Голодный Пол прибыл в офис Национальной ассоциации пантомимы немного раньше назначенного. Офис располагался в здании театра, которое в былые времена служило конюшней при большом поместье, поэтому пройти туда можно было только со стороны переулка. На стене дома был нарисован артист-мим с белым удивленным лицом, а рядом висела афиша, рекламирующая прошлогоднее шоу. У входа была прикреплена картинка с изображенным на ней колокольчиком, а выше надпись: «Пожалуйста, стучите». Билетная касса, она же каморка вахтера, пустовала, поэтому Голодный Пол вошел без приглашения, но не стал никого звать, поскольку опасался нарушить местные правила. Театрик был совсем небольшой. В нем стояло около пятидесяти складных металлических стульев, как в кинозале. По сути он и был кинозалом, пока сюда не въехала Национальная ассоциация пантомимы.
Рано утром Голодный Пол ушел из Парлевуда, не сообщив родителям, куда направляется. Ему не хотелось, чтобы на него давили их ожидания, когда он и без того испытывал по поводу собеседования смешанные чувства. Если он не пройдет или решит отказаться от предложенной работы, то совершенно ни к чему рассказывать эту драматическую историю за ужином, выслушивая наводящие вопросы родителей про то да про се. Честно признаться, Голодный Пол пребывал в некоторых сомнениях: зачем он вообще согласился на это собеседование? Все началось с того, что он с удовольствием наблюдал за представлением, устроенным Арно в Торговой палате, когда тот развлекал собрание местных зевак шутками по поводу гигантского чека (изображал, как пилит его в поте лица) и возней с президентской должностной цепью (якобы, поплевав на нее, принимался наводить блеск). Потом Голодный Пол заметил, что Арно присел, закурил сигарету и, как обыкновенный человек, стал есть обыкновенный сэндвич, и оттого, что мим делает то же, что и все остальные люди, Голодный Пол немного расстроился. Они разговорились, причем Арно явно решил, что его собеседник — успешный, то есть богатый бизнесмен и важная шишка в Торговой палате. Мим разоткровенничался и рассказал, как сначала он изучал драматическое искусство и танец, а потом, когда в колледже ставили музыкальную версию «Мистера Бина», занялся пантомимой. Затем он переехал в Париж, где учился у последнего поколения великих мимов, которые к тому времени смирились с упадком этого бессловесного искусства. Арно обратился по объявлению в Национальную ассоциацию пантомимы и был взят на должность художественного руководителя. Правда, у ассоциации не хватало денег, чтобы платить ему зарплату, но зато он мог бесплатно жить в комнатенке за театральной сценой. Ему удавалось достаточно зарабатывать уроками и корпоративами, чтобы содержать себя и поддерживать ассоциацию на плаву, при условии, что дважды в неделю он арендует помещение театра для занятий йогой и каждую вторую пятницу — для встреч членов киноклуба.
Были проблемы, и не только финансовые. Моральный дух в мире пантомимы опустился ниже плинтуса. Многие из наиболее талантливых артистов перешли в «живые статуи» — разновидность уличного театра. Однако, когда оказалось, что эта работа приносит приличный доход, к ним присоединилось огромное количество шарлатанов, которые наряжались в театральные костюмы, но при этом носили маски и даже весело бродили туда-сюда и фотографировались с туристами, задрав вверх большой палец. Арно решил положить этому конец и, по его собственному признанию, совершил кое-какие ошибки и сказал слова, которые, наверное, говорить не следовало, притом что в целом его намерения были благими — он хотел сохранить чистоту великого искусства пантомимы, перенятое им у мастеров прошлого. Но его поступки вызвали раздрай, и некоторые из лучших мимов труппы отвернулись от него, а новые члены потеряли интерес к работе, потому что пришли в театр за драмой иного рода. Национальной ассоциации пантомимы требовалось восстановить свою репутацию, и Арно признался, что он не тот человек, который может это сделать, поэтому он решил вернуться в Нидерланды, оставив художественное руководство ассоциацией своему молодому ученику Ламберту. Тогда начались поиски человека со стороны, который мог бы привнести в труппу свежие идеи и выступать в роли спикера ассоциации, восстановив в реальном мире доброе имя артистов-мимов. Арно решил, что Голодный Пол со своими связями в Торговой палате и есть тот самый человек, который смог бы повести Национальную ассоциацию пантомимы к успеху. То, что он к тому же был искусный исполнитель (эта мысль родилась у Арно, как позже догадался Голодный Пол, после затянувшегося молчания в момент награждения), показалось миму даром муз. Естественно, нужно будет официально устроиться на работу, потому что она отчасти оплачивается казначейством Художественного совета, так что Голодному Полу следует пройти собеседование — просьба вполне резонная.
