Легенда о воре

XXXIII

Было три часа пополудни, только что закончилась вторая смена гребли, когда в люке появилась голова боцмана, чтобы отдать роковой приказ, который привел к настоящей катастрофе. Не было никаких сомнений, что если бы не гордыня капитана, всё сложилось бы совсем по-другому.

Уже некоторое время моряки находились на взводе, и их состояние передалось всему кораблю. Заключенные подслушивали их разговоры через люки и трещины в палубе, и им совсем не нравилось услышанное. Боялись, что в этом году "Сан-Тельмо" впервые встретит праздник Успения, не захватив никакой добычи. Прошли уже две трети охотничьего сезона, и для военного корабля, привыкшего к победам, было позором оставаться к такому времени пустым. Не говоря уже о бесчестье, грозящем офицерам корабля из-за потери доходов за захват груза и продажу выживших пиратов в рабство.

Казалось, "Сан-Тельмо" настигла настоящая полоса невезения. Четырежды они подплывали к прибрежным деревушкам, чтобы найти лишь дымящиеся после чужого нападения руины. Капитан галеры наметил круговые маршруты вблизи мест на побережье Леванта, до которых врагам было легче всего добраться, но, хоть его догадки и были точны, времени им не хватало. Каждая рыболовная лодчонка, с которой они встречались, каждая сторожевая башня, подававшая им сигналы, сообщали одно и то же: они опоздали совсем ненадолго.

За неделю до Успения на горизонте появились треугольные паруса шебеки, и левый борт галеры просел под весом возбужденной команды, которая бегала, выкрикивая непристойности и радуясь, что им наконец-то улыбнулась удача. Корабль опасно накренился, капитан приказал всем вернуться на свои места и начал погоню.

Мавры оказались превосходными противниками. Осознавая, что не могут соревноваться с галерой, которая вдвое крупнее их корабля и обладает намного большей огневой мощью, они держались вне досягаемости "Сан-Тельмо" за счет лучшей маневренности. Погоня длилась восемь дней, не раз шебека исчезала из поля зрения, и ее снова находили лишь благодаря чистой случайности и упрямству капитана. Наконец, утром 17 августа благодаря сочетанию ветров и приливов тунисская шебека оказалась между побережьем и пушками преследователей. Без единого дуновения воздуха паруса были бесполезны, а восемьдесят толкавших шебеку гребцов неизбежно проигрывали двум сотням испанских.

Первая утренняя вахта гребли наполовину сократила разделявшую их дистанцию. Шебека остановилась первой, было около одиннадцати часов. Она находились чуть более, чем в пятистах саженях, следуя вдоль береговой линии и пытаясь поднять паруса, чтобы сбежать, но безуспешно. Грязно-зеленый флаг безжизненно висел на грот-мачте. Вынужденные полагаться лишь на греблю, тунисцы затеяли очень опасную игру со своим преследователем. Следовало очень бережно распоряжаться силами гребцов.

"Сан-Тельмо" тоже остановился. Капитан корчился от нетерпения, но знал, что шебека уже у него в руках. Если они не доберутся до нее за вторую вахту гребли, то сделают это за третью. На каждом борту тунисский корабль нес десять пушек меньшего калибра, чем пятнадцать испанских, хотя едва ли у пиратов хватило бы времени больше, чем на один залп. До абордажа они успеют выпустить не больше семи-восьми ядер. А потом в игру вступят шпаги, которых на галере было втрое больше, чем у противников.

Они отдыхали всего полтора часа. Был час пополудни, когда шебека снова пришла в движение.

- Они боятся, сеньор, - сказал боцман капитану.

Тот помолчал, прежде чем ответить. Во время последней остановки пришлось высадить в порту старшего помощника, которому раздробила ногу плохо закрепленная неосторожным моряком пушка - еще одно событие, истолкованное командой как плохое предзнаменование. Хотя боцман сейчас был вторым по значимости на борту, капитан всегда относился к нему с определенной долей высокомерия из-за простонародного происхождения и фламандской фамилии.

