Легенда о Травкине

35

Федор Федорович позвонил в десять утра, говорил добродушнейше, любезнейше, просил о встрече: никаких застолий, отобедает он на 4-й, но к половине третьего прибудет, не соблаговолит ли Вадим Алексеевич к этому времени быть у себя?

На 35-ю он приехал точно в назначенное время. К Травкину не спешил. С крылечка Вадим Алексеевич видел и «газик» Куманькова у военторговского ларька, и самого его. Федор Федорович выписывал кружева: то удалялся от травкинского домика на безопасное расстояние, то льнул к нему, вступая в мелкие стычки. Зычно гаркнул на сомлевших от жары солдатиков, распушил подвернувшегося лейтенанта за нестроевой вид, в хохоток его вплеталось что-то искусственное. Откуда-то вынырнул Родин, круглые глаза его сверлили Травкина и пугливо сжимались до щелочек-бойниц, наэлектризованные волосенки стояли дыбом. Вдруг обрадованно воздел руки, метнулся к Федору Федоровичу: «Владыко! Осчастливил!.. Снизошел!..» Травкин прикрикнул, отогнал его от Куманькова. Обнялись на крылечке, вошли в дом. Куманьков был в тройке из белой чесучи, на брюшке, круглом и плотном, поблескивали цепи от часов, рассованных по жилетным карманам. Сверкнули перстни на пальцах, а потом и запонки, когда Федор Федорович ногтем поддел крышку брегета, прозвякавшего пасхально-святочную мелодию; Федор Федорович намекал на ограниченность времени, отпущенного ему грозной и торопящейся эпохой. Почти насильно усадил он Травкина за письменный стол, показывая этим, что предстоящий разговор носит сугубо официальный характер. Сунул бороду в родинскую комнатенку с телефонами, пишмашинками, полками и сейфами, глубоко потянул носом, взяв пробу воздуха в другой комнате, с благодарностью выпил морс, мог убедиться, что и коньяк томится в резерве, но интереса к нему не проявил. Как понял Травкин, впервые, кажется, видит он Куманькова трезвым.

Вадим Алексеевич сидел вполоборота к столу, в свободной позе человека, готового бесконечно долгое время выслушивать бредни собеседника, но и способного оборвать на полуслове наглого посетителя. Федор Федорович сопел, прохаживаясь по кабинету, обдумывая будущие слова.

— Я жду, — сухо произнес Вадим Алексеевич Травкин.