На следующее утро Санчо разбудил раскатистый храп карлика. В убежище смердело вином, словно кто-то раздавил на полу виноград, и юноша проскользнул через проход наружу. Выпив лишнего, Бартоло мог проспать до полудня, и Санчо не хотел столько времени оставаться взаперти в тесном пространстве, в таком огромном и полном открытий городе.
С тех пор, как Санчо стал учеником опытного вора, он в первый раз располагал таким количеством свободного времени. Он наслаждался прогулкой, предоставив ногам брести без цели. Юноша миновал запутанные переулки рядом со стеной и погрузился в суету основных артерий, ведущих к собору. Некоторое время он шел за человеком с огромной корзиной зелени, только лишь посмотреть, куда тот направляется. Затем поспешил за нагруженной клетками с курами повозкой, воображая, что произойдет, если он запрыгнет на нее сзади и начнет выпускать птиц. Народ с ума сойдет.
Где-то на краю сознания уже некоторое время кружилась мысль, что аптекари хранят в подсобке самые опасные и могущественные снадобья. Каким-то образом он очнулся от раздумий и остановился у лотка с провизией, чтобы съесть жареной колбасы с только что испеченным хлебом. Жир окрасил в красный цвет хлебные крошки и оставил красные следы на кончиках пальцев. Санчо с удовольствием их облизал, прежде чем отдать продавцу пару мараведи.
- Маловато денег, дружок, - сказал тот, протягивая немытую руку с черной каймой под ногтями.
- Я с удовольствием дам вам еще, сеньор, если плеснете из бурдюка, что висит вон там.
Продавец поначалу отказывался, но потом протянул Санчо бурдюк. Парнишка поднял мех и приоткрыл губы. В рот Санчо потекла тонкая струйка кларета, он сделал большой глоток, не против ни капли.
- Хорош уже! Хочешь меня разорить что ли?
Санчо засмеялся и бросил еще три медные монеты - на одну больше, чем уже дал - на большую бочку, служившую трактирщику прилавком, столом и кладовкой. Тот тут же спрятал деньги в карман и одарил Санчо невыразительной улыбкой.
- Вы очень любезны, молодой человек.
- Скажите, не могли бы вы оказать мне услугу?
- Теперь меня не удивляет ваша щедрость. Если хотите ещё вина, придётся заплатить, - ответил трактирщик, и улыбка моментально исчезла с его лица, за что Санчо был почти благодарен.
- Нет, собственно говоря, мне нужен один адрес.
Трактирщик почесал голову и забрал глиняную миску, на которой подал Санчо еду. Он с неохотой протер ее жирной тряпкой, а потом убрал внутрь бочки. Один из ее боков отсутствовал, позволяя рассмотреть полки, которые превращали нутро бочки в место хранения посуды и снеди.
- Это совсем другое дело. Адреса и сплетни мы раздаем за так, это часть профессии. Хотите услышать последние дворцовые новости? Говорят, что одна из инфант беременна, и наверняка близнецами. Интересно, кто же залез под эти хрустящие шелковые юбки, - произнес трактирщик, понижая голос до непристойного шепота.
- Мне было бы достаточно, если бы вы показали мне дом лекаря Монардеса.
- Если у вас проблемы с очищением кишечника, здесь неподалеку есть другие, гораздо лучшие лекари, и у них дешевле. Я, например, обычно хожу...
- Мне нужен Монардес, спасибо, - перебил его Санчо, не желая выслушивать дальнейшие подробности.
- В таком случае, слушайте внимательно.
Следуя указаниям трактирщика, Санчо без труда нашел дом лекаря. Приближаясь к нему, он спрашивал себя, чего в действительности хочет. Может, увидеть ее снова? Как верно догадался Бартоло, эта рабыня с бронзовой кожей и черными глазами произвела на него глубокое впечатление. В ней было нечто особенное, и все прошедшие дни Санчо воображал, как снова с ней встретится, и, может быть, попросит прощения за то, что публично унизил.
