своего приятеля. Проклятье, пленник одет слишком небрежно для ночного променада. Сдернул с убитого дубленку и рукавицы. Побежал следом.

Мой подопечный бегал плохо. А выглядел ещё хуже. Стоптанные туфли, какая-то нелепая куртка, пропитанная нефтепродуктами. В переулке накинул на него трофейную одежду и потянул налево, в сторону Монтажников.

Несмотря на ситуацию, я не утерял способность трезво мыслить. Пять утра — воровское время. Думаю, все спят. Но мы оставляем следы и за пленником погонятся. Внутри района натоптано сильно, но оставлять следы в сторону Завода (пусть их и продолжает заносить) в мои планы не входило. Нет. Двигаем в направлении Одеона, оттуда или к ЖК Парковый или ещё куда.

Пробиваю дорогу, пленник за мной. Берегу дыхание, поглядываю через плечо. Выскакиваем на простор улицы, озираюсь как зверь. Никого. Светает. Бежим в сторону Одеона, огибаем, сбавляем темп, проходим мимо какого-то забора, бредём, бредём. Пролазим в огромную дыру. Перед нами какая-то четырехэтажная «сталинка». Вроде далеко ушли. Снег уверенно метёт.

Входим в подъезд (большинство подъездных дверей в городе занесены, но по неизвестной мне причине снег ложился неравномерно, иногда земля было вполне себе голой, наверное, зависело от «розы ветров»), постепенно поднимаемся по этажам. Выбираю квартиры на третьем, которая должна смотреть в сторону Старого района и потенциального преследования. Массивная деревянная дверь. Мельком смотрю на подопечного. Вроде живой и плохого не замышляет. Достаю монтировку. Дверь подается неохотно, уже подумываю выбрать другую. Замерзшее дерево возмущенно трещит. Подается. Фух. Заходим.

Огромные окна сталинки, просторной, трехкомнатной, с шикарной (для девяностых) обстановкой. Окна утеплены какими-то подушками, одеялами, пятнистыми матрасами. Бегло осмотрел обстановку, констатировал что жильцы квартиры отсутствуют, либо мертвы, но трупов в квартире нет. Забаррикадировал дверь, повалив и сдвинув позолоченный шкаф. Пошарил на кухне. Есть какая-то крупа, соль и сахар. Никаких консервов, холодильник пуст. Есть несколько упаковок восточного развесного чая, просроченная упаковка сухого молока, молотый кофе. По привычке кинул их в рюкзак.

— Как вы себя чувствуете, болезный?

— Я Марк Сергеевич.

— И тем не менее?

— Кушать хочется.

— Сварим вам кашки. Полезно, да и нет ничего другого.

— Газ же выключен.

— Ну, есть пара секретов выживания в условиях ледникового периода.

Мне кажется, что с этими испытаниями я стал физически сильнее.

Квартира имела камин. Натуральный, пафосный, украшенный глянцевыми плиточками в цветочек (мещанство), подключенный к дымоходу, действующий. Обнаружить его было легко — в последние дни им кто-то пользовался, топил, не оставляя черных следов на потолке. Значит, дымоход работает, если стужа продолжается, есть шанс что дым не увидят. Вероятно, хозяева сидели тут, грелись, потом свинтили в более удачное место для спасения своей задницы, выгребли холодильник, почти все запасы и самое ценное.

Для растопки я голыми руками сломал стул, потом в несколько пинков расчленил дубовый деревянный столик. Бумаги для растопки не было, но и простыни отлично горят.

Чиркнул зажигалкой, растопил, поставил с краю огня чайник со снегом. Вообще камин сомнительный инструмент для прогрева помещения. Всё тепло улетает «в трубу». Это в большей степени понты. Зато, костёр в квартире — тяга к любованию открытым огнём.

Теперь кастрюля, заполненная в несколько приемов снегом с балкона. Живя (несколько дней) в ледниковом периоде я знал, что полное ведро утрамбованного плотного снега, это где-то четверть ведра воды, а то и меньше. Чтобы заполнить ёмкость, нужно досыпать снег. Вода будет с примесями, с песком, возможно и с упомянутой Августом серой.