За дни, прошедшие после того, как Арно все это ему изложил, Голодный Пол мог бы задуматься, почему он предпочел не разубеждать Арно в его ошибочных предположениях и почему не сработало его обычное стремление увернуться от открывающихся возможностей. Но он был не тот человек, который бесконечно размышляет почему да отчего. Он просто решил, что молчание, как зевота или чесотка, заразно. Закравшийся к нему в душу легкий интерес, незваный и необъяснимый, означал, что это откликнулась его внутренняя молчаливость, задетая огромными возможностями пантомимы во внешнем мире.
Голодный Пол уселся в первый ряд театрального зала и стал спокойно и терпеливо ждать. На нем был свадебный костюм и рубашка от почтальонской формы — одна из двух, у которых не было двойных манжет. Точнее говоря, она была с коротким рукавом, и манжет у нее не могло быть в принципе. Всякий раз, как он снимал пиджак, короткие рукава в сочетании с галстуком делали его похожим на менеджера какого-нибудь заведения фастфуда. Поскольку мобильным телефоном Голодный Пол не пользовался, у него не возникло искушения полистать сообщения или обновить записи в социальных сетях. Свободный от суеты, он не исследовал свои носовые полости и не теребил молнию на брюках. Благодаря безмятежности, царившей в его сознании, его не волновало ни уходящее время, ни жутковатая пустота заброшенного помещения.
За театральным занавесом, спрятавшись и подглядывая сквозь щель, стояли Арно, Ламберт и председатель комиссии по собеседованию мистер Давенпорт из Художественного совета. Они были поражены отрешенностью Голодного Пола и сами притихли, покоренные его исключительной безучастностью. После пятнадцати минут наблюдения у них уже не осталось сомнений, что нужный человек найден. Они с восторгом обменялись записками и пришли к общему решению о положительном результате, что, по словам мистера Давенпорта, не было простой формальностью. Впрочем, других кандидатов все равно не нашлось.
Три члена комиссии вышли из-за кулис и поздравили единственного кандидата с успешным прохождением собеседования. Голодный Пол пожал руку Арно, на что тот отреагировал пантомимой, изобразив, будто ему переломали пальцы, и грохнулся в обморок. Он лежал на полу, и Ламберт сначала пытался его реанимировать, а потом изобразил, как соборует умирающего и копает могилу для погребения. Мистер Давенпорт хотел было поучаствовать в представлении, но вскоре понял, что недотягивает до нужного уровня — оба мима, не один год оттачивавшие свое мастерство, были в этом искусстве на голову выше его, хотя и не подчеркивали своего превосходства.
По понятным причинам детали контракта и иные договоренности обсуждались уже без посредства пантомимы, ибо это пока не дозволяется трудовым законодательством. Для начала контракт заключался на одиннадцать месяцев, но мистер Давенпорт с уверенностью дал понять, что частенько, если все в порядке, контракт продлевается. Художественный совет будет финансировать зарплату Голодного Пола наполовину, остальное из собственных средств предоставит Национальная ассоциация пантомимы, имея в виду корпоративные доходы, доходы от йоги и продажи билетов, если таковые появятся. Кроме того, Голодному Полу в связи с отъездом Арно предложили комнату за сценой, что рассматривалось как привилегия, положенная руководителю. Голодный Пол выразил желание посмотреть комнату, но это оказалось невозможным, потому что там еще спала девушка Арно. Возможно, хотя не факт, что именно по этой причине Арно предложил мистеру Давенпорту провести собеседование молча.
Список должностных обязанностей, составленный для максимального привлечения средств Художественного совета, включал большое количество пунктов. Главной задачей Голодного Пола было мотивировать население, пробуждая в нем увлеченность пантомимой и другими видами немых искусств, за исключением живых статуй и tableaux vivants. Он был обязан знакомить общественность с планами труппы, а также отвечать на любые вопросы, касающиеся пантомимы, с которыми жители могли обратиться в Художественный совет. Имея в кармане денежный приз от Торговой палаты, Голодный Пол не особенно интересовался положенной ему по должности нищенской зарплатой, но мог выторговать какие-то свои условия, если видел в этом необходимость. Он настоял на двух вещах: во-первых, не работать по понедельникам, чтобы иметь возможность исполнять свои обязанности на почте; и, во-вторых, не пользоваться на службе мобильным телефоном. Как ассоциация, так и Художественный совет в обоих случаях пошли навстречу, потому что его работа и так предполагала трехдневную занятость, а на оплату мобильного телефона у них не было денег.
