Один за другим возвращались на площадку автобусы с инженерами и техниками, ничего не подозревающими. Первый, подкативший к КПП, надолго застрял у шлагбаума. Вспыхнули три прожектора, просветили салон автобуса до окурков под ногами. Всех клонило ко сну, все вяло протянули пропуска, все привыкли к опротивевшей процедуре и ждали, терпеливо и полусонно, когда сержанты сверят и вернут документы. Но пропусков и паспортов, потребованных дополнительно, не возвращали. Более того, откуда-то возник Воронцов, с ним — два ефрейтора зверовидной внешности, с повадками золотоордынских баскаков, гордые и небрезгливые. Воронцов отрывисто сказал, что с нуля часов введен новый образец пропуска на площадку, следует к такой-то матери катиться на 4-ю, где новый пропуск никому не выдадут, ясно? Желающие могут заблаговременно забрать свои шмутки, в сопровождении ефрейторов пройти к гостинице и под тем же конвоем вернуться в автобус, который и доставит их в штаб полигона, места на спецрейс уже заказаны. Москва с нетерпением ждет создателей новой техники, функционируют пляжи и рестораны, многообразные аттракционы Парка культуры и отдыха, в Большом зале консерватории — публика не чета здешней. Кажется, и культурист здесь, обрадовался Воронцов. Искусанный комарами, он демонстрирует туловище человека, приданное мозгу хорька. Так пусть демонстрирует его в Москве, на Красной площади, пропуска туда не надо, паспорта тоже, и почету там больше, увезут его с площади не в сопровождении ефрейторов или даже старших сержантов, а в почетном эскорте из четырех майоров...
Еще два автобуса вынырнули из темноты. Дело спорилось, дело значительно упростилось, караульный взвод обходил комнаты гостиниц, сваливал в простыни вещи и узлами выносил их к полосатым перекладинам КПП. К рассвету все были отправлены на 4-ю, на всех, от кого пахло водкою, были написаны акты освидетельствования, заверенные начальником медико-санитарной службы. Вооруженный печатью и подписями Травкина, к озеру прибыл Родин, рассовал зыкинских инженеров по самолетам и поездам. С теми, кто скандалил, управился Воронцов, выводил их за шлагбаум и показывал на шпалы: «В Алма-Ату. По пескам синайским!»
Лыковские инженеры добровольно сдались, сложив утаенное оружие — резиновые молотки, бесценное вещественное доказательство. Но инженеры успели неведомым путем связаться с Москвой, получить у Лыкова инструкции. Машину они обесточили, машинный зал закрыли и опечатали, к дверям его приклеили телефонограмму: директор НИИ признал недействительными подписи своих инженеров под протоколами.
Потрясенный Воронцов экстренно провел следствие и установил, что гостиница ракетчиков имела неконтролируемую связь со своим НИИ, «осиным гнездом», ракетчики исстари жили обособленно на 35-й, имели даже персональную бочку для питьевой воды и посиневшего от старости мерина, которого запрягали, когда с водой начинались перебои.
Ракетчиков выгнали из гостиницы, опечатав ее, и сослали на дочернюю площадку, разрешив питаться в столовой. Бочку и ломовую телегу к ней вместе с мерином решено было реквизировать.