Проверил окна. Все заперты, но можно в случае нападения выскочить через балкон и прыгать в сугробы.

Отыскал стеклянные фужеры со стилизованным изображением потёртого Ельцина и неизвестных мне политиков его эпохи. Налил кизлярского коньяка себе и пленнику.

— Ну, Марк Аврелий, «за нашу победу», как говорили в каком-то старом кино.

— Фильм «Подвиг Разведчика».

— Как скажете. Давайте ещё по одной. Грейтесь. И рассказывайте, вы же разведчик, какие разведданные добыли.

Коньяк, тепло, кофе, сломанные монтировкой о дверный косяк китайские наручники, потоптанная на полу ненавистная пленнику цепь, аромат каши — сделали своё дело. Марк Сергеевич рассказывал много, сумбурно, перемежая с демонстрацией своих побоев, обрывков полученных оскорблений, личных переживаний и всхлипываний.

Гопники называли себя «Армия свободы», «Воины снегов» или «Вольный народ». По сути, они представляли собой десятки разношерстных «полевых» отрядов, каждый под командованием своего пахана-командира, численностью от нескольких до нескольких десятков человек, разной степени оснащенности и вооруженности. Единого штаба или командования они не имели. Среди прочих лидеров выделялась «Судья», она же «Тётя Оксана», она же «Директор ДК», которая директором или настоящим судьёй не была, зато взяла под контроль ДК, откуда пыталась управлять лидерами группировок, регулировала постоянные споры и конфликты между ними (отсюда и судья). Полевые командиры подчинялись неохотно, но после того, как она расправилась с некоторыми из них, побаивались. Она была высокой, внешностью и характером как Арахна из книги «Желтый туман» Волкова, огромная, физически сильная, широколицая, большеглазая, с длинными всклокоченными волосами, сравнительно умная (умнее гопников), не в меру склонная к гневу, припоминающая Сталина в своих разговорах, привыкшая громогласно орать и чуть что применять насилие. Всюду ходила с двумя жестокими на расправу телохранителями — накачанным «Варно» и жилистым, лысым, с вытаращенными глазами «Пугачёвым».

Её ДК имел котельную на мазуте и штатные генераторы, армию слуг-пленников, утепленные помещения, собственный рынок, приносящий Тёте Оксане доход, а также внутренний бордель наполненный рабынями, в том числе откровенно детского возраста, гостиницу, столовую, склады и солидный арсенал. В первые дни, когда царил хаос она целенаправленно захватила ДК, лично застрелила настоящего заведующего, стянула к себе как на склад большинство ресурсов из разграбления сетевых магазинов, продовольствия и прочих ценностей.

В этой тёте-моте просматривался условный лидер этой «фракции». И ресурс у неё нешуточный.

Марк ничего не знал про рейды и их результаты, хотя понимал, что полевые отряды постоянно рыщут в окрестностях постепенно смещая фокус в сторону центра города. Так же у него не было информации о других группировках или очагах выживших, кроме одного — «теплоцентраль».

Эти засели, как он выразился «на конечной пятого маршрута», запустили систему отопления и вовсю грели несколько домов и собственное здание котельной. Имели огромный запас мазута. Там жили люди мирные, рабочие, а не «проклятые уголовники».

Пока он кушал кашку (тоже немного перехватил), мы пили крепкий кофе с ароматами каких-то восточных пряностей (заварил ударную дозу), сладкий, с сухим молоком, я запустил навигатор и, следуя подсказкам, отыскал эту теплоцентраль. Однако. Пять километров четыреста метров. Причем это на север, между нами — Старый район с гопниками.

— Время без двадцати девять. Всем покурить и оправится, приготовится к марш-броску, — скомандовал я изумленному Марку.

— Мы куда-то идём?

— Желаете остаться здесь? Ваши проблемы ещё не решены. Глобально они кончатся, когда вы умрёте. Снег идёт, сравнительно тепло. Поэтому. Ломимся как слоны на водопой на эту вашу теплоцентраль, отведу вас туда, если нет других идей.