- Правильно боятся. Продолжаем погоню.

Два часа спустя вражеский корабль остановился. Он по-прежнему двигался вдоль побережья и вот-вот должен был обогнуть мыс Марсан, когда снова сделал остановку. Капитан обрадовался.

- Чертовы идиоты. Если бы они миновали мыс, то смогли бы использовать течения, чтобы выиграть дистанцию.

- Это лишь отсрочило бы неизбежное, сеньор.

- Конечно, конечно. Пусть гребцы получат порцию вина и мяса. Им нужно восстановить силы.

- Сию минуту, сеньор.

- Через два часа мы уже будем отправлять мавров в ад, - сказал капитан, не отрывая взгляд от шебеки. Она находилась менее, чем в двухстах саженях. Еще шестьдесят, и они окажутся на расстоянии пушечного выстрела, хотя расположение не позволит тунисцам лечь в дрейф перед испанцами, это означало бы для них верную смерть. В таком случае "Сан-Тельмо" нужно было лишь продолжить идти прямо и протаранить их борт. Удар на нужной скорости потопил бы вражеский корабль за несколько минут.

Боцман быстро и решительно отдал приказы. Моряки начали спускать вниз бурдюки с вином, а солдаты приготовили мушкеты и пистолеты. На всей палубе царила суета и нервозность. Угрозы и молитвы смешивались с лязгом затачиваемой стали.

На палубе противников, наоборот, царила полная тишина. Людей не было видно, а члены экипажа, появлявшиеся на бортах и мачтах, не производили ни малейшего шума. Боцман заметил это с растущей тревогой, но у него совсем не было времени поразмыслить, потому что шебека внезапно пришла в движение. Боцман взбежал на мостик к капитану, который склонился над картой, прикусив губу.

- Сеньор! Они двигаются!

- У меня тоже есть глаза, боцман.

Тень шебеки уже вырисовывалась на фоне мыса, образованного в большей своей части гигантской каменной скалой тридцати метров в высоту. Волны вспенивались, со свирепой силой разбиваясь там, где камень погружался в море.

- Не понимаю, сеньор. Они не дали отдохнуть гребцам. Они сразу же выдохнутся. В этом нет смысла.

- Может быть, они осознали, что находятся в считанных саженях от течения к северу от мыса, - сказал капитан, лицо его внезапно стало встревоженным. - Возможно, они думают, что если мы будем ждать, то поднимется ветер и они смогут поднять паруса.

- Но это просто смешно, сеньор.

- Я не собираюсь рисковать. Прикажите начать греблю, боцман. Мы последуем за ними хоть в самый ад, если понадобится.

- Но, сеньор...

Суровый взгляд капитана оборвал все протесты молодого моряка, униженный, тот отправился выполнять приказ. Если бы решал он, то дал бы шебеке час форы, а затем пустился в погоню. На небе не было ни облачка, ни следа хотя бы малейшего движения воздуха, которое помогло бы преследуемым. Получить свой пост капитану помогло благородное происхождение, а не его способности как моряка. К несчастью, он был еще и высокомерным человеком, который никогда не внимал доводам здравого смысла, и у боцмана не оставалось другого выхода, кроме как исполнить приказ, который вне всякого сомнения был ошибочным.

Моряки едва успели разнести треть дополнительных порций еды, когда им пришлось прервать свое занятие и взбежать по трапам наверх с бурдюками вина и горшками с мясом. Это вызвало бурный взрыв протеста. Гребцам так редко удавалось попробовать мясо и вино - за исключением Рождества и Успения - что объявить об раздаче еды и затем прервать ее было худшим из возможных вариантов. Тут же возникли драки между последними, кто получил свои порции, и теми, кто остался ни с чем. Остальные просто обезумели и начали вопить.

Ворон утихомирил бы протесты на корню, но вместо этого замер, подняв голову вверх с выражением крайнего изумления на лице.

- Они не продержатся более получаса, - пробормотал он, указав хлыстом назад.

