А. В. Олсуфьев Елегия на отъезд в деревню Ванюшки Данилыча

С плотины как вода, слез горьких токи лейтесь,

С печали, ах! друзья, об стол, и лавки бейтесь,

Как волки войте все в толь лютые часы,

Дерите на себе одежду и власы,

Свет солнечный, увы, в глазах моих темнеет,

Чуть бьется в жилах кровь, всяк тела член немеет.

Подумайте, кого, кого нам столько жаль,

Кто вводит нас в тоску и смертную печаль?

Лишаемся утех, теряем все забавы!

Отеческая власть, раскольничьи уставы

В деревню Ваньку днесь влекут отсюда прочь.

Ах, снесть такой удар, конешно, нам не в мочь!

О, лютая напасть, о, рок ожесточенны,

Тобою всех сердца печалью пораженны.

С пучиной как борей сражается морской,

Колеблются они, терзаются тоской,

Трепещут, мучатся, стон жалкой испускают,

С деревней Ярославль навеки проклинают.

Провал бы тебя взял, свирепый чорт отец,

Бедам что ты таким виновник и творец.

Ах, батюшка ты наш, Данилыч несравненный.

Стеклянный изумруд, чугун неоцененный,

Наливно яблочко, зеленый виноград,

Источник смеха, слез и бывших всех отрад,

Почто, почто, скажи, нас сирых оставляешь,

В вонючий клев почто от нас ты отъезжаешь,

Отъемля навсегда веселье и покой,

Безвременно моришь нас смертною тоской.

Неужели у нас вина и водки мало,

Ликеров ли когда и пива не ставало?

С похмелья ль для тебя не делали ль селянки,

И с тешкой не были ль готовы щи волвянки?

Не пятью ли ты в день без памяти бывал,

Напившись домертва, по горницам блевал?

В Металовку тебя не часто ли возили,

Посконку курею чухонками дрочили?

Разодранны портки кто, кроме нас, чинил?

Кто пьяного тебя с крыльца в заход водил?

Понос, горячка, бред когда тя истощали,

Не часто ли тогда тебя мы навещали?

Не громко ль пели мы в стихах твои дела,

Не в славу ли тебя поэма привела?

Противны ли тебе усердье, наша дружба,

Любовь, почтение, пунш, пиво, водка, служба?

Чем согрешили мы, о небо, пред тобой,

Что видим такову беду мы над собой?

С кем без тебя попить, поесть, с кем веселиться,

В компаньи поиграть, попеть, шутить, резвиться?

Разгладя бороду и высуча уски,

Искали мы плащиц и рвали их в куски.

Прекрасные уж кто пропляшет нам долины,

Скачки в гусарском кто нам сделает козлины,

Кто с нами в Петергоф, кто в Царское Село?..

Куда ж теперь тебя нелехка понесло?

Забавно ль для тебя дрова рубить в дубровах,

В беседах речь плодить о клюкве и коровах.

Хлеб сеять, молотить, траву в лугах косить,

Телятам корм в клевы, с реки — ушат носить,

За пегою с сохой весь день ходить кобылой,

Спать, жить и париться с женой, тебе постылой,

Обдристаны гузна ребятам обтирать,

Гулюкать, тешить их, кормить, носить, качать,

Своими называть, хотя оне чужие,

Неверности жены свидетельства живые,

С мякиной кушать хлеб, в полях скотину пасть,

От нужды у отца алтын со страхом красть,

С сверчками в обществе пить квас всегда окислой.

От скуки спать, зевать, сидеть с главой повислой?

Лишь в праздник станешь есть с червями ветчину

И рад ты будешь, друг, простому там вину.

Увидишь, как секут, на правеж как таскают,

По икрам как там бьют, за подать в цепь сажают.

С слезами будешь ты там горьку чашу пить,

Оброк свой барину по трижды в год платить.

Отца от пьяного, от матери сердитой,

Прегадкой от жены, но ревностью набитой

Услышишь всякий час попреки, шум и брань,

Что их ты худо чтишь, жене не платишь дань.

Босой в грязи ходить там будешь ты неволей,

Драть землю, мало спать, скучать своею долей.

Не будет у тебя с попом ни мир, ни лад,

Хоть записался здесь с отцом в двойной оклад.

Но что за глас теперь внезапу ум пленяет?

Приятнейшую весть нам брат твой возвещает!

Каку премену вдруг мы чувствуем в себе,

Надежды всей когда лишились о тебе.

О, радостная весть, коль мы тобой довольны,

Каким восторгом всех сердца и мысли полны!

Тобою паче всех днесь дух мой напоен,

Превыше облаков весельем восхищен.

Смяхчился наконец наш рок ожесточенный!

Что слышу, небеса, о день, сто крат блаженный!

Данилыча отец прокляту жизнь скончал,

Он умер, нет — издох, как бурый мерин пал…

Нас Ванька в Питере уже не оставляет,

Присутствием своим всех паки оживляет.

Минуту целую не осушал он глаз,

Повыл, поморщился, вздохнул, сказал пять раз:

— Анафема я будь, с Иудой часть приемлю,

Чтоб с места не сойтить, пусть провалюсь сквозь землю,

Родителя коль мне теперь не очень жаль,

Хоть стар уже он был и пьяница, и враль.

Что ж делать, быть уж так, вить с богом мне не драться,

Но пивом и вином пришло уж утешаться. —

А ты днесь торжествуй, приморская страна,

С небес что благодать тебе така дана.

Гаврилыч маймисты, прохожи богомольцы,

Данилыча друзья, вседневны хлебосольцы,

Вы красный, лыговской, горелый кабаки,

Полольщицы и вы, пьянюги бурлаки,

Ток пива и вина здесь щедро изливайте,

Стаканы ендовы до капли выпивайте,

Пляшите, пойте все, весельем восхитясь,

Данилыч что теперь уж не покинет нас

И ты, задушный друг, кабацкий целовальник,

Гортани ванькиной прилежный полоскальщик,

Веселья в знак ему огромный пир устрой

И с пивом свежую ты бочку сам открой,

В воронку затруби, трезвонь в котлы и плошки,

Пригаркни, засвищи, взыграй в гудок и ложки,

Руками восплещи, спустя портки скачи.

Слух радости такой повсюду разомчи!

Загрузка...