Санчо и Хосуэ пришлось отодвинуть труп, чтобы получить доступ к сундукам, из-за которых скупщик краденого и получил свою кличку. Они обнаружили там приличную сумму - около тридцати эскудо, эти деньги могли бы сослужить им неплохую службу в ближайшие месяцы. Еще там было много дешевых драгоценностей, особенно браслетов, медальонов и серебряных ожерелий. Лишь один предмет оказался действительно ценным - тонкая золотая диадема с маленькими изумрудами, которая, должно быть, стоила целое состояние.
- Не повезло. Наверняка этот проклятый Сундучник только что отправил товар главарю. Хотя бы эта драгоценность осталась. Но за нее мы получим четыреста или пятьсот, - сказал Закариас, упросив Санчо описать ему диадему во всех подробностях.
- Мы не сможем продать ее в Севилье, Закариас. Честные ювелиры знают, что она краденная, а скупщики работают на Мониподио. С таким же успехом мы могли бы украсть камень, - заметил Санчо, находящийся в дурном расположении духа после случившегося накануне ночью.
Эта беседа протекала на следующий за нападением вечер, в комнате пансиона, где обитали Санчо и Хосуэ, где они закрылись в страхе, что кто-нибудь их видел. Закариас продолжил привычные занятия, чтобы не возбудить подозрений и выведать, что болтают о событиях минувшего дня.
- Успокойся, парень. Когда всё уляжется, у тебя будет достаточно времени, чтобы съездить в Толедо или Мадрид и избавиться от диадемы. Но пока мы должны переждать бурю.
- Неужели поднялся такой переполох?
- Эх, парень, да вся Севилья только об этом и говорит. Честные горожане рассказывают о грабеже, а весь преступный мир уверен, что его учинила шайка недовольных тиранией Мониподио.
"Спроси, не видел ли нас кто-нибудь", - вмешался Хосуэ, которого это беспокоило гораздо больше, чем стоимость награбленного. Санчо так и сделал.
- Говорят, сосед описал грабителей альгвасилам. Пятеро высоких сильных мужчин с огромными усами, бесшумные, как призраки.
Санчо облегченно вздохнул.
- Ну, тогда это точно не мы!
- А кто, по-вашему, разносит слухи, нашептывает нужные слова в правильные уши? Достаточно повторить историю десяток раз, и она распространится со скоростью пожара.
- Но тебя могут связать с нами.
- Ты думаешь, парень, что я с дуба рухнул? Я всегда говорю, что "мне это только что рассказали". Не такой же я идиот. Так что предоставьте это дело мне, а сами пока отдохните.
- Ничего подобного, Закариас, - твердо произнес Санчо. Мы не можем прекратить преследовать Мониподио, если хотим настроить его людей против него.
Они еще довольно долго спорили, Закариас призывал всех святых, чтобы те повлияли на решение Санчо. Поскольку те не помогли изменить мнение юноши ни на йоту, слепой сдался и предложил другой вариант.
- В таком случае, вам нельзя здесь оставаться. Сегодня нас никто не заметил, но рано или поздно поползут слухи об огромном черном рабе и молодом человеке, которого он сопровождает. Этого никак нельзя допустить.
"Никакой я не раб," - заявил Хосуэ, бурно жестикулируя. Санчо жестом попросил его умолкнуть.
- Нам нужно найти место с прямым выходом на улицу, а не как это. Место скрытное, где не ходит много народу.
Закариас кивнул.
- Думаю, что знаю подходящее место. Оно пустует, не считая одного полусумасшедшего, который там живет. С украденными деньгами мы можем попытаться его купить. Но нам нужно не только это. Нам нужны еще люди.
- Я не хочу больше никого вовлекать.
- Мне тоже не хочется делиться добычей, парень.
- Я не об этом говорю.
- Значит, ты собираешься убедить своего друга начать использовать свои ручищи, чтобы проламывать черепа?
Закариас ощупал грудь, лицо и руки Хосуэ - похоже, таков был его способ знакомства с людьми, и поразился той силе, которая таилась под шершавой эбеновой кожей. Когда Санчо объявил, что Хосуэ поклялся не причинять физического вреда другим людям, слепой сказал, что тот сошел с ума, и чуть их не покинул. В свете произошедшего в доме скупщика краденого Санчо пришлось изменить изначальные планы не привлекать никого другого. Либо так, либо ему самому придется убить Мониподио, когда до этого дойдет. Как и предупреждал несколько месяцев назад Дрейер, "убить человека, а потом ограбить его - просто и безопасно, оставить его в живых и заставить молчать, пока грабишь, - чертовски опасно".