- Это приказы капитана. Мы уже очень близко. Могли бы догнать их, миновав мыс, - сказал боцман, не сумев скрыть, что сам же ни капли не верил в эти слова.

Надсмотрщик раздраженно цокнул языком, поскольку ему тоже не дали доесть, и щелкнул хлыстом в воздухе.

- Одежду прочь, сучьи дети! У нас мавры на мушке!

За его словами последовало гробовое молчание. Заключенные не были в курсе происходящего, но приказывать им трогаться снова, когда они уже дважды гребли по адской жаре, было безумием. Многие даже не успели натянуть обратно штаны. Другие массировали ноющие руки и, как могли, пытались хоть немного отдохнуть на скамьях. Несмотря на весь их страх перед Вороном, мало кто пошевелился, чтобы взяться за весло.

- Я сказал - прочь одежду, - надсмотрщик понизил голос до ледяного шепота, почти выплевывая слова между сжатыми зубами. - Мы в бою, сукины дети. Первого же, кто даст мне повод, я даже вешать не буду, а всажу ему в брюхо шесть дюймов.

Он щелкнул пару раз по абордажной саблей, которую тем утром прицепил на пояс. Прикованные к нему взгляды гребцов наполняла столь лютая и примитивная ненависть, что Ворон почувствовал укол страха. Ему придется быть особенно осторожным, чтобы не споткнуться во время столкновения с врагом, или его не спасет даже беспощадная репутация. Только не от того, что отражалось в четырех сотнях глаз.

- Скоро вы вдоволь нажретесь и напьетесь. А сейчас - всем грести, а не то я перережу вам глотки. И начну с тех, кто меньше всех мне нравится.

При этих словах он взглянул в сторону Санчо. После короткой паузы надсмотрщик снова щелкнул кнутом в воздухе, и несколько каторжников начали занимать позиции для гребли. Остальные тут же последовали их примеру, и "Сан-Тельмо" снова сдвинулся с места, медленно, но уверенно.

Через четверть часа галера уже маневрировала рядом с мысом, так близко, что моряки могли разглядеть яйца в гнездах чаек. В тот же миг дозорные оповестили, что шебека остановилась и подняла весла. Боцман был занят наблюдением за глубиной и рифами, поэтому не следил за перемещениями противника. Увидев же происходящее, он не поверил своим глазам.

На борту галеры все взревели от радости. Было очевидно, что шебека собиралась сдаться. Капитан уже смаковал победу, на лице его отразилась лихорадка жадности. Захват неповрежденного корабля с полным экипажем сулил им добычу намного большую, чем они воображали. И теперь он замер не более, чем в ста саженях от мыса, при поднятых веслах.

- Словно девственница с раздвинутыми ногами в первую брачную ночь, - пробормотал капитан. - Боевая скорость, боцман! Покажем этим безбожникам, на что мы способны. Когда мы до них доберемся, они будут целовать кресты.

- Да, сеньор! - ответил боцман, воодушевленный настроением командующего. Он даже чуть не упал, стремительно спускаясь с мостика. Скрепя сердце, он признался себе, что нарастающее в нем в течение всего дня беспокойство было связано с необходимостью вступить в бой. Капитуляция шебеки высвободила это напряжение и превратила его в эйфорию, и с остальной командой произошло то же самое. Он заглянул на нижнюю палубу и прокричал:

- Боевая скорость! Последнее усилие!

Ворон ускорил темп, хотя ему пришлось для этого прибегнуть к свистку, так как поддерживать ритм на боевой скорости только при помощи голоса было невозможно. На лавках уже не осталось мужества для сопротивления, даже перед лицом этого нового, совершенно невыполнимого требования. Гребцы погрузились в работу, пот и прерывистое дыхание размыли и задушили коллективное сопротивление. Они двигались с такой скоростью, какую многие показывали только во время тренировочной недели. Многие сбивались с ритма и разбивали носы и зубы, потому что опускали голову, когда весло поднималось. Ворон не обращал внимания на эти раны, сосредоточившись на тех, кто слабел. Определить таких было очень легко, потому что их соседи по скамье тут же начинали возмущаться, заметив, что тяжесть на их плечах увеличилась. Надсмотрщик бегал туда-сюда по проходу между скамьями, не глядя раздавая удары направо и налево. Недостаток точности компенсировался его повсеместным присутствием.