В глазах бывшего пленника читалось, что он собирался идти со мной на мою «базу», однако мне интуиция велела от него избавляться. Вплоть до пули в лоб или оставления на ПМЖ в этой сталинке (где он замерзнет ближайшей ночью, когда стукнет минус сорок).

— Давайте лучше к вам?

— Мы не в баре друг друга снимаем в режиме «поедем ко мне, нет лучше ко мне». У меня тесно, далеко и голодно. Или в вашу эту теплоцентраль или аривидерчи. Фирштейн?

Марка пришлось переодеть. Правила ледникового периода — проводи поиск ресурсов, используй всё по максимуму. Модные оранжевые ботинки, примерно его размера, спортивный костюм адидас (нашёл термобельё, но забрал себе), вязаные подштанники, теплые бабушкинские носки, свитер с надписью про Амстердам, перчатки, шапка, тёплая куртка со вчерашнего Ганса, женская лисья шапка, колючий шарф. Всё это тщательно застегивается, завязывается, шнуруется.

Он не очень хотел идти. Собственно, его выбор между мной и одиночеством в снегах.

Вывел нас (согласно данным навигатора) ещё западнее Старого района по дворам некой улицы Скадовского. Гнал нещадно. Во-первых, расстояние нешуточное. Во-вторых, в окрестностях у меня не водилось друзей.

Поэтому, когда услышал вдалеке свист, прибавил ходу и нырнул между домами в соседний двор. Марк еле успевал за мной. Можно вломиться в любой подъезд и попробовать укрыться, но, а если найдут по следам? Нет. Двигаем до победного, просто снизим темп.

Пробежали сквозь дворы, переходим извилистую улицу Запрудную, по ней шарашит огромный буран, эдакая река из разгневанного ледяного воздуха и снега, ветер дует на восток, Старый район на западе. Меняю направление, тащу Марка прямо по улице, внутри потока. В буран видимость метров два-три, в тому же если нас заметили и погнались, логичнее всего будет искать по ту сторону «снежной реки». Ветер нёс метель в спину, наносил неравномерные торосы, я шёл, шёл и шёл, с остервенением и злостью, за спиной топтался Марк. В какой-то момент перед глазами возникла фанерная стенке киоска. Обогнул и обнаружил, что дверь приоткрыта, внутри пусто. Мой спутник показал внутрь, и что-то прокричал.

Устал, удав таёжный. Ладно, сделаем перекур. Отжал немного дверь, ввалились. Внутри темно и холодно как в склепе. А ещё всё выгребли. Осталось только коробка старых газет и журналов. Сунул их в рюкзак. Чтиво и растопка, как-никак.

Махнул рукой Марку, чтоб молчал. Прислушался. Вьюга воет, не слышно ни черта. Время без десяти десять. Пистолет на колени, направление в сторону двери. Достал рацию.

— База, это Странник-один, База, это Странник-один, приём.

Серый шум в канале. Мы рации проверяли, по документам они должны брать километров на пять. В теории. Отсюда до Завода меньше двух. Попробовал ещё раз. Посмотрел на несчастного Марка. Ещё раз.

Сквозь шум эфир ожил.

— Странник-один, это База, прием.

— База, это Странник-один. приём.

— Александрыч, где тебя хуи носят?

Это был Иваныч, и он был ощутимо зол.

— База, добыл языка, допросил, получил сведения. Сейчас иду к выжившим на какую-то Теплоцентраль, установлю контакт. Веду разведку, в бой не вступаю. У меня всё нормально, Иваныч.

— Ладно, держись там. Сеанс связи через час. Шкуру береги. Температура минус двадцать девять. Я Лёху копателя посажу дежурить у рации, сейчас гоняю грузовик, заряжаю всё что можно. Думаю, может из него сделать генератор? Чуть что — выходи на связь.

Время без четверти три. Ветер стих. Теплоцентраль оказалась отдельно стоящей котельной с высоченной трубой, откуда щедро валил серый дым, детским садиком, коробом безликого строения и четырьмя двухэтажными домами вокруг.

