LII


Вернувшись в дом Монардеса, Клара испытала странное чувство. Никогда прежде ей не доводилось бывать в доме, который принадлежал бы лишь ей одной.

Официально дом еще ей не принадлежал, поскольку завещание должны были утвердить лишь через несколько дней, но она отказалась от предложения адвоката ночевать в его доме, пока всё не будет улажено. Хотят тот казался честным человеком, Клара уже достаточно настрадалась с Варгасом. С этого мгновения она никому не позволит к себе прикоснуться.

В тот день, когда умер лекарь, Клара не знала, кому оставить ключ от главной двери, но не осмелилась взять его с собой, и потому спрятала его в трещине в стене сада, прикрыв палой листвой.

Первым делом она побежала в сад, боясь увидеть, что с ним произошло. Некоторые растения не пережили жару этой недели, сморщились и увяли. Клара несколько часов изо всех сил боролась за их жизнь, наполняя канавы и систему орошения, таская из колодца ведро за ведром и отрезая засохшие стебли. Многие растения она спасла, но другим помогать было уже поздно. Самой болезненной потерей стала редкая и незаменимая касения, семена которой прибыли в Севилью из Азии, присланные одним знакомым старого лекаря.

Стоя в саду на коленях с покрытым землей лицом и засушенным растением в руках, она горько разрыдалась. Клара поняла, что плакала не только по растению, но и по себе.

"Что будет со мной? - думала Клара. - Как я смогу со всем этим справиться в одиночку?"

Она спрашивала себя, не совершила ли глупость, может, адвокат был прав, когда советовал ей остаться в доме Варгаса, где у нее была постель и пища. Ей просто нужно было раздвинуть ноги. В этом не было ничего такого уж кошмарного, это делали многие женщины. Она никогда не соберет деньги, которые Варгас требовал за ее освобождение. Только навлечет на свою голову неприятности, после чего придется униженной и голодной вернуться к хозяину.

Но не это раздирала душу Клары. Она боялась отказаться от своего намерения чего-то добиться в жизни, стать не такой, как все. Ей хотелось самой принимать решения. И она не может отступить.

"Как бы ни был труден путь, он ведет к свободе".

В ту ночь она так и не смогла лечь в спальне Монардеса. В комнате еще стоял едкий и горький запах покойника, и Кларе пришлось открыть все окна, чтобы спальня хорошо проветрилась. Другой кровати в доме не было, но сейчас это не имело значения. Ночь выдалась ясной и теплой. Клара расстелила в саду коврик и уснула на нем, закутавшись в аромат пряных растений, под пологом звездного неба.

В следующие дни она развела бурную деятельность. В доме не было еды, но Монардес хранил мешочек с горстью дукатов под плитой пола в своей спальне. Клара взяла часть денег, чтобы наполнить кладовку, но как бы она ни экономила, этого едва хватило бы на пару месяцев. А кроме того, ей предстояло много других расходов, если она хотела поддерживать предприятие на плаву. Ей нужно как можно быстрее начать зарабатывать.

Прежде всего нужно было изменить внешний вид лаборатории. Хотя она была весьма удобной, из-за того, что Монардес хранил там основную часть инструментов, помещение приобрело мрачный вид. Для лекаря это было вполне приемлемым и даже желательным, но Клара не обманывалась относительно того, что скажут люди, если обнаружат ее среди реторт и колб. Она прекрасно помнила предупреждение Монардеса про инквизицию. Клара устроила лабораторию в комнате, которая раньше иногда служила кухней, со столом гораздо меньшего размера, который подошел не хуже, чем большой, стоило только всё как следует организовать.

Этот огромный стол стал одной из главных проблем. Клара не могла поставить его в нужное положение, так что после многократных бесплодных попыток, потная и усталая, она обратилась к плотнику. Она заплатила ему два реала, чтобы разделил стол надвое и приделал дополнительные ножки.

- Я не уверен, что ты хочешь именно этого, голубушка, - со снисходительной улыбкой сказал плотник. - Было бы преступлением губить такую превосходную мебель. Вот если бы ты заплатила на парочку реалов больше...

Эти слова привели Клару в ярость. Ну почему все кругом думают, что знают всё лучше нее?

- Либо вы сделаете, как я говорю, либо я поищу другого плотника, - решительно остановила она его речь.

