Лобановский

Глава 13 «СЕРЕБРО» В ГЕРМАНИИ

Чемпионат Европы в ФРГ — первый крупный международный турнир на уровне сборных, который Лобановскому как тренеру удалось пройти вместе с футболистами от начала до конца: от первого отборочного матча с исландцами в Рейкьявике 24 сентября 1986 года до финальной встречи с голландцами в Мюнхене 25 июня 1988 года. В общей сложности он продолжался 21 месяц.

В разгар подготовки к играм в ФРГ Лобановский неожиданно угодил в больницу и почти на два месяца был отлучён и от киевского «Динамо», и от сборной. Банальная история. В начале года на ногах перенёс грипп, давший осложнение на сердце. 27 марта, пренебрегая советами врачей, отправился на стадион, на матч своей команды со «Спартаком».

А на следующий день оказался в госпитале, в реанимационном отделении.

Первый звоночек прозвенел для Лобановского в 1988 году. Перед февральскими сборами национальной команды в Италии он стал замечать, что слишком долго не восстанавливается нормальный пульс после утренних пробежек, от которых он не мог отказаться и к которым пытался привлекать Юрия Андреевича Морозова, всячески от этого занятия отлынивавшего.

Валокордин не помогал. В Италии его на короткое время госпитализировали. «Он звонил домой, — рассказывает Светлана Лобановская, — и рассказывал нам, что руководство одного клуба попросило его задержаться. Но мы понимали: что-то не так. Потом переводчица, которая находилась с ним, рассказала нам об этом. Папа просто не хотел нас волновать. Это был первый приступ аритмии».

Только ли грипп стал причиной аритмии? Да, наверное, но на фоне запредельных нагрузок: Лобановский тренировал две команды — киевское «Динамо» и сборную СССР, перед каждой из которых стояли серьёзные турнирные задачи, а в дополнение к тренерству занимался во вступившем в перестроечный период Советском Союзе созданием Профессиональной футбольной лиги.

Врачи запретили ему лететь в Грецию на товарищеский матч сборной. Командой, победившей со счётом 4:0 (три гола забил именно тогда приглянувшийся грекам Протасов и один — Литовченко, также перебравшийся спустя некоторое время в «Олимпиакос»), руководил Никита Павлович Симонян.

Когда стало известно, что сборная СССР летит на коммерческий турнир в Западный Берлин без Лобановского, поползли слухи об исключительно тяжёлом состоянии тренера. В «Советском спорте» опубликовали заметку под заголовком «Так что же с Лобановским?». Киевский корреспондент газеты Г. Борисов сообщил, что 27 марта 1988 года после матча киевского «Динамо» со «Спартаком» динамовский тренер почувствовал себя плохо: «Заболело сердце. Наутро обратился к врачам, и те решили не рисковать, настояв на госпитализации и тщательном обследовании».

Чемпионат Европы в ФРГ резко отличался от других крупных турниров ровным составом участников, каждый из которых мог оказаться впереди. Многие тренеры говорили, что европейское первенство было более интересным, чем, скажем, чемпионат мира в Мексике. Действительно, уровень показанного на стадионах ФРГ футбола выше, чем два года назад в Мексике. На чемпионате Европы мы видели игру, прежде всего основанную на движении и скорости исполнения, игру интенсивную, с гибкими тактическими схемами. На взгляд Лобановского, «в современном футболе бесполезно пытаться оценивать индивидуальные качества каждого игрока, отрывая его от действий всей команды. Футболиста можно оценивать, исходя из его роли в стратегии команды. Идеальный пример тому — Гуллит. Это замечательный игрок. И его огромное достоинство состоит в том, как он подчиняет себя интересам команды».