- Я должен обсудить это с Хосуэ.
- И поговори с ним сам, парень. Но уж лучше уговори ко мне прислушаться, иначе я сматываюсь. Я не создан для таких дел, как прошлой ночью.
Слепой ненадолго прилег на одну из кроватей, потому что почти не спал прошлой ночью. Прошло совсем немного времени, как послышался раскатистый храп, как будто терлись друг о друга два огромных бревна. Воспользовавшись этим, Санчо обратился к Хосуэ на языке жестов, потому что говорить им пришлось в основном о Закариасе.
"Что ты об этом думаешь?"
"Теперь тебе стало интересно мое мнение? - спросил Хосуэ, обиженный на то, как Санчо его прервал.
Юноша, который долгое время сидел на полу, вскочил и подошел к своему другу, занимающему единственный в комнате стул. Ему пришлось прикусить язык, чтобы с него не сорвалась какая-нибудь резкость. Он понял, что Хосуэ приревновал к появлению в их превосходной компании Закариаса, но он не мог и не хотел оставить эту тему.
"Вообще-то да, интересует".
Несколько секунд Санчо поколебался. Даже на языке жестов было два слова, которые ему трудно было произнести.
"Прости. Прости за то, что произошло".
Хосуэ кивнул и одарил его своей обычной широкой улыбкой, которая напоминала Санчо клавиатуру клавесина, имевшегося у брата Лоренсо в приюте. Гигант быстро обижался, но так же быстро и прощал.
"Я думаю, что нам не по силам проделать это в одиночку".
"Я даже не знаю, хочу ли это сделать, Хосуэ".
"Думаю, что ты не хочешь, - ответил тот, пожимая плечами. - Но всё равно сделаешь, потому что это должно случиться".
Санчо не ожидал такого ответа. С прошлой ночи он боялся того мгновения, когда останется наедине с Хосуэ и должен будет поговорить о том, что случилось в подсобке. Смерть головореза тяжким грузом висела на его совести, как только он смыкал глаза, так перед ним возникал образ неподвижного тела. Он приходил в ужас просто от мысли, что ему придется предстать перед судом друга.
"Я не хочу, чтобы вчерашнее повторилось", - объяснил он Хосуэ, сглотнув.
"Не в твоей власти этого избежать. Я много думал о том, что мы совершили. Человек, приказавший убить твоего друга, был плохим. Те, кто его сопровождают, тоже плохие. Ты должен продолжать".
"Я боялся, что ты не согласишься",
Хосуэ покачал головой.
"Я тебе не ровня".
"Не говори так, - ответил Санчо, которого до глубины души ранили его слова. - Мы - братья".
"Мы братья, но мы разные. Тебе предначертана одна цель, а мне другая. Тебе кажется, что твоя цель - отомстить за друга, но на самом деле она - лишь первый шаг по той дороге, по которой тебе предстоит идти".
Санчо ничего не ответил. Вместо этого он принялся разглядывать свои руки. Под ногтями запеклась кровь, пролитая им минувшей ночью.
Санчо всегда поражала глубокая вера друга, такая же огромная, как и его могучее тело. Ему гораздо сложнее было верить в Бога, возможно, потому что он не верил, что существует некто столь жестокий, чтобы не слышать страдания, которые каждый день происходят в мире. Он взывал к нему на смертном одре матери, когда и самого его пожирала чума. Он молил сохранить жизнь Бартоло, когда нес тело карлика к дому Монардеса. Молил его после каждого удара кнутом на галере.
И ни разу не получил ответа, однако вот он здесь, живой и здоровый, со шпагой из доброй стали. На мгновение юноша поразился, подумав о том, что, возможно, был эгоистом, когда хотел бросить всё это, только чтобы не запачкать рук.
Освобождение мира от такой пиявки, как Мониподио, должно быть чем-то большим, чем просто личной местью.
Не только он молил об этом небеса. Возможно, он, Санчо - это и есть ответ на молитвы других. Как тот разбойник Робин Гуд, о котором рассказывал чудаковатый англичанин Гильермо Шекспир.
А может, как сказал Бартоло, всё это лишь дурацкая шутка.
"Ты уверен, что мы можем ему доверять? - спросил наконец Санчо, кивая на Закариаса.
