Литературное обозрение

Языком ты развязным о распутстве

Прочитал мне, Сабелл, стихи такие,

Что ни Дидима девкам не знакомы,

Ни игривым листкам Элефантиды.

Новых способов много здесь любовных,

На какие идут развратник наглый

И пожившие люди втихомолку:

Как сплестись пятерым в одном объятьи,

Как единой сцепиться цепью многим,

Погасив предварительно светильник.

Только стоит ли это красноречья?

С мальчиком нас захватив, ты, жена, беспощадно бранишься

И говоришь, что его можешь ты мне заменить.

Сколько твердила о том шалуну-громовержцу Юнона!

Но продолжает лежать он с Ганимедом своим.

Гила герой-Геркулес сгибал, позабывши о луке, —

А у Мегары, скажи, нечего было сгибать?

Дафна-беглянка совсем замучила Феба, но все же

Мальчик Эбалий ему страсти огонь потушил.

Хоть Брисеида во всем покорялась внуку Эака,

Друг безбородый его все же был ближе ему.

Брось же, прошу я тебя, ты мужское смешивать с женским

И убедись, что жена может лишь женщиной быть.

Мальчику если невмочь и тебе невтерпеж тоже, Невол,

Я не гадатель, но тут знаю, что сделаешь ты.

Много дней уже, Луп, Харисиану

Невозможно любовью заниматься.

На вопросы друзей он им ответил,

Что расстройством желудка он страдает.

Любишь пронзенным ты быть, но, пронзенный, Папил, ты

ноешь.

Что же, коль это сбылось, Папил, тебе горевать?

Зуда тебе непристойного жаль? Иль, скорее, ты плачешь

Горько о том, что хотел, Папил, пронзенным ты быть?

Поиздевайся над тем, кто тебя обзывает миньоном,

И покажи ты ему кукиш за это, Секстилл.

И мужеложником ты не бывал, да и бабником тоже,

И к Ветустиллы губам жарким не тянет тебя.

В этом отнюдь ты, Секстилл, не повинен. Но кто же тогда ты?

Мне невдомек, но еще две ведь возможности есть.

Гонишься ты — я бегу; ты бежишь — я гонюсь за тобою,

Дидим; не хочешь — хочу; хочешь ты — я не хочу.

Так как мне говорили, что с миньоном

Любит Павла моя тайком видаться,

Подстерег я их. Луп. То не миньон был.

Дверь отворивши, Амилл, ты сжимаешь в объятьях

подростков,

Страстно стремясь к тому, чтобы накрыли тебя,

Чтобы отпущенник, раб отцовский, клиент говорливый

Не осрамили тебя, злостные сплетни пустив.

Тот, кто не хочет, Амилл, прослыть миньоном, частенько

Делает то, что тайком делать удобней ему.

Тридцать юнцов у тебя и ровно столько же девок,

Член же один, да и то дряблый. Что ж делать тебе?

Только ты скажешь, Гедил, «Спеши, я кончаю!» — слабеет

И затухает во мне тотчас любовная страсть.

Лучше вели подождать: обуздаешь, резвее пойду я.

Если, Гедил, ты спешишь, требуй, чтоб я не спешил.

Уд твой так же велик, как и нос твой, Папил, огромен,

Так что, когда он встает, можешь понюхать его.

Всякий раз, как Марулла член стоящий

Взвесит пальцами, скажет, подсчитавши,

Сколько фунтов в нем, скрупулов и гранов;

А когда он, свое покончив дело,

Словно дряблый ремень висит, Марулла

Скажет точно, насколько стал он легче.

Лучше всяких весов рука Маруллы!

Если лицо у тебя опорочить и женщине трудно,

Если изъянов нигде нету на теле твоем,

Что вожделеют к тебе и вновь возвращаются редко,

Удивлена ты? Порок, Галла, немалый в тебе:

Лишь я за дело примусь и мы вместе двигаем чресла,

Твой не молчит передок, ну а сама ты молчишь.

Боги! О если бы ты говорила, а он бы умолкнул:

Не выношу стрекотни я передка твоего.

Лучше уж ветры пускай! Утверждает Симмах, что это

Небесполезно, и нам может быть очень смешно.

Цоканье ж кто стерпеть передка одурелого может?

Никнет при звуке его ум и головка у всех.

Что-нибудь ты говори, заглуши передок свой крикливый,

Иль, коль совсем ты нема, им говорить научись.

Невии я написал. Нет ответа. Не даст она, значит.

Но ведь наверно прочла, что я писал. Значит, даст.

Филенида-трибада трет мальчишек

И мужчин превосходит сластолюбьем,

В день одиннадцать девушек меняя.

Подоткнувши подол, в гарпаст играет,

Вся в песчаной пыли, и гирей, тяжкой

Мужеложникам, крутит без усилья;

И в палестре измазанную грязью

Бьет учитель ее, натертый маслом.

А к столу не идет она обедать,

Не извергнув вина семи киафов,

Полагая, что ей их выпить снова

Можно, съевши колифиев шестнадцать.

А потом, предаваясь вновь распутству,

Не сосет (не мужское это дело) —

Все нутро пожирает у девчонок.

Боги) разум верните Филениде,

Для которой лизать — мужское дело.

Хочешь ты даром любви, уродиной будучи старой?

Право, потеха: давать хочешь, не дав ничего.

Дай ты ей два золотых, и Галлою ты овладеешь.

Если же вдвое ей дать, можно и больше иметь.

Десять зачем же, Эсхил, монет золотых ей вручаешь?

Столько давать за язык Галле? — Да нет: за молчок.

Член, блудодей чересчур и многим известный девчонкам,

Линов, — уже не стоит больше. Язык, берегись!

Всем ты, Таида, даешь, но коль этого ты не стыдишься, —

Право, Таида, стыдись все что угодно давать.

Хочешь, Лирида, узнать: что с ней? Что и с трезвою: мерзость.

Братья они близнецы, но каждый разное лижет.

Что же? Не похожи они или похожи, скажи?

Вдруг от удара с небес язык твой во время лизанья

Сразу отнялся. Теперь будешь как все ты, Зоил.

Лесбия, рот осквернив, ты воду пьешь. Это похвально:

Ты промываешь себе, Лесбия, нужную часть.

Прежний Авфидиин муж, Сцевин, любовником стал ты,

Твой же соперник теперь сделался мужем ее.

Чем же чужая жена для тебя твоей собственной лучше?

Иль ты не можешь любить, если опасности нет?

Хочешь, Савфейя, ты спать со мною, но мыться не хочешь.

Подозреваю, что тут что-то неладное есть.

Иль у тебя, может быть, отвислые, дряблые груди,

Иль ты боишься открыть голый в морщинах живот,

Иль непомерно твоих растерзанных чресел зиянье,

Или же там у тебя что-нибудь слишком торчит,

Это, однако, все вздор: ты, наверно, прекрасна нагая,

Худший порок у тебя: дура набитая ты.