К победам может быть разный подход. Главное при этом — реально оценивать собственный уровень. Ринус Михелс заметил после чемпионата: «Гол Ван Бастена в ворота русских был, конечно, великолепен, но должен сказать, что финал нельзя выиграть без определённой доли везения». «Везение — следствие многих слагаемых, — добавлял Лобановский, — а отнюдь не абстрактное понятие. Понятно, что на финальный матч мы вышли с одной целью — победить. Не удалось. Можно называть разные причины — и объективные, и субъективные. Наверное, сказалось на игре отсутствие травмированного Бессонова и получившего вторую жёлтую карточку Кузнецова... Сказался, видимо, и слишком короткий промежуток между полуфиналом и финалом — 48 часов (у голландцев было на сутки больше, а каждый час в подобных ситуациях на учёте; да и вообще очень сложно проводить пять таких матчей за 14 дней — меньше 72 часов между играми получается). И, разумеется, неравнозначны были затраты лидеров сборной СССР и лидеров голландской команды». Что касается второй жёлтой карточки советского игрока, то Лобановский считал принципиально неверным решение УЕФА учитывать предупреждения, полученные в отборочных матчах первенства Европы: в частности, «благодаря этому сборная ФРГ была поставлена в исключительные условия, поскольку в отборочных встречах не участвовала».

До финального матча сборная СССР дошла в блестящем стиле, заняв первое место в своей группе и обыграв в полуфинале со счётом 2:0 Италию.

Для отдыха перед финалом у наших было на сутки меньше, чем у голландцев. Не мелочь. В таких скоротечных турнирах важны не только сутки, но и каждый час. Лобановский был солидарен с Ринусом Михелсом, высказывавшимся за то, чтобы создавать для всех команд в ходе официальных турниров под эгидой ФИФА и УЕФА одинаковые условия.

«Сборной СССР, которая отдала громадное количество сил прессингу по всему полю в матче полуфинала с итальянцами, — говорил Виктор Понедельник, — волею организаторов пришлось иметь на 24 часа меньше отдыха, чем голландцам. Прежде всего, это ударило по нашим крупным (имею в виду конституцию тела) игрокам, таким как Протасов и Михайличенко. Им всегда труднее восстанавливаться, знаю из своего опыта, чем партнёрам с меньшими габаритами. Никакие чудодейственные витамины в таких ситуациях не заменят времени, которое необходимо естественному восстановлению организма после нагрузки».

В футболе высшего уровня всё решается, как справедливо заметил обозреватель журнала «Франс футбол» Жерар Эрно, «в тысячные доли секунды. Вполне достаточно одной случайной ошибки, удара в штангу, или вдохновения Ван Бастена, или дисквалификации Кузнецова — если говорить о финале. Счёт этого матча может показаться достаточно убедительным, но исход его висел на волоске...». Его коллега Жак Тибер отметил, что «сборная СССР не оказалась несостоятельной на поле Олимпийского стадиона. Она помогала родиться великолепному спектаклю, переигрывая голландцев на многих отрезках матча и уступив лишь из-за проклятия, нависшего в тот день над Белановым...».

Через пять минут после сумасшедшего гола Ван Бастена (у Василия Раца, обязанного в том игровом эпизоде контролировать действия голландского форварда, спрашивали, почему он не вышел резко на получавшего мяч нападающего и не помешал ему нанести удар; Рац отвечал: «Мне и в голову не могло прийти, что он развернётся и сразу же ударит — с такого острого угла нет смысла бить») Мишель Вотро назначил пенальти в голландские ворота.

Беланов взял мяч в руки и принялся устанавливать его на «точке». Все видели, что Беланов в финальном матче излишне возбуждён, но его никто не пытался остановить — ни партнёры, ни тренеры: из находившихся в тот момент на поле игроков пенальтистом был он. Лобановский вспоминал потом, как в год своего появления в Киеве Беланов пробивал пенальти в ворота московского «Динамо», им самим же и заработанный. Пока в той встрече Демьяненко, Бессонов и Блохин совещались, кому из них бить, Беланов подготовил мяч для удара и жестом попросил всех отойти. Лидеры удивились, но возражать не стали: вызвался бить молодой — пусть бьёт. Великие — они все в этом плане покладистые. Беланов забил.

