Леонард и Голодный Пол

Глава 23 Пасхальное воскресенье

В пасхальное воскресенье Грейс проснулась с какой-то глуповато-блаженной улыбкой на лице. Накануне Эндрю придумал для нее сюрприз, чтобы отметить последнюю совместную субботу перед свадьбой. Зная, что Грейс любит классическую музыку — вернее было бы сказать, что она любит отдельные хорошие отрывки из сочинений отдельных хороших композиторов, — он купил билеты на Андре Рьё, полагая, что платит за лучшее из лучшего. Услышав об этом, Грейс расхохоталась, но быстро принялась извиняться и сквозь хихиканье и поцелуи заверила его, что это очень мило с его стороны и что она просит прощения за свой музыкальный снобизм, хотя отказываться от своего снобизма вовсе не собиралась. Эндрю, который не очень-то разбирался в музыке, слегка огорчился, что так плохо знает вкусы своей без пяти минут жены, но во время концерта несколько раз толкал ее локтем, когда видел, что музыка ей все-таки нравится.

Кроме того, он заказал ужин в ресторане после концерта, где они плотно поели второй раз за день, так как еще раньше, сидя дома на диване, успели прикончить пиццу. За ужином они немного опьянели, и голова у обоих немного кружилась, но на радостях они выпили еще кофе с ликером, и Эндрю, с помощью стоящих на столе многочисленных недопитых рюмок, принялся изображать Андре Рьё, играющего вальсы.

Хотя они целовались в такси по дороге домой, оба, добравшись до постели, были настолько уставшие, что смогли только лечь и уснуть. Когда на следующее утро Грейс проснулась, Эндрю все еще храпел, лежа на животе в своей обычной позе, согнув конечности под девяносто градусов, как обведенная мелом фигура жертвы на месте преступления. Грейс улыбнулась про себя, вспомнив, как Эндрю торговался с продавцом в ночном газетном киоске, покупая ей пасхальное яйцо с прилагающейся к нему кружкой. Продавец цену не снижал, но Эндрю все равно купил яйцо, заявив, что Андре Рьё поступил бы точно так же. Когда внутренние часы Грейс с присущей им непоколебимостью не позволили ей снова уснуть в это пасхальное утро, она подавила в себе желание встать рано и оказаться в одиночестве. Вместо этого она обняла Эндрю сзади, сложившись с ним, как две ложки в буфете, в надежде либо его разбудить, либо наслаждаться теплом его тела, пока он сам не проснется.

Несмотря на ее всем известное скептическое отношение к соблюдению традиций ради традиций, Грейс согласилась, что они с Эндрю должны провести вечер накануне свадьбы раздельно. Конечно, странно будет уезжать от него в родительский дом, где она проведет ночь, но, может, подумала она, не так уж плохо немного соскучиться по мужу за день до свадьбы.

В Парлевуде Хелен и Голодный Пол поднялись рано — они собирались пойти в больницу подарить медсестрам и больным пасхальные яйца, а уж потом закончить дома последние приготовления перед приездом Грейс. Они немного припозднились, потому что Голодный Пол настоял на проверке срока годности всех купленных матерью яиц, не обращая внимания на ее заверения, что шоколад не портится. Пока Хелен отвлеклась на разговоры с медсестрами, Голодный Пол вошел в палату один. Он увидел, что Барбара говорит с кем-то по телефону, возможно с кем-то из своих детей-эмигрантов, и что средняя кровать пуста. Кровать миссис Готорн была скрыта за спущенными занавесками. Голодный Пол остановился у занавесок и прислушался, чтобы понять, чему он помешает, если заглянет. Он хотел подарить миссис Готорн яйцо, которое принес специально для нее, но теперь сомневался и жалел, что в больницах не держат ни звонка, ни дверного молоточка, чтобы дать знать о своем приходе и избежать неловкости, если вдруг явишься во время медицинского осмотра.

— Здравствуйте! — хрипловато проговорил он. Его голос прозвучал немного сдавленно, потому что Голодный Пол долго не разговаривал. — Здравствуйте! — через несколько мгновений повторил он снова.

