Лёха — сокрушитель Вселенной

Глава 24 Чувствуешь Себя Героем?

Перед внутренним взором Лёхи снова пронеслись вспышки и фейерверки надоедливых поздравлений, вдруг напомнившие ему неоновые вывески Лас-Вегаса из голливудских фильмов. Системное сообщение мелькнуло перед глазами.

Опыт: +113.

НОВЫЙ УРОВЕНЬ!!!

Добавлен новый титул: БЕСПОЩАДНЫЙ ГЕРОЙ (1).

Улучшена способность: АУРА УЖАСА (2).

— Беспощадно, бля, — хохотнул Избранный. — Тонусно. Я — ужас, нах!

Тот факт, что он только что жесточайшим образом убил почти десяток людей, Лёху не беспокоил никак. Настоящие герои на такие мелочи не размениваются.

— Чувствуешь себя героем?

Лёха оглянулся по сторонам, но это был всего лишь Петрович, глядевший на него исподлобья.

— Нет здесь никаких семечек, не осталось. Не нашёл, — сказал он.

— Херово искал, значит. А если я найду?

— Не найдёшь, — голос Петровича, которому только что пришлось ковыряться в ошмётках трупов, звучат тихо и глухо.

Петух неловко переступал с лапы на лапу, всякий раз оставляя на земле кровавый след.

— Ты же их завалил всех. Наглухо, — сказал он.

— Слышь, кончай морали читать, много ты, петушара, базарить стал, — огрызнулся Лёха. — Сами первые начали.

Охрютка, уже стоящий на ногах самостоятельно, подслеповато прищурился, глядя на поле битвы, и через мгновение согнулся в приступе тошноты.

— Едрить вы нежные, — удивился Паладин. — Ну давай теперь баранов дразнить будем, хули.

Мужика вырвало снова.

— Бе-е-е. Бе-е-е. Пошли уже, бля, — произнёс Лёха.

— Лёха… Они ж просто… Мужики простые… — не находил слов Петрович.

— Слышь, бля. Тебя бы эти мужики этим же вечером сожрали и не поморщились.

— Не по-людски их так, — прохрипел крестьянин, отплёвываясь от тягучей кислой рвоты, виснущей на губах.

Лёха вспылил, резко повернулся к обоим.

— Вы чё, бля, учить меня будете? Не я, так их бы завтра солдаты завалили. Вы чё, бля, под беспредельщика меня пишете? Так я сперва побазарить хотел, по-человечески, как положено, а эти черти на меня одного толпой попёрли. Тут я прав, бля. Хотел бы беспределить — я бы и остальных добил, а так, вон, бугор ихний до сих пор спит лежит, как сурок. Богиня новый уровень дала, ей по кайфу, значит, я всё чётенько сработал.

Оба замолчали, хмуро глядя на Избранного. Возражений ни у кого не было, но всё равно Петрович ощущал внутри, что это неправильно. Что так быть не должно. Герои так не поступают.

— Солдаты бы их просто повесили, — буркнул петух.

— Да и пох, — огрызнулся Лёха, с удивлением для себя отмечая, что какой-то смысл в словах Петровича всё-таки есть, пусть он и не мог уловить его до конца.

Эту мысль он быстро отмёл, как обычно делал с непонятными и новыми для себя мыслями, но всё равно непроизвольно нахмурился сам и теперь злился непонятно на что.

— Я сам не в курсах был, как эти семки работают, нехрен меня теперь лечить, — произнёс Лёха. — Всё, пошли. Воняет здесь.

И они двинулись дальше, оставив мертвецов лежать на перекрытой лесной дороге и справедливо рассудив, что их главарь разберётся с похоронами самостоятельно. Некоторое время Лёха раздумывал, пошарить по карманам или нет, но когда ещё раз увидел, в каком состоянии тела, то от этой затеи отказался.

Шли молча, любые попытки разговора Лёха моментально пресекал. Сосновый бор оказался чуть больше, чем казался на первый взгляд, и на опушку вышли, когда солнце уже повернуло к закату, окрашивая верхушки деревьев в багровые тона. Почти сразу за опушкой виднелась деревня, а за деревней — поля и небольшой ручей.

— Ну наконец-то, бля, — выдохнул Герой, похлопывая себя по животу. — Веди к братишке своему, жрать хочу.

Деревня под нехитрым названием Малые Ручьи ничем не отличалась от всех других деревень в русарских землях. Срубы-пятистенки, двускатные крыши, грязь и навоз. Разве что народу здесь было поменьше, чем на родине Петровича, который, к слову, уже знакомился с местными цыпочками, совершенно наплевав на хозяина и Охрютку.