В Мюнхене голландский вратарь Ван Брокелен, никогда не видевший, как Беланов бьёт пенальти, секрет советского форварда всё же разгадал. Секрет же заключался в том, что Беланов, проанализировав действия вратарей при отражении пенальти, убедился: в подавляющем большинстве случаев (99 из 100) киперы не остаются на месте, а бросаются в один из углов: не важно при этом, гадают они или прыгают «по мячу». И Беланов стал бить по центру. В Мюнхене он пробил точно так же. Ван Брокелен упал вправо. Но лишь обозначив прыжок. Потому его опорная нога «задержалась» в центре ворот. Ногой он мяч и отбил. Три-четыре сантиметра выше — был бы гол. Но на мюнхенском олимпийском стадионе — стадионе не только футбольном, но и легкоатлетическом — боковые трибуны не нависали, как на футбольных стадионах, над воротами, а были расположены очень далеко от них. Бьющему из-за этого ворота кажутся ниже, чем на самом деле. Беланов старался прижать мяч к земле, чтобы не пробить выше ворот.

Лобановский говорил, что ему никогда не забыть оба матча с голландцами (первый был проведён на групповом этапе): «Мысленно я был на поле в каждом игровом эпизоде. Но кто-то другой во мне, не тренер, находил время наслаждаться футболом. Конечно, после финала я отчаянно боролся с досадой. А тот, “другой”, урезонивал: “Чего стоит твоя истерика перед красотой такой игры?” Я глубоко благодарен футболистам нашей команды и соперникам за игру, причастность к которой оправдала в моих собственных глазах моё пребывание на тренерской скамейке».

По рассказам свидетелей, Лобановский в первый момент резко отчитал нападающего, но потом остыл и признал, что его команда не уступила голландской в умении аккумулировать силы в турнире высшей сложности и боролась в финале не менее эффективными, нежели соперники, тактико-техническими средствами.

Лобановский считал, что в спорте профессионалов над пьедесталом «витают демоны иррациональности»: «Причины неудачи и сам отыщешь, а наука выведет на след». Формула успеха в футболе высокого уровня в принципе давно известна: жесточайший отбор выносит на гребень только тех, кто обладает способностью к колоссальной концентрации душевных и физических сил в момент наивысших испытаний. Всё тут предсказуемо, повинуется законам, выстраивается в логический ряд. «А как вот при такой предсказуемости, — спрашивал Лобановский, — взвесить дуновение, качнувшее чашу весов в престижном финальном матче? Порой ведь именно это “чуть-чуть” напрочь перечёркивает “формулу успеха” в тот решающий час финала, когда нужен один, и только один триумфатор».

Перед финалом из-за дисквалификации Кузнецова в тренерском штабе возникли споры по составу. С предложением поставить на позицию центрального защитника Балтачу Лобановский не согласился. Балтача к тому же сказал ему, что у него не в порядке спина. Лобановский отправил в центр обороны Алейникова, великолепно проведшего все матчи в роли опорного полузащитника — «терьера», умело отбиравшего мячи, не дававшего вздохнуть оппонентам. Эти перестановки — стоит признать, вынужденные — ослабили сразу две зоны: центрального защитника и опорного хавбека. Отсутствие Кузнецова, занявшего, к слову, в конце сезона 11-е место в традиционном опросе «Франс футбола» на титул лучшего футболиста Европы, сломало командный, уже отлаженный механизм. Можно быть уверенным, что ни Кузнецов, ни Балтача ни при каких обстоятельствах не позволил бы забить Гуллиту, когда голландец воспользовался замешательством не сумевшего вовремя выйти вперёд Алейникова, к синхронности действий в этом сочетании не привыкшего.

Это был первый гол в финальном матче в советские ворота. При стандартах за Гуллита отвечал Михайличенко. В перерыве он услышал от Валерия Васильевича много чего «интересного», но отвечать не стал. Будучи игроком, Михайличенко считал, что нет смысла вслух высказывать свои претензии или же демонстрировать недовольство, «даже когда чувствовал, что прав». По его мнению, спорить с тренером — плохой тон.

После матча Лобановский извинился перед Михайличенко и сказал, что тот всё делал правильно. Михайличенко полностью выполнил установку тренера: согласно указаниям Лобановского, сразу после того, как мяч выбивали из своей штрафной площадки, все должны были выбегать, создавая для соперника положение «вне игры». Все и выбежали, кроме замешкавшегося Алейникова, и Гуллит «расстрелял» Дасаева.