И всё это обнесено стеной слепленой из льда и снега. Натоптанная дорожка вела к отдельному строению с табличкой «автомойка — СТО». Здание занесено как огромный сугроб примерно прямоугольной формы. К двери прорыт туннель, и его периодически чистят. Внутри большое помещение, темно, тускло горит одинокая лампа (значит, у этих тоже есть электричество), какие-то грязные автоподъемники, столы с инструментами вокруг. У дальней стенки в бочке горит огонь, на стульях сидят двое «синих мундиров», то есть небритых мужиков в полицейских бушлатах. Смотря зло, желваки играют.

— Вход расчищен не для вас. Кто такие? Документы для проверки. Руки поднимаем, оружие, запрещённые предметы, — один из них по-хозяйски принялся нас обыскивать, начиная, разумеется, с меня. И замер, когда мой вальтер опёрся ему в живот.

— Руки. Без резких маневров, иначе мой пэ девяносто девять сделает на двух дегенератов меньше.

Я не был настроен дружелюбно. После трехчасового марша по снегу, ночного бдения и перманентной опасности погони доброта меня временно покинула.

Второй резко вскочил (стул жалобно заскрипел) и вскинул укороченный автомат Калашникова — АКСУ. Я сдвинулся, чтобы использовать его напарника как живой щит.

— Брось оружие, отморозок.

— Ебанись. Стой на месте. Кто из вас старший? С каких таких хуёв вы решили, что можете меня обыскивать?

— С того, что я старшина полиции Марченко!

— Хуярченко. Ну а я старший лейтенант Кабанов из областного, один чёрт выше по званию и по боевым навыкам. Вольну вас обоих и мне за это ничего не будет, потому что вы превышаете должностные.

— Охолонь, старлей. Опусти ствол.

— Ты первый. Потом я. Опускаем, но не убираем, Марченко, ибо искра любви между нами что-то не вспыхнула.

Разошлись. Пистолет у бедра, направлен вниз. Мой «заложник» отскочил. Несмотря на холод в помещении он был покрыт потом. Марк Сергеевич стоял в уголке и прикидывался шлангом.

Бдительно следя за телодвижениями АКСУ, обрисовал им ситуацию. Я вольный одиночка, живу с братом и парой семей с частном секторе на западе, страдаю от набегов бандитов, привёл им инженера теплотехника Марка Сергеевича, которого в первые дни похитили прямо из дома, убив на его глазах жену (сделал это тот самый Ганс, так что мой подопечный вполне себе отомщён). Что судьба этого человека больше не моя проблема, зато меня интересует установление дипломатических связей, сколько тут выживших, есть ли товары на обмен, в чем нуждаются?

Бывшие полицейские отвечали неохотно, переглядывались. Сказали только, что им нужны лекарства, одеяла, одежда, ну и еда (еда нынче всем нужна). На остальные вопросы отмолчались.

Ладно. Дипломатия получилась скомканной, я кинул, чтобы не держали зла, но и не вздумали шутить, потому что у меня с чувством юмора беда. Спросил напоследок, есть ли у них рация. Не ответили.

— Считаю контакт установленным! Держитесь тут, салаги!

Не поворачиваясь к новым знакомым спиной, вывалился на улицу. Как говорится в анекдоте — дорогой, мы поженимся? Созвонимся!

Ветра нет, небо потемнело. Всё ещё не поворачиваюсь спиной к этому гигантскому снежному замку, бочком бреду в направлении запада, ориентируюсь по навигатору.

Чего это я вспылил? Мог бы пообщаться, чаю попить. Глупо поступил. Ладно, пленника пристроил, Теплоцентраль увидел, точку на карте поставил.

Поднялся на пригорок. Сколько тут народу? Здание возле котельной вроде большого грязного склада. Там полсотни вместе с барахлом без проблем укроются. Жилые дома. Допустим, ещё пара сотен. Вроде мирные, уживаются с гопниками, отдали им в качестве дани часть мазута. Вручную построили стену. Как в сериале, от «одичалых» — из снега и льда. Если подумать, гопники и есть одичалые, даже хуже. Внутри вторая линия обороны, высоченная наблюдательная вышка и бронированные чем попало угловые башни. Кто-то тут знатно учился фортификации или просто любил замки. Такой условный островок цивилизации.