Вместо ответа Хосуэ начал рассказывать о чем-то, казалось бы, совершенно постороннем.
"Когда я был маленький, духи рассердились на моего отца..."
"А мне казалось, что ты не веришь в духов", - заметил Санчо.
При этих словах Хосуэ закатил глаза, словно не мог поверить в невежество своего друга.
"Сейчас я - добрый христианин, но духи от этого не перестали существовать".
"Разумеется, - ответил Санчо, стараясь сдержать улыбку. - Продолжай".
"Мой отец случайно наступил на могилу предка, и духи страшно разгневались. Они высушили вымя у наших коров и сгноили рис на полях. И тогда отец решил обратиться за помощью..."
Здесь Хосуэ замялся, не в силах подобрать нужное слово; да его и не было в их языке жестов. Хосуэ попытался при помощи жестов и мимики изобразить человека, к которому обратился за помощью его отец.
- Колдун, - догадался наконец Санчо, глядя на Хосуэ. А тот очертил руками круг вокруг головы, изображая, видимо, капюшон, какие носят маги в театре. Хосуэ никогда не был в театре, но где-то слышал, будто бы маги в пьесах именно так и одеваются.
"Да. Отец ненавидел колдунов, но он был умным человеком. Он отдал этому колдуну двух коз. Когда ты вступаешь в мир духов, рядом с тобой должен быть кто-то, знающий законы этого мира. То же самое касается и мира воров".
Санчо задумчиво почесал бородку. Сложно было выразиться более определенно.
"И что же было дальше с этим колдуном, Хосуэ? - спросил Санчо. - Он смог избавить вас от несчастий?"
"Этого мы так и не узнали. На другой день после того, как отец отдал ему коз, пришли белые люди и сожгли нашу деревню".
Проснувшись через некоторое время, Закариас обрадовался решению Санчо и Хосуэ. В предрассветных сумерках они отправились на поиски нового места, которое могло бы послужить им убежищем, опасаясь, что кто-нибудь может их узнать.
- Вот увидите. Это старая таверна, наверху есть помещения для ночлега. Улица тихая, войдя в дверь, нужно спуститься по нескольким ступенькам. Идеальное место, чтобы незаметно входить и выходить.
Когда они пришли, Санчо едва сдержал восклицание. Подробности из описания Закариаса явно наводили на определенный след, но погруженный в мысли о разговоре с Хосуэ, он едва обращал внимание на слепого. Однако оказавшись на месте, он почувствовал, что это имело особый смысл, хотя и не мог понять, в чем он заключается.
Закариас привел их к дверям "Красного петуха".
Отвратительно нарисованная вывеска, о которой в свое время Санчо думал, что художник вместо того, чтобы рисовать петуха, просто обезглавил его над бумагой, была еще на месте, хотя в нижней части не хватало приличного куска. Лестницу покрывала грязь и пыль - нечто немыслимое в те времена, когда он здесь работал.
- Что тебе известно об этом трактире? - спросил Санчо.
- Его владелец разорился, и дело пришло в упадок. Такое случается каждый день.
Закариас толкнул дверь, и она тут же открылась. Санчо это удивило, но он сразу всё понял, когда зажег трут, который всегда носил в котомке.
Внутри таверна походила просто на навозную кучу. Мебели не было, вместо нее всё было засыпано щепками - знак того, что кто-то превратил ее в дрова. Лишь таким способом удалось бы избавить заведение от громадных столов, за которыми когда-то сидело множество завсегдатаев. Земляной пол представлял собой вонючую помойку, у стен высились кучи мусора.
- Ну как тебе, парень? - спросил Закариас. - Выглядит не слишком привлекательно, да?
Санчо удивился, до чего Закариас был доволен, что привел их сюда. Даже если он не мог видеть жуткое состояние трактира, то уж учуять запах гнили точно был способен. Он уже собирался ответить, когда скрип ступеней заставил его положить руку на рукоять шпаги.
- Кто там? - послышался чей-то голос.
- Это я, Закариас. Видишь, привел кое-кого, кто вытащит тебя из нищеты.
Лестница заскрипела еще громче, и Санчо охватила дрожь: он вспомнил, как сам спускался по этой самой лестнице, перед тем как хозяин избил его до полусмерти.
- Черт бы тебя побрал, слепой, надеюсь, оно хоть стоит того? - вновь послышался тот же голос - низкий, грубый, очень знакомый.