Против Голландии в финале советская сборная играла лучше, чем против них же во встрече предварительного этапа. Тогда превосходство голландцев (внешнее, во всяком случае) было заметным. Советская команда «закрылась»: отчасти по задумке — турнир только начинался, отчасти вынужденно. Но вряд ли только везением можно объяснять забитый Рацем победный гол. Он был исполнен во время классической скоростной атаки с быстрой доставкой мяча к воротам соперника и классным разящим ударом полузащитника.

Советская команда провела в ФРГ все пять матчей, на которые рассчитывала, когда готовилась к чемпионату. До финала дошла благодаря соответствующей физической подготовке, высокому техническому мастерству, разнообразным тактическим действиям, твёрдому волевому настрою на каждую игру, продуманной стратегии на каждый отдельный матч и на весь турнир. Это не только оценка Лобановского и его коллег по тренерскому штабу, но и мнение многих европейских футбольных специалистов. Тренер победителей Ринус Михелс, например, говорил: «Советские футболисты точно так же, как и мы, поняли, о чём идёт речь: на мировой арене в 90-е годы в футбол успешнее будут играть атлетически подготовленные и мыслящие игроки. Главная идея заключается в словах “футбольная команда”. Лишь создав её, можно рассчитывать на успех. Будущее только за коллективным футболом на высоких скоростях».

Голландцы, о которых после чемпионата Европы говорили — и справедливо! — только в превосходных тонах, в полуфинал попали на излёте матча группового турнира с Ирландией. Вспоминали о нём чемпионы континента как о кошмарном сне. Восемь минут оставалось до того момента, когда Ирландия, а не будущий победитель турнира, выходила в полуфинал. Кифту удалось забить гол. И не важно, что в эпизоде было не зафиксированное арбитром положение «вне игры». Гол засчитали, ирландцы отправились домой, а голландцы продолжили борьбу. А не случись этого гола? Каким бы оценкам тогда удостоилась сборная Голландии? «Полагаю, — говорил мне Лобановский, — не самых превосходных, хотя это в корне неверно, ибо сборная Голландии, имевшая в составе великолепных мастеров, показывала футбол высокого уровня. Это я — к вопросу о примате результата...»

Перед полуфиналом с Италией Лобановский неожиданно для всех, даже для коллег из тренерского штаба, провёл анкетирование футболистов. Никто из игроков не припомнит, чтобы прежде (да и после Евро-88 тоже) в анкете задавались вопросы по выбору тактики. По составу — да, такие опросы тренеры практиковали. Причём не собирались обычно при этом с помощью проставленных «галочек» решать, кого ставить на игру, а принимали информацию «для сведения». По тактике же спрашивали футболистов впервые. Лобановский хотел узнать у них: а) согласны ли они прессинговать соперника весь матч и б) если да, то готовы ли они к этому. На оба вопроса все ответили утвердительно.

Лобановский вовсе не перекладывал на игроков ответственность за выбор исключительно сложного для реализации тактического варианта, требующего полной выкладки на протяжении полутора часов и синхронных, доведённых до автоматизма действий. Ему было крайне важно видеть реакцию футболистов на поставленные им вопросы. Он давал им возможность взять на себя ответственность вместе с ним, тренером. Тогда произошло единение мощной силы. Одно дело дать на установке задание использовать прессинг, совсем другое — сначала вместе договориться об этом, а уж потом детализировать задание на установке непосредственно перед матчем. Футболистов к этому Лобановский подвёл так, что у них и в мыслях потом не было, что это не их решение. Результаты опроса в Руйте, откуда сборная СССР отправлялась на автобусе в Штутгарт на полуфинал с Италией, стали своего рода прологом к установке на игру.

Фактически настаивая на прессинге, Лобановский отталкивался от результатов постоянно проводившихся обследований и на основе визуальных наблюдений видел, что команда в состоянии предъявить итальянцам такой аргумент, как тотальный прессинг, и, самое главное, физически готова к его исполнению.