— Здравствуйте, — послышался мужской голос. — Кто там?

Голодный Пол просунул голову между занавесками и увидел хорошо одетого человека, примерно своего возраста, сидевшего на стуле рядом с миссис Готорн. Она спала.

— Здравствуйте, — сказал Голодный Пол в третий раз. — Мы тут обходим больных и беседуем, если у них есть желание поговорить. Вы родственник?

— Да, это моя мамаша, — ответил мужчина, указав на миссис Готорн большим пальцем. — Но она спит. Я пришел сюда минут десять назад, а она все никак не проснется. Подожду еще минут пять. Нет смысла сидеть, если она все равно спит. Так что на сегодня от вас ничего не требуется. Хотя в любом случае спасибо, — сказал он, листая телефон.

— Тогда я оставлю это здесь. Можно? — спросил Голодный Пол, показав мужчине пасхальное яйцо.

— Я заберу его с собой. Она все равно есть не будет. Отнесу домой детям, — ответил мужчина и положил яйцо на пол.

Голодный Пол немного помедлил.

— Если вы торопитесь, я мог бы немного посидеть с вашей мамой. То есть я хочу сказать, что все равно пробуду здесь еще час.

Мужчина оторвался от телефона и взвесил все за и против, прежде чем принять предложение Голодного Пола.

— Знаете, это было бы здорово. Не похоже, что она скоро проснется, а мне далековато ехать, так что хочется успеть до часа пик.

— Не беспокойтесь. И не забудьте про яйцо, — сказал Голодный Пол, когда мужчина взял пальто и портфель.

— Ах да, конечно. Когда она проснется, передайте ей, что приходил Дэниел. Скажите, что я ждал, сколько мог, но потом вынужден был уйти. Попробую, если получится, еще раз приехать в следующие выходные, — сказал он, проскользнув между занавесок. — Вам необязательно разговаривать с ней долго.

Голодный Пол подождал, пока мужчина уйдет, затем раздвинул занавески, впустив в палату, расположенную с северной стороны здания, чуть больше приглушенного света. Он сел на свое обычное место у постели миссис Готорн, бледной и похудевшей, и стал ждать. Он провел рядом с ней все оставшееся время, однако миссис Готорн так и не проснулась.

Хелен общалась с Барбарой, а та без конца говорила по телефону — все утро ей звонили внуки, поздравляли с Пасхой и рассказывали, сколько пасхальных яиц им подарили. Барбаре наконец сообщили, что ее выписывают во вторник.

— У меня хорошая и плохая новости, но сначала я получила плохую. Выяснилось, что у меня диабет; правда, окончательное подтверждение будет завтра, когда придут последние анализы. Лучше бы, наверное, съесть это яйцо до подтверждения диагноза. Итак, это плохая новость, хотя могло бы быть и хуже: она даже близко не стоит к тому, что я ожидала услышать. А хорошая новость — вернее, не такая уж плохая — состоит в том, что мне можно лечиться таблетками, не надо никаких уколов и прочих ужасов. Так что, в целом, все вполне прилично. Когда доживаешь до моего возраста, всегда приходится идти на компромисс и принимать как должное такие вещи, которые раньше вызывали бы беспокойство. По правде говоря, я сама виновата. У меня неприятности со здоровьем из-за отсутствия физических нагрузок и неправильного питания, хотя, когда я спросила врача, может ли диабет быть наследственным, он этого тоже не исключил. Однако ему не понравилось, что я усомнилась в первых двух причинах, — я сразу это заметила!

Хелен и Барбара, как всегда, непринужденно болтали весь отведенный час — о свадьбе, о последних событиях в семействе Барбары и в палате. Женщина, занимавшая среднюю кровать в палате, исчезла, вероятно, тогда, когда Барбара сдавала анализы. Барбара сказала, что ее выписали, но не сообщили — потому ли, что она поправилась, или же теперь за ней будут ухаживать родные, не исключая, как предположила Барбара, и паллиативную помощь. Соседей по палате не ставят в известность по таким вопросам, сказала она.