"Уверен, она поймет, что это было необходимо. Что альгвасилы ее забрали бы, не вмешайся я".
Санчо не заметил, как добрался до дома, и на этом все планы, о которых он размышлял, закончились. У него почти не было опыта общения с женщинами, в таверне он почти и не встречал никого, кроме матери, а она не считалась. Женщины путешествовали гораздо реже, чем мужчины, и когда это делали, то выбирали не такие скромные места, как постоялый двор по дороге в Эсиху.
Уже живя в Севилье, Санчо встречал лишь дам, которым носил покупки, если говорить о людях противоположного пола. Его товарищи по приюту хвастались другим, вообще-то, они только об этом и болтали. Несколько раз они рисовали на земле во дворе детальные рисунки, из которых Санчо заключил, что мужчины и женщины наедине занимаются примерно тем же, что и овцы на лугу. Эти неуклюжие рисунки его будоражили, и он всегда старался как следует их рассмотреть, прежде чем авторам приходилось их стирать. Монахи не терпели подобных непристойных художеств, как и сопровождающих их разговоров, и каждый раз, хватая одного из авторов, жестоко его наказывали.
Санчо несколько раз прошелся перед домом лекаря и изучил прилегающие переулки, пока не обнаружил ведущую в дом заднюю дверь, окруженную не слишком высокой стеной. С одной стороны стена выходила в такой узкий переулок, что туда едва смогла втиснуться одна из шныряющих по городу бродячих собак. Неопределенного цвета пес выглядел усталым и голодным, но Санчо не хотел прогонять его камнями, потому что никогда не обращался дурно с животными, если те не нападали первыми. Но и зайти в переулок, где лежала собака, тоже было не лучшим вариантом.
Он порылся в карманах и вытащил корку от хлеба, который купил у трактирщика и запасливо приберег на всякий случай. Санчо протянул псу хлеб, однако тот лишь оскалил зубы и глухо зарычал. Сглотнув, Санчо протянул руку к самой его морде, молясь, чтобы собака не цапнула его за пальцы. Однако, пес, приподнявшись на задних лапах, всё же решил понюхать предложенный кусочек, а затем порывистым движением, чего никак нельзя было ожидать, судя по его обманчиво-сонному виду, схватил хлеб и исчез в темноте переулка, чтобы втихую съесть свою добычу.
"Тот, кто кормит чужую собаку, попусту тратит время и хлеб", - подумал Санчо, вспомнив одну из любимых поговорок покойной матери.
Теперь путь был свободен. Санчо огляделся по сторонам, но никого вокруг не было. Место было не слишком людным, так что вероятность встретить здесь стражников казалась не слишком большой, но осторожность всё равно никогда не бывает лишней. Он взобрался вверх по стене, цепляясь пальцами за щели, и, наконец, повис, ухватившись руками за верхний край. По верху стены кто-то терпеливо выложил острые осколки и черепки, застывшие в глине - очевидно, чтобы не лазали кошки. Но Санчо был достаточно опытен, чтобы предусмотреть подобные вещи и не опираться сразу всей пятерней на битые черепки.
Он уже собирался перелезть через ограду, однако тут же вынужден был распластаться на стене. По залитому солнцем саду шли двое. Одним из них был старик в халате; он то и дело указывал своей спутнице на ту или иную грядку. За ним двигалась рабыня, чей взгляд подчинялся каждому движению костлявой руки лекаря.
"Значит, она и вправду служит в доме лекаря, - подумал парнишка. - Тогда почему у нее на запястье написано имя другого хозяина?"
