Леонард и Голодный Пол

Глава 10 Чем заполнить уик-энд

В ту субботу тело Грейс проснулось, повинуясь распорядку буднего дня. Оно привыкло вставать рано, даже когда ему требовался отдых и даже когда Грейс давала ему приказ расслабиться и снова уснуть хотя бы на девять минут до повторного звонка будильника. Накануне вечером она с подружками с работы посидела в баре и, хотя долго там не задержалась, поужинать не успела и легла спать голодной, забыв позвонить Эндрю в амстердамскую гостиницу, как обещала. На следующее утро на ее телефоне пропущенных звонков не высветилось.

Она медленно встала и прошла по всему дому, открывая занавески и окна, впуская в помещение свет и выпуская из комнат спертый воздух и вообще пробуждая к жизни свое жилище, в котором за неделю ее сверхурочной работы почти не чувствовалось присутствия живого человека.

Все еще в пижаме Грейс спустилась вниз, на кухню, куда принесла с собой вчерашнее чувство голода, и долго с искренним интересом разглядывала полки, пребывавшие в состоянии заброшенности и опустошения. Не испытывая ни желания, ни готовности прервать свое уютное одиночество, она решила не ходить в магазин. Вместо этого уселась за кухонный стол и принялась за импровизированный завтрак, состоявший из чая (кофе не осталось), печенья «Витабикс» (мюсли не осталось) и хрустящих хлебцев (рогаликов не осталось), и одновременно читала новости на телефоне.

Утро было ясное и солнечное, но хорошая погода давила на психику: ведь надо же как-то ее использовать. Грейс предпочла бы пасмурный день. День для телевизора. День, когда плывешь, как по течению, от одного ничегонеделанья до другого. Ее мучил обещанный звонок Эндрю, как и чувство вины из-за отсутствия большого желания его осуществить. С приближением свадьбы она начала ощущать тяжелую необходимость быть влюбленной и, обращаясь к нему, говорить, как влюбленная. Конечно, она его любила, но ей хотелось вернуться назад, к тем временам, когда ее любовь была обычной, будничной и естественной, а не той диснеевской и ожидаемой, которую невесте положено демонстрировать всем вокруг. По правде говоря, она просто хотела, чтобы он был дома, молча ел с ней завтрак, приготовленный по плану «Б», не мешал ей сидеть и смотреть дурацкий фильм, а сам занялся бы каким-нибудь делом у нее за спиной. Именно это она в нем любила: умение не обращать на нее внимания, оставить в покое, пока она сама не будет готова впустить его в свою жизнь, и тогда, но только тогда, она могла болтать, смеяться и по-семейному валять с ним дурака.

Впервые за несколько недель в календаре Грейс не содержалось никаких планов и договоренностей. У нее не было времени ничего устроить, и она втайне надеялась спокойно провести уик-энд, однако сейчас, когда он наконец наступил, ей показалось, что перед ней, словно зевающий рот, разверзлась пустота. Ожидаемая неорганизованная легкость обернулась старым знакомым беспокойством. Нужно было привести в порядок дом, но она слишком много работала на неделе. Тело испытывало желание пробежаться или поплавать, но двигаться ей было лень, так что первая передача никак не включалась. Соблазнительной казалась идея завалиться на диван и посмотреть какой-нибудь легкий фильм или почитать несерьезную книжку. Но ей было никак не сосредоточиться, и все варианты наводили тоску. Точно так же ее не привлекали галереи, кинотеатры, фермерские рынки и прочие городские развлечения выходного дня.

Раньше она сидела бы на ковре и тихонько читала в гостиной Парлевуде, а папа и Голодный Пол кричали бы друг другу через лестницу, пытаясь выяснить, куда подевалась какая-нибудь вещь, и громко перечисляя предполагаемые места. Уставшая от этих воплей мама, занимавшаяся в саду своим любимым делом, прокричала бы оттуда правильный ответ. Грейс снова захотелось стать тихим ребенком в шумном доме.

Она послала Эндрю небольшую эсэмэску с извинениями, что не позвонила, сообщила, что сейчас уходит и позвонит позже. «Целую и обнимаю. Г». Потом села на диван и стала ковырять мозоль на косточке мизинца на ноге, поражаясь ее гротескному виду.

Телефон звякнул, и пришла ответная эсэмэска от Эндрю:

Грейс с облегчением тихо рассмеялась. Эндрю прочел ее сообщение и понял, что к чему. Догадался, что ей нужен небольшой аванс нежности. Улыбнувшись в первый раз за этот день, она бросила шелушки ороговевшей кожи в камин и позвонила маме, а та сказала, да, конечно, приезжай попозже, после того как я вернусь из больницы. План был составлен, и растянувшееся дневное время сразу как будто сократилось. Грейс достала список свадебных дел и занялась миллионом приготовлений, едва умещавшихся у нее в голове.

