Когда киевское «Динамо» в новейшие уже времена выиграло в 1993 году сначала Кубок Украины, а потом чемпионат страны, в клубе не оказалось средств, для того чтобы выплатить футболистам и тренерам причитавшиеся им за победы премиальные. Президент клуба Виктор Безверхий обратился к бизнесмену, генеральному директору совместного предприятия «Динамо-Атлантик», большому любителю футбола Григорию Суркису со слёзной просьбой помочь деньгами. Суркис оплатил выигрыши команды, но близкие к клубу люди, в том числе имевшие отношение к руководству, собрались и вполне резонно задались вопросом: дальше-то что? Ведь денег у «коллективного предприятия» нет, никто не знает, куда они подевались, а долги составили внушительную сумму в пять миллионов долларов. Решили вместо «коллективного предприятия» создать акционерное общество с участием в нём группы бизнесменов, политиков, представителей силовых ведомств. Как быть с президентом?
Безверхий и Суркис находились тогда в нормальных отношениях, и Безверхий сам называл имя нового президента: Григорий Суркис. Себя же он видел в сложившейся ситуации в роли вице-президента. Но спустя несколько дней Безверхий от собственного предложения отказался и заявил, что по-прежнему намерен возглавлять клуб. Вовсе не исключено, что заявление об этом он сделал после консультаций с Лобановским, продолжавшим пристально следить за динамовскими делами издалека и верившим тем людям, которые оставались в клубе после его отъезда. Без него не делался в «Динамо» ни один серьёзный шаг.
Информационное пространство Украины, и не только футбольное, буквально взорвала заметка агентства «Укринформ», опубликованная в газетах 20 июля 1993 года:
«Вчера отстранён от должности президента ФК “Динамо” (Киев) Виктор Безверхий. Решение принято на экстренном собрании игроков и тренеров, которые заявили, что неправильная финансовая и хозяйственная политика превратила “Динамо” в банкрота. Клуб сейчас в астрономических долгах, в том числе и в валютных. Признаны невыгодными ряд контрактов на переход футболистов команды в зарубежные клубы. Вчера же по решению динамовцев создано акционерное общество “Футбольный клуб ‘Динамо’ (Киев)”. Республиканский и городской Советы “Динамо” ему передадут две тренировочные базы и динамовский стадион. Президентом АО избран Григорий Суркис. Учредителями кроме футбольной команды и динамовских Советов стали также коммерческо-консультационный центр “Славутич” и британская фирма NEWPORT MANAGMENT. Уставной капитал — 10 миллиардов карбованцев. Избран и наблюдательный совет, в который вошли руководители республиканских МВД, СБ, пограничных войск и Генеральной прокуратуры».
25 августа 1993 года состоялось общее собрание учредителей коллективного предприятия ФК «Динамо» (Киев), и власть в клубе после этого собрания окончательно — официально — перешла от Виктора Безверхого к Григорию Суркису, что и было зафиксировано на восьми страницах протокола собрания.
Когда Лобановский осенью 1990 года отправился в Эмираты, на счетах «Динамо» было 11 миллионов долларов, клубу принадлежала недвижимость в Закарпатье и Нью-Йорке. Меньше чем за три года эти средства испарились.
Роль Григория Суркиса в возрождении киевского «Динамо» переоценить невозможно. Он вместе со своими партнёрами (но прежде всего — он) не позволил клубу упасть в пропасть, из которой практически нельзя было выбраться, — подхватил на самом краю.
Когда Григорий Суркис стал президентом ФК «Динамо-Киев», клуб находился в состоянии банкротства. Заложены были квартиры и машины игроков, трансферная стоимость футболистов, инфраструктура клуба, стадион, база в Конча-Заспе. Команда фактически оказалась у вдребезги разбитого корыта. У неё не было средств на существование. Не на что было — это край! — купить даже минеральную воду в раздевалку. «Динамо» пребывало в безнадёжном состоянии.
Самое главное, что отличало братьев Суркисов и их единомышленников, сумевших вытащить «Динамо» из пропасти, от прежнего руководства, — любовь к футболу вообще и к киевской команде в частности. Безверхий — человек в футболе случайный. Ему было всё равно, что возглавлять: приватизированную фабрику или футбольный клуб. Лишь бы деньги оказались рядом, в зоне досягаемости, и их можно было снять со счетов в любой момент в любом месте, как, собственно, и получилось в итоге со счетами «Динамо». Футболом должны руководить богатые и умные люди, футболом живущие. Григорий Суркис — ярчайший тому пример.
Суркисы и их единомышленники взяли на себя не только ощутимое финансовое бремя — следовало расплатиться для начала с долгами, выплатить «замороженную» предыдущими владельцами заработную плату, вкладывать деньги в развитие инфраструктуры, — но и огромную ответственность. Необходимо было сохранить многолетние традиции, уникальную атмосферу киевского динамовского клуба.
Просто вложенных средств мало. Нужны люди, способные достигать успеха. Лобановский — в первом ряду таких людей. Вернуть его в Киев хотели много раньше осени 96-го. Но прежде Лобановского предстояло убедить в том, что, как говорит Игорь Суркис, «новые руководители киевского “Динамо ” будут заботиться о команде не хуже, а может, и лучше тех, кто опекал команду в 70—80-е годы. Когда Валерий Васильевич понял серьёзность наших намерений и вернулся, стало окончательно ясно, что мы на правильном пути».
Лобановский был первым, кому удалось в бывшем СССР создать профессиональный клуб. «Возможно, — деликатно предполагает Григорий Суркис, — он ошибся в выборе людей, допущенных к клубной казне». Оснований для подобных предположений у Суркиса-старшего было более чем достаточно. Главное из них опровергнуть невозможно: в финансовой пропасти быстро и неожиданно оказался клуб, продавший к тому времени за хорошие деньги Александра Заварова, Олега Протасова, Геннадия Литовченко, Алексея Михайличенко, Анатолия Демьяненко. «Хорошие деньги» испарились мгновенно.
Между тем на первых порах денег в клубе действительно было очень много. За год до грянувшего в 93-м кризиса представители киевского «Динамо» встречали в Борисполе зарубежных партнёров. К работавшему тогда в клубе юристом известному адвокату Виктору Медведчуку, будущему крупному политику, куму Владимира Путина, подошёл его давний знакомый, занимавший в тот период не самый последний пост в украинском правительстве, и поинтересовался динамовскими делами и перспективами развития. Медведчук честно рассказал, что знал: «Того, что имеем, хватит лет на пятнадцать».
Не хватило и на год.
«Ошибочно подобранные» люди ни при каких обстоятельствах не собирались отдавать клуб в чужие руки. Им удалось подключить к своей борьбе и Лобановского, отправившего из Эмиратов весьма обстоятельное письмо в защиту «Динамо» на имя первого президента Украины Леонида Кравчука. Лобановский далеко не сразу воспринял смену власти в киевском клубе. Ему понадобилось время для того, чтобы понаблюдать, как новый президент и его сторонники поведут дела. Ко всему новому в организационных делах Лобановский относился с осторожностью. Появление во главе «Динамо» Григория Суркиса вместе с другими учредителями исключением не стало. В киевской же прессе ничтоже сумняшеся оболгали Лобановского, написав, будто Валерий Васильевич «с подачи злопыхателей» принялся «честить» Григория Суркиса и его партнёров, «в том числе и по национальному признаку».
Как полагает Игорь Суркис, причины, по которым Лобановский категорически был против смены хозяев клуба, вполне объяснимы: «Валерий Васильевич очень много сделал для клуба, но позднее — осенью 90-го — он уехал из страны и не понимал, что она изменилась. Изменились люди, стали жить по другим законам, страна стала самостоятельной». В отличие от старшего брата, старающегося использовать в определениях выражения, близкие к дипломатическим («возможно, он ошибся в выборе людей»), Суркис-младший резок и конкретен: «Лобановский не ведал, работая за границей, главного: разворовывается — не побоюсь произнести это слово — то наследие, которое он, уехав, оставил. Разворовываются средства, полученные от продажи игроков. На деньги эти строятся какие-то консервные заводы, паркетные фабрики. Люди эти — не профессионалы, футбол не любящие, а любящие себя в футболе. Этого Лобановский из Эмиратов не видел».
В ошибочности выбора, сделанного Лобановским не непосредственно перед отъездом в Эмираты, а несколько раньше, когда группа бывших комсомольских руководителей во главе с Виктором Безверхим появилась в первом так называемом хозрасчётном клубе Союза, сомневаться не приходится. Ошибка эта вызвана была верой в людей, иногда безмерной, полным им доверием, за которое зачастую приходилось расплачиваться. Вера не от наивности, не от непонимания человеческой сущности, не от неумения спрогнозировать поведение конкретного индивидуума — от воспитания. Вера эта была заложена в Лобановском генетически, сопровождала его всю жизнь. Он не разочаровывался в людях, наплевавших на его веру в них, не обижался на них («Боже упаси!» — говорил) — удивлялся. Если бы Лобановский не уехал на Восток, он ни в коем случае не допустил бы «разгула» со стороны команды Безверхого.