Заключив сделку, Арно оставил Ламберта объяснять Голодному Полу в общих чертах, что от того требуется, и пошел проводить мистера Давенпорта к машине. Ламберт, не зная, как быстро вернется к ним Арно, изложил суть дела сжато и откровенно. Отъезд Арно в Нидерланды, признался он, произойдет не слишком скоро. Национальная ассоциация пантомимы пребывает в полном раздрае. В театре больше года не давали ни одного представления. Те небольшие деньги, которые им приходят, тут же и уходят. Пантомима как вид искусства больше не волнует воображение публики, а молодежь вообще вряд ли подозревает о ее существовании. Их театр давно превратился в заросший паутиной чулан, где валяются одни лишь коробки и старые афиши, и даже инструкторы по йоге стали задумываться, стоит ли игра свеч при такой низкой почасовой ставке. Поскольку не наблюдалось никаких признаков возвращения Арно — факт, отмеченный Ламбертом с пониманием, — они пошли к велопарковке, где Ламберт оставил свой черно-белый полосатый велосипед с отключенным звонком. Ламберт понравился новоиспеченному спикеру, и в том, как Голодный Пол помахал ему вслед, отразилось его ощущение, что тихие люди каким-то особенным образом умудряются находить друг друга.
День, по меркам Голодного Пола, выдался суматошный. Собеседования о приеме на работу всегда изматывают, поэтому неудивительно, что по дороге домой он уснул в поезде и его висок вибрировал вместе с оконным стеклом. Когда он добрался в Парлевуд, мама по телефону обсуждала с Грейс, как накрывать свадебные столы, а папа, открыв ноутбук, писал письмо редактору «Экономиста». Голодный Пол остановился в дверях, но не захотел отвлекать родителей. Желание поделиться с ними новостью о полученной работе как-то само собой улетучилось, и слова остались непроизнесенными.
Усталый, но довольный, он решил подняться к себе и повесить костюм в шкаф, чтобы не помялся. Он снял свои «мартенсы» и лег на кровать в брюках и в майке, собираясь поразмыслить о только что свалившихся на него корпоративных проблемах. Ему казалось, что театр пантомимы в теперешнем состоянии развала и ненужности отражает судьбу самой тишины. Но как он может начать восстанавливать положение пантомимы как объединяющей и облагораживающей силы в мире, где разобщено даже само содружество мимов?
Голодный Пол, растворившись в окружающем покое, смотрел на испещренный точками потолок. И прислушивался к вековечной тишине, а не к возникающим в ней всплескам случайных звуков. Он начал понимать ее глубину и масштаб. Все основные духовные и философские традиции в истории подчеркивали значение тишины. Вселенная, расширяясь или сужаясь, все равно существует среди этого огромного океана. Большой взрыв вырвался из тишины и когда-нибудь в нее вернется. И все же тишина, несмотря на свою вездесущность и вневременность, пребывает в противоречии с шумной природой современного человечества. Этот крикливый, самоуверенный мир сделал из тишины врага: она стала чем-то нежелательным, тем, что надо нарушить или заполнить.
Глядя на макет «Спитфайра», висящий на потолке, Голодный Пол осознал, что у него все время был ответ, просто этот ответ надо было увидеть. Он понял, что, прежде чем заставить публику полюбить пантомиму, ее следует прежде всего познакомить с тишиной. Ибо сила пантомимы — в ее способности прикоснуться к тишине, дремлющей в каждом из нас. Вдохновившись этой идеей, он достал из тумбочки огрызок карандаша и набросал следующее:
Клуб тишины
Воскресный вечер
Тихое сидение в Национальной ассоциации пантомимы в течение часа
Участие бесплатное — приглашаются все желающие
Первое воскресенье каждого месяца Время: 20.00
(Возможно, вы захотите обратить внимание на вышесказанное)
Все гениальное просто. Потребовался такой человек, как Голодный Пол с его особым видением мира, чтобы понять: решение проблемы, каким бы удивительным оно ни казалось, сводится к попытке помочь людям ничего не делать. Он также решил привлечь артистов, изображающих статуи в театральных костюмах, и дать им возможность на заседании Клуба тишины воскресным вечером молча представлять своих персонажей. Он надеялся, что его просьба, отмеченная уважением и должной деликатностью по отношению к художественным принципам коллег, поможет убедить их, что друзья из мира пантомимы предлагают им новую эру тесного сотрудничества.
Когда Голодный Пол услышал внизу шум, свидетельствовавший, что родители занялись ужином, он отбросил административные проблемы и стал искать, во что бы переодеться поудобнее после такого по-взрослому насыщенного дня. И хотя все это было для него довольно ново, он понял, что принятие серьезных решений бывает столь же логически последовательным, как и их непринятие. И в том, и в другом случае вы связываете себя определенными обязательствами. Никогда не получается полностью отказаться от выбора, который ставит перед вами жизнь. Все куда-то ведет.