Израильский тренер Авраам Грант, одно время работавший с «Челси», регулярно посещал тренировки киевского «Динамо» и сборной СССР, когда эти команды привозил в Израиль Лобановский. Иногда Грант даже ездил посмотреть на работу Лобановского в Киев. У них сложились вполне нормальные отношения двух профессионалов. Израильский специалист был на полуфинальной встрече Евро-88 СССР — Италия и считает её одной из лучших, когда-либо виденных им в исполнении одной команды. Спустя годы Грант спросил у Лобановского, почему тот вдруг перед матчем стал интересоваться у футболистов, готовы ли они применять прессинг на протяжении всего матча. Лобановский, по словам Гранта, ответил так: «Сам для себя я уже решил, что будем прессинговать. Знал, что так же думают и игроки. С тех пор как они выиграли Кубок кубков в 86-м, в их подходе к футболу появились уверенность и здоровая агрессия. Но я хотел, чтобы они взяли на себя больше ответственности за такой выбор».

«Мы понимали, — говорил мне Лобановский, — что основное достоинство молодой итальянской команды, для которой чемпионат Европы — промежуточный этап в подготовке к чемпионату мира-90 в Италии, — в исключительно разнообразной деятельности игроков середины поля. После совещаний тренеров и обсуждений с игроками было принято решение: применять прессинг по всему полю. Он отнимает много сил, но подготовка команды позволяла пустить в ход это действенное, скрываемое нами до поры до времени оружие. Прессинг лишил итальянцев преимущества в технике, Манчини и Виалли были отрезаны от полузащитников, и наша команда уверенно извлекла выгоды из создавшейся на поле ситуации».

После матча с Италией в раздевалке советской команды было шумно. Кто-то, скорее всего Симонян, скомандовал — и Лобановский услышал клич, который знал только по воспоминаниям старых футболистов: «Гип-гип ура! Ура! Ура!» Разумеется, игроков — обнимающихся, хохочущих, кричащих — никто не останавливал, эмоции должны быть выплеснуты.

В разгар веселья в раздевалку вошли президент итальянской Федерации футбола и бывший старший тренер сборной Италии Энцо Беарзот. Они поздравили игроков с победой, а Беарзот — тренер чемпионов мира-82 — сказал: «Я ещё раз убедился в том, что вы великая команда. Вы играете в современный футбол на скорости 100 километров в час. Прессинг, который я сегодня увидел, — проявление высшего мастерства. Физическая форма советских игроков — это плод исключительной, отличной работы».

Таким, как после Италии, рассказывают киевские сборники, тренера ещё никогда не видели: возбуждён, глаза блестят, радость не скрывает, на лице постоянная улыбка. В свойственной ему манере, серьёзно (только глаза смеялись), Лобановский спросил у футболистов в раздевалке: «Слышали, как Виалли спрашивал у Манчини: “А где же мяч?”». Очевидцы (в телетрансляции полуфинала этого не было) рассказывают, что полузащитник сборной Италии Джузеппе Джаннини несколько раз демонстрировал странный жест — сжимал зубами кисть правой руки. Только оказавшись в Италии, где он стал играть за «Сампдорию», Алексей Михайличенко узнал, что сей жест означает. «Вы что, сырого мяса наелись?» — этим жестом итальянцы показывают высшую степень удивления неутомимостью соперников.

«В каком направлении развивается футбол? — размышлял Лобановский после Евро-88. — На мой взгляд, законодатели методов ведения игры в современном футболе — европейцы, прежде всего голландцы, итальянцы и мы. Чемпионат Европы убедил меня: мы находимся на верном пути, совершая поворот к футболу движения, скорости, ритмичному и разнообразному. С пути этого нет смысла сворачивать. Можно предположить, что основания для подобного вывода мне дал результат чемпионата. Это не так, в верности выбранного направления я не сомневался бы и в том случае, если бы мы в финал не попали. Дело не в результате. Он, как вы понимаете, зависит от “тысячных долей секунды”. Реальность же направления такова: тщательная многогранная подготовка талантливых игроков к непрерывной жесточайшей борьбе, к колоссальным затратам энергии, к высочайшей скорости.