«Доброжелатели», едва не развалившие «Динамо» полностью, хотели, чтобы клуб вообще исчез. Они вбивали клин между Лобановским и Суркисами, всё старались делать для того, чтобы Валерий Васильевич в клуб не вернулся.
Когда Суркис-старший впервые задумался о возвращении Лобановского? «Я, — рассказывает Григорий Михайлович, — могу назвать точную дату: 11 декабря 1994 года. В этот день в Киеве был проигран матч “Баварии” в Лиге чемпионов (1:4), и Йожеф Сабо положил на стол заявление об уходе. Тогда и возникла идея найти тренера, который бы соответствовал имиджу и задачам киевского “Динамо”. Мы неоднократно встречались с Лобановским, когда он приезжал в Киев, разговаривали по телефону. Однако его контракт с Кувейтской федерацией невозможно было расторгнуть. Возникали и другие кандидаты на пост наставников “Динамо”, но по большому счёту ни одна из них, кроме Валерия Лобановского, всерьёз не обсуждалась».
Примерно за полгода до возвращения в «Динамо» Лобановский уже знал, что вернётся в клуб. Ещё не было близкого знакомства с Суркисами, детальных переговоров, обозначения позиций, постановки задач, а он — знал. Хотя никому ничего не говорил (только Аде сказал: «Скоро — домой»).
Ему регулярнее и быстрее стали доставлять из Киева кассеты с записями матчей не только динамовской основы, но и ближайшего резерва.
Чаще и дольше обычного разговаривал с Киевом по телефону. Запрашивал характеристики на игроков. С блокнотом просиживал перед телевизором. В Кувейте знал о «Динамо» всё. Однажды разговаривал по телефону с Сабо. Сабо находился в тренерской комнате на втором этаже старенькой базы в Конча-Заспе. Кричал в трубку: «Что-то связь плохая, Васильич!» — «И ты не знаешь, почему она плохая? — удивлённо ответил Лобановский. — Там же Серёжа Ребров — радиолюбитель. Наверняка он сейчас с кем-то “беседует”...» «Мы, — рассказывает Света Лобановская, — только переглядывались между собой, когда слышали это. Папа дома не всегда был в курсе каких-то дел, а о том, почему связь с Кончей плохая, знал, да ещё Сабо ставил об этом в известность».
Зять Лобановского Валерий Горбик вспоминает, как Валерий Васильевич «буквально светился, когда возобновились звонки из Киева — из родного “Динамо”». «Там к руководству пришли настоящие профессионалы, люди слова и дела», — говорил Лобановский неоднократно домашним, поясняя свои длительные, порой по полтора-два часа, телефонные разговоры с Григорием Суркисом.
Главная идея Суркиса-старшего, безумно влюблённого в футбол вообще и в киевское «Динамо» в частности (экран телевизора целовал, когда в 86-м динамовцы разгромили в финале Кубка кубков «Атлетико») и поставившего перед собой и единомышленниками благородную цель возродить клуб (а значит, дать новый толчок и развитию украинского футбола) на новом, более высоком качественном уровне, заключалась в возвращении в Киев Лобановского, в создании для него самых благоприятных профессиональных условий и в представлении ему максимальных возможностей для работы сугубо тренерской, творческой, связанной с ведением тренировочного процесса, разработкой тактических и стратегических вариантов — локальных, на эпизод, и глобальных, на матч и крупный турнир.
Через Чубарова, приезжавшего в Кувейт, Лобановский передал Григорию Суркису свои соображения относительно необходимости создания в Украине Профессиональной футбольной лиги — по образу и подобию той, какую он хотел организовать ещё в советские времена на территории СССР. Украинская лига была сформирована в кратчайшие сроки и быстро заявила о себе. После возвращения Чубарова Григорий Суркис стал разговаривать с Лобановским по телефону регулярно и подолгу, обсуждая всевозможные вопросы, связанные с развитием украинского футбола. Неизменной темой каждого разговора было возвращение Лобановского в Киев. Суркис постоянно подчёркивал, что приглашение остаётся в силе и может быть реализовано в любой момент. Каждого нового тренера, работавшего тогда с «Динамо», президент клуба ставил в известность о продолжающихся переговорах с Лобановским и говорил, во избежание возникновения недоразумений в будущем, о возможном появлении Лобановского в «Динамо» — появлении в тот день, который назовёт сам «ближневосточный отшельник». Обсуждались варианты, условия.
Лобановский, слушая собеседника, расхаживал с телефонной трубкой по своему громадному кабинету, занимавшему значительную часть первого этажа кувейтской виллы, подходил к окну, останавливался, наблюдал за играми котят, которых днём подкармливал, возвращался к столу, машинально перебирал правой рукой бумаги и с трудом сдерживал себя от того, чтобы на очередное напоминание о приглашении в «Динамо» не сказать: «Да». В «Динамо» Лобановский видел новый для себя вызов. Его привлекала работа дома. С клубом, который он мечтал запустить на новый европейский виток.
11 мая 1995 года Лобановский прилетел в Киев в отпуск — до 1 июля. Мы разговаривали с ним 14 мая, в день двадцатилетия победы «Динамо» в финале Кубка кубков, и Валерий Васильевич сказал, что уже «ощущает» давление со стороны «Динамо». Из администрации президента Леонида Кучмы его попросили быть готовым к встрече для обсуждения вопросов, связанных с развитием украинского футбола. Такая встреча, совершенно неофициальная — как говорится, «без галстуков», — состоялась. Лобановский сделал после неё вывод: руководство страны готово содействовать выводу футбола из того состояния, в котором он оказался в результате грандиозных политических перемен. В бумагах Лобановского я обнаружил шпаргалку, подготовленную 15 июня 1995 года к этой встрече и ёмко озаглавленную — «Стратегия».
Между тем осенью 1995 года киевское «Динамо» попало в Европе в весьма неприятный переплёт. События развивались следующим образом. 13 сентября динамовцы выиграли на своём поле матч Лиги чемпионов у греческого «Панатинаикоса». На следующий день после встречи испанский арбитр Лопес Ньето отправил в УЕФА рапорт о том, что его в Киеве пытались подкупить. 20 сентября в Порту контрольно-дисциплинарный комитет .УЕФА, фактически только на основании предъявленных Ньето слов, документально не подтверждённых, результат матча аннулировал, отстранил «Динамо» от участия в турнире и дисквалифицировал чемпиона Украины на два года, запретив участвовать в соревнованиях, проводимых под эгидой УЕФА. Кроме того, пожизненную дисквалификацию и запрет на деятельность, связанную с футболом, получили генеральный секретарь «Динамо» Василий Бабийчук и работавший тогда в клубе генеральным менеджером Игорь Суркис — на них, как на людей, якобы пытавшихся осуществить подкуп, указал Лопес Ньето.
Скорость, с которой принималось это решение, объяснялась просто: УЕФА надо было немедленно заполнить освободившееся место в групповом турнире Лиги чемпионов, и европейские футбольные власти не стали проводить необходимое в таких случаях «полицейское расследование». Как потом выяснилось, поступили они крайне недальновидно и довольно скоро были вынуждены ошибки свои, не называя их ошибками, исправлять.
А тогда с разъяснением позиции «Динамо» выступила пресс-служба клуба. «Вчера, — говорилось в распространённом заявлении, — контрольно-дисциплинарный комитет УЕФА принял решение о дисквалификации клуба “Динамо” (Киев) в связи с попыткой подкупа главного судьи матча динамовцев с греческим “Панатинаикосом” в групповом турнире Лиги чемпионов.
При разбирательстве этого дела, инспирированного судьёй матча господином Антонио Ньето, было принято во внимание только сообщение последнего. Информация представителей динамовского клуба, проливающая свет на факты, имеющие место во время пребывания господина Ньето в Киеве накануне матча, не возымела действия.
А факты таковы.
Три года назад господин Ньето посещал Киев: он обслуживал встречу “Динамо” — “Рапид” в качестве судьи на линии. По приезде в наш город 12 сентября нынешнего года господин Ньето, имея некоторый опыт, высказал встретившим его представителям “Динамо” пожелание приобрести меховые изделия, которые здесь несколько дешевле, чем в Европе. В одной из торговых фирм гость выбрал две шубы (по его словам — для матери и жены), которые любезно примерила переводчица, кстати, нанятая клубом по трудовому соглашению и не являющаяся штатным работником “Динамо”. Для других судей также были отобраны шубы, а ещё все четверо заказали по меховой шапке. Гости отбирали товар по собственному вкусу в присутствии продавцов.