Закончив говорить по телефону, Хелен снова крикнула снизу Голодному Полу, что им пора отправляться. Тот не мог одновременно одеваться и кричать в ответ — так он терял координацию. Поэтому он перестал застегивать джинсы, хотя принимался за это дело во второй раз: продев пуговицы в соответствующие петли, он обнаружил, что на одну пуговицу петли не хватило. Хелен заметила, что после того, как сын пришел домой накануне вечером, так и не подарив медсестрам «Розы», он, очевидно, охладел к идее волонтерства. Она не хотела делать большой перерыв в посещениях, поскольку это только подтолкнет Голодного Пола к отлыниванию. Что же касается самого Голодного Пола, то, как часто случается, за ночь его переживания поубавились, и он даже был готов увидеть смешную сторону своей ошибки, хотя и не до такой степени, чтобы рассказать эту историю матери, добавив ее в копилку семейного фольклора, где и без того набралось достаточное количество его прошлых приключений.

Они поехали вдвоем с Хелен в ее маленьком «фиате-пунто». У Голодного Пола была необычная привычка сидеть сзади, за водительским креслом, даже если в машине, кроме них, никого не было и даже если он при этом становился похож на диктатора из страны третьего мира, а Хелен — на его личного шофера. Он не любил быструю езду и, сидя на переднем сиденье, всегда чувствовал, что их тела несутся по воздуху со скоростью автомобиля. Кроме того, в любую погоду он предпочитал ехать с открытым окном. В детстве его всегда озадачивал вопрос, почему марафонцы не задыхаются. И он задумывался, сколько вообще нужно человеку воздуха, чтобы бежать марафон, — вероятно, очень много. Тогда он спросил у отца, и тот ответил, что можно поэкспериментировать и проверить, сколько воздуха он сможет вдохнуть во время долгой поездки на машине, — отец творчески подошел к задаче заставить маленького мальчика надолго замолчать. Обычно, ведя машину, Хелен любила поговорить, но с Голодным Полом старалась сдерживаться и предоставляла ему возможность наслаждаться овевающим лицо ветерком без лишних разговоров.

Приехав в больницу, они сообщили о своем прибытии дежурной медсестре, и Голодный Пол передал ей «Розы», объяснив, что коробка предназначена медсестрам, а не пациентам. Та поблагодарила его за внимательность, но отдала конфеты в регистратуру, объяснив, что девушки на отделении стараются не есть сладкого, чтобы привести в порядок фигуру во время Великого поста.

В палате, куда они пришли, все кровати были заняты, но пациенты не выглядели особенно больными, если не считать, что все они были пожилыми дамами в пижамах. Первая больная, к которой они подошли, велела им «убираться» в весьма своеобразных выражениях. Она заявила, что не хочет, чтобы ее трогала какая-то «религиозная стерва». По всей видимости, она приняла Хелен за служительницу церкви, которая пришла причащать желающих.

Вторая больная спала с поставленной капельницей. У нее была бледная кожа, а редеющие седые волосы напоминали наполнитель для пухового одеяла. Хелен взяла открытую книжку с кроссвордами, лежавшую у женщины на коленях, надела на ручку колпачок и положила все это на тумбочку у постели, где уже лежали открытки и детские рисунки. «Как хорошо, — подумала Хелен, — что у такой слабенькой, больной женщины есть заботливые родные».

Третья больная в ярко-красных трапециевидных очках писала что-то у себя в телефоне. На ней была шелковая розовая пижама с цаплями и пагодами.

— Добрый день! Вы пришли отвести меня на томографию? А я думала, что только вечером, — сказала женщина.

— Нет-нет. Мы волонтеры, пришли, чтобы поговорить, если кому-то захочется. Хотите, мы посидим с вами? — предложила Хелен.

— Конечно. Будьте как дома. Стул здесь только один, так что, вы, дружок, садитесь на кровать, если не против, — сказала она, обращаясь к Голодному Полу, и он сел рядом с ее торчащими из-под одеяла ногами — пальцы были похожи на древесные корни.

— Какие вы молодцы, что навещаете больных, которые тут застряли! Здорово, что на свете есть такие люди. Мои дети уже выросли. Наверное, одного с ним возраста, — сказала она, указывая на Голодного Пола. — Но все разъехались: в Лондон, в Сидней, а один все путешествует, потому что еще сам не знает, чем хочет заниматься. Шлем друг другу эсэмэски и говорим по скайпу, — эмигрировав, мои детки перетащили меня в двадцать первый век, но это все равно не то же самое, что быть с ними рядом. А у вас есть дети? — спросила она Хелен.

