Лёха — сокрушитель Вселенной

Глава 13 Вечер Блатной Романтики

Крепость стояла на, своего рода, огромном холме. А этот, своего рода, огромный холм находился прямо в центре города, возвышаясь над крышами домов и узкими улочками.

Лёха, окружённый конвоем стражников, брёл вверх по склону, исподлобья зыркая то на сержанта, то на колдунью. Петрович удобно устроился у девушки на руках и тихонько квохтал, жалуясь ей на ментовской беспредел. Лёха так и порывался устроить очередной дебош и сбежать, но это бы поставило его вне закона, и с карьерой Героя было бы покончено. Значит, придётся идти с ними в крепость. Впрочем, Лёха в мусарне уже бывал, и знал, чего ожидать. Откатают пальчики, помурыжат пару часов и отпустят, ведь за ним никаких косяков пока не числилось. Тем более, раз он Герой, то и бить не будут.

Стражники, однако, были напряжены до предела, дубинки их уже не висели на широких поясах, а перекочевали в цепкие мозолистые лапы, и Лёха ясно понимал, что они эти дубинки пустят в ход совершенно не задумываясь.

— Тащ командир, — произнёс Герой, высморкнув длинную соплю прямо в придорожную пыль. — Я чё сделал-то?

Сержант даже не обернулся. Ведьма успела рассказать ему про метку Избранного, но и лебезить перед очередным героем ему не хотелось. Сержант предпочёл хранить молчание.

— Тащ командир, не по закону это, — буркнул Герой.

— Здесь я — Закон, — процедил сержант.

На душе у него было погано. Если это теперь называют Героем, то он боялся представить, какие нынче злодеи. С такими героями, собственно, и никакие злодеи не нужны. Сержант вдруг почувствовал, что смертельно устал, и вся накопившаяся злоба яростно требовала выхода. Но и выместить её было некуда. Поэтому он только сжал кулаки покрепче и стиснул зубы, чтобы не наговорить лишнего.

— Беспредел творите, тащ командир, — укорил его Лёха.

— Точно! Как есть беспредел! — оживился петух, до сих пор обиженный. — Это ж разве можно, из живого петуха перья драть?!

Он едва не захлопал крыльями от гнева, но Амабель вдруг одним движением руки успокоила его, и Петрович снова притих. По крайней мере за это Лёха был ей благодарен.

Крепость понемногу приближалась, и Герой удивлённо присвистнул, когда увидел, что каменные стены в высоту оказались почти как пятиэтажка. Сложены они были из удивительно ровных серых глыб, местами поросших желтовато-зелёным мхом, и издалека казались бетонными, но вблизи всё-таки выдавали своё естественно-каменное происхождение.

Ворота, циклопически громадные, будто созданные для сказочных исполинов, оставались открытыми, и весь конвой прошёл через них, стражники и колдунья совершенно буднично, Лёха и петух — озираясь по сторонам и задирая головы, чтобы получше рассмотреть всю невообразимую величину цитадели. А посмотреть было на что, особенно тому, кто всю жизнь прожил в захолустном городке, застроенном типовыми пятиэтажками.

Сержант, а вслед за ним и все остальные, остановились в широком каменном коридоре. Коридор изгибался вдоль стены, сразу за центральными воротами, и вёл к другим воротам, поменьше, непосредственно в цитадель. Стены нависали со всех сторон, создавая ощущение, будто ты находишься в каменном мешке. Лёха вдруг хмыкнул, представив себя на месте тёмных прислужников, штурмующих крепость и пробившихся за ворота, а тут вдруг вместо лёгкой добычи — громоздкие нависающие стены с защитниками наверху. Ему вдруг стало зябко.

— Так, — протянул сержант, запуская руку под нащёчники шлема и почёсывая щетину.

Ему жутко хотелось отправить этого так называемого героя в самое глубокое подземелье, упрятать подальше и надолго, но как ни крути, ни одного, даже формального повода он не находил. Не отправлять же его за решётку за один только подозрительный вид? Сержант представил всю бумажную волокиту (тем более, совсем бесполезную, ведь ублюдок всё равно выйдет) и снова нахмурился. Отпустить мерзавца просто так он тоже не мог. Остатки совести, которые он старательно глушил каждый вечер крепким алкоголем, решительно протестовали.

Решение, наконец, пришло. Сержант взмахнул рукой, и они продолжили путь. Лёха поначалу не понял, куда его ведут, но вели его к угловой башне. Все, включая колдунью и петуха, по очереди вошли внутрь, спустились по винтовой лестнице и оказались в тесной комнатке с голыми стенами. Посреди комнаты стоял письменный стол, заваленный бумагами, и два стула, а у противоположной стены Лёха увидел решётку. Обезьянник, значит. Удивительно, что стены синим не покрашены на два метра от пола. На стене чадил факел, разгоняя темноту и превращая её в полумрак.