Затем кортеж проследовал в гостиницу “Днепр”; отобранные главным судьёй шубы были доставлены в его номер в его присутствии. Шубы и шапки, заказанные его коллегами, должны были быть доставлены покупателям на следующий день. Когда же для господина Ньето пришло время поинтересоваться, а сколько же стоят отобранные им и его коллегами меха, представленный ему товарный чек с указанием цены вызвал у гостей раздражение. В сердцах он сказал: “Раз вы выставляете такие деньги, не нужно нам ни шуб, ни сувениров”.
Как выяснилось впоследствии в беседе господина Ньето с делегатом УЕФА, цифра, проставленная на чеке магазина, в интерпретации судьи уже квалифицировалась как подкуп. Утром 13 сентября, когда информация переводчицы о содержании беседы между господином Ньето и делегатом УЕФА стала достоянием президента динамовского клуба, Григорий Суркис сообщил по телефону господину Лимахеру из контрольно-дисциплинарного комитета УЕФА об инсинуациях главного судьи. На что был получен ответ: УЕФА не располагает официальными заявлениями на сей счёт; матч состоится согласно расписанию.
Тем не менее господин Ньето, видимо, памятуя о толпе свидетелей либо выполняя какой-то заказ, решил своеобразно подстраховаться.
На заседании контрольно-дисциплинарного комитета вопрос, в конце концов, стал ребром: казнить либо судей, либо принимавшую сторону. Судьи из Испании оказались ближе. Разбирательство носило непривычный процессуальный характер, наверное, поэтому представителям “Динамо” не была дана возможность предоставить свидетельские показания множества людей, видевших весь путь злосчастных мехов — от прилавка магазина до шкафа в гостиничном номере.
Однако руководство динамовского клуба не теряет надежды доказать легко доказуемое.
Наша сторона подала апелляцию».
Узнав о том, что произошло, Лобановский был в шоке. По свидетельству домашних, он не находил себе места. Молча вышагивал по вилле. Иногда останавливался и разводил руками с выставленными указательными пальцами. Отправлялся в кабинет. Кому-то звонил. Выходил из кабинета. Снова вышагивал.
К осени 1995 года Лобановский уже был, можно сказать, решительно настроен на возвращение в «Динамо». Содержание полученной им в Кувейте в двадцатых числах сентября копии вердикта контрольно-дисциплинарного комитета УЕФА по «шубному делу» (как это скандальное событие назвали в западноевропейских футбольных изданиях) стало для Лобановского серьёзным ударом.
По буквам изучив документ, он сделал для себя несколько неутешительных выводов. Лобановский предположил, что если в УЕФА своё решение не изменят, то в перспективе «Динамо» может лишиться на ближайшие годы стимула выигрывать чемпионат Украины. Для чего? Всё равно ведь вход в самый престижный континентальный клубный турнир будет динамовцам надолго закрыт. Это автоматически приведёт к прекращению весьма существенных финансовых поступлений из УЕФА — одно только участие в Лиге чемпионов приносило в клубную казну два миллиона долларов, а каждая победа оценивалась в 700 тысяч — серьёзные по тем временам деньги. Не исключал Лобановский в возникшей ситуации вариант с продажей ведущих игроков «Динамо», на некоторых из которых, в частности на Андрея Шевченко, сразу же после решения КДК УЕФА нацелились российские клубы.
Все эти вопросы мы обсуждали тогда с Лобановским по телефону. Он был очень опечален. А я опубликовал в газете «Новое русское слово» статью, в которой, основываясь на вынесенном УЕФА вердикте, позволил себе сделать несколько предположений относительно развития дальнейших связанных с «Динамо» событий в том случае, если все пункты дисквалификации останутся в силе. И в заключение предположил, что «вероятность появления на посту главного тренера клуба Валерия Лобановского» теперь «совершенно исключена». «Если продолжающий работать по контракту в Кувейте специалист и подумывал прежде вернуться в “Динамо” до истечения срока контракта (конец 1996 года) и попытаться что-то выиграть в Европе, — прошу прощения за цитирование собственного опуса, — то теперь, конечно же, в оскандалившийся в европейском футболе клуб он не пойдёт».
Все эти предположения, хочу повторить, сделаны были мною лишь применительно к реальной ситуации с реальным серьёзнейшим наказанием клуба.
До сих пор корю себя за этот вывод в концовке статьи, и вряд ли меня извиняет то, что сделан он был на пике охвативших эмоций и переживаний за судьбу команды. Я написал тогда, что «двухлетнее правление нового руководства завершилось полным крахом».
Конечно же, не крахом, и ошибку свою признаю. Как признали свою ошибку в УЕФА, где ограничились в итоге отстранением «Динамо» от участия лишь в том турнире, в который клубу уже невозможно было вернуться, и полностью реабилитировали Игоря Суркиса. Не помиловали, замечу, не амнистировали, а полностью сняли с него все обвинения. Можно предположить, что ни до какой дисквалификации клуба и его официальных представителей дело бы не дошло в том случае, если бы в УЕФА в сентябре 1995 года провели детальное расследование инцидента, а не решали бы всё на скорую руку, доверившись словам Лопеса Ньето.
Так или иначе, наступил момент, когда основные составляющие, от которых зависело возвращение Лобановского, совпали: невыносимость дальнейшего пребывания в кувейтской «клетке», провал киевского «Динамо» в еврокубковых турнирах осенью 1996 года, пограничное с отчаянием положение безысходности, в котором оказались владельцы клуба.
В предварительном раунде Лиги чемпионов киевляне проиграли оба матча венскому «Рапиду» (2:4 и 0:2), а потом, оказавшись в 1/32 Кубка УЕФА, не сумели пройти слабый швейцарский «Ксамакс» (1:2 и 0:0).
В Невшателе, после проигрыша «Ксамаксу», братья Суркисы не пошли с друзьями ужинать и молча сидели вдвоём в гостиничном номере младшего. После длительной паузы Игорь заговорил о настоятельной необходимости появления в «Динамо» значимой тренерской фигуры, способной вывести таких футболистов, как Шевченко, Ребров, Шовковский, Головко, Ващук, Косовский, Лужный, на качественно новый уровень. В противном случае ничего хорошего не ждёт ни команду, ни самих этих игроков, бесспорно способных. Такой фигурой в киевском клубе мог стать только Лобановский.
В возвращавшем команду из Швейцарии ночном самолёте к Суркису-младшему подошёл Григорий Спектор и сказал: «Говорю только тебе: Лобановский в Киеве». Игорь подсел к брату: «Сегодня мы должны поехать к Лобановскому». — «А где он?» — удивился Суркис-старший. «В Киеве».
В начале 96-го, во время московского турнира за «Кубок Содружества», Михаил Гершкович, имевший в то время отношение к столичному «Торпедо», которое фактически курировал Павел Бородин, управляющий делами российского президента, спросил у меня в манеже ЦСКА: «Как ты думаешь, если мы обратимся к Лобановскому, согласится он после Кувейта работать здесь, в Москве, с “Торпедо”?» Тем же вечером я позвонил Лобановскому и передал вопрос Гершковича. «Всё идёт к тому, — сказал Валерий Васильевич, — что я вернусь в Киев».
Почти сразу после прилёта из Швейцарии Спектор набрал номер киевского телефона Лобановского. В 96-м Лобановский старался каждую свободную неделю провести в Киеве. Он устал от Кувейта и держался там, как говорится, на морально-волевых. В записях Лобановского, датированных 22 июля 1996 года, я насчитал десять вариантов состава киевского «Динамо», «сформированного» тренером на бумаге с упоминанием фамилий только тех футболистов, которые тогда играли в клубе. Сделал это Лобановский на основании просмотра матчей с участием «Динамо» и полученной о каждом игроке подробной информации.
Они с Адой навещали Свету, бывали на даче, встречались с друзьями, принимая их в квартире на Суворова. О приездах знали только близкие люди. «Я даже сам не знал, что приеду, — сказал он Спектору. — Собрался, как по тревоге, и в аэропорт». Посредническая миссия Спектора оказалась удачной. Лобановский согласился встретиться с братьями Суркисами.
Принял он гостей в гостиной, усадил в мягкие массивные кресла — в них можно было утонуть, на столе чай, кофе, печенье, конфеты. В ногах у собеседников крутилась любимая кошка Лобановского — Матильда, дымчатая персидская шиншилла. Не жалующий кошек Игорь Суркис незаметно старался увернуть от неё ноги. В семейном кругу Матильду именовали Матильдоном; ночью она частенько засыпала у Лобановского под рукой, во сне он её слегка придавливал, и кошка перебиралась в стоявшее неподалёку кресло. Матильда напоминала ему дикую кувейтскую кошку, прибившуюся к его вилле, которую он постоянно подкармливал. Однажды та сильно царапнула его руку, пришлось делать укол: внутренняя аллергия. Кувейтская кошка между тем принесла котят. Валерий посчитал, что маленьким ночью холодно, попросил Аду выделить одеяло, постелил его для котят, кошку продолжал кормить, выставляя две мисочки — с едой и молоком, и ругал кошку-маму за то, что, по его мнению, она мало внимания уделяет деткам. Нарочито строго наставлял её следить за детьми после того, как он осенью уедет в Киев.
