Литература родного края

Виль Андреев

(в сокращении)

С Яшкой, моим неразлучным другом, мы давно уже облазили все окрестные горы. Однако самым любимым местом, куда мы чаще всего забирались, была отвесная скала, что возвышается над ревущим внизу Абаканом.

Начитавшись Обручева и Жюля Верна, мы мечтали о далёких и опасных путешествиях и на свой лад переиначивали весь окружающий нас мир. Саяны превращались у нас в Кордильеры, тайга — в непроходимые тропические джунгли, случайный прохожий — в беглого каторжанина, а орёл — в птеродактиля. С самодельными луками мы охотились на «динозавров», деревянными саблями рубили головы «рыжим карликам». Одно нас удручало: нам не довелось повоевать по-настоящему. Не доросли ещё.

Но случилось событие, которое отвлекло нас от привычных игр.

Я доставал из колодца воду, выбирая длинный шест, закреплённый на конце журавля, когда на изгороди, что разделяла дворы, появился Яшка.

— Есть новость, — сказал он.

Я отнёс в избу вёдра и вернулся во двор.

— Слыхал? — спросил Яшка. — У сельмага фотографы-китайцы появились. Карточки делают. Бежим туда!

В нашем затерянном далеко в горах посёлке это было необыкновенным событием не только для нас, мальчишек, но и для взрослых. В центре посёлка, под навесом, где раньше хранилась пустая тара, стоял на треноге похожий на гармошку большой фотоаппарат и был отгорожен чёрной тканью закуток. Возле аппарата мы с Яшкой увидели толпу мальчишек и очередь взрослых. Но самое прямо-таки невероятное было то, что через несколько минут фотограф уже вручал готовые, ещё мокрые фотографии заказчику.

Вечером, когда мы возвращались домой, Яшка мечтательно сказал:

— Вот это да! Нам бы вот так...

Я промолчал, но в глубине души уже загорелся желанием обзавестись таким же аппаратом и творить это чудо — переносить на листочки бумаги лица людей и красивейшие виды мест возле нашего посёлка. Однако осуществление мечты было невозможно по двум причинам: фотоаппаратов в нашем магазине не было, а если бы и были, на что бы я купил?

Загоревали мы с Яшкой, даже в лес перестали ходить. Всё время вертелись возле фотографов, хотя уже наизусть знали каждое их движение. И тут не помню кто подсказал мне, будто у нашего приятеля Илюшки без дела валяется старый фотоаппарат. Я и пристал к нему:

— Продай!

Поглядел Илюшка на мои залатанные штаны и криво усмехнулся:

— Тоже мне, миллионер нашёлся! На что купишь-то?

Что я мог ему ответить?

Вдруг я вспомнил, что у мамки в сундучке хранится машинка для стрижки волос. Вот бы уговорить мамку, чтобы разрешила поменять её у Илюшки на аппарат.

Выслушала она меня, помолчала и спросила:

— Чем же я стричь тебя буду?

— Ножницами, — не задумываясь, ответил я.

— Ну, смотри... — сказала она и вздохнула.

На этот раз уговаривать Илюшку не понадобилось — хромированная блестящая машинка сделала своё дело.

От Илюшки мы помчались в сельмаг. Продавец, пожилой щеголеватый дядька, насмешливо сказал:

— Пластинки? Да я их уже года два не получал. Вот фотобумага и реактивы есть.

Нас это не обескуражило. Стали снимать на бумагу. Получалось негативное изображение, но мы были рады и ему.

Как-то в самый разгар лета прибежал ко мне Яшка и говорит:

— Пошли к деду на пасеку. Мёду поедим.

Когда не часто перепадает сладкое, разве откажешься? Я засунул в авоську фотоаппарат, написал мамке записку, и мы отправились в путь.

До пасеки километров пять. Она расположена в распадке, за мысом горы Благодать, в том месте, где сливаются две речушки.