Голодный Пол подошел к ней поздороваться, прежде чем уходить. Барбара обняла его, поцеловала, пожелала всего хорошего в день свадьбы Грейс и добавила, что он будет следующий, поэтому Хелен надо держать ухо востро. Такого рода комментарии никогда не доставляли удовольствия Голодному Полу, но он уже почти научился с ними справляться.

Остальная часть дня прошла в хлопотах по всяким мелочам. Питер с Голодным Полом совершили пробный проезд к церкви, чтобы решить, сколько времени им потребуется завтра, и вывесили по маршруту разноцветные знаки в помощь гостям с указанием направления, хотя, к их разочарованию, эти знаки оказались слишком маленькими и почти нечитаемыми. Хелен навела порядок в доме, так как целая процессия из соседей явилась к Грейс с пожеланиями счастья, а та весь вечер проявляла радушие и ходила по дому во вьетнамках, засунув кусочки бумажной салфетки между пальцев со свежим педикюром. Нужно было еще кое-что сделать в церкви, которая на Страстной неделе была недосягаема для новобрачных, но в остальном, благодаря организаторским навыкам Грейс, все было продумано, проверено и перепроверено. Даже цветы были доставлены вовремя и поставлены на кухне, где отключили батареи, чтобы букеты не завяли. Небольшая паника по поводу нехватки ваз разрешилась обращением к соседям, которые были рады помочь.

После недели перекусов на ходу, еды в ресторанах или навынос Грейс с удовольствием отдыхала на диване, уплетая простую домашнюю стряпню Питера: курицу с пышным картофельным пюре и мозговым горошком. Грейс любила такие блюда, но сама никогда их не готовила, будучи представителем поколения, предпочитающего рецепты из кулинарных книг и поэтому вечно все усложняющего. Как и следовало ожидать, Голодный Пол предложил достать скребл, на что Грейс с видом заезженной ломовой лошади сказала: «Неси!»

Игра шла осторожно, каждый пытался увеличить свой счет, перегружая доску и оставляя мало возможностей для использования двух букв. Это приводило к долгим паузам между ходами, которые, естественно, заполнялись разговором.

— Когда все закончится, нам будет не хватать этих хлопот, — сказала Хелен. — Так приятно жить в предвкушении чего-то хорошего.

— Если ты намекаешь на меня, — сказал Голодный Пол, — то, боюсь, тебе еще не скоро придется надеть свое праздничное платье.

— Может, нам с тобой снова повторить брачные клятвы? — предложил Питер.

— Я бы их лучше откорректировала. Внесла бы мелким шрифтом несколько новых требований, — ответила Хелен, составив слово «фа» и объяснив, что это «фа» из «до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до».

— Вот это совсем ни к чему — у нас в таком случае могут отобрать свидетельство о браке, — предостерег Питер.

— Я твое и так уже отобрала — ты получил слишком много штрафных очков, — сказала Хелен, шлепнув Питера по руке, когда он попытался составить слово вне очереди. — Подожди, сейчас ход Грейс.

— Поэтому я все время говорю, что вы должны сделать что-то для себя, — продолжала настаивать Грейс. — Поезжайте в какое-нибудь милое местечко. Вырвитесь из обыденной жизни и сделайте то, о чем всегда мечтали. Серьезно, надо всего лишь зарезервировать гостиницу и поехать.

— Да, да, конечно. Посмотрим, как все сложится после свадьбы, — сказала Хелен.

— И ты тоже должен сделать что-то особенное, — сказала Грейс, обращаясь к Голодному Полу. — Может, съездишь куда-нибудь с Леонардом? У тебя теперь есть призовые деньги, вот и попробуй сам придумать, куда поехать, или пойди на курсы, поучись чему-нибудь. Ну, например, на компьютерные курсы или курсы вождения, или еще что-то. — Грейс составила слово «дзен», которое, будучи названием, не допускалось правилами. Голодный Пол знал это, но промолчал, потому что не хотел спорить с сестрой накануне свадьбы. Она и без того уже взялась читать ему мораль.