Любовь Лобановского к кошкам имела давнюю историю. Весной 77-го, когда «Динамо» выиграло в Киеве у «Баварии» (2:0) и вышло в полуфинал Кубка европейских чемпионов, поздно вечером Лобановского на пороге встречал рыжий котёнок. За ним стояли улыбающиеся Ада и Света. «А это ещё кто?» — спросил Лобановский, входя в квартиру. «Байерн, — ответила Ада. — Назван так в честь победы над “Баварией”». — «Было бы неплохо, — сказал Лобановский, снимая плащ, — после полуфинала переименовать его, допустим, в Боруссика — нам ведь точно “Боруссия” попадёт...»
Суркис-старший, прирождённый политик, начал, как заметил его брат, с «мягкого давления»: «Мы с вами часто и много говорили последние два года обо всём — о футболе, развитии игры, перспективах киевского “Динамо”, вариантах вашего возвращения в команду. Сегодня наступил момент сказать: да или нет». «То есть брат взял Лобановского чуть ли не за горло! — считает Игорь Суркис. — Лобановского, который любит рассуждать, выдвигать множество условий! Никто не представляет, как сложно с этим человеком разговаривать». Воспользоваться элементами давления Григория Суркиса вынудил цейтнот, в котором он оказался с братом и другими владельцами киевского «Динамо». Возникла ситуация, пограничная с безысходной. Суркисы, оптимисты по натуре, понимали, что если не будет сделан важный шаг, если команду во второй половине 90-х годов не возглавит фигура масштаба Лобановского (а такая фигура — только одна), то впору задуматься над напрасной тратой сил и средств. За несколько лет «Динамо» при новых руководителях успели потренировать Михаил Фоменко, Владимир Онищенко, Николай Павлов, Йожеф Сабо: четыре специалиста в течение трёх лет — непозволительная для клуба, нацеленного на европейские успехи,текучка.
Беседовали около пяти часов. Ключевая фраза — «Я даю добро» — была произнесена Лобановским довольно быстро, почти в самом начале разговора. Он тоже пребывал в цейтноте. Каждое возвращение в Эль-Кувейт приносило ему душевные муки.
Лобановский сразу назвал фамилию своего первого помощника — Анатолий Пузач. Он встречался с ним и заранее всё обговорил. Сабо, пока Лобановский улаживал дела в Кувейте, предложил Пузачу приходить на тренировки, смотреть, что-то для себя помечать. «Мне неудобно, — ответил деликатный Анатолий Кириллович. — Так ведь нигде не практикуют». Сабо, у которого всегда на первом месте были интересы «Динамо», настоял, и Пузач стал входить в курс дела ещё до того, как Лобановский официально возглавил команду.
Детали личных условий тренера, в том числе и вопросы неизбежного финансового урегулирования с кувейтской Федерацией футбола, с которой у Лобановского продолжал действовать контракт, обозначили в самом конце разговора, в котором речь велась большей частью о том, как должен развиваться футбол в Украине вообще и как должно развиваться киевское «Динамо» в частности. «Мы ударили по рукам», — радостно сообщил Игорь Суркис другу в телефонном разговоре. Формулировка возникших между Лобановским и братьями Суркисами отношений более чем точная. Они действительно просто пожали друг другу руки и не подписывали ни одной бумаги: джентльменские договорённости неукоснительно соблюдались сторонами. Суркисами — и после кончины Лобановского: братья никогда не оставляли без внимания вдову Валерия Васильевича Аделаиду Панкратьевну и его дочь Светлану.
Одним из условий, выдвинутых Лобановским — не в ультимативной, конечно, форме, а, назову её так, в доброжелательно-рекомендательной, — было постепенное возвращение в клуб людей, за которыми тянулся шлейф сотрудничества с Безверхим и неприятия на каком-то этапе нового руководства.
К людям этим, действительно необходимым Лобановскому, поскольку все они являлись профессионалами высокого класса в своей сфере деятельности, относились прежде всего Владимир Веремеев, блестящий аналитик, специалист по оценке любого соперника, Михаил Ошемков, знаток международных дел, и Анатолий Сучков, селекционер милостью Божьей. По-разному затем сложилась судьба каждого из них, но тогда к просьбе Лобановского руководители клуба отнеслись с пониманием.
Возвращение Лобановского было, безусловно, одним из самых важных решений, принятых в пору президентства в «Динамо» Григория Суркиса. Игорь Суркис назвал это событие «историческим», поскольку «приход Валерия Васильевича имел решающее значение для восстановления веры украинского болельщика в киевское “Динамо”».
После поражения от «Рапида» в квалификации Лиги чемпионов и вылета из Кубка УЕФА от «Ксамакса» всё происходило, говорит Андрей Шевченко, «по пословице: не было бы счастья, да несчастье помогло. Неудачи клуба вынудили динамовское руководство вернуть в страну Валерия Лобановского».
Более чем странно отреагировали на эти слова Андрея авторы украинского еженедельника «Футбол». «На самом деле, — сообщили они изумлённым читателям, — Лобановского никто в страну не возвращал, он сам приехал и давно (?!) сидел без дела, присматриваясь, оценивая, взвешивая».
Когда стало окончательно ясно, что Григорию Суркису операция по возвращению Лобановского удалась, один из приближённых к владельцу киевского клуба людей, некогда с Лобановским активно сотрудничавший и первым назвавший фамилию Безверхого, когда в конце 80-х годов зашла речь о том, кто должен стать президентом клуба, сказал Григорию Михайловичу: «Зачем он вам нужен? Он же — памятник. А на памятник можно только сс...ть!» И потом, когда Лобановский, уже вернувшись, начал работать, говорил о необходимости «разогнать научную лабораторию — это всё устарело». Об «устаревшей» методике Лобановского, отдавая дань моде, с пеной у рта говорили люди, понятия не имевшие о её содержании. Только и талдычили — «высокие нагрузки...».
Лобановскому, конечно же, не преминули рассказать о реплике относительно памятника. Он хмыкнул, пожал плечами и сказал: «Взрослый же вроде человек. Много чего повидавший. Уже и соображать пора...»
«Мне никому ничего не надо доказывать. Я давно уже всё доказал», — ответил Лобановский Григорию Суркису, сказавшему ему в квартире на Суворова — они уже обо всём договорились, — что теперь Валерий Васильевич может доказать недоброжелателям свою профессиональную состоятельность. «Но доказывать и учиться, — говорил мне Лобановский, — разные совершенно вещи».
Скептически поначалу отнёсся к возвращению Лобановского и Леонид Буряк. Ещё в марте 1995 года в интервью газете «Ведомости-спорт» он сказал, что, по его мнению, лучшие тренерские годы Лобановского уже позади, «и поэтому дело Лобановского кто-то должен продолжать, ведь его опыт бесценен». В январе следующего, 1996 года та же газета поинтересовалась у Буряка по поводу слухов о том, что сборную Украины может возглавить Лобановский. «Я вам скажу, — высказал своё мнение Буряк, — что в жизни каждого человека есть определённый временной промежуток полезности. Нельзя тренировать футбольные команды по телефону. При всём уважении к Валерию Лобановскому, его можно сделать консультантом, президентом Федерации футбола. Но когда человек в возрасте, толку от него мало (Лобановскому в январе 1996 года исполнилось всего 57 лет; можно вспомнить, что спустя годы Буряк и Блохин в этом возрасте только-только избавились от определения «молодые перспективные тренеры». — А. Г.)... Когда человеку тяжело, когда ему трудно работать — какие могут быть разговоры о тренерстве сборной?»
Заметка эта поступила по факсу Лобановскому в Кувейт. Домашние не успели её спрятать. Лобановский прочитал, вздохнул и произнёс: «Какие же бывают люди...» И никогда потом он ни словом, ни полусловом не напоминал Буряку о «промежутке полезности».
После возвращения Лобановского из Кувейта и достижения с ним договорённости о том, что он возглавит «Динамо», Григорий Суркис в один из осенних вечеров 1996 года организовал на базе в Конча-Заспе товарищеский ужин. За столом сидели братья Суркисы, Леонид Кравчук, Лобановский, Йожеф Сабо, Виктор Медведчук, Александр Чубаров и работавший тогда в клубе пресс-атташе (спустя несколько лет он стал вице-президентом) Алексей Семененко. «До сих пор не знаю, — говорит Семененко, — как я туда затесался. Но помню, что Григорий Михайлович сказал: “Леша, пошли с нами”. Может быть, он хотел, чтобы я, как пресс-атташе, запечатлел увиденное для истории. И действительно, как потом оказалось, это была знаковая встреча».