Вокруг Теплоцентрали (не знаю, что в точности это слово значит, котельная не такая уж «централь», скорее всего название очень условное) несколько дышащих дымом суперсугробов, значит — окопались частные дома и люди в них живы. Через километр набрел на одинокое высокое строение, перелез через забор, не стал откапывать дверь, зашел с внутренней стороны, глухим звоном выбил окно. Надо погреться и прийти в себя.

Какой-то спортивный комплекс. Что-то про футбол. Наверное. Уже слегка разграбленный. Поднялся на верхний этаж, походил, осмотрелся. Вид из панорамных окон тоскливый. Мёртвая белая степь. Нашел и оторвал раковину, устроился в глубине зала, где видна дорога, разбил несколько стульев, использовал шторы как розжиг, зажёг костёр, открыл в поворотно-откидной окна чтобы дым выдувался. Из своего опыта я знал, что костёр заполоняет дымом объем квартиры за минуту, такое помещение тоже задымит, но внизу будет спокойный воздух для дыхания, погреюсь.

Время — четыре. Вышел на связь, доложил, что двигаю домой. Сообщение принял копатель Костян, я с ним наименее знаком. Желудок от холода и нагрузок воет волком. Руки трусятся. Надо начать в рейды брать «сухпай». Нашёл чей-то кубок за второе место по вольной борьбе, погрел на нем воды, заварил чай послаще из содержимого рюкзака. Немного согрелся. Сгрёб с подоконника снег, затушил костёр.

Раньше, чем решил выдвигаться — отчетливо услышал звон разбитого стекла на нижних этажах.

«Может, это перепады температур?» — попытался обмануть меня внутренний голос, шепча что я же следил за окрестностями, не было никого.

Хрена лысого, оборвал собственную мысль. Самообман — это покрывало для покойника. Кто-то в здании и от этого кого-то не жди добра. Надо валить или принимать бой.

Что я выберу? Распахнул окно, в лицо ударила волна холодного воздуха. Высота до сугроба метров шесть. Перевалился, сел, свесил ноги, приобнял топор лезвием «от себя». Естество сжалось, высоту я не боялся, но и не жаловал. Перестал думать, наклонился, оттолкнулся, стопы вместе, группируюсь в полёте.

Сугроб, даже с учётом плотного наста/верхнего слоя, принял меня хорошо, мягко. Только воткнулся как гвоздь, почти по плечи. Яростно выбрался, помогая топором, заспешил вглубь двора.

Кто меня преследует? Выслали ищеек из Теплоцентрали? Гопники? Или другие охотники и мародёры? Выяснять желания не было. Двигаем.

Перепрыгнул через забор, который торчал в этом месте всего на полметра, заспешил навстречу вьюге через огромное поле. Через минуту оглядываюсь. Погоня. Трое. До слуха донесся отчетливый звук ружейного выстрела. Вот и ответ насколько это «друззя».

Бегом. Кручу педали пока не дали. Через минуту снова стреляют. Шуршание разрезает воздух над головой. Бояться некогда. Вьюга не переставала, ноги вязнут по колено. Слежу за дыханием. Бегу, бегу, бегу. Однако, жить-то хочется. Поле дает небольшой наклон вниз. Глазам открылась бело-голубая поверхность пруда или озерца. Дьявол, не настолько я уверен в своих берцах. Поверхность замерзла, не провалюсь, но скользко, упаду, потеряю темп. Пристрелят как утку.

Беру левее. Снег словно сжалился надо мной, стал плотным и очищенным. Резко ускоряюсь. Пот стекал под комбезом. Ах ты ж убитый енот. Карась саблезубый! Струя бобровья! Впереди неровности сугробов. Беру левее от водоёма. По идее это ближе к городу, к центру. Топчу вперёд. Уже начинает темнеть и сказывается усталость. Впереди низина, за ней подъем и виднеются дома — целая стена из двенадцатиэтажек. Бегу, помогаю себе топором. Под ногами хрустит звонкий лёд. Ручей. Цепляюсь за хвостики камыша, вверх, по сугробу, снег пушистый, мягкий. Некогда ныть. Барахтаюсь, цепляюсь, двигаю вперёд. Местами снег плотнее, уже легче. До ряда домов какие-то двести метров, и я выжимаю все силы, чтобы преодолеть их побыстрее.