После этого мужчина и парой слов с ней не обмолвился, но Клара должна была признать, что он сделал всё на славу. Одну половину стола она вытащила в сад, поставив под выступом крыши. Там он пригодился бы для рассады особенно привередливых растений в маленьких горшочках или для черенкования. Так ей не придется столько раз нагибаться.

Вторую половину она передвинула поближе к двери, вместо прилавка. Высокий и очень широкий стол было нелегко перепрыгнуть или обойти, так что он служил защитой от того, кто войдет в лавку с дурными намерениями.

Именно таков был план Клары. Лекарь всегда держал дверь закрытой и не впускал никого без тщательного осмотра клиента. Он не давал советов или снадобий, если не знал, кто их просит, а в особенности, что сможет заплатить. Клара же, напротив, хотела сделать открытую лавку, куда мог зайти любой, как к мяснику или булочнику. Монардес предложил ей стать аптекаршей, так она и собиралась поступить. Прежде всего лавка должна приобрести респектабельный вид.

Клара открыла окна, впустив в помещение свет, подмела пол и всё вычистила, потом накрыла прилавок новой тканью синего цвета, на которую потратила приличную часть оставшихся денег. По углам стола она поставила банки с самыми распространенными травами, чтобы легко можно было до них дотянуться, и в пределах досягаемости положила нож, чтобы защититься от воров. Она написала большими буквами список с ценами на снадобья и прикрепила его к стене на уровне глаз клиентов.

И когда наконец все было готово... никто так и не появился.

Первые дни после открытия аптеки были мучительными. Открытые двери означали, что Клара должна бросить все дела, если кто-нибудь появится, так что она не могла работать в саду. Эти задачи она оставляла на раннее утро или поздний вечер, но, с другой стороны, это всё равно было самое лучшее время для полива, чтобы солнце не обожгло листья растений. Скучая, девушка сидела у прилавка с книгой в руке, на которую едва обращала внимание. Она не сводила глаз с освещенного прямоугольника двери, где видела проходящих мимо людей. Некоторые любопытные бросали взгляд внутрь, но не более.

Клара заказала другому плотнику - не столь разговорчивому, как первый - вывеску с надписью "Аптека" в рамке из веточек укропа в качестве опознавательного знака. Однако за целую неделю единственным человеком, посетившим ее аптеку, был адвокат дель Валье, который принес документы. Он спросил за свои услуги один эскудо, и девушка, весьма смущенная, вынуждена была попросить его об отсрочке.

- Вы даже не представляете, как мне жаль... После того, что вы для меня сделали...

Дель Валье казался немного раздраженным тем, что ему пришлось потратить этот эскудо из собственного кармана, но благородным жестом попытался это скрыть.

- Не стоит беспокойства, после рассчитаемся. Лучше расскажи, как идут дела?

- В том-то вся и проблема, дон Мануэль, что совсем не идут. Если так и дальше пойдет, я просто умру с голоду.

Старый адвокат пожал плечами и галантно приподнял шляпу.

- Вот увидишь, всё наладится. Это вопрос времени, люди узнают о твоей аптеке. Первые клиенты - самые сложные, с ними ты должна обращаться самым лучшим образом, потому что они расскажут о тебе остальным.

Визит адвоката не слишком облегчил тревогу Клары. Наоборот, разговор с единственным человеком за несколько дней лишь усилил ее чувство одиночества. Она поняла, что осталась совершенно одна.

Под влиянием порыва Клара вышла на улицу. Ей нужно было с кем-нибудь поговорить, чтобы избавиться от этого тревожного чувства. Она прошла мимо прилегающих лавок, поприветствовав нескольких человек, которых знала в лицо, но ни разу не перебрасывалась и парой слов, и заметила, что некоторые отвели взгляд, что ее удивило. Никто не поприветствовал ее в ответ.

Чем дальше она шла, тем больше недоумевала, глядя, как при виде ее мрачнеют лица прохожих. Она заглянула в пекарню, хотя сегодня ей вовсе не нужен был хлеб. На днях она купила несколько буханок, и они теперь хранились у нее в шкафу, завернутые в полотно. Так что хлебом она была обеспечена на целую неделю, и в пекарню зашла лишь для того, чтобы хоть немного развеять охватившую ее тревогу.