Поднимавшиеся из трюма завывания и крики от усилий и боли заглушили веселье, что слышалось наверху. "Сан-Тельмо" развил почти максимальную скорость, его нос уже пересекал мыс. Радостный боцман запомнил это мгновение для своего отца. Как он будет горд через несколько недель, когда сын вернется домой с добычей, со своей первой победой и с шебекой на буксире.

Вдруг что-то на борту шебеки привлекло его внимание. Тунисец на мачте энергично размахивал красным флагом. Боцман не понял, какого черта там делает этот человек, пока не обернулся в ту сторону, куда сигналил мавр. По его спине пробежали мурашки, а волосы на затылке зашевелились. Он хотел закричать, предупредить окружающую его возбужденную команду, которая смотрела в противоположном от опасности направлении, но его горло сковал страх, как в кошмарном сне, он потерял голос. Боцман протиснулся сквозь толпу моряков, и один из них возмущенно повернулся, увидев то же самое, что и боцман, и отчаянно взвыл.

- Капитан! Враг на горизонте!

- Нас атакует корабль, сеньор, удалось выговорить боцману, однако его голос прозвучал тускло и вяло.

Оказалось, что в бухте скрывалась вторая шебека, защищенная с севера мысом, пока "Сан-Тельмо" весь день преследовал первую. Теперь эта шебека на полной скорости бросилась им наперерез. Свежие, отдохнувшие гребцы работали споро, и на "Сан-Тельмо" стало ясно, что столкновения не избежать, как бы они ни старались наддать ходу. Шебека неслась на всех парусах, а на носу у нее был установлен огромный бронзовый таран, покрытый зеленой патиной.

Боцман ошеломленно застыл, пораженный коварством тунисцев. Прекрасно зная, что им никогда не одолеть "Сан-Тельмо" в открытом бою, они несколько дней маячили на горизонте, заманивая галеру в смертельную западню. В то время как одна шебека выступала в роли приманки, изображая позорное бегство, вторая караулила в укромном месте, выжидая, покуда самодовольные испанцы ринутся в атаку, предвкушая легкую добычу. И в нужное время с первой шебеки подали своим товарищам сигнал к нападению.

Команду охватила паника, парадоксальным образом вернув боцмана к жизни, и он попытался возвратиться на мостик. Ему пришлось протискиваться, раздавая тычки, потому что для подготовки к абордажу нужно было расчистить пространство.

- Стоп! Сушить весла! - закричал он, подбежав к люку.

Капитан стоял в съехавшей набок шляпе и с дурацким удивленным выражением на лице, словно ребенок, которого лишили обещанной конфетки. Он выкрикнул приказ рулевому, и тот совсем запутался.

- Лево руля, парень! Лево руля!

- Сеньор, я приказал сушить весла!

- Черт возьми, нет! Сменить курс! Мы не можем допустить столкновения!

- Тогда они атакуют с кормы, сеньор! - ответил боцман, перед лицом близкой смерти забывший о своей обычной боязни вызвать неудовольствие капитана. - Прикажите бросить якорь!

Пока на капитанском мостике шел этот спор, первая шебека перестала изображать пугливую жертву, и на палубу высыпали десятки берберов, сверкая обнаженными саблями и завывая, словно одержимые. Некоторые из них, зарядив аркебузы, открыли огонь по "Сан-Тельмо". Хотя они были слишком далеко, чтобы попасть, однако цели своей достигли. Охваченные паникой матросы заметались во все стороны, мешая остальным.

Но было уже слишком поздно, потому что нос вражеской шебеки неумолимо надвигался.