Не сомневаюсь, что в плане подготовки футболистов, в выборе и отработке методов ведения игры мы находимся среди лидеров в мире и Европе. В плане же организации футбольного дела мы безнадёжно отстали, и необходимо время, чтобы наверстать упущенное».

Контракт, подписанный Александром Заваровым с итальянским «Ювентусом», был, пожалуй, первым серьёзным шагом в развитии наших деловых контактов с цивилизованным футбольным миром. Как выразился почётный президент «Ювентуса» Джованни Аньелли (он же — владелец фирмы «ФИАТ», которой принадлежит команда), «если будет заключён контракт с Заваровым, мы убедимся, что в советском спорте действительно идёт перестройка».

Безусловно, Заваров был нужен киевскому «Динамо». Но Лобановский прекрасно понимал значение приглашения советского футболиста в такой клуб, как «Ювентус». Это — расширение связей с внешним миром и пропаганда советского футбола в Европе. Заваров был великолепно встречен в Италии — тысячи поклонников «Ювентуса» приветствовали его с транспарантами на русском языке. «И если он, — говорил мне Лобановский, — подтвердит там свой класс — в это очень хочется верить, — то разве это не поднимет вверх планку престижа нашего футбола?»

Можно было ожидать, что после окончания карьеры игрока Заваров останется в футболе в качестве тренера. И опыт работы в профессиональном клубе должен был, несомненно, помочь ему. Советскому футболу, считал Лобановский, нужны люди, которые могут перенести на наше поле то лучшее, что характерно для организации дела в профессиональных клубах.

Контракт Заварова с «Ювентусом» стал хорошим стимулом для роста мастерства многих других советских футболистов. Особенно молодых, которые должны стремиться не только к постоянному совершенствованию, но и к тому, чтобы как можно дольше сохранить себя в футболе на высоком уровне.

«Необходимо, — говорил Лобановский, — разрушать создаваемые у нас годами стереотипы. Почему-то всегда считалось, что футболу должно было всё время помогать государство. Наоборот, футбол должен помогать государству при малейшей возможности. Контракт Заварова — реальная помощь. Миллион долларов из заплаченной за Заварова суммы поступит в госбюджет, два миллиона — Госкомспорту СССР на олимпийские нужды и ещё два миллиона — киевскому “Динамо”.

Клубы должны сами зарабатывать деньги, в том числе и валюту. Благодаря этому можно решать очень многие вопросы, связанные прежде всего с материально-техническим обеспечением. Во всяком случае, в нашей команде появились теперь реальные возможности улучшить условия работы с детьми и юношами и серьёзно заняться подготовкой собственного резерва...»

Лобановский как ребёнок радовался, когда в расположение динамовского клуба поступили из Турина суперсовременный автобус, комфортабельные микроавтобусы и автомобили представительского класса — дополнение к выплатам за трансфер Заварова.

Сегодня можно счесть за наивность его слова, прозвучавшие после отъезда нескольких ведущих футболистов сборной, в частности Заварова и Хидиятуллина, в западноевропейские клубы: «Хочу подчеркнуть, мы посылаем в зарубежные клубы не желторотых мальчишек, а взрослых мужчин, пропагандистов наших идей, нашего общества». Но такова была его позиция, таков был его ответ тем, кто продолжал настаивать на запрете футболистам уезжать на Запад.

На встрече 30 мая 1988 года у секретаря ЦК КПСС Егора Лигачёва Лобановский поинтересовался: не будет ли правильным выделить команде в качестве премиальных 10 процентов от суммы, заработанной ею на чемпионате Европы? Прежде Советское государство ограничивалось выплатой по 300-500 долларов на брата. На этот раз Лигачёв, выслушав аргументы Лобановского, с названной им цифрой согласился и, согласившись, поручил помощникам подготовить все необходимые бумаги для Министерства финансов.