Они шли по центральной и единственной улице, не обращая внимания на испуганные взгляды крестьян. Охрютка иногда здоровался с кем-то, но поболтать не останавливался, а уверенно пёр к избе своего брата Липатки. Петрович догнал обоих у самой избы, довольный и, видимо, воодушевлённый общением со здешними курочками. От местных петухов он, наоборот, старался держаться подальше.

Охрютка улыбнулся щербатым ртом, поглядел на Лёху и постучал в дверь. Протяжно скрипнув, дверь открылась, и на пороге показалась полная Охрюткина копия. Даже чумазые пятна на щеках и вокруг рта совпадали с невероятной точностью.

— Липатка! Охрютка! — в один голос завопили братья.

Они двинулись друг другу навстречу, и Лёха бы не удивился, если бы они во время касания слились друг с другом, как в фантастических фильмах, когда герой касается зеркала. Но братья просто обнялись.

Липатка недоверчиво глянул на Паладина, залитого бурой засохшей кровью.

— А это хто? — шёпотом спросил он.

— Такэтож херой, до нас в Больши Ручи мертвюков бить взялся, — затараторил Охрютка, переходя на некий диалект, который Лёха разбирал с трудом.

Лёха знал таких людей, обычно деревенских, которые в обычной среде могут говорить нормально, как все, но среди родственников неизбежно переходят на местный говор. В принципе, обычное дело.

— Шото он на хероя непохож, неряха какой-то, — так же шёпотом возразил Липатка.

Герой демонстративно похрустел сначала шеей, а затем костяшками пальцев.

— Тш! — шикнул на брата мужик.

— Слышь, дядя, жрать-то когда будем? Мне тут братишка твой наобещал с три короба, а за слова отвечать надо, — заметил Паладин.

Братья переглянулись.

— Как там, бля. Накормить, напоить, спать уложить. Если баня есть, я бы ещё и в баньке попарился, — вдруг вспомнил детские сказки Лёха.

— Нету-ка баньки у нас, в печи моемся, — ответил Липатка, но с порога отошёл и жестом позвал гостей в дом.

— Чего, бля? — удивился Лёха, однако расспрашивать дальше не стал, а просто вошёл в избу, едва не стукнувшись лбом о низкую притолоку.

Внутри было темно и душно, пахло чем-то кислым и прелым. Лёха брезгливо поморщился, не разуваясь, прошёл за стол и сел на лавку. Петровича хозяин дома попытался выгнать обратно на улицу, но Лёха суровым взглядом посоветовал ему воздержаться от подобных действий, и петух одним прыжком заскочил на лавку рядом с Героем.

Из горницы вышла хозяйка дома, в засаленном платке и грязном платье с закатанными рукавами. Она ошеломлённо посмотрела на гостей, а потом гневно посмотрела на мужа. Липатку спас внезапно заплакавший ребёнок, и женщина вернулась в горницу, напоследок хлестнув Липатку злобным взглядом.

— То жинка моя, Фекла… — промямлил Липатка.

Лёха вдруг вспомнил первых встреченных в этом мире русаров, Родиона и Мефодия. В отличие от этих грязнуль, Родион и Мефодий хотя бы ходили в чистом и не гнушались умываться.

— Бля, не завидую тебе, мужик, — вздохнул Герой, чётко осознавая, что попал в хату к каким-то чуханам.

Он осторожно царапнул ногтем по столешнице, и на ногте остался то ли жир, то ли сажа. Ночевать в гостях у Липатки быстро перехотелось. Насчёт ужина Лёха ещё не был уверен, жрать всё-таки хотелось.

— Слышь, чмо, — ласково произнёс Лёха. — Чё тут пожрать у тебя есть? Давай быстрее, пока я добрый, бля.

— Братка, лучше скажи, — горячо зашептал Охрютка на ухо брату.

— Також брюква, парена, вчера поутру запарили, — затараторил хозяин дома. — Да брюква сушёна есть.

Его глазки бегали туда-сюда, он часто моргал, и Лёха не мог понять, то ли это нервный тик, то ли работает его аура ужаса.

— А кроме брюквы? — спросил Паладин.

— Репа! Сладкая! Токмо варить надыть! Эй, Фекла! А ну, сюдыть иди, гостей привечать! Репу варить надыть! — скороговоркой выпалил мужик.

Лёха сильно сомневался в способности этих людей привечать гостей. Нужно было брать дело в свои руки.