Первым говорил Лобановский. Он встал, в руке рюмка с крепким напитком (Семененко помнит, что с водкой, но, скорее всего, с коньяком — от водки Лобановский, по совету врачей, отказался весной 1988 года). Окинул присутствующих взглядом и после паузы сказал: «Вы, наверное, знаете, что я не люблю признавать свои ошибки. Но сейчас хочу сказать, что тогда, в 93-м, когда происходили революционные события в моём родном клубе, я был на стороне Виктора Безверхого. Я писал письма тогдашнему президенту страны Леониду Кравчуку (в этот момент Леонид Макарович кивнул, подтверждая, что так и было) с просьбой вмешаться, разобраться и отвести претендентов от этой ситуации. Но прошло время, и я убедился, что был на все сто процентов неправ. Мне нашёптывали на Суркисов. Те, кто делал это, пользуясь отсутствием у меня возможности быть в полной мере информированным, поступали непорядочно не только по отношению к братьям, но и ко мне. И сейчас я готов это признать. За тех, кто реанимировал мой клуб! Кто ведёт его вперёд и с кем я буду с удовольствием работать!»
Признавать ошибки свойственно сильным людям. В подавляющем большинстве случаев Лобановский признавался в ошибках только самому себе — для холодного, безэмоционального анализа, последующего исправления и недопущения в будущем. С годами и опытом он старался после совершения ошибки поступать таким образом, чтобы окружающим не составило труда убедиться в том, что он ошибался.
Лобановский признавался, что если бы у него глаза на новое руководство открылись раньше, он не поехал бы в Кувейт, а ограничился бы «эмиграцией» в Эмираты. Он действительно с огромным удовольствием работал с братьями Суркисами, уважая их, доверяя им и понимая, какую огромную моральную ответственность они взяли на себя, возглавив клуб и вкладывая в его развитие солидные финансовые средства.
Братья были приятно удивлены, когда услышали от Лобановского предложения по изменению инфраструктуры детско-юношеской динамовской школы. Спустя некоторое время после кончины Лобановского на старой базе «Динамо» на Нивках (на ней готовились к матчам чемпионы СССР 1961 года) открылась ультрасовременная база для детей и юношей, аналога которой не было тогда во всей Восточной Европе: классы для общеобразовательного обучения, тренажёры по возрастным категориям, кабинеты для всевозможных восстановительных процедур, качественные поля.
«“Начинку” для этой базы, — рассказывает Игорь Суркис, — мы обсуждали с Валерием Васильевичем. Для чего мы всё это делаем? Не все ребята, которые занимаются у нас в школе, станут профессиональными футболистами. Но те, кто пойдёт по футбольной стезе, должны отчётливо понимать, что их ждёт в будущем. Требования современного футбола таковы, что ему нельзя отдаваться лишь частично — только полностью. Но это не означает, что игрок не должен получить образование, не должен стремиться к тому, чтобы стать разносторонне развитым человеком».
Лобановский многое дал тем, кто его окружал в киевском «Динамо».
Ближе всего он сошёлся, пожалуй, с Игорем Суркисом, назвавшим как-то себя «мостиком — громоотводом» в отношениях между Суркисом-старшим и тренером, двумя мощными личностями. Григорий Суркис вовсе не испытывал желания подмять под себя Лобановского, подчинить своей воле. Да и если бы захотел сделать это, у него ничего бы не вышло.
30 января 1999 года Григорий Суркис, проработавший к тому времени с Лобановским ровно два года, поправил ведущего московской телепередачи «Футбол в диалогах», назвавшего Лобановского «великим» тренером. «Великий, — сказал Суркис, — заменил бы на гениальный». Стоит, полагаю, согласиться с определением Бенедикта Сарнова: можно быть великим и не гениальным, гениальным и не великим. Что же до Лобановского, то, по-моему, правы и ведущий телепередачи, и Григорий Суркис.
По мнению Базилевича, «гениальность Лобановского — личности действительно многогранной — проявлялась в умении свой интеллект и мудрость трансформировать (непременно совместно с коллегами — в одиночку ничего не добьёшься!) в конкретные достижения».
Игорь Суркис обратил внимание на то, что во время игры, как, собственно, и во время тренировочной работы, слово Лобановского — закон, не подлежавший обсуждению. Иногда Лобановский, прежде чем принять какое-то решение, советовался с помощниками, но последнее слово всегда было за ним.
Подметил Суркис и такую любопытную деталь. После того как Лобановский в перерыве вносил необходимые коррективы в зависимости от того, что он увидел в первом тайме, во втором команда демонстрировала, вне зависимости от результата, куда более мобильный футбол.
У Лобановского не возникло никаких проблем при возвращении домой. Их и не могло возникнуть. Уезжал он, правда, из одной страны, а вернулся в совершенно иную — с иными хозяйственно-экономическими и политическими реалиями, но сложностей при этом для себя никаких не заметил. Надо полагать, произошло это по той простой причине, что Лобановский давно ратовал за искоренение командно-административной системы — во всяком случае в футболе — и оказался вполне подготовленным к произошедшим изменениям.
Первым делом после официального его представления команде — сделал это Григорий Суркис — Лобановский провёл собеседование с каждым футболистом. Тет-а-тет. Каждому говорил: «Сначала команда, потом — ты». И каждому выдал — в письменном виде — задание на отпуск. На публику игроки о полученных заданиях не распространялись. Но выполнили всё, насколько известно, «от» и «до», и в начале января 1997 года ни у одного из динамовцев не было и грамма лишнего веса.
К официальному представлению новой команде Лобановский готовился очень тщательно. Набросал на листочке тезисы того, что собирался сказать футболистам. Раза два — редчайшая для него вещь! — репетировал своё выступление дома, призвав в слушатели Свету. «Представить себе не мог, — говорил мне Лобановский, — что буду так волноваться перед встречей с ребятами». Но в нужный момент, как всегда, волнение спрятал.
Ему поверили с первого слова, с первого взгляда, за ним хотелось идти. В зал, в котором собрали команду, Лобановский вошёл не спеша, выдержал паузу. «Первое впечатление, — вспоминает Владислав Ващук, — сильный, авторитетный. Привык, что ему подчиняются. В нём нет нервозности или суеты. И взгляд. Цепкий, тяжёлый, очень внимательный».
За киевскими футбольными кулисами игроков предупреждали: он вам покажет, где раки зимуют. Футболисты, среди которых не осталось ни одного игравшего у Лобановского до его отъезда в Эмираты, ждали появления угрюмого, неразговорчивого деспота с кнутом в одной руке и с секундомером в другой.
«Мне рассказывали, — вспоминал Лобановский, — что находились люди, которые пугали игроков моим возвращением, словно маленьких детей серым волком: “Вернётся Лобановский, он вас кнутом гонять станет — взвоете”. Настороженность футболистов при знакомстве — я беседовал с каждым — была заметна невооружённым глазом. Один игрок, например, едва со мной поздоровавшись, угрюмо сказал: “Всё равно серьгу не сниму”. — “Какую серьгу?” — удивился я. Он повернулся в профиль и показал серьгу в ухе. “Поверь, — сказал я ему, — мне совершенно нет дела до твоей серьги. Пусть даже их будет две. Вопрос только в твоей готовности работать и добиваться места в составе”. Этот футболист, стоит заметить, работал на совесть и спустя несколько лет чаще стал появляться в основном составе. Признаться, ни разу не вспомнил о его серьге и даже не знаю, носит он её или нет до сих пор».
Для конкуренции, заданной тренером на новом, более высоком качественном уровне, не имели значения ни возраст, ни прежние заслуги, никакие иные привходящие факторы. Только работа на тренировках и в игре. Народ, по свидетельству Владислава Ващука, загорелся, забегал. Игроков привлекало абсолютно одинаковое ко всем отношение.
Лобановский был вооружён детальной информацией по каждому игроку — информация, как известно, руководит всем: если ты владеешь ею, значит, у тебя есть возможность управлять процессом в нужном направлении. Знал о сильных и слабых сторонах. И каждому он сказал примерно следующее: мы не начинаем с нуля, мы лишь продолжим дело предшественников. У всех у вас появилась возможность в серьёзной тренировочной работе доказать правомочность появления в основном составе. И у тех, кто в нём уже был. И у тех, кто стоял на его пороге.
Самые первые тренировки с Лобановским и матчи запомнились всем динамовцам. На базе и на сборах он продолжал постоянно разговаривать со всеми вместе и с каждым в отдельности. «Каждая беседа, — вспоминает Шевченко, — воспринималась нами как нечто исключительно важное. И с каждым днём я всё лучше понимал, что от нас требуется».
В новых условиях Лобановскому, разумеется, пришлось забыть о таких мощных рычагах воздействия на футболистов, нарушающих режим, как ссылка в воинскую часть, перевод в дубль (со снижением зарплаты) и отчисление. Но он всё равно хорошо знал, как управлять процессом взаимоотношений с игроками.