Сквозь густой черёмушник мы ещё издали увидели рубленый дом. Правей его, за жердяной изгородью, — ульи. А в углу двора — конюшня и сеновал.

Бабка сидела на крыльце и чистила чугунок. Увидела нас, радостно вскрикнула:

— Яшенька! Пришёл! — она обняла его за плечи и, пока мы шли к дому, не умолкая, говорила: — А я вас таким душистым мёдом угощу — отродясь не едали!

Она усадила нас за стол, поставила перед нами по чашке с сотами, положила по деревянной ложке.

Добрая у Яшки бабка, хоть и некрасивая. О ней говорят, будто наготавливает за лето уйму всяких варений, а потом всё раздаёт. Узнает, что кто-то заболел — и бежит с туеском. Но и другое говорили о ней люди. Зная наперечёт все ягодные места, она ни разу никого с собой не взяла. В тайгу уходила затемно, чтобы никто не выследил или, хуже того, не увязался.

Когда мы уже кончали лакомиться, появился дед. Он поставил на лавку дымарь, на стену повесил шляпу с защитной сеткой, присел к столу и, лукаво сощурясь, спросил:

— Ну, что, медведята? Как медок?

— Во! — Яшка поднял большой палец.

— Старуха! — повернулся к бабке дед. — Есть у нас свободные туески?

— Куда им деваться? Найду.

— Вот и нальёшь мальчишкам, как пойдут домой. Да полнее!

Когда с мёдом было покончено, Яшка потащил стариков во двор — фотографироваться.

— А меня-то зачем? — изумилась бабка. — Страхолюдину этакую!

Но Яшка и слушать не стал: пошли и всё!

Усадили мы их на солнышко, сфотографировали, а потом полезли в подпол, проявлять. И вот на столе мокрые снимки.

Старики долго разглядывали их, молчали. Наконец дед поскрёб в затылке и сказал:

— Чегой-то не пойму. Тут всё у вас шиворот-навыворот. Небо чёрное, а лес белый.

— Экий ты пентюх! — возмутилась бабка. — Погляди получше. Вишь, как ладно вышло! И мы с тобой похожи.

— Только малость будто сажей измазаны.

— Не придирайся! — прикрикнула бабка. Яшка вздохнул и печально сказал:

— Деда прав. Пока на снимках всё наоборот. Вот были бы пластинки...

— Ага! — смекнула бабка, и к деду: — Слышь? Выстругай им чего надобно! Пусть мальчишки порадуются.

— Нет, бабушка, — сказал Яшка. — Нам нужны фотографические, а не деревянные. А в продаже их нет. В город надо.

— Ах, в город, — разочарованно проговорила бабка и покачала головой. — Вот кто-нибудь туда поедет — мы и закажем.

Утром мы отправились на гору Маяк. Тропинка, карабкаясь в зарослях, уходила всё выше, пока лог не раздвоился. Нас обступил густой сосновый лес. В нём, как в глубоком ущелье, синее небо лишь местами проглядывало в переплетении ветвей. Наш путь то и дело перегораживали обомшелые валежины. Подопрелая кора в любой момент могла предательски соскользнуть, оголив лоснящийся мокрый ствол. И вдруг вижу: Яшка вскарабкался на толстенную валежину, выпрямился, и не успел я его предостеречь, как он уже лежал на земле и, подтянув колени к животу, стонал от боли.

Я подбежал к нему и в растерянности замер, увидев, что его правая нога неестественно вывернута.

Превозмогая боль, Яшка закричал:

— Беги за дедом!

Я без колебаний сказал:

— Сам тебя понесу!

Спускаться по крутизне было нелегко. Много раз я падал на усыпанную хвоей землю и лежал, дожидаясь, когда перестанет стучать в висках. А потом поднимался и тащил Яшку снова.

Дед был в доме один. Увидел нас, подхватил Яшку на руки, уложил в постель, а потом осмотрел ногу.

— М-да-а, — озабоченно промычал он. — Жаль, старухи нет. Она у нас лекарь по части вывихов. Ну, да справимся и без неё, — он поглядел на меня и указал глазами на дверь. — А ты выдь пока.