— Есть, и мне повезло: они все еще рядом со мной. Вот этот красавчик — мой сын. — Голодный Пол помахал рукой в знак приветствия. — И еще есть дочь, на Пасху она выходит замуж. Кстати, меня зовут Хелен.

— Приятно познакомиться. Я Барбара, или Бар, только, пожалуйста, не Бэбс и не Барби. Свадьба на Пасху? Не думала, что это разрешается. Я имею в виду церковь. Хотя кто в наше время венчается в церкви? Наверное, свадьбу планируете в хорошем отеле? Впрочем, неважно где, главное — любить друг друга.

— На самом деле в церкви, — сказала Хелен. — Правда, Грейс человек не религиозный, поэтому я не совсем понимаю, почему они это затеяли. Все будет происходить в Светлый понедельник, а это, говорят, допустимо. Наверное, на банкете мы будем есть пасхальные яйца. Но что мы всё о нас? Как давно вы здесь, Барбара?

Хелен следовала золотому правилу спрашивать пациентов о них самих.

— Дайте подумать, — ответила Барбара. — Со среды. А потом надо будет остаться еще на один день после томографии, которую, надеюсь, сделают сегодня. Я не очень переживаю, но у меня спина ноет от лежания, и все дамы здесь любят смотреть телевизор на полной громкости, а мне это совсем ни к чему. Я стараюсь выходить гулять, в магазин или в сенсорный сад, но дни все равно тянутся медленно. Всю жизнь мне не хватало времени почитать книгу и просто отдохнуть, но теперь, когда я здесь, мне никак не устроиться, — сказала Барбара. — Ваш сын, он, кажется, не очень разговорчивый, да?

— Зато хороший слушатель, так ведь? — ответила Хелен, наклонив голову набок, словно говоря Голодному Полу: «Ну, давай, хоть как-нибудь поучаствуй в разговоре».

— Мне нравятся ваши очки, они дизайнерские? — сказал он.

— Ах, эти. Мне их сделали в оптометрическом колледже — они там делают какие угодно и гораздо дешевле, чем везде. Дизайн я сама придумала. Хотела быть похожей на архитектора, но, наверное, я для этого слишком толстая и старая, а надо быть худой, как велосипед, и носить черную рубашку поло.

— Вы должны придумать что-нибудь интересное, когда выпишетесь, — может, провести денек в хорошем отеле, сходить в спа-салон или что-то еще, — сказала Хелен, и было видно, что она опытный волонтер: пытается убедить больного строить планы, ждать от жизни приятных эмоций.

— Я не очень люблю останавливаться в отелях после смерти мужа, — ответила Барбара. — Это случилось пять лет назад. Боже мой, как же летит время! Отели все-таки для супружеских пар. Нет смысла спать в одиночестве в большой роскошной кровати. Правда, можно пройтись по магазинам. За эти несколько дней, что я здесь, мне стало ясно, что все мои пижамы и прочие вещи превратились в лохмотья.

— Эта пижама очень милая. Похожа на китайскую, — сказала Хелен.

— Мне на ней цапля нравится, — добавил Голодный Пол, неизменно страдавший от творческого кризиса, когда приходилось вести светские беседы.

— Подарок Тома. Моего мужа. Мы тогда были в Японии, ему надоело, что я все время надеваю его пижаму, поэтому он купил мне эту. Мне нравится, как она выглядит, но она такая легкая, что все время сползает. Не хотелось бы, чтобы у старых песочников в коридоре приключился инфаркт.

— Сколько лет вашим детям? — спросила Хелен.

— Старшей, Линде, тридцать пять, и она живет в Австралии. Она ветеринар, замужем за бизнесменом, у которого собственное дело: он обеспечивает звук на разных концертах и выступлениях. Я ездила туда их повидать. Дом огромный, но в Австралии, как я понимаю, нет проблем с нехваткой места. Джойс тридцать два, она в Лондоне. Работает в банке, но вы про этот банк вряд ли слышали. Джойс всегда была трудолюбивой. А Бен путешествует по миру, ему только что исполнилось тридцать. Никогда раньше его не тянуло к экзотике, но тут отправился в академический отпуск за границу и так и продолжил путешествовать, хотя все его приятели давно вернулись. Подозреваю, что он познакомился с девушкой, только мне ничего не говорит. Вам повезло, что ваши дети все еще рядом с вами. Мне очень не хотелось, чтобы мои разъезжались, но, знаете, молодым людям всегда надо перемещаться, и их не остановить. А вы чем занимаетесь?

— Я почтальон. Почтальон на замене. Работаю вместо заболевших, вот так, — рассказал о себе Голодный Пол.