В этот миг спустившийся по лестнице человек вошел в круг света, и у Санчо екнуло сердце, когда он его узнал. Даже в тусклом пламени свечи лицо старого трактирщика выглядело ужасно. Его лысина была покрыта струпьями - очевидно, следы падений в пьяном виде. Его бороду, которая теперь казалась больше, покрывали пятна рвоты. Он был обнажен до пояса.
- Кастро? - ахнул Санчо.
Тому понадобилось несколько мгновений, чтобы узнать бывшего работника, который уничтожил все его запасы вина. На миг его глаза сверкнули, когда он различил лицо Санчо через винные пары, а потом немедленно стали излучать ярость.
- Так это ты, шлюхино отродье!
Кастро поднес к лицу пустую бутылку, которую держал в руке, и Санчо отпрянул, но со стороны трактирщика это был лишь отвлекающий маневр. Он тут же опустил голову и ринулся на юношу, как бык на корриде. Санчо отскочил в сторону, а в это время Хосуэ подставил трактирщику подножку, и тот полетел лицом прямо в отбросы. И замер там неподвижно.
- Давайте-ка его поднимем, пока он не задохнулся.
Трут вспыхнул и погас, так что в потемках Санчо не мог увидеть, что же ответил Хосуэ. На ощупь они подняли лежащего Кастро и усадили возле стены, прислонив к ней спиной. Санчо снова попытался зажечь трут, а трактирщик тем временем пришел в себя и снова засопел.
- Будь ты проклят... Тебе мало, что ты сломал мне жизнь? Теперь явился, чтобы меня убить?
- Успокойся, Кастро, - сказал Закариас. - Эти ребята хотят купить твое дело. Они дадут тебе достаточно денег, чтобы ты смог вернуться в родную деревню. Ты ведь давно хочешь пустить корни на родной стороне, не так ли?
- Никуда я отсюда не поеду, - заявил трактирщик. С этими словами он начал заваливаться вправо, и Хосуэ пришлось удержать его за плечо, чтобы он не рухнул в грязь. - Я здесь как в раю.
- Что с тобой случилось, Кастро? - спросил Санчо. - Как ты докатился до такого?
- Я занял денег, чтобы восстановить то, что ты разрушил. Думал, что смогу выкарабкаться, но потом дела пошли совсем худо. Так что это всё, что у меня осталось.
- Я мог бы купить твое дело.
- Да ну? И сколько ты мне заплатишь? Ты же беден, как церковная крыса.
Молодой человек полез в котомку, висевшую у него за плечами, и вынул оттуда золотую диадему.
- Эта вещица стоит по меньшей мере пятьсот эскудо.
Он отдал диадему в руки Кастро, и тот недоверчиво осмотрел драгоценность. Даже в скудном свете трута, она так блестела, что отсветы наполнили всё помещение. Услышав предложение Санчо, Закариас схватил молодого человека за плечо.
- Ты что творишь? Это уже слишком, - прошептал он ему на ухо напряженным от жадности голосом. - Это место так много не стоит.
- Я виноват перед ним, Закариас.
- Но это и моя добыча.
- Ты получишь гораздо больше.
Санчо вырвался из цепких рук слепого. Между тем, трактирщик, не обращая внимания на спорящих, долго любовался сияющей диадемой, но в конце концов с нескрываемым отвращением швырнул ее Санчо.
- Ну и что прикажешь с этим делать? - возмутился он. - Я всё равно не смогу продать эту штуку: меня тут же схватят и повесят как вора. К тому же я не отдам свою таверну. Я хочу здесь умереть.
- Если ты и дальше будешь столько пить, этого не придется долго ждать, - раздраженно бросил Закариас.
- Хватит уже, - прервал его Санчо. Он хотел убедить Кастро, но в то же время чувствовал свою вину за то, что с ним произошло.
- Может, вы уйдете уже и дадите мне спокойно выпить?
Внезапно Санчо осенило.
- Кастро, кто дал тебе деньги, чтобы восстановить твой винный погреб?
Трактирщик отвел взгляд, злясь на самого себя.
- Один ростовщик по имени Карбахаль, - признался он. - Потом я узнал, что эта жирная свинья работает на главаря всех севильских бандитов. И с тех пор, стоило мне чуть-чуть задержать выплату, как он присылал ко мне своих молодчиков, и те начинали меня трясти. В конце концов мне пришлось продать всё, что у меня было. Сейчас весь долг уже выплачен, но и клиенты ко мне не идут, - закончил он с кривой усмешкой, разводя руками. - И всё это по твоей милости.