За прилавком стоял человек, которого Клара посчитала хозяином. Когда она сказала, что хочет купить хлеба, он вручил ей небольшой, еще горячий хлебец. Корочка слегка хрустела, хлебец источал такой аппетитный и мягкий запах, что у девушки забурчало в животе.

- Шестнадцать мараведи, - сказал пекарь.

- Как дорого, - ахнула она, пораженная. С тех пор, как она приходила в последний раз, цена выросла на целых четыре мараведи.

- Пшеницы нигде не достать, - пожал плечами пекарь. - Скоро мне придется подмешивать в тесто отруби.

Клара полезла в сумку, делая вид, будто ищет деньги, и при этом набираясь мужества, чтобы начать разговор, ради которого, собственно, она сюда и пришла. Несмотря на то, что она и прежде каждый день ходила по этой улице, делая покупки по поручению лекаря, по складу своего характера она была отнюдь не склонна болтать с каждым встречным. И тех, кто плохо ее знал, она и в самом деле могла оттолкнуть своим мнимым высокомерием. И сейчас она задавалась вопросом: не по этой ли причине люди ее избегают? Но если это и в самом деле так, то почему же они раньше вели себя иначе?

- Меня зовут Клара, я живу в старом доме Монардеса. Видите ли, я держу аптеку, и для начала...

- Я знаю, кто ты такая, - оборвал пекарь. - Но меня это не касается. Здесь никто никогда и ничем не болеет.

Он сгреб в кулак медяки, которые Клара выложила на прилавок, и демонстративно отвернулся.

- Но...

- Никому здесь не нужны твои травы! - крикнул изнутри пекарь. - Убирайся!

Клара стояла в полном замешательстве, чувствуя себя униженной до глубины души. Она беспомощно огляделась вокруг в поисках человека, который мог бы ей объяснить, что же происходит. В дальнем углу какая-то женщина средних лет месила на прилавке тесто. Ее руки были запорошены мукой. Каждый раз, когда она бросала ком теста на доски прилавка, вверх поднималось облако мучной пыли, которая оседала на лице женщины, делая ее похожей на привидение. Только черные глаза оставались живыми на ее мертвенно-белом лице, прожигая насквозь, точно угли. Кларе показалось, что эта женщина кого-то ей напоминает.

- Люди нынче ходят к аптекарю на улице Кровельщиков, - пробормотала она сквозь зубы, словно боялась, как бы хозяин потом не устроил ей взбучку за то, что говорила с Кларой.

- Но это же на другом конце города!

- В городе не так много мест, где можно купить лекарства.

- Но они могли бы их купить у меня.

- Никто и близко не подойдет к твоей аптеке. Люди боятся. На днях в нашем квартале появился некто и пригрозил, что выколет глаза первому человеку, кто купит у тебя хоть что-нибудь.

Клара была прямо-таки ошарашена, услышав эти слова. На ум ей пришел лишь один человек: кто еще мог бы оказаться способен на подобную дикость?

- Это был такой здоровенный белобрысый тип? - спросила она. - С длинными усами и огромной шпагой?

- Да, он самый. И он еще говорил с фламандским акцентом.

Гроот. Если он был здесь - значит, его прислал Варгас. Этот негодяй не собирается оставлять ее в покое.

- Не может быть, - прошептала Клара.

- Кроме того, многие люди и так не пошли бы в твою аптеку, даже если бы им никто не угрожал. Просто потому, что ты женщина.

Девушка подняла голову и посмотрела на булочницу. Она никак не могла поверить в то, что только что услышала. Да, она знала, что подобное мнение весьма распространено среди мужчин, но ведь женщины обычно друг друга поддерживают. А потому холодное презрение, с которым булочница бросила ей в лицо эти слова, ранило ее до глубины души - ранило так больно, что она готова была перепрыгнуть через прилавок и вцепиться ей в волосы. В то же время, она вдруг увидела в глазах этой женщины что-то очень знакомое. Это были глаза человека, изрядно побитого жизнью и растерявшего все свои иллюзии. Такие люди обожают изливать горечь собственных разочарований на тех, кто моложе. Несомненно и то, что необычайная красота Клары тоже сыграла свою роль, вызвав у этой женщины приступ черной зависти.

- Вы тоже женщина, - только и смогла ответить Клара.