После неудач «Динамо» в европейских кубковых турнирах в 1995 и 1996 годах в Киеве заговорили о футболистах как об отработанном материале. Приход Лобановского, сразу объявившего команде об общей цели — создании конкурентоспособного коллектива, позволил игрокам, по мнению Шевченко, «не потерять веру в себя»: «Нагрузки действительно возросли, а вот играть стало легче. При прежних тренерах трудно было представить, что мы можем бороться на равных с сильными европейскими клубами». Когда Шевченко пригласили в сборную мира для участия в московском матче со сборной России, организованном в рамках празднования столетия российского футбола, Лобановский настоял, чтобы Андрей непременно поехал. Хотя бы ради знакомства с выдающимися футболистами.
«Запомните, — говорил игрокам Лобановский, — когда вы будете играть с самыми сильными командами мира — никогда не подстраивайтесь под их тактику игры. Вы должны играть в свой футбол. Только в таком случае есть шанс на успех. Никогда ни под кого не подстраивайтесь. Если мы выиграли — можете порадоваться успеху. Пятнадцать минут. А потом должны думать о следующей игре. Если проиграли — то можете расстроиться. Тоже на пятнадцать минут. И думать о следующей игре. Вас не касается то, что я говорю прессе после матча, хвалю кого-то или ругаю. Не важно, что я там говорю. Я говорю то, что они хотят слышать, а с вами мы всё обсудим потом и сделаем свои выводы. И вообще: я запрещаю вам читать газеты и смотреть новости. Делайте своё дело, вас не должно волновать то, что о вас говорят. Вы всё равно не будете нравиться всем».
Динамовцы, по образному выражению Сергея Реброва, при Лобановском стали работать «как черти». Ребров, ставший позднее главным тренером «Динамо», навсегда запомнил слова Лобановского о том, что «успех — это мгновение. Сегодня ты празднуешь, но уже завтра нужно начинать новую жизнь». Он признается, что при другом тренере не смог бы так выкладываться, и объясняет это мистикой: «Удивительно, но мне достаточно было одного присутствия Лобановского у кромки поля. Какая-то магия. Когда ловил на себе взгляд Лобановского со скамейки, продолжал бежать. Даже если силы были на исходе». Ребров считает, что Лобановского сложно с кем-либо сравнивать. После работы с ним футбол, в который нападающий окунулся в Англии, в «Тоттенхэме», показался ему примитивным.
«Для моего поколения, — говорит Александр Головко, — имя Валерия Лобановского было настоящей легендой. Мечтать о том, чтобы когда-нибудь играть под его руководством, было всё равно что мечтать о полёте на Марс — настолько великой казалась личность Лобановского в футболе. Что изменилось с его приходом? Многие задавали этот вопрос, ведь команда осталась той же, а играть мы стали по-другому. Не то что мы чему-то новому научились. Просто под руководством Лобановского нельзя было играть плохо. Я понимал это так, что, если я выхожу на поле в команде великого тренера, значит, я должен быть на его уровне. Именно этой уверенности нам не хватало в предыдущие годы, чтобы осознать себя способными выигрывать у любой команды. Валерий Васильевич не делал ничего сверхъестественного, но одно только присутствие Лобановского на скамейке придавало нам сил. Он был буквально сгустком энергии, и эта энергия передавалась нам. Мне кажется, что для достижения результата мало просто иметь талант и много работать. Нужно быть на сто процентов уверенным, что ты всё делаешь правильно, что идёшь в правильном направлении, не сомневаться в избранном пути. Всё это дал нам Валерий Васильевич Лобановский. Мы поверили сами и заставили поверить других, что для “Динамо” нет непобедимых соперников. И эту нашу уверенность чувствовали не только мы, но и наши соперники, какими бы именитыми они ни были».
Лобановского порадовало, что серьёзная работа пошла с первого же дня его сотрудничества с игроками. У футболистов не возникало никаких бытовых проблем. Все вопросы положительно решались клубным руководством — только работай и отдавайся делу. В «Динамо» — первыми, пожалуй, в Европе — ввели практику видеозаписи тренировок, расшифровки каждого занятия, не говоря уже о расшифровке матчей.
С видеозаписями тренировок связана весёлая история.
Рассмешить Лобановского, тем более на людях, было практически невозможно. Тем не менее игроку киевского «Динамо» Диме Михайленко однажды удалось это сделать. На базе в Конча-Заспе шёл разбор тренировочного занятия. Лобановский остановил на экране ход игрового упражнения, объяснил, что в этом эпизоде оставили без опеки Сергея Фёдорова. «Кто играл с Фёдоровым?» — довольно резко спросил тренер. В просмотровом зале повисла тишина. Пауза. Вдруг голос Михайленко, заставившего смеяться всех — футболистов и тренера: «Могильный и Буре»...
После возвращения из Кувейта от Лобановского сразу же стали ожидать чуда. Желательно — мгновенного. Это его настораживало. Он видел, что потенциально динамовцы были способны на многое, но лишь время могло показать — на что именно. Вместо обещаний говорил: «Только авантюрист мог бы на моём месте оперировать конкретными сроками».
В январе 1997 года на первом после возвращения немецком сборе в Руйте журналист Ефим Шаинский, долгие годы живущий в Германии, поинтересовался у Лобановского, какую задачу он видит для команды главной. Лобановский ответил: создание конкурентоспособной команды, которая обыгрывала бы не только «Рапид» или «Ксамакс», но и «Барселону» с её миллионерами.
Ровно год спустя, в том же Руйте, репортёр, напомнив о разгромленной дважды «Барселоне», вопрос свой сформулировал так: «Какова теперь ваша задача?» — «Создать конкурентоспособную команду», — невозмутимо ответил Лобановский и, увидев в глазах Шаинского недоумение, добавил: «В мире нет совершенства. Это относится и к футболу. Он развивается. И поэтому надо выходить на новый уровень, ведь требования всё время растут. Никому ещё не удавалось создать конкурентоспособную команду и, не совершенствуясь, держать её на высоком уровне в течение нескольких лет».
Для 1997 года конкурентоспособным было то «Динамо», которое победами в групповом турнире чемпионской Лиги, такими как 3:0 и 4:0 над «Барселоной», поставило «на уши» всю футбольную Европу. «Конкурентоспособным для того периода, — уточнил Лобановский. — И задача поэтому та же, но — для нового периода».
Полная отдача на тренировках непременно приводит к полной отдаче в матчах. Без этого важного элемента в современном футболе делать нечего. Результат может быть любым — но футболисты обязаны отдавать все силы. Однажды динамовцы играли матч в Тернополе. О таких встречах говорят — «проходная». Проходная-то проходная, но им никак не удавалось забить. Вратарь соперников творил чудеса. Всё, что он не сумел парировать, попадало в штанги и перекладину. Преимущество было невероятным. Но — проиграли. 0:1. В раздевалке гнетущее молчание. Войдя в неё, Лобановский сказал: «Претензий ни к кому нет. Спасибо за игру. Готовимся к следующему матчу». Вздох облегчения — ожидали взбучки. А зачем? При спокойном анализе тренер затем детально рассмотрел с игроками ошибки, разобрал оплошности. И ещё раз поблагодарил футболистов за настрой, проявленный характер. Эта ситуация произвела неизгладимое впечатление на Андрея Шевченко.
Вечером 16 сентября 1997 года, за сутки до матча с ПСВ в Эйндховене, у Лобановского поднялась температура. В отеле он, приняв необходимые препараты, не остался, но и на поле во время динамовской тренировки не вышел. Её проводили Пузач, Демьяненко и Михайличенко, а Лобановский сидел на трибуне стадиона «Филипс» рядом с Игорем Суркисом, Йожефом Сабо и Владимиром Веремеевым. Перед занятием Лобановскому доложили, что тренировку хочет посмотреть датчанин Франк Арнесен, технический директор ПСВ: «Как быть? Разрешить или отказать?» Лобановский сказал: «Пусть смотрит». Арнесен, только-только начинавший блестящую карьеру эксперта (в нулевые за ним будут гоняться ведущие клубы Европы), предупреждал тренера ПСВ Дика Адвоката : «Я был крайне удивлён, познакомившись с “Динамо” поближе. Эта команда может стать настолько же хорошей, как и её предшественницы 70-х и 80-х годов. В её составе играют настоящие атлеты, отлично подготовленные физически. В то же время команда технична, умеет играть в комбинационный футбол».
Вовсе не исключено, что именно с этого эпизода — как же: главный тренер на трибуне! — в Киеве начались разговоры о том, что Лобановский не в состоянии проводить тренировки самостоятельно. Между тем даже сэр Алекс Фергюсон в последние годы своей работы в «Манчестер Юнайтед» практически никогда не проводил тренировки команды — это совершенно нормальная практика для современного тренерского дела. Лобановский после возвращения из Кувейта стал ей время от времени следовать. Это не было его прихотью. И тем более не было вызвано, как пытались представить «доброжелатели», немощью.