Оборачиваюсь. На мгновение мелькнула надежда что преследователи отстали или махнули рукой. Но они пугающе близко, перебираются через нитку ручейка.

Твою мать! Так. Что делать, когда физическая сила не помогает? Использовать интеллект.

Бегу к дому. Окно, первое попавшееся. Закрываю лицо левой, правой машу топором, высаживаю окно. Часть стекол намеренно оставляю, вдруг преследователи порежутся. Прохожу по краю окна, вваливаюсь в квартиру, опираясь на топор как на костыль. Осматриваться некогда. Нахожу входную дверь, открываю английский замок (повезло что не на ключе, так-то не любая дверь открывается так запросто даже изнутри). Теперь по лестнице наверх. Девять этажей. Целых девять. Берегу дыхание. Наверху дверь выхода на крышу (хорошо, что не люк без лестницы). Вышибаю с пинка, отрываю клочьями крепление китайского навесного замка. Вываливаюсь на снег, большая часть поверхности неравномерно занесена. Выход на крышу отдельная кубическая будка. Смотрю на неё. Подходит. Отбегаю, продавливая отчетливые следы, делаю большую петлю следов, возвращаюсь к этой будке другим путём. Из-за сугробов залезть наверх реально, что и проделываю. Очутившись, наверху — грею руки, свернувшись клубочком. Холодно. Проверяю вальтер, обойма полная (в сталинке дозарядил) шестнадцать зарядов, досылаю патрон, согреваю в кармане, прижимаю к телу. Сейчас, если немецкий пистоль подведёт, остается план «Б» — сигать с крыши (так себе идея). Если вообще добегу до края.

Секунды тянутся бесконечно долго. Сердце успокоилось. Ныла шея, болела голова, глаза слезились от ветра. Погоня дойдёт до окна. Потом — выйдут в подъезд. Могут ломануться вниз, хотя оставил для них отчетливые следы из снега.

Тепло распределялось, дыхание выровнялось, руки горят огнем. Вслушиваюсь. Идут, родненькие. Запыхались. Вообще я мог бы пройти по крыше до другого подъезда, ввалится, спустится, проникнуть в квартиру или выйти по другую сторону здания. Значит им стоит спешить. Пусть их сердца бьются, дыхание неровное, чтобы глаза навыкат и деградированному мозгу не хватало питания.

Держу пистолет двумя руками. Предохранитель на «огонь». Лежу, спрятавшись от глаз, надеюсь, что меня не видно. Товарищи, я сейчас сдохну от переживаний. Почему не учился стрелять, не ходил в тир, не попал в кружок по дзюдо, не тренировался? Почему я не пошёл в восемнадцать в спецназ? Сейчас бы этих окатышей как капусту шинковал. Наша армия таких рэмбо выпекает как пирожки, а я лошара гражданская. Почему именно я? За что это всё? Скрип двери, резкий пинок. Они вываливаются сразу все трое, с искаженными лицами, молча, шарят глазами, почти мгновенно видят мой след и без паузы поворачиваются бежать по нему.

Целик, мушка (название копари объяснили). Совмещаю прицел на среднем гопнике с двустволкой. Они одеты удобно (для меня), в одно черное. Шванг. Ствол вправо, на соседнего. Шванг. Шванг. Шванг. Сдохни, сука. Передний вольной ласточкой летит в сугроб, одновременно стреляя в меня из пистолета. В полёте. Сраный ковбой. Он лежит тёмным пятном в сугробе, целюсь в середину этой кляксы, размерено стреляю трижды.

Пистолет в правую. Никаких запасных магазинов у меня нет, можно дозарядить только этот. Топор в левую, прыгаю вниз, в сугроб, от падения поскальзываюсь, заваливаюсь набок. В ту же секунду на мне оказывается противник. Наваливается, хватает за шею, душит. Стреляю ему в живот. Глухо бахнуло. Он дергается. Отталкиваю, вскакиваю.