Санчо кивнул. Теперь он принял окончательное решение.
- Ты прав, - сказал он. - Я теперь и сам понимаю, что поступил нехорошо. Поэтому я хочу предложить тебе сделку. Мы поможем тебе отстроить таверну, а ты предоставишь нам убежище на ближайшие месяцы. Есть у нас тут в Севилье одно дельце.
- Что еще за дельце?
- Мы собираемся покончить с Мониподио.
Закариас раздраженно вздохнул, а Хосуэ в тревоге поглядел на Санчо. Юноша не обратил на это внимания, он был слишком занят оценкой того эффекта, который произвели на Кастро эти слова. Старый трактирщик не шевельнул и мускулом.
- Когда мы покончим с этим делом, мы дадим тебе столько денег, что ты сможешь завести хоть десять таких погребов, еще лучше, - убеждал его Санчо.
- Покойники не платят долгов, - возразил Кастро.
- Никто из нас не собирается умирать.
Кастро моргнул при виде такой наглой уверенности Санчо. Он сжал кулак и поднес его к лицу с угрожающим видом, Хосуэ сделал шаг вперед, чтобы его схватить, но Санчо жестом его остановил. Трактирщик вскинул руку, чтобы нанести удар, но заметив, что юноша даже не отклонился, опустил ее.
- Если ты хочешь, чтобы я вас принял, ты должен извиниться, - настаивал трактирщик.
- Ты избил меня до полусмерти за какие-то жалкие пятнадцать мараведи, Кастро.
- А ты погубил вина на целую сотню эскудо.
- Те побои заслуживали, чтобы ты получил урок.
- Ученикам необходима дисциплина!
- В таком случае, мы можем примириться.
Трактирщик покачал головой.
Я почти два года пил дрянное пойло, вспоминая те прекрасные вина, которые ты превратил в грязь, мерзавец, - Кастро изобразил грустную улыбку, больше похожую на гримасу. - Временами я мечтал о том, что лучше бы ты воткнул в меня тот нож, что оставил у тюфяка.
Он развернулся, собираясь подняться по лестнице, но его остановил голос Закариаса.
- Кастро, советую тебе принять предложение мальчишки. Или у тебя есть лучшие варианты?
- Ты же сам знаешь, что нет, слепой. Удача повернулась ко мне спиной.
- А я всегда говорю: если удача повернулась спиной, хватай ее за задницу!
Кастро запрокинул голову и сухо расхохотался, разрядив этим напряженную атмосферу. Он взглянул на Санчо, протянувшего ему руку, подошел к нему и крепко ее пожал. Это было удивительное мгновение.
- На сей раз ты уж лучше не разлей мое вино, парень.
В ту же ночь Санчо и Хосуэ ненадолго вышли, оставив слепого в "Красном петухе". Тот робко запротестовал, но слишком устал, чтобы последовать за ними. Двое друзей вернулись через несколько часов. Они преподали чистый и бескровный урок парочке фальшивых монахов, которые вечером попрошайничали на улицах. Санчо позаботился о том, чтобы не причинить им вреда, и оставил ясное доказательство своих намерений. Он улыбнулся, представляя, что почувствует Мониподио, прочитав этот исписанный большими буквами клочок бумаги.
В следующие дни они работали без устали. Дневное время Санчо и Хосуэ посвящали уборке замусоренной таверны. Это оказалось гораздо более сложной задачей, чем они представляли, в особенности учитывая, что ночью они едва имели время на отдых. Но через три дня им удалось привести первый этаж в приличный вид, вычистив его и поставив на место столов походные кровати.
Поскольку Санчо и Хосуэ хотели остаться незамеченными, необходимыми покупками занялся Кастро, эту задачу он выполнил с удивительной скоростью. С заполненной заново кладовой, с новым земляным полом в таверне и с перспективой через несколько месяцев вернуть к жизни свое предприятие, настроение Кастро резко переменилось. Цвет его лица потерял трупный оттенок, что помогло Санчо избавиться от чувства вины. Кастро разговаривал громким голосом и двигался быстро, словно человек, очнувшийся от дурного сна и пытающийся прогнать кошмары. Он занялся готовкой и, похоже, не успел потерять этот навык. Хотя поначалу он не хотел делить плиту с Хосуэ, негр тут же показал ему, что был рожден, чтобы превращать продукты во вкуснейшие блюда, и между ними зародились некие узы.