У Фергюсона в его кабинете на тренировочной базе «МЮ» было окно, из которого хорошо просматривалось поле. Он наблюдал за работой, делал замечания и вносил коррективы. Никому и в голову не пришло бы обвинить сэра Алекса в том, в чём в Киеве принялись обвинять Лобановского, просматривавшего тренировки «Динамо» с верхотуры и тоже потом делавшего замечания и вносившего коррективы, — в несостоятельности проводить занятия. Работающие «в поле» тренеры из-за невероятной интенсивности предлагаемых сегодня игрокам упражнений не в состоянии наблюдать за всеми футболистами сразу. Мимо же Лобановского, собиравшего команду в 11 утра на базе в зале и подробно объяснявшего, чему посвящено занятие (некоторым игрокам дополнительно растолковывал в индивидуальных беседах), не проходила ни одна важная деталь общей работы.
Братья Суркисы, вне всякого сомнения, знали об уровне работы Лобановского. Им рассказывали об этом люди, работавшие с тренером до его отъезда на Восток. Но увиденное ими в первые же дни после возвращения тренера превзошло все их ожидания. Чёткое понимание того, чего он хочет добиться, и знание, что для этого необходимо сделать. Выстроенная последовательная методика, отлаженный тренировочный процесс («Полное ощущение, что он расписал на много месяцев вперёд не по дням и часам даже, а по минутам и секундам!» — по сей день восторгается Игорь Суркис), принятие решений по всем ключевым вопросам после анализа ситуации, с учётом всех факторов и моделированием возможных последствий.
«После того как в стартовом матче Лиги чемпионов 97/98 мы обыграли в Голландии “Эйндховен”, — рассказывал Лобановский, — кто-то заметил: Европа прозевала возвращение Лобановского. Сказано, конечно, слишком громко. В Европе всё на виду. В группу мы попали, пройдя “Брондбю” (в Копенгагене выиграли 4:2). Так что все всё видели. Иной вопрос: что видели? Видели, например, наши скоростные фланговые атаки, и “Эйндховен” заметно укрепил свои зоны на флангах. Но мы ведь, во-первых, игру ведём не только на флангах, а во-вторых, у нас есть методы, с помощью которых удаётся “вскрывать” фланговые зоны соперника даже в условиях их усиления противником».
Приезжал в Эйндховен с семьёй из Франции Саша Заваров, проделав на автомобиле путь в 400 километров. Они с Лобановским вспоминали команду 86-го года, выигравшую Кубок кубков. Саша сказал, что сегодняшнее «Динамо» напомнило ему тот коллектив, в котором далеко не на последнем месте был не декларировавшийся, но действовавший на поле девиз «один за всех и все за одного».
Команда в первый же сезон работы в ней Лобановского попала в восьмёрку лучших на континенте. «Динамо» преодолело важный психологический барьер. Прежде магические названия «Реал» и «Барселона» заставляли дрожать ноги и забывать обо всём на свете, в том числе и о собственном умении играть в футбол. Лобановский с первых дней регулярно говорил игрокам — на общих собраниях, индивидуальных беседах, во время просмотра матчей с участием ведущих европейских клубов: вы — не хуже, вы — лучше, не стоит бояться эти команды, с ними надо играть и обыгрывать их.
И — учил, как это сделать. Спустя короткое время динамовцам, выстроившим в межсезонье прочный фундамент физической готовности (некоторые футболисты говорили, что за зиму они бегали столько, сколько не бегали за все предыдущие годы, вместе взятые, — расстояние, равное длине экватора), во внутреннем чемпионате Украины играть стало неинтересно. Матчи были для них лёгкой прогулкой, своего рода отдыхом после напряжённой тренировочной работы.
С проявлениями звёздной болезни Лобановский боролся просто. Показательный пример — Ващук. Однажды, в 99-м, Лобановский вызвал защитника к себе. Пожал руку и сказал: «Влад, ты хороший футболист. Думающий, умный, чувствуешь игру... Очень мне нравишься как человек, импонируешь как личность... Но мы будем прощаться. Всё. Просто время пришло. Иди к Игорю Михайловичу, скажи, что я с тобой больше не работаю...» «Я, — вспоминает Ващук, — похолодел. Моментально понял, что расслабился и почувствовал себя незаменимым, а в спину всегда кто-то дышит. Пошёл к Суркису — тот говорит: “Ну не знаю, я поговорю с ним, а ты пока тренируйся”. Из команды меня не убрали. Но “звезду” сбили раз и навсегда. С тех пор я точно знаю — незаменимых нет. Я, кстати, только через год узнал, что это был такой метод воспитания. И то — случайно узнал. Но помогло тогда конкретно и надолго. Понял, что всё может закончиться в один момент. Когда меня спрашивают, каким человеком был Валерий Васильевич Лобановский, я даже не знаю, что ответить. Он обладал сумасшедшим, почти мистическим даром убеждения. Человек, поговорив с ним двадцать минут, мог изменить мнение, складывающееся годами».
Матчи в Лиге чемпионов имели для футболистов «Динамо» огромное значение. Мотивация была простой. Григорий Суркис вместе с коллегами по совету директоров клуба принял предложенное Лобановским важное решение: премировать игроков за успешно проведённый матч в Лиге (выигрыши, ничьи на выезде, выход из группы) предельно понятным способом. При выигрыше, например, на команду выделялась ровно половина той суммы, которую выплачивала клубу за победу в каждой конкретной встрече УЕФА. Учитывался, разумеется, вклад футболистов. Игроки основного состава получали больше тех, кто был либо заменён, либо выходил на замену, либо вовсе оставался на скамейке запасных.
У Лобановского был кондуит. Он им пользовался, когда у футболистов возникали спорные вопросы. Миссия эта Лобановского тяготила, он мне в этом признавался, но поделать ничего не мог — такая у него была договорённость с руководством, считавшим, что на все спорные вопросы, связанные с участием в матчах, следовало отвечать ему.
Сергей Коновалов как-то рассказывал о возникших у него вопросах. Команда тогда вышла из группы, в которой были «Лацио», «Байер» и «Марибор», вышла с трудом, набрав всего семь очков. «Так получилось, — говорит Коновалов, — что в тех матчах, где были набраны очки, я не играл. Когда раздали премиальные, немного не понял, почему не так, как мне хотелось... Я был одним из опытных игроков, одним из стариков в “Динамо”. Подбил капитана команды Сашу Головко, а также Сергея Реброва, Сашу Шовковского, Валика Белькевича и Сашу Хацкевича пойти к Васильевичу и узнать, почему так мало дали. Их всё устраивало, но ребята поддержали инициативу, и на заезде пошли к Лобановскому. Он очень удивился, что вечером к нему пришла такая делегация. И капитан начал ему объяснять, почему пришли. Лобановский — к каждому: мол, у кого какие вопросы. А я был последним. Он ко мне, и я понимал, что “заднюю” включать уже поздно. Сказал легендарной фразой: “Васильич, тигру не докладывают мяса!” Лобановский ответил в своём стиле, открывая журнал: “Сейчас посмотрим, Серёжа, в каких матчах ты играл и сколько. ‘Лацио’ — ‘Динамо’: ты играл — мы проиграли. ‘Динамо’ — ‘Марибор’: играл — проиграли. ‘Байер’ — ‘Динамо’: играл, но сыграли вничью. ‘Динамо’ — ‘Байер’: выиграли — не играл. ‘Марибор’ — ‘Динамо’: выиграли — не играл”. Я уже сижу красный и думаю, зачем пришёл. “Серёжа, так ты пришёл, чтобы вернуть?” — Лобановский спрашивает. В таких ситуациях и понимаешь, насколько гениальным человеком он был. Даже в таких моментах он тебя на место ставил, но не оскорблял».
Попытки воспитать привычными методами много о себе возомнившего Виктора Леоненко ни к чему не привели. Игрок пользовался особым к себе отношением со стороны Григория Суркиса, расположением президента клуба, потакавшего и многое прощавшего талантливому, но совершенно разболтанному футболисту.
Лобановский не жаловался Суркису на Леоненко, который подминал под себя молодых Шевченко и Реброва, постоянно рассказывал партнёрам, что и как им следует делать на поле, когда и куда давать ему передачу. Просто отправил, сказав, что ещё один тренер ему не нужен, во вторую команду. И если не забыл потом, то не очень-то и вспоминал об игроке, который считал себя суперзвездой европейского калибра. Без малейших, правда, на то оснований.
Однажды, это было ещё до Лобановского, Сабо принялся при всех чихвостить Леоненко за лишний вес, за пристрастие к пиву, за нерадивость на тренировках, за слабую игру и поставил ему в пример Олега Блохина. «Кто такой Блохин? — переспросил Леоненко. — Академика Блохина знаю, по телевизору слышал о нём, а кто такой этот ваш Блохин, понятия не имею. Я — Леоненко, люблю пиво и не скрываю это». Леоненко говорил Сабо, что «во времена Пеле пешком по полю ходили», а «Блохин мне бутсы должен чистить».