Спустя минуту из избы донесся отчаянный Яшкин крик. Я повременил ещё немного и вошёл. Яшка вытирал кулаками слёзы и всхлипывал. Дед копался в шкафчике, перебирал склянки и ворчал:

— Куда её нелегкая унесла!

Но вот в его руках оказалась бутылочка с бурой жидкостью. Дед вытащил пробку, понюхал и стал пропитывать тряпицу. Обмотав ею Яшкину ногу, он весело сказал:

— Ну, вот и порядок! Дня через три будешь бегать. Где это тебя угораздило?

Яшка принялся рассказывать, а когда умолк, дед поглядел на меня удивлённо и хмыкнул:

— Гляди ты! Неужто от самой вершины тащил? Как же ты смог?

Я только пожал плечами. Поутру, выйдя во двор, я увидел бабку. Она топталась возле костра, помешивая большой поварёшкой в казане. Я в нерешительности постоял, потом подошёл ближе и спросил:

— Долго Яшке лежать?

— Да уж придётся. Если нет перелома — с недельку. А если есть... — она вздохнула и поглядела на меня. — А ты, может, домой вернёшься?

— Как домой? — удивился я. — Жалко Яшку. Скучно ему будет одному.

— Спасибо, Павлуша, — растроганно промолвила бабка. — Спасибо, милок. А уж я...

Но так и не договорила.

Дед смастерил для Яшки костыли, под навесом устроил лежанку. Только разве удержишь в общем-то здорового мальчишку в постели? В гору, конечно, на одной ноге не уйдёшь, но на берег речушки мы с ним выбрались.

Речушка маленькая, перекатывается по камушкам, журчит и ослепляет солнечными зайчиками. Я сбегал на пасеку за лопатой и принялся углублять дно. Получилась небольшая яма, в которую Яшка плюхнулся животом. Из воды торчали только его голова да забинтованная нога...

Вскоре нога у Яшки зажила, и мы вернулись в посёлок. Там меня ждало письмо из железнодорожного техникума. Мои документы приняли. Надо было выезжать на экзамены.

Яшка провожал меня до самого перевала через хребет. А там, когда стали прощаться, дрожащим голосом вопросил:

— Ты уж летом приезжай. На каникулы. Как я тут без тебя...

Однако приехать мне не удалось. Началась война. Пришлось всё лето проработать на строительстве бараков для эвакуированных, а в сорок третьем я сам добровольцем ушёл на фронт.

Правда, повоевать мне довелось недолго. Уже через год, после тяжёлого ранения, я вернулся в посёлок и первым делом отправился к соседям узнать о Яшке.

Я по привычке перелез через изгородь и, опираясь на трость, вошёл в избу. Навстречу мне поднялся дед. Его трудно было узнать. Из могучего старичины он превратился в костлявого худого старца. Подслеповато щурясь, он некоторое время разглядывал меня. Узнал, но радости не выразил, отступил к лавке и сел.

— Проходи, — пригласил меня. — Отвоевался?

— Да. По ранению.

Дед покивал головой, потом с горечью сказал:

— А Яша не вернулся. Когда ушёл на войну, старуха, хоть от веры в Бога и отошла, а тут иконы завела. Свечи постоянно ставила. Да что толку. Убили Яшу. Похоронка на него пришла. Видел бы ты, как убивалась старая... Нахлынет на неё, выскочит во двор и давай махать топором. Два огромных сутунка[24] в щепы изрубила. Умается так, затихнет на какое-то время, а потом опять. Вскорости и умерла.

Дед оглянулся на стену, и там я увидел нашу фотографию, которую мы с Яковом делали ещё на пасеке, — ту самую, где небо и лица были чёрными, а лес белым...

Вопросы:

1. Что значит выражение «неразлучные друзья»?

2. Можно ли так назвать мальчиков? Докажи.

3. Смогла ли война разрушить настоящую дружбу?