Легенда о Травкине

22

На очередной утренний доклад Родин явился подавленным и небритым. Безумие начинает захлестывать площадку, заявил он сухо, официально. Безумие! Такова судьба популяции, стиснутой ограниченными размерами ареала. Во всех гостиницах свирепствуют клопы, неимоверно размножившиеся, на очереди — вши, платяные и головные, в перспективе — эпидемия. Единоличники, не пожелавшие кооперироваться в колхозы, голодными шакалами кружат у столовой, еды не хватает на всех. Из щелей выползли странные людишки, уже второй вечер прибывшие из столицы молодожены демонстрируют настоящий рок-н-ролл и твист; он, Родин, не противник танцев, но похабство с элементами стриптиза — это, простите... Объявился культурист, инженер 18-го отдела, ходит, а чаще всего — стоит, обнаженный до пояса, поигрывает наращенными мускулами, позволяет щупать себя всем, особенно — дамам. Артемьев крайне обеспокоен, солдат по вечерам не выпускают из казарм, оберегают солдатские души от тлетворного влияния. В «Мухе» любимец уважаемого Вадима Алексеевича почти круглые сутки мечет банк — речь идет о Леониде Каргине, да, да. Хозяин «Мухи» унаследовал лучшие традиции игорных домов Ниццы: все до нитки обобранные инженеры к концу игры получают по червонцу. К явным сдвигам в психике коллектива следует отнести и сексуально-поэтическое обожествление никчемной сороки из «Фаланги»; Надя Федотова, прошу любить и жаловать; Травкину следовало бы с заоблачных вершин спуститься на грешную землю в районе спортгородка — там с мячом балуется эта Надя, которую бог не обидел, там Травкину придется констатировать печальный факт: не культ личности главного конструктора распростерся над 35-й площадкой, а культ тела безмозглой чувихи!.. (Травкин уже побывал в указанном районе, обозрел достопримечательности. Девчонка была хороша, но не более. Застиранный тренировочный костюм, что-то смазанное, незавершенное в движениях, фигуре, взгляде, мужскому воображению было над чем работать. Но — разница в возрасте, к восемнадцатилетним Вадим Алексеевич начинал уже относиться осторожно, как к детям, да и совсем неинтересно ему было с ними!) Ну, а на танцверанде, продолжал Родин, нарушена святая заповедь полигона: лучшее, то есть девушки столицы, для офицеров, только для них! Танцверанду, какой она стала ныне, в Москве спалили бы из огнеметов, Федотовой в Москве грозила бы участь быть высланной, культ ее не в серенады под окном «Фаланги» выльется, а кровью окупится, богоявленную Надюшу изнасилуют, причем первым будет культурист из 18-го отдела, того самого, где нынешний главный конструктор некогда тоже хилял за культуриста, в интеллектуальном аспекте, разумеется. Пора принимать меры. Им, Родиным, наиточнейше выполнен приказ Травкина, из Москвы выкачаны все, кто приложил к «Долине» руку. Даже с перебором. Зыкин, видимо, что-то заподозрил, шлет на площадку дерьмо. Так что же дальше?.. Главный конструктор может не посвящать в планы своих фактических заместителей, но создана взрывоопасная ситуация, смутная предреволюционная пора, достаточно искры — и грядет диктаторство, если уж Травкин мечтает о полной и нераздельной власти над площадкой, над «Долиной». Нужен лишь повод — покушение на драгоценную персону главного конструктора, поджог его резиденции, бунт в «Фаланге». Логика событий подвела жизнь к одному из этих вариантов. Но он, Родин, категорический противник расправ.

Родин говорил тихо, скорбно, горько, убедительно, заложив руки за спину. И смотрел на красную в утреннем солнце степь, на неподвижные, безжизненные антенны.

У Воронцова свои беды. С дисциплиной, доложил он, плохо, скоро на станцию вообще не будут ездить, все заняты борьбой с клопами и внутренними склоками. Поскольку центральная власть, то есть Травкин, бездействует, подняли головы удельные князьки, гостиницы перешли на самоуправление, вчера вечером в «Скорпионе» приказом по гостинице кому-то объявлен выговор. В «Тарантуле» какой-то занюханный интеллигент объявил о «днях Кафки», хотя сорокалетие его смерти Европа отплакала еще в прошлом году. В Чехословакии заварушка какая-то надвигается, началась она, пора напомнить, именно с таких «дней»...

— Это Кафка! — взвизгнул Родин. — Франц Кафка!

— Кому Франц, кому Франтишек, а кому...

— Валентин!.. Валентин, у меня к вам просьба... — мягко сказал Травкин. — Маленькая просьба. У вас, как я знаю, составлен список каких-то фамилий и мероприятий. Так я вас прошу: вычеркните Кафку. И кафкианцев. В порядке исключения.

Список обнаружился в заднем брючном кармане. Воронцов извлек его и вычеркнул реабилитированную фамилию.

— Ну, а теперь ближе к делу... — Травкин остро глянул на помощников. — Сегодня — четверг, 8-е апреля. На 17-е объявим прогон, двухсуточный, до восьми утра 19-го. Но с приказом о прогоне повременим. Вам же надо позаботиться о том, чтобы площадка о прогоне все-таки узнала задолго до приказа... Более подробные указания будут даны позже.