— Ах, как мило. Много свежего воздуха и, надеюсь, не слишком много собак.

— Если в саду опасная собака, то просто пишешь на письме: «Во дворе злая собака» — и отправляешь письмо назад на почту. Самая большая проблема — это бродячие собаки на улице, они любят гоняться за велосипедом.

— И что вы делаете? — спросила Барбара.

— Быстрее кручу педали, — ответил Голодный Пол, чем вызвал смех у обеих дам, хотя вовсе не собирался шутить.

— Моя дочь Грейс работает в большой американской компании, хотя мы толком не знаем, что именно она делает. Она сто раз нам объясняла. Что-то связанное с компьютерами, но не с компьютерами как таковыми, это, скорее, логистика и менеджмент проектов. В результате, когда ты приглашаешь ее в гости, она часто опаздывает или все время отвлекается на телефонные разговоры. Мы привыкли, но, по-моему, она слишком много работает. В таких компаниях хотят, чтобы человек отдавал фирме всего себя.

— А ваш муж жив и здоров? — спросила Барбара.

— Да, слава богу. Он сейчас на пенсии. Его зовут Питер, — сказала Хелен, почувствовав, что вопрос поднял болезненную тему.

— Как здорово вместе выйти на пенсию! У нас с Томом было множество планов, но жизнь никогда ничего не обещает. Я поняла одно: у каждого человека, встреченного тобой в жизни, начертано на лбу невидимое число, и оно говорит, сколько раз ты его еще увидишь. Может, ноль, может, один, может, тысяча, но там именно число. Нам отпущено ограниченное время для общения с людьми. Но здесь нет ничего ужасного. Это нам урок, чтобы мы ценили людей, пока можем это делать. Не откладывай. Не думай, что наверстаешь потом. Я страшно без него скучаю, но мы никогда не жалели времени для нас двоих. Путешествовали, посещали интересные места. Часто долго-долго смотрели друг на друга, так что, хотя я каждый день по нему скучаю, я знаю, что взяла от жизни все.

— Как я вас понимаю, Барбара. Мы можем до нашего ухода что-нибудь для вас сделать? У нас почти уже не осталось времени, и, боюсь, нам пора собираться, — сказала Хелен.

— Нет, ничего. Спасибо, Хелен. Было очень мило с вашей стороны прийти сюда. Надеюсь, когда вы придете в следующий раз, я уже уеду домой, но мне было приятно с вами познакомиться. И с вами тоже, молодой человек. Постарайтесь не подпускать девушек слишком близко, чтобы побольше заботиться о маме, — сказала Барбара, подмигнув Хелен.

— Обычно женщины и без моего напоминания уважают мое стремление дистанцироваться, — ответил Голодный Пол.

Хелен обнаружила, что пожилая дама с кроссвордом проснулась, двое ребят забрались на стул у ее кровати и наперебой громко сообщают ей последние новости, а их родители поправляют подушки и наводят порядок в тумбочке.

Когда они выходили из палаты, первая женщина крикнула вслед Хелен: «Религиозная стерва!»

Приехав домой, они встретили там Грейс. Она лежала на диване, положив голову Питеру на колени. Настоящая папина дочка.

— Привет! Как дела? Надеюсь, обошлось без летальных исходов? — спросила Грейс, когда Голодный Пол подошел и поцеловал ее в щеку.

— Обошлось. Нас пускают только к здоровым. Все прошло неплохо, — ответил он.

— Он молодец. Кажется, ты нравишься пожилым людям. Ты умеешь слушать, — сказала Хелен. — А что это вы тут делаете, развалившись на диване?

— Я помогаю папе сочинить свадебную речь. Перечисляю все мои прекрасные черты характера и неисправимые пороки Эндрю. Хотя боюсь, что местами она может оказаться несколько фривольной — ты же знаешь папочку и его чувство юмора.

— Я буду, как всегда, чинно-благороден, — ответил Питер, защищаясь.

Впервые за долгое время эти четверо провели вместе целый вечер. Сидели, болтали, готовили. Из того, что нашлось на кухне, состряпали шикарный ужин, а потом, поев, сели смотреть последний фильм сериала «Инспектор Морс» — «День покаяния». Этот фильм особенно любили Грейс и Хелен, и они вместе смотрели его раз шесть, не меньше.

К концу вечера, хотя было еще не слишком поздно и дом Грейс находился не так уж далеко, она решила остаться со счастливым семейством и переночевать в своей бывшей комнате. И там, надев позаимствованную у матери пижаму, она позвонила Эндрю. Грейс радовалась, слыша его голос, и что-то шептала ему, о чем-то хихикала, лежа в детской кровати, единственной односпальной кровати, в которой оказалась впервые за несколько лет.