- Но моим хлебом в любом случае нельзя отравиться. А вот насчет твоих трав я не поручусь. Откуда мне знать, что ты мне дала: тысячелистник или кассию? А раз так, то я не желаю, чтобы из-за твоей ошибки пострадали мои дети. Мужчины в таких вопросах более надежны.

И тут Клара наконец поняла, кого ей напомнил озлобленный взгляд булочницы. Собственную мать.

Она вышла из пекарни без единого слова, проглотив свою ярость, и вернулась в шумную толпу на улице, когда уже занимался вечер. Дни стали прохладней, возвестив о медленном и тихом приближении севильской осени.

Клара была в такой ярости, что даже не узнавала двигающихся навстречу людей, не замечала, куда идет. Когда до нее дошло, что она всё еще сжимает в руке злополучный хлебец, ей стало настолько противно, что она отшвырнула его прочь. Правда, она тут же пожалела об этом, однако было уже поздно. Из-за груды разбитых ящиков выскочил какой-то полуголый мальчишка и набросился на хлеб. Он уже собирался затолкать его в рот, когда из-за тех же ящиков выскочил другой мальчишка и ударил его кулаком по носу. Первый мальчик громко заревел, кровь закапала на хлеб, но драчун не побрезговал даже этим, выхватив еду у него из рук. Тут из-за ящиков выскочили еще несколько мальчишек и принялись остервенело драться за несчастный хлебец. В мгновение ока они сожрали его без остатка, а первому малышу достались лишь упавшие на землю жалкие крохи. Кровь по-прежнему капала у него из носа, а сам он жалобно плакал.

- Эй, мальчик, поди-ка сюда! - окликнула его Клара.

Мальчик взглянул на Клару испуганными глазами и уже готов был убежать, но девушка успела схватить его за руку. Она всегда носила с собой в сумке кусок белого полотна - на тот случай, если вдруг понадобится что-нибудь завернуть. Теперь она достала это полотно, чтобы утереть кровь из разбитого носа мальчишки. Заодно она на всякий случай потрогала пальцами его переносицу: по крайней мере, перелома не было.

- Запрокинь голову назад, - велела она. - Вот так. А теперь подожди, сейчас кровь остановится.

Остальные дети спрятались в ближайшем переулке, едва завидев ее издали. Клара внимательно оглядела мальчика. На вид ему было не более семи или восьми лет. У него были большие миндалевидные глаза, а сам он был настолько худеньким, что можно было пересчитать все косточки.

- Когда ты ел в последний раз? - спросила Клара.

- Вчера, - ответил мальчик, пожав плечами. - Нам повезло найти картофельные очистки.

- Это были твои друзья? - снова спросила она.

- Да. Мы пришли сюда, чтобы понюхать, как пахнет хлебом. Я уже могу идти?

Тяжело вздохнув, Клара запустила руку в сумку и вынула последний серебряный реал. Это было всё, что у нее оставалось от запасов Монардеса.

- Погоди. Видишь монету?

Мальчик кивнул, не в силах оторвать глаз от монетки.

- Так вот, я хочу, чтобы ты пошел в пекарню и купил буханку хлеба. Один Бог ведает, сколько она сейчас стоит. Так вот, съешь ее сам, а если останутся деньги, спрячь их, а завтра купи себе еще хлеба. Ты меня понял?

Мальчик, не веря своим глазам, крепко сжал в руке серебряный реал и бросился к пекарне, даже не оглянувшись и не сказав спасибо.

Нет, Клара отнюдь не обольщалась. Она понимала, что ее благодеяние, скорее всего, окажется бессмысленным. Едва ли этот ребенок переживет зиму, но теперь, по крайней мере, ей не придется виновато отводить глаза, глядя на этих мальчишек. С каждым днем всё больше и больше детей оказывалось на улицах, вынужденные попрошайничать после смерти родителей.

Она поняла, что дети прятались у пекарни, просто чтобы обмануть свои желудки запахом свежеиспеченного хлеба. Ярость, с которой они дрались за кусок хлеба, ее ошеломила. Это была настоящая нужда людей, которые не имели совершенно ничего. Клару вдруг молнией пронзила мысль, что она может закончить так же, как эти ребятишки, если не добьется того, чтобы в аптеку начали приходить клиенты.

Либо она будет голодать, либо придется вернуться к Варгасу.

Никогда в жизни ей еще не было так страшно, никогда она не чувствовала себя такой беспомощной.


Загрузка...