— Может быть, посмотрим. У меня и так много всякого — и дзюдо, и почта, и волонтерство в больнице. — Голодный Пол еще не рассказал родным о работе в Национальной ассоциации пантомимы. — Да и у Леонарда проблема с женщиной. Он собирался прийти к нам сегодня, но решил остаться дома, чтобы спокойно подготовиться к долгому завтрашнему празднованию. Подозреваю, он все еще расстроен из-за Шелли.

— А кто такая Шелли? — хором спросили все трое.

— Его девушка. Или, наверное, бывшая девушка. У нее есть ребенок. Кажется, они с Леонардом в ссоре. Произошло какое-то недопонимание.

— Правда? Леонард хороший парень, — сказала Хелен. — По крайней мере, он пытается что-то изменить. Я уж думала, он так всю жизнь и останется холостяком, но вот ведь, надо же!

— По-моему, на него навалилось слишком много перемен — и его бедная мама, и все остальное, сказал Питер.

— Бедный Леонард, — подхватила Грейс. — Может, ему все-таки нужна пара. Надо не забыть поговорить с ним завтра. После расставания с девушкой тяжело оказаться на свадьбе одному. Помню, со мной такое однажды было — в результате я напилась и рыдала в туалете.

Никто из родных ничего не сказал по поводу этого малоприятного эпизода и излишней откровенности одного из членов их идеальной семьи.

К букве «д», поставленной Грейс, Питер добавил «исонанс» и издал победный клич, так как использовал все семь букв, однако ему указали, что в слове «диссонанс» две «с» и ход, между прочим, был не его.

Вечер подошел к концу, когда все выразили благоразумное намерение лечь спать пораньше. Питер и Хелен вышли пройтись перед сном и пообещали во время прогулки обсудить планы своей будущей поездки. Как только Голодный Пол собрался чистить зубы, к нему постучалась Грейс. Как и во многих других домах, их общая ванная напоминала многолюдный перекресток, где об уединении можно только мечтать. Голодный Пол начал энергично работать зубной щеткой, а Грейс присела на край ванны. На ней была пижама, фасоном напоминающая тюремную робу с изображением жующей хотдог Минни-Маус и множества маленьких хот-догов на штанах.

— Знаешь, ты прости, что я все время всех достаю, — сделала Грейс шаг к примирению.

— Ты о чем?

— О том, что пытаюсь заставить вас действовать сообща. Я не хочу на тебя давить.

— Все нормально. Я не обращаю внимания.

— Вообще-то, я надеялась, что ты все-таки обратишь внимание. Мне не нравится быть в семье сержантом, который всех строит. Я хочу быть любимой и беззаботной.

Голодный Пол продолжал чистить зубы с редкостной тщательностью и в полном молчании, так что Грейс не могла не заполнить паузу.

— Как ты думаешь, что будет дальше? — спросила она.

— Хм?

— Я хочу сказать: ты что, собираешься остаться в этом доме навсегда? И мама с папой будут ухаживать за тобой, пока живы? А что будет, когда они состарятся?

Голодный Пол прополоскал рот и сплюнул.

— Не знаю.

— Тебя такие вещи не волнуют и ты ничего не планируешь на этот счет?

— Я знаю, что все идет своим чередом, и не пытаюсь загадывать.

— Вижу, что не пытаешься. Может, поэтому я так и беспокоюсь. Все семейные беспокойства на мне.

— Грейс, завтра у тебя свадьба. К чему сейчас эти разговоры? Тебе надо думать о завтрашнем дне, о том, как ты увидишь Эндрю, о приятных волнениях в связи с медовым месяцем, о самой свадьбе, о будущем и обо всем в этом роде. Что случилось? К чему такая мрачность именно сегодня?

— Все это время я старалась поддерживать в себе восторги по поводу свадьбы и замужества, но, кажется, сейчас мой автомобиль встал на ручной тормоз. Не могу я радоваться и чувствовать себя беззаботно, потому что у меня полно забот. Как мне двигаться дальше, если я постоянно ощущаю… что несу за все ответственность.

