Лёха — сокрушитель Вселенной

Глава 36 Слово Пацана

К огромному удовольствию Избранного, в седельных сумках обнаружилась еда. Рыцари барона Индржиха хоть и путешествовали налегке, но всё равно взяли с собой достаточно припасов. Как оказалось, эти земли барону не принадлежали, а рыцари самовольно пошли грабить путников на территории Ледовласого, но им не повезло и вместо крестьян они наткнулись на Лёху.

Вечерело. Герой удобно развалился на земле рядом с костром и уплетал копчёную колбасу, найденную в одной из сумок. Рыцари, связанные по рукам и ногам, понуро сидели у дерева, а Петрович ходил перед ними, печатая шаг. Десять шагов туда, десять шагов обратно. Пленники молча наблюдали, как петух изображает из себя сурового надзирателя.

Тихо потрескивал костёр, в траве застрекотали сверчки, на небе стали зажигаться первые звёзды. Лёха прислонился спиной к дереву и добродушно рыгнул. Ленивым взглядом окинул пленных фашистов.

— Чё делать-то с вами, немчура? — спросил он, скорее задавая вопрос самому себе. Мнение фашистов его не интересовало.

Рыцари переглянулись, зашевелились. Петрович угрожающе расправил крылья.

— Выкуп, — ответил Фриц.

— Это если он сам рыцарь, — возразил Йозеф.

— Думаю, братья, мы ошиблись и попали в плен к благородному воину, — произнёс Ганс. — Скажи, о благородный муж, ты дал какой-то обет? Почему ты бьёшься без доспехов и меча?

Лёха потянулся, хрустнул позвонками, почесал голову.

— Быстро вы переобулись, бля, — произнёс Лёха.

Отпускать пленников решительно не хотелось, но слово «выкуп» замаячило перед глазами, рисуя золотые горы и несметные сокровища. В итоге жадность победила, и Лёха согласился на переговоры с врагом.

— Чё за выкуп, рассказывайте, — приказал он.

— Ты, вестимо, из других краёв, раз не слышал о таком обычае! Наш сюзерен, барон Индржих, щедро заплатит за каждого из нас! — велеречиво начал Ганс.

— Это если он рыцарь, — напомнил Йозеф.

— Быть не может, чтобы нас троих пленил простолюдин, — ответил ему Ганс. — Я уверен, сей витязь наверняка посвящён в рыцари. Даже если и нет, то благородство и честь ему не чужды, клянусь подвязками моей возлюбленной Радегунды.

Лёха высморкался в пальцы и вытер их об траву.

— Я-то пацан нормальный, без базару. Хоть кто скажет.

Но сказать за него сейчас мог только Петрович. Что он, собственно, и сделал.

— Он Герой! Избранник Богини! Гностический Либератор! Развоплотитель Колдовства! — верещал петух, приковывая к себе удивлённые взгляды. — Собутыльник Ледовласого! Трижды Перерождённый!

— Ну всё, харэ, угомонись, — оборвал его Лёха. — С вашим бугром перетереть достоин, вы уж не сомневайтесь.

— Жрать охота, — невпопад буркнул Йозеф.

Лёха притянул сумку с едой поближе, заглянул внутрь, небрежно бросил рыцарям. Связанные по рукам и ногам пленники проводили сумку взглядами.

— О благородный воитель, не соизволишь ли ты развязать нам хотя бы руки? — спросил Ганс.

Герой почесал голову, отчётливо понимая, что со связанными руками они поесть не смогут.

— Лёха, не надо! — встревожился Петрович.

Паладин встал, отряхнулся, подошел к рыцарям. Сел на корточки перед ними, оценивая обстановку. Рыцари во все глаза глядели на него, изображая святую невинность.

— Так, бля, — начал он. — Будете бузить — вам Петрович лицо обглодает, понятно?

Петух воинственно тряхнул гребнем и хлопнул крыльями.

— Не будем, — сказал Фриц.

— Клянусь жемчугами моей возлюбленной Радегунды, мы не доставим проблем! — выпалил Ганс.

Лёха покачал головой.

— Хули мне её жемчуга? Ты слово пацана дай.

Рыцари недоумевающе посмотрели на Избранного.

— Мне незнакома такая клятва, — неуверенно произнёс Ганс.

Лёха слегка улыбнулся. Он никак не ожидал, что местные жители настолько дремучие и некультурные.

— Ну вы даёте, бля. Это ж слово пацана. Это ж все знают. Один раз нарушишь — будешь не пацан. Хуже пидора будешь, так-то, бля. Даже здороваться перестанут.