Шея горит, вздохнуть не получается. Душегуб. Чёртов душитель своего змея.

Пинаю. Ещё живой. Надо его в чувство привести. Убираю пистолет, перехватываю топор и безжалостно отрубаю ему правую кисть.

— Айа-ааа…

Бью берцем в рожу.

Он похож на цыгана. Только бледен как смерть. И на мои осторожные вопросы о том, кто они, откуда — отвечает жарко, много, смотрит в глаза, кланяется, рассказывает. Эх, дядь, попадись ты мне в других обстоятельствах, был бы жив.

Внезапно враг метнулся к краю крыши и азартно сиганул вниз.

— Мда. Не договорили, — усмехнулся я. — Предлагаю этот разговор, как и любой «интересный», завершить на полуслове.

Руки дрожат. Время? Семь — ноль семь «по полудню». Примерно сейчас закат, который не виден из-за слоя облаков. Вытираю рукавом лицо. Обыскиваю трупы. Из ценных трофеев необрезанное охотничье ружьё — «вертикалка», патроны, ножи, три блока сигарет, водка «русская сталь» (лучше бы шпроты попались или прочий зеленый горошек), отличная обувь и одежда, внешний аккумулятор для телефона, три гранаты с надписью «ЗаряД» учебно-пиротехнические (фуфло, не боевые), галогенный фонарь (не включается), остальное по мелочи. Скидываю в рюкзак. Пошарил по сугробам, нашел пистолет, ПМ, ещё тёплый, без единого патрона. Боезапас надо думать остался у «бетмена».

Спускаюсь обратно в тот же подъезд, «выхожу» через подъездное окно в сторону города. Смеркается. Что делать дальше? Рации у них не было, то есть их банда «острые козырьки» о месте нахождения не знает. Но, могут пройти по следу. Дьявол. Отыскал прыгуна (пришлось откапывать). Что ожидаемо — мёртв, на лице отобразилась обида. А что он ждал, с парой пулевых ранений, отрубленной кистью и падением (пусть и в снег) с крыши двенадцатиэтажки? Патронов в кармане мало, всего восемь. Забираю все, они подходят к моему вальтеру. Пока закончил с ним, дозарядил обойму, спустилась ночь.

Иду. Большое пространство, никаких следов. Ориентируюсь на запад (навигатор почти сел). Ругаю себя за самонадеянность.

Пересекаю (переступаю) какой-то забор. Большое, наполовину занесенное заведение, на вид как школа. Ну, школы и прочие институты не грабят, там попросту нечего взять. Кому нужны парты, стопки каракулей на тему страдания Наташи Ростовой перед прыжком под поезд, учебники? Мне стоит прямо сейчас решить — идти ли дальше в ночь или укрыться в храме учёбы и науки.

Изрядный снегопад с ветром, вместе с недосыпом, усталостью от марш-броска, ноющими ногами и чувством голода заставляют выбрать ночёвку.

Здоровенные безликие здания, не знаю какой выбрать. Стоп. Самое большое здание похоже на букву «П». На нижнем этаже одно из окон слабо светит.

Отбросив соображения про ловушку, бреду к нему, осторожно стучу окаменевшими пальцами в стекло.

Сюр какой-то. В недрах коридора показывается фигура с небольшим фонариком. Впрочем, за спиной у фигуры какое-то оружие. Показываю пустые руки, опуская топор.

Человек внутри отпирает окно.

— Здравствуйте? — вопросительно говорит человек, поблескивая очками.

— Здравствуйте, меня Антон зовут. Не пустите на ночлег?

— А то так есть хочется, аж переночевать негде? Ну, хорошим людям всегда рад. Заходите, отряхивайте ноги, у меня тут чисто, запирайте окно. — Ответил он и многозначительно поправил оружие за спиной. Нечто пугающе большое.

Это была ветеринарная лаборатория — рассказал мой новый друг Николай. Не клиника, не больница, не медпункт. Живых животных, кроме проверяющих, тут не бывало. Сам он ни много ни мало — замдиректора и почти единственный человек в здании.