— Но почему? Ты всегда была так добра со всеми нами. Никто ничего от тебя не ждет.

— Ты так считаешь, но что будет, когда через несколько лет маме и папе понадобится помощь? А что, если с одним из них что-то случится и другой совсем расклеится? А с тобой что будет, когда их не станет? Я просто хочу быть собой и строить собственную жизнь, но чувствую, что у меня за спиной закручивается маленький водоворот, который вскоре засосет меня обратно. Понимаешь?

— Думаю, да. Хотя я смотрю на это по-другому. И не знаю, что я, по-твоему, должен сказать или сделать.

— Я хочу, чтобы ты двигался дальше. Хочу, чтобы ты стал независимым и в серьезной ситуации имел силы сделать то, что нужно. Если ты будешь твердо стоять на ногах, родители почувствуют себя свободнее и начнут жить полной жизнью. А потом, если в будущем случится что-то чрезвычайное, мы с тобой сможем действовать вместе. Но сейчас я понимаю, что все свалится на мои плечи. Независимо от того, какой будет моя жизнь с Эндрю, все проблемы Парлевуда встанут у меня на пороге и скажут: «Привет, Грейс, давай-ка решай нас!» Но я не могу быть семейным супергероем!

— Кто тебя просит им быть?

— А кто иначе станет бороться с трудностями?

— С какими трудностями?

— Не уходи от ответа. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. О будущем.

— Грейс, я знаю, что не оправдываю твоих надежд. Знаю, но я с этим свыкся. Что бы ни случилось, я сделаю все, что смогу. Если ты будешь с нами, я сделаю все, что смогу. Если тебя с нами не будет, я сделаю все, что смогу. Нет смысла планировать то, что ты пытаешься планировать. Я понимаю, что больше всего тебе хочется, чтобы я смотрел на мир твоими глазами, чтобы я однажды проснулся и увидел все так, как видишь ты, чтобы я стал таким человеком, с которым тебе было бы комфортно. Но что потом? Будешь проверять каждые несколько месяцев, не повело ли меня в сторону? Как ты собираешься обеспечить мою стабильность? А ты сама — что ты собираешься делать?

— Я? Все эти годы именно я поддерживаю вас всех! Ты, черт возьми, всю жизнь где-то витаешь, как Винни-Пух, целый день ищешь удочку или размышляешь, отчего облака такой формы, а мама, папа и я заняты деньгами, работой и всякими проблемами.

— Послушай, какую бы ответственность относительно меня ты на себя ни взвалила, я ее сейчас с тебя снимаю. — Голодный Пол коснулся зубной щеткой каждого плеча Грейс, как при посвящении в рыцари, и продолжал: — Я тебя люблю, но не надо обо мне заботиться. Мне давно уже это не нужно. Ты за меня не отвечаешь. Никто за меня не отвечает. Говорю тебе это сейчас только потому, что ты, как мне кажется, наконец готова понять, что не можешь мне помочь. Жаль только, что я так долго не осознавал, что мешаю тебе спокойно жить. Но я мешаю тебе в другом смысле, не так, как тебе кажется. Я не должен был позволять тебе цепляться за выдуманный тобой драгоценный образ самой себя. Ты впала в зависимость от мысли, что все можешь и все умеешь. Мне следовало раньше помочь тебе осознать, что другим помогать невозможно.

— Слушай, я не хочу на тебя наезжать, но что это меняет? Маме и папе все равно приходится о тебе заботиться.