Но что-то подсказывало Герою, что его всё равно не поняли.

— Бля, ну типа… Слово пацана нарушишь, и вот как больше не рыцарь, короче. Только хуже, ты тогда вообще не пацан, — попробовал объяснить Лёха.

— Клятва рыцарской честью? — предположил Йозеф.

— Да не, хули вы тупите, бля. Сильнее. Слово пацана это.

Рыцари испуганно посмотрели друг на друга, словно решая, могут ли они принести настолько сильную клятву.

— Мне так-то похер, можете и так посидеть. Завтра с утра вас на лошадей погрузим с Петровичем и к Ледовласому пойдём, — пожал плечами Герой.

— Мусорнуться решил? — удивился петух.

— Клюв захлопни. Ну так что?

Ганс поёрзал на месте.

— Клянусь, никаких проблем не будет. Слово пацана, — произнёс он.

— Слово пацана, — повторил за ним Йозеф.

— Слово пацана, — выдавил Фриц.

Лёха хлопнул себя по коленке, встал, обошёл рыцарей сзади, развязал каждого по очереди. Пленники стали трясти затёкшими руками, пытаясь разогнать кровь, потом залезли в сумку, разделили содержимое на троих. Большую часть, конечно, Лёха уже сожрал, но даже так там оставались хлеб и колбаса.

Петрович опасливо держался на расстоянии, то и дело оглядываясь на хозяина, который беззаботно вернулся к костру и снова развалился возле огня.

— Я их всё равно сторожить буду! Я им не доверяю! — громко зашептал петух.

Лёха демонстративно зевнул. Слово пацана — нерушимо.

— Слышь, фашисты, — сказал он, укладываясь спать рядом с костром. — Разрешаю оружие забрать. Вон там лежит.

Рыцари удивлённо взглянули на него и вернулись к трапезе. Прежде им не доводилось встречать таких, как Лёха, и теперь они пребывали в сильнейшем замешательстве. У них так было не принято. Даже к самому благородному из них, к Гансу, прокралась шальная мысль убить Лёху во сне и уехать. Даже избитые и пленённые, они не до конца верили в то, что Лёха — Герой. И это было для них естественно, ведь у Лёхи не было ни сверкающих доспехов, ни верного меча, ни статного жеребца. Для рыцарей он выглядел обычным бродягой в тряпье, краснорожим смердом, рождённым копаться в грязи.

Петрович держал своё слово крепко, и теперь пристально смотрел на воинов. Он как-никак, всю свою петушиную жизнь прожил в землях русаров, и наверняка знал, что рыцарям из Вольной Марки доверять нельзя. Слишком часто они набегали на мирные деревушки, чтобы грабить и убивать.

— Цыпа-цыпа, — сказал Йозеф, цепляя ножны к поясу.

Петух переместился чуть ближе к спящему Лёхе, нервно копнул землю когтями. Что-то ему подсказывало, что до хозяина сейчас не добудиться никакими способами. А против троих рыцарей, пусть и уже побитых, ему не сдюжить.

— Лицо обглодаю, — вскудахтнул он.

Фриц криво ухмыльнулся, счищая с булавы налипшую землю и грязь. Один только Ганс неторопливо рассёдлывал свою лошадь, не обращая никакого внимания на соратников, которые медленно приближались к костру.

— Это мы тебя обглодаем, птичка, — сказал Йозеф, резким движением хватая Петровича за горло. — Ты мне лицо поцарапал.

Петух захлопал крыльями, попытался достать до вероломного фашиста когтями, но лишь поскрёб по железному нагруднику.

— Слово… Дали… — захрипел петух.

Фриц замахнулся булавой над спящим Героем, но вдруг яркая вспышка заставила его отшатнуться. Булава выпала из его руки, Фриц завизжал тонким голосом и упал на землю. Петрович сумел высвободиться, громко закричал и бросился на Йозефа, который тоже упал.

Ганс обернулся на звук и замер, удивлённо взирая на катающихся по земле соратников. Их крики теперь звучали иначе. Неестественно. Оба рыцаря крепко держались за промежность и прижимали ноги к себе.

— Вы… Чего наделали… — сказал он.

Но ответа он и не ждал. Всё было очевидно.

Петрович, видя, что теперь они опасности не представляют, снова отошёл к хозяину, и грозно смотрел на поверженных волей Богини фашистов. Назвать их рыцарями после такого поступка он уже не мог.