Оружие за спиной — пулемёт. Ну, то есть, он сказал, что это охотничий карабин на базе позднего «Дегтярёва», с нижней компоновкой диска, с которого он спилил ограничитель стрельбы очередями и восстановил емкость диска.

Короче — замдиректора с ручным пулемётом.

А ещё в подвале у него была печь для сжигания биологических образцов, дорогая и красивая. Нынче — топилась мебелью.

Кроме него в подвале были два ребенка — девочка Милана лет восьми и пацан Исмаил около четырех. Брат с сестрой. Николая они называли «дядей».

Поднялся повыше («Дядя Коля» меня сопроводил, отчасти потому, что не мог доверять), связался по рации с Заводом. Там было тихо, все ждали меня. Доложил, что остался на ночёвку у хороших людей, приду завтра. Все подробности тоже, при встрече.

Поскольку Николай был ко мне добр, я не стал докучать вопросами. Впрочем, некоторые вещи он рассказал сам.

Карабин (как же, называем вещи своими именами — пулемёт!) его личный, как ещё три охотничьих ружья, травматический пистолет, коллекция ножей и охотничьих принадлежностей. Он был одинок, без жены-детей. Когда всё это началось, пришёл на работу, чтобы «пережидать тут». У ворот обнаружил детей, брата с сестрой. Их родители торговали на рынке, были застрелены гопниками на глазах детей. В слезах и горе прибежали по первому снегу в лабораторию в поисках некой тёти Фариды. Николай их приютил. Теперь — они втроём укрыты от всего мира снегами.

Разговаривать с замдиректора было трудно. Умный. С утверждениями не спорил, но и не соглашался. Много знал, в том числе и про ледниковый период. Косвенно подтвердил про извержение супервулкана, про глобальную катастрофу и анархию. Однако, не соглашался на моё предложение по «переезду» на Завод. Доводы про бандитов его не пугали.

В подвале для неизвестных целей хранилась «будка» служебной лабораторной машины, пластиковая и герметичная. Коля использовал её как жильё для «малых». Сам спал на тройной сдвинутой кушетке ближе к печи.

Внизу намного теплее, чем на поверхности. Печка деловито гудела, переваривая очередную порцию мебели.

В сферическом вакууме, при наличии продовольствия Коля и его приемные дети имели все шансы на выживание в течение всей «ядерной» зимы.

В реальности если не бандиты, то другие мародёры до него доберутся. И даже с пулемётом он не удержит их в одиночку. Откуда у него пулемёт? Нихрена себе у некоторых личные запасы. Мы в ходе поисков всё больше коллекции пыльных банок находили.

Устал. Коля покормил всех перловой кашей с армейской тушёнкой и уложил спать.

Ночью замдиректора сходил в кабинет охраны (у него были абсолютно все ключи), принес служебную автомобильную рацию, неторопливо прочёл инструкцию, поколдовал с моей и настроился на нашу волну.

Утром напоил крепким чаем со степными травами, докормил частью каши и проводил. Дал в дорогу китайский термос с теплым питьём. Я поделился с ним трофейной одеждой, чаем и всеми крупами, которые имел в наличии.

Спросил его про генератор. Оказывается, подвал — изолированное бомбоубежище класса А4 (как бумага), что бы это не значило, полуавтономного типа с таким бомболюком, что его не возьмет попадание из пушки. Генератор есть, но не желает заводится. Чудовище весом в три с половиной тонны. Помещение регулярно проверялось инспекторами гражданской обороны, имело страшноватую систему фильтрации воздуха, воды, убогие деревянные койки, почти пустой лазарет и так далее.

Утвердился в мысли, что, если его лабораторию занесет в гигантский сугроб, он без проблем выживет.

Коля совершенно логично поступил, прячась там. Допустим. Просил его беречься от бандитов, замаскировать вход, держать ухо востро. В оплату своего ночлега рассказал всё что знаю про ситуацию в городе, замерзших в своих постелях людях, численности бандитов, вооружении и тактике рейдов мародёров. Что знаю. Чем могу.

Снарядился. Прощались. Вышел, как и пришёл, через окно. Выдвинулся на запад.