— Это мой дом. Я здесь живу. Они моя семья. Я люблю их. И тебя тоже люблю, даже в этой пижаме с хот-догами. Это не деловые отношения. Не трансакция. Я целыми днями с ними. Я рядом, когда маме скучно. Я помогаю ей, мы болтаем о разном. Я сижу с папой, когда он читает, мы вместе смотрим телевизор, а потом обсуждаем, что посмотрели. Никто ничего не вычисляет и не набирает очки. И для всех нас ты, Грейс, очень много значишь. Просто тебя нет рядом с нами. Ты являешься, как призрак, со своей деловитостью, потом, как призрак, исчезаешь, оставив нам перечень задач «к выполнению». Ну и слава богу! Я принимаю тебя такой, какая ты есть. И ничего другого не жду. Правда, мне хочется, чтобы ты была счастливее, ради тебя же самой, но у тебя не получается. У тебя такое странное сочетание комплекса жертвы и комплекса собственного превосходства. И все же — все же — я счастлив. И что я должен сказать, когда ты хочешь, чтобы я заменил то, что составляет мою жизнь, частицей твоего несчастья?

— Тогда что ты советуешь? Как ты думаешь, что мне делать? Если бы ты был супергероем нашей семьи, как бы ты поступил? — спросила Грейс.

— Нам не нужен семейный супергерой. Ты создала себе мир с грузом дочерних и сестринских обязанностей, но теперь он ушел в прошлое, если вообще существовал. Кино закончилось. Можешь просто быть Грейс. Какой хочешь. Разочаровывай нас, если хочешь. Мы все равно будем тебя любить. Да, наши родители состарятся, и да, они заболеют, и да, они умрут, но это случится и с нами тоже. Ты ошибаешься, если думаешь, что эта проблема будущего. Нет, не будущего. Решение ее в том, чтобы быть с ними теперь. Присутствуй в их жизни, чтобы, когда случится самое худшее — а мы оба надеемся, что до этого еще далеко, — у нас остались десять, двадцать или сколько-то еще лет со скреблом, с «Вопросом универсанту», домашним карри, прогулками, копанием в саду и прочим. А потом, когда наступит время, мы будем знать, что делать. Не потому, что мы все просчитали, а потому, что у нас есть привычка, умение их любить, быть с ними рядом и, как следствие, ясность в понимании того, что надо делать. Мама и папа так рады свадьбе, потому что все время разговаривают с тобой, ты заходишь к нам, вовлекаешь их в решение своих проблем. Видя тебя, они вспоминают, как скучали по тебе, когда ты была занята. Им не так уж нужно устраивать себе отдых, они всего лишь хотят знать, что после свадьбы ты о них не забудешь. Тебе надо идти вперед и быть счастливой с Эндрю, освободившись от той роли в семье, которую ты себе придумала. Потом, когда ты будешь приходить — раз в неделю, раз в месяц, когда сможешь, это неважно, — просто побудь с ними такой, какая ты есть. Не надо больше исполнять роль. Не надо нам Грейс, взвалившей на себя все мировые проблемы, не надо Грейс, призывающей нас действовать вместе, не надо Грейс, отказывающейся от своего счастья. Просто приходи. И кто знает? Может, моя жизнь изменится. Может, я сделаюсь важной шишкой. А может, и нет. Только давай не будем друг друга испытывать. Давай просто будем счастливы. Пока еще есть время.

Голодный Пол прополоскал рот, наклонился и обнял Грейс.

— Ну ладно. Время чистить зубы, — сказал он, постучав ее зубной щеткой по краю раковины.

Кое-что из сказанного Голодным Полом было нелегко слушать. Присущий Грейс дух соперничества подталкивал ее к возражению, к контрудару, но она слишком хорошо знала и понимала брата, чтобы не сомневаться в отсутствии у него желания победить в споре. Никогда в жизни он не хотел выигрыша за ее счет. И тяжело ей было именно от этого. Если бы он накинулся на нее, все было бы нормально: она достаточно сильная, чтобы выдержать нападение и ответить тем же. Но правду, сказанную с добротой и лаской, вынести было куда тяжелее.

Лежа в узкой кровати, в которой она спала еще подростком, Грейс слышала, как в соседней комнате Голодный Пол со свойственной ему неловкостью копошится перед сном, вероятно что-то разыскивая, как скрипят, открываясь и закрываясь, ящики стола и дверцы шкафа. Вечно ему надо то одно, то другое. Она слышала, как внизу родители вошли с холода в дом после вечерней прогулки. Хелен предложила Питеру чашечку чая, а Питер предложил согреть жене руки.