- Черт побери, парень. У тебя золотые руки, - только лишь и сказал Кастро. Хосуэ кивнул. Через несколько дней оба превосходно сработались.
Но самое главное заключалось в том, что слепой обещал пополнить отряд Санчо еще двумя членами. Закариас представил их спустя три дня после нападения на дом Сундучника.
Они явились, когда Санчо только что проснулся, приближалось время обеда. Когда он подошел, оба медленно поднялись - молодые, смуглые, ростом на ладонь ниже Санчо, они были похожи друг на друга, как две капли воды. Оба были босиком и очень бедно одеты.
- Это Матео и Маркос, - сказал Закариас, указывая на близнецов, которые учтиво кивнули в ответ. - Оба превосходно владеют ножом и умеют держать язык за зубами.
Санчо пристально поглядел им в глаза.
- Надеюсь, Закариас предупредил вас, что я не хочу никого убивать?
- Да, предупредил, хоть я и не могу понять, почему, - сказал правый из близнецов, оказавшийся Маркосом; в скором времени Санчо научился отличать его от брата по шраму на подбородке. - У нас к нему тоже имеется свой счет. Вот только что это за месть - без кровопролития?
- И что же Мониподио вам сделал?
- Убил нашего отца, - ответил Матео. - Много лет назад. Наш отец был одним из его телохранителей. Мы так и не узнали, почему Мониподио его убил.
Маркос опять перебил брата. Похоже, такова была их манера разговаривать, словно каждый заранее знал, что скажет другой.
- Мы лишь знаем, что ему перерезали глотку, хотя нам не особенно это и важно. Мы выросли на мельнице, под присмотром тети. Всю жизнь мы ждали, когда наступит этот миг, чтобы вернуть подлецу то, что он сделал нашему отцу.
Санчо потер глаза, поскольку до сих пор не отошел от сна и пребывал в плохом расположении духа, толком не выспавшись. Эти молодые люди выглядели решительными и имели вполне справедливые причины для того, что задумали. Санчо нахмурился, осознав, что они, видимо, на пару лет старше него, однако он обращается с ними, как с детьми.
- Полагаю, вы в курсе, что ваш отец был головорезом и убийцей, - заявил он, пытаясь их спровоцировать.
Близнецы бросили на него яростный взгляд, но промолчали.
- Хотите стать такими же, как отец? Это возможно. Тогда, скорее всего, и закончите как он - мертвыми и брошенными в канаве. К такому пути ведет кровопролитие. Однако если вы достаточно умны и присоединитесь к нам, то сможете отомстить. Не так, как мечтали, но обещаю, что вы будете удовлетворены, - произнес Санчо с загадочной улыбкой.
- Почему ты не хочешь, чтобы мы его убили?
- Потому что это моя банда, и правила здесь мои. А уж согласны вы подчиняться им или нет - вам решать.
Оба окинули его понимающими взглядами, и Маркос продолжил:
- Хорошо, будь по-твоему.
- Вот и отлично. Покажите, что вы умеете.
Близнецы вытащили пару огромных навах длиной с подметку башмака и открыли их с металлическим лязгом. Они стали наматывать круги, нанося друг другу совсем не притворные порезы. Один вырвал клок из рубаки Матео, а тот, в свою очередь, стукнул брата локтем в лицо. Несмотря на силу удара - на скуле Маркоса тут же начал наливаться синяк - тот не дрогнул и немедленно бросился в новую атаку, от которой Матео едва уклонился.
Движения обоих были столь же синхронны, как и их разговор, и такие же незамысловатые. Санчо прежде никогда не оценивал других фехтовальщиков, но хладнокровие, с которым близнецы обращались с ножами, было знаком, что они знали свое дело, как говаривал маэстро Дрейер. Санчо понял, что близнецы были прирожденными бойцами, вероятно, унаследовав эту черту от отца. Если бы они не выросли на мельнице, если бы отец обучил их военному делу, то они стали бы грозными фехтовальщиками. Но тогда у Санчо не оказалось бы двух людей, необходимых для осуществления его рискованных планов.
"Конечно, если я заставлю их подчиняться приказам".
- Довольно, ребята.
Оба замерли, тяжело дыша.
- А теперь я объясню, как мы отомстим за вашего отца.