— Эт чё, бля, на каком основании, — хмыкнул Герой.

— Здесь до утра посидишь, до выяснения, — удовлетворённо ответил сержант.

Спорить было бесполезно. Паладин зашёл в тесное узилище, хмуро огляделся, хотя смотреть особо было не на что. Ничего, кроме каменных стен и железной решётки, отделяющей четыре квадратных метра от остальной комнатки.

— Петуха туда же, — приказал стражник.

Ведьма с некоторым сожалением отпустила Петровича, и тот гордо прошествовал к хозяину. Что удивительно, молча.

Решётчатая дверь обезьянника закрылась, а ключ сержант демонстративно повесил на пояс.

— Вас завтра вызовут, будьте готовы, — сказал он колдунье.

Амабель вздохнула, кивнула ему и вышла, остальные стражники вышли вслед за ней. Сержант уселся за стол, так, чтобы видеть Лёху, который уже сидел на корточках и царапал что-то ногтем на стене. Петрович молча прохаживался по камере.

— Значит так, — начал сержант.

— Ты бы представился хоть, тащ командир, — не отрываясь от своего занятия, произнёс Лёха. — Непорядок.

Сержант поморщился, будто сожрал дольку лимона.

— Городской гвардии уполномоченный сержант Глухарь, — после некоторой заминки представился он. Хотя островерхий шлем так и не снял.

— Слушай, тащ уполномоченный, я вот не догоняю малясь. Тут, вон, написано «здесь был Фариа», — едва ли не по слогам прочитал Герой. — Тут же ошибка, наверное? Может, Фарид? Был у меня кореш, татарчонок, бля, Фаридом звали…

— Молчать! — рявкнул сержант, отчего петух подлетел на добрых два метра и невольно попятился ближе к хозяину.

— Зря ты так, тащ командир, нормально общались, — по-доброму укорил его Паладин.

Ещё и издевается.

— Я таких как ты, мразь, насквозь вижу, — прорычал стражник, наклонившись вперёд на стуле.

Лёха равнодушно глядел на сержанта, сидя на корточках и не отрывая пяток от холодного каменного пола. Каким-то непостижимым образом сидение на кортах придавало сил, как физических, так и душевных, и никакие слова этого краснопёрого не могли поколебать уверенность Лёхи в собственном превосходстве. Будто это он на самом деле сидел за столом, а сержант сидел в изоляторе. Но никакие столы и стулья не могли дать Герою той уверенности, которую давали обычные корты. Будто бы прижатые к земле пятки давали ему связь с бесконечным космосом.

Уполномоченный сержант Глухарь достал чистый лист бумаги и перо с чернильницей.

— Имя, — процедил он сквозь зубы, будто любое общение с Героем доставляло ему физический дискомфорт.

— Лёха, — ответил Лёха с нескрываемым вызовом в голосе, но к его удивлению, стражник записал его и так.

— Род занятий.

— Герой, бля, — бросил он первое, что взбрело в лысую голову.

Сержант даже отложил перо и снова оглядел его с ног до головы.

— Чё, не верится? — ухмыльнулся Герой.

Сержант не ответил, и только обмакнул перо в чернильницу. Его до сих пор терзали сомнения, несмотря на все заверения ведьмы. Эта сволочь годилась скорее в мелкие приспешники тьмы.

— Нисколько, — хмыкнул он.

— О, это самый великий Герой из живущих! — вдруг подал голос Петрович. — Несокрушимый Паладин, Бесстрашный Монах, Сладкоголосый Поэт! Внушающий Ужас и Дарующий Милосердие Богини! Стальной Победитель Одиннадцати Разбойников!

Петровича понесло.

— Петушара, бля, — буркнул Лёха, которому даже стало немного не по себе, невзирая на корточки и связь с бесконечным космосом.

— Он — Крысобой, Стреляющий Невозможным! Гроза всех преступников и Бич Божий!

Выглядел Лёха и правда как бич в своей грязной мастерке, трико и шлёпках.

— Да заткнись ты, бля! — Несравненный Воин замахнулся на петуха широкой ладонью, и только после этого Петрович умолк.

Сержант снял шлем и поставил его на стол. В полумраке блеснули залысины.

— Всё-таки герой, — хмыкнул он. — Не обессудь, но пока останешься здесь. А завтра пойдёшь к Ледовласому, он решит, как с тобой поступить.

Лёха пожал плечами. Он сидел на кортах, и ему было всё равно.