За выход на чемпионат Европы сборная СССР заработала тогда от УЕФА два миллиона долларов, за достижения на самом турнире (выход из группы, участие в финале, три победы) — ещё два с половиной миллиона. Для тогдашнего министра финансов СССР Валентина Павлова, будущего активного участника ГКЧП, было невыносимо расставаться с 450 тысячами долларов (10% от полученной суммы). Он всячески тянул с выплатой денег «каким-то футболистам». И тянул до тех пор, пока Лобановский через помощников Лигачёва не поставил об этом в известность секретаря ЦК. Лигачёв, рассказывают, нашёл такие слова, услышав которые Павлов немедленно распорядился заработанное командой выдать. «Мы получили тогда деньги, — вспоминает Михайличенко, — какие никогда прежде в глаза не видели». Лобановский добился финансового поощрения даже тех футболистов, которые участвовали только в отборочных матчах чемпионата Европы, но на финальную стадию в состав не попали.

«Шефство над сборной СССР взял сам Егор Кузьмич Лигачёв...» — говорили тогда. Под «шефством», по всей вероятности, подразумевается индивидуальная встреча Лобановского с Лигачёвым, проходившая незадолго до отъезда советской команды на чемпионат Европы 1988 года. Её помог организовать помощник Лигачёва Роман Романов. Обсуждались самые серьёзные вопросы, связанные с предлагавшимися Лобановским и его единомышленниками способами и методами реорганизации футбольного хозяйства. В частности, речь шла об образовании Союза футбольных лиг. Лобановский был настолько убедительным, логичным и последовательным в предложениях и выводах, что Лигачев поинтересовался у него, как бы он отнёсся к предложению самому возглавить советский спорт. «Насколько мне известно, — без тени улыбки отреагировал Лобановский, — в газете “Советский спорт” есть главный редактор». — «Нет-нет! — воскликнул Лигачев. — Не о газете речь — обо всём советском спорте!» И тут же, сообразив, что Лобановский уже ответил на его предложение шуткой, рассмеялся. «Я, — сказал Лобановский, — тренер. Это моя профессия. До конца жизни».

В Европе сборную СССР признали безоговорочно. Дома же...

«Валерия Лобановского, руководителя нашей сборной, — написал в статье «Неулыбающаяся команда» фельетонист «Известий» Владимир Надеин, к футболу никакого отношения не имевший, но посланный тем не менее спецкором на турнир, — на чемпионате называют неулыбающимся тренером. Улыбаться или нет — сугубо личное дело Валерия Васильевича. Было бы нелепо навязывать человеку неприсущую ему жизнерадостность, в конце концов, деланая улыбка столь же неприятна, как и должностная угрюмость.

Даже если бы мы не знали о лёгком характере и весёлом нраве ряда игроков сборной (а мы об этом знаем), всё равно невозможно предположить, что среди 20 сильных, честолюбивых молодых мужчин нет ни одного, кто согласился “погадать на чемпиона”, — тем более что гадания эти имеют чёткий аромат шутки. Трудно предположить, что общительный Дасаев отказался бы от интересного интервью, а ироничного Протасова вывело из себя его собственное остроумие.

Дело, судя по всему, не в коллективной угрюмости, вдруг поразившей весь спортивный коллектив. Дело в давних нравах. В обожествлении конечного результата как апофеоза отчётности. В примитивно толкуемом правиле “победителей не судят”. Судят. И в спорте — тоже. Сборная Голландии проиграла нам (речь о матче на групповом этапе. — А. Г.). Могла выиграть. Это видели все. И все видели, что голландец Гуллит, бывший на поле лучшим, не злился, не психовал, что сразу после свистка судьи его обращение с соперниками было и приветливым, и улыбчивым.

Такие победы не зависят от улыбки случая. Такой гол не засчитать нельзя.

Несколько читателей, позвонив в редакцию, предложили поискать корни невыразительной игры с ирландцами (опять же на групповом этапе. — А. Г.) в жёсткой зарегулированное™ нашей сборной, в её оторванности от общей атмосферы праздничного общения, в идеологической “перекачке”.

А если бы Дасаев отбил тот мяч? Или Протасов забил в ответ два? Если бы, наконец, команда провела бы весь матч блистательно и переиграла ирландцев наголову? Тогда что, запрет на общение с журналистами (и, следовательно, запрет на общение с читателями) был бы оправдан?

Есть ещё одно объяснение того, как появляются у нас “неулыбающиеся команды”. Оно прямо вытекает из того энтузиазма, с которым В. Маслаченко поведал о запрете на общение.