Осторожно заглянув через ограду, он в изумлении наблюдал за царившей внутри неразберихой. Этот сад был совсем не похож на сад его матери, который навсегда остался в прошлом вместе с постоялым двором. Здесь было много невиданных растений и самых удивительных приспособлений, которые, судя по тому, как злился и раздражался старик, то и дело ломались. До ушей Санчо доносились лишь отдельные слова, поскольку старик говорил очень тихо, а рабыня лишь молча кивала. И от этого окружавшая девушку тайна казалась еще более волнующей.
- Давай, Клара. Займись этим, пока мои старые кости немного отдохнут, - совсем близко послышался голос лекаря.
- Клара... Так значит, ее зовут Клара, - прошептал Санчо, счастливый уже тем, что ему удалось хоть что-то о ней узнать.
Монардес явно собирался сесть на каменную скамью, которая располагалась как раз напротив того места, где прятался Санчо. Руки у него устали, пальцы ног, которыми он цеплялся за щели между камнями, онемели. Он поспешил спуститься, чтобы выбрать более удобную позицию, с небольшим углублением в стене, куда можно было поставить ногу. Затем, уже в более удобной позиции, он снова принялся наблюдать, как Клара трудится в огороде.
На плече девушки висела сумка с множеством удобных карманов, из которых она то и дело вытаскивала тот или другой инструмент - то мотыгу, чтобы рыхлить грядку, то ножницы, чтобы обрезать растущий не в том направлении побег, то кусок бечевки, чтобы подвязать стебель. Ее руки двигались быстро и ловко, отвлекаясь от работы лишь для того, чтобы поправить падавшую на глаза прядь волос. Как зачарованный любовался Санчо, как меняется ее лицо, когда она смотрит вдаль, плотно сжав губы, словно о чем-то размышляя. В такие минуты, полагая, что ее никто не видит, Клара была особенно хороша. Санчо, однако, нуждался в зрителях, в тех, кто смотрел бы на него восхищенными глазами, как это случилось на площади, когда он заступился за девушку.
Тем временем по другую сторону стены, в саду, старый лекарь захрапел, и Клара, пользуясь этим, решила передохнуть. Несмотря на то, что стояла глубокая осень, день был очень жарким. От зноя и тяжелой работы девушка вспотела и перепачкалась, и теперь решила подойти к колодцу, чтобы выпить воды и умыться из ведра. Какое-то время она старательно плескалась, потом, поглядев на Монардеса и убедившись, что тот спит, повернулась к нему спиной и принялась расстегивать платье.
Санчо не мог отвести взгляд от этого зрелища. Клара распустила шнуровку корсажа. Ничем более не удерживаемые, сорочка и платье сползли вниз, обнажив тело до самых бедер. Набрав в ладони воды, она поспешно обмылась. Ее распущенные черные волосы рассыпались по плечам, наполовину скрыв девичью грудь - небольшую, но высокую и округлую. Пока Клара ее намыливала, соски затвердели, а плечи покрылись гусиной кожей.
По ту сторону стены парню стало не по себе от этой картины, но он никак не мог отвести глаз от прекрасного девичьего тела. Он ощутил болезненную тяжесть в штанах, и перед глазами встали все муки ада, которыми стращали монахи. Сердце бешено колотилось, его толчки барабанной дробью отдавались в ушах.
Когда Клара вновь набрала воды, чтобы смыть с груди мыло, Санчо забыл, что за стену нужно держаться обеими руками, и правой рукой схватился за отвердевший ком между ног. Из-за этого он потерял равновесие, и ноги соскользнули. Ему удалось удержаться на стене, однако произведенный шум потревожил девушку, и она посмотрела вверх. На миг их глаза встретились, и Санчо почувствовал, как кровь прилила к лицу. От испуга он сорвался вниз, приземлившись весьма неудачно. Удар о землю отозвался резкой болью в лодыжке, и Санчо едва сдержался, чтобы не закричать.
- Кто там? Я тебя видела! - окликнул его из-за стены женский голос.
Санчо поспешно захромал прочь - насколько позволяла больная нога. На сердце у него лежало тяжкое бремя стыда и чувства вины.