Совершенно ясно, что никакого энтузиазма опытнейший комментатор не испытывает и испытывать не может. Наоборот, он глубоко завидует своим английским, голландским и прочим коллегам, у которых есть возможность для нормальных контактов с тренерами и игроками национальных команд.

Тогда отчего же эта песнь неулыбчивости? От страха. Уже не раз спортивные лидеры показывали, что у них есть реальные возможности оказать влияние не только на состав сборных, но и на команды пишущих и передающих. Торжествовал принцип: выиграют — ликуйте, проиграют — критикуйте!

Мы хотим, чтобы выиграли. Мы готовы пожертвовать бессонными ночами. И ещё многим. Но не гласностью. Победа гласности дороже всех побед».

Демагог из «Известий» назвал тактику команды Лобановского, поразившую специалистов из Италии, Германии, Англии, Франции, других стран, «пассивной, осторожной и, можно даже сказать, трусливой».

На следующий день после победы на групповом этапе над Англией в спортивной программе западногерманского телевидения брали интервью у Лобановского. «Вы как тренер, — сказал репортёр, — добились больших успехов, много раз выигрывали звание чемпионов СССР, побеждали в Кубке кубков, Суперкубке, но всё время выглядите каким-то неприступно суровым, не улыбаетесь даже...» В ответ — улыбка Валерия Васильевича и шутливый комментарий: «Если бы улыбка тренера на что-то влияла, я бы улыбался постоянно...»

Второе место в Европе — при игре, получившей на континенте очень высокую оценку, — журналист Аркадий Галинский назвал — просто поразительно! — «выдачей карася за порося» и поиронизировал над тем, как «специально организованная группа болельщиков» якобы встречала в Шереметьеве Лобановского и его команду скандированием: «Мо-лод-цы!» Всё бы ничего, но самолёте вице-чемпионами Европы приземлился в Киеве. И там команду действительно приветствовали болельщики, всеми правдами и неправдами — никто их об этом не оповещал — узнававшими, когда сборная прибудет в Борисполь.

Президентствовал тогда в Федерации футбола СССР Борис Топорнин, известный юрист из Академии наук, «брошенный» на футбольную отрасль — общественником — ЦК КПСС. Лобановский давно не встречал столь грустного человека, каким выглядел после финала чемпионата Европы в 1988 году в Германии Топорнин. Поправив фалды клубного пиджака, он хмуро поглядел на Лобановского в подтрибунном помещении мюнхенского олимпийского стадиона и задал вопрос, который в тот момент занимал его больше всего: «Чем будем оправдываться?» Возраст Топорнина, советское юридическое образование вынуждали его помнить о полетевших после второго места в Кубке Европы-64 головах, о снятии Бескова, о выволочках в ЦК, о партийных взысканиях, сопровождавшихся инфарктами.

В 1964 году, впрочем, ситуация усугублялась политическими мотивами поражения в финале от Испании. Оно случилось в Мадриде, на переполненном стадионе «Сантьяго Бернабеу». Одним из зрителей был генералиссимус Франко, появление которого во время трансляции по советскому ТВ сопровождалось непристойной паузой.

От гнева Никиты Хрущева, устроившего футбольную разборку за сто с небольшим дней до собственного исчезновения с политической сцены, не спас даже вполне приемлемый для решающего матча на чужом поле счёт — 1:2. В день финала Хрущев находился с визитом в Скандинавских странах, ему доложили о проигрыше команде «испанского каудильо», и Хрущев распорядился полностью поменять тренерский состав сборной СССР. Правда, расформировывать команду, как это было при Сталине в 1952 году после поражения на хельсинкской Олимпиаде от сборной Югославии, не стали.

— Что с вами, Борис Николаевич? — ответил Лобановский Топорнину. — Почему на вас лица нет? Вам надо радоваться. Идите в раздевалку, поздравьте ребят. Вдумайтесь только: они — вторые в Европе!

После финала игроки отправили Дасаева к руководству сборной — с просьбой разрешить им посидеть за столом, как полагается в таких случаях. Разрешение получили от Симоняна. Первый тост подняли за Лобановского.