Лобановский считал, что футболистов можно — условно, конечно, — разделить на три группы. Вне зависимости от возраста. В первой группе те, кто только играет. Во второй — играют, но при этом говорят. В третью он включил тех, кто преимущественно говорит. «Миграция» из одной группы — из первой во вторую, из второй — в третью, иногда даже из первой в третью — возможна, но невозможна из третьей во вторую или же в первую. От попавших в третью, по мнению Лобановского, пользы для команды ждать не приходится, они приносят только вред, поскольку начинают считать себя, как Леоненко, тренерами.
Накопление критической массы нарушений привело к тому, что и Калитвинцев перестал удовлетворять своей игрой и поведением Лобановского.
Перед четвертьфиналом Лиги чемпионов с «Ювентусом» в конце февраля — начале марта 1998 года киевское «Динамо» проводило заключительный тренировочный сбор в Израиле. В полулюксе на пятом этаже отеля «Дан Кейсария» сильно болел Лобановский. Почти неделю он не выходил из номера, в основном лежал, иногда подходил к письменному столу, присаживался и делал пометки на поступавших раз в день из Италии факсовых лентах с информацией о «Юве». К нему приходили помощники, приносили расшифровку снимавшихся на видеокамеру занятий, они обсуждали все детали предстоящей тренировки, Лобановский выходил на балкон и — сколько позволяло состояние — наблюдал за проводившейся работой команды на примыкавшем к отелю поле.
Деловая атмосфера нарушилась в одночасье. В Кейсарию приехал кто-то из советских футболистов, доигрывавших в Израиле. С Калитвинцевым в его номере они предались воспоминаниям о прежней футбольной жизни, о матчах и партнёрах, общих друзьях, и легко превратившийся в утро вечер воспоминаний завершился тем, чем и должен был завершиться: гость заснул в кресле и пробудился лишь к полудню, хозяин же, в «Динамо» тогда капитанствовавший, не смог выйти на тренировку, сославшись на недомогание.
Врачи Лобановскому об истинных причинах нездоровья немедленно доложили. Поговорив с Калитвинцевым, тренер не стал делать то, что собирался, — немедленно отправить капитана клуба и сборной домой, а дал шанс. История с Калитвинцевым происходила в Израиле на моих глазах. Сказать, что Лобановский был тогда ошарашен, значит, ничего не сказать. Он только и повторял: «Как же можно так? В такой-то момент?..»
Когда жребий определил «Ювентусу» в соперники по мартовскому четвертьфиналу Лиги чемпионов в 1998 году киевское «Динамо», в Турине обрадовались. Итальянцы считали, что это награда за нелёгкий выход в четвертьфинал, когда у «Ювентуса», финалиста Лиги чемпионов 1997 года, всё висело на волоске.
Лобановскому была понятна причина радости. «Почему они довольны, что жребий свёл их с нами? — рассуждал он. — Руководители “Ювентуса” прекрасно понимают, какие сложности испытывает команда, которая, не играя во внутреннем чемпионате, вступает в борьбу на высшем уровне. Поэтому они считают, что из всех четвертьфиналистов “Динамо” в плане готовности будет худшим. Выражая удовлетворение жребием, руководители “Ювентуса” не имеют в виду силу соперника, они исходят из профессионального понимания конкретной ситуации, в которой находится “Динамо”».
Калитвинцев считает, что если бы с «Ювентусом» играли осенью, то вполне могли итальянский клуб пройти. В марте же, не имея за спиной ни одного официального матча, можно было рассчитывать только на везение: «В Турине оно было на нашей стороне — отбились, а в Киеве, увы, нет». Итог Калитвинцев признал справедливым.
Не исключено, что ещё в Кейсарии Калитвинцев, даром, что капитан команды, считал исход противостояния с итальянским клубом предрешённым. Чем иначе объяснить тот факт, что в разгар целенаправленной тренировочной работы он позволил себе вольности, не соблюдал установленный режим и подвёл тем самым не только себя, но и команду?
В киевском матче на Калитвинцева нельзя было без сожаления смотреть. Его пришлось менять на 37-й минуте: мелочей в футболе не бывает. И чудесных превращений растренированных футболистов в боеспособных — тоже.
Жизнь иногда заставляет принимать кардинальные решения. После киевской игры с «Ювентусом» Лобановский вызвал семь игроков (трое из них, в том числе Калитвинцев, были задействованы в матче) и предложил им перебраться в старый корпус тренировочной базы, в котором квартировала вторая команда: в неё они были переведены до июня. Было сказано, что если в июне в их игре не начнёт просматриваться прогресс, то они будут выставлены на трансфер. «Да, — говорил Лобановский, — этот процесс неизбежен, но только по-разному к нему можно подходить. Иногда приходится прибегать к оказавшейся необходимой операции из разряда “шоковой терапии”».
В Израиле Лобановский был удручён не самим фактом нарушения режима (он и в начале тренерской карьеры зачастую закрывал глаза на прегрешения, если, конечно, они не становились систематическими), а тем, в какой ситуации — команда готовилась к важнейшим для себя матчам Лиги чемпионов! — это произошло, да ещё в исполнении капитана!
Динамовские игры с «Барселоной» в сезоне 97/98, благодаря успехам в которых и состоялся, собственно, выход в 1/4 финала Лиги чемпионов на «Ювентус», стоят особняком. Хотя бы потому, что разделяли киевскую встречу от встречи на «Ноу Камп» всего две недели, и потому также, что матчи эти стали решающими как для «Динамо», так и для «Барсы»: турнирная ситуация требовала от испанского клуба только побед. Киевляне перед первой встречей с «Барсой» обидно упустили выигрыш во встрече с «Ньюкаслом». Вели 2:0 за 12 минут до конца и пропустили два мяча. После этого матча сдружившиеся молодые форварды Ребров и Шевченко долго сидели в одном из киевских кафе, обсуждали — без алкоголя, стоит заметить, — совершенные ими ошибки (оба, между прочим, забили по мячу) и, по свидетельству Реброва, едва не плакали от досады на себя.
Динамовские разведчики, побывавшие в Барселоне на матче «Барселона» — «Эйндховен», доложили Лобановскому, что хозяева поля заметно сдают, как только сопернику удаётся перейти на высокие скорости. Когда голландцы ускорялись (делали они это, правда, нечасто), у «Барселоны» возникали сложности. Лобановский определил: за счёт командных и индивидуальных скоростей на протяжении всей встречи создавать сопернику как можно больше трудностей. Тестирование показало, что почти все игроки «Динамо» пребывали на тот момент в оптимальном функциональном состоянии, а значит, готовы к интенсивным скоростным действиям на протяжении всего матча. Сто тысяч зрителей на «Олимпийском» стали верными помощниками киевских динамовцев на ближайшие полтора часа.
Тренер «Барселоны» Луи ван Гал на предматчевой пресс-конференции в Киеве сказал, что киевский клуб производит на него «хорошее впечатление», что «это — тотальный футбол». В устах голландского специалиста оценка со словом «тотальный» — высочайшая. А после поражения заявил, что не знает, «в какой ещё европейской команде выступают одиннадцать игроков, каждый из которых в меру необходимости может сыграть на любой позиции, в зависимости от того, как этого требует ход матча. Это команда универсалов, и в этом плане она в первую очередь отличается от других клубов. Других таких команд я в Европе не видел».
Слова про «универсалов» — бальзам для Лобановского. Его оценки после матча — самые, пожалуй, сдержанные, если их сравнивать со шквалом обрушившихся на команду комплементарных высказываний. «Я вижу, — сказал Лобановский после киевского матча, — большой потенциал “Барселоны”, но ей нужно время, чтобы вновь заблистать на европейской арене. Пока же блистают другие».
Говоря так, Лобановский, конечно же, не имел в виду киевское «Динамо». Более того, ему необходимо было «приземлить» после такого выигрыша и команду, и её восторженных почитателей. Сделать это было чрезвычайно сложно. Динамовцы действительно по всем статьям превосходили соперника, который временами не знал, что делать и куда бежать, — настолько высоки были скорости команды при переходе из одной стадии игры в другую, при организации резких выпадов с моментальной сменой направления атак.
После матча динамовцы, взявшись за руки, радостной цепочкой побежали по полю приветствовать зрителей и благодарить их за поддержку. Потом отправились в раздевалку, а Лобановский — на пресс-конференцию. Там он задержался. Когда появился в раздевалке, разговоры и смех моментально стихли, игроки замерли и, как и Григорий и Игорь Суркисы, Леонид Кравчук, Валерий Пустовойтенко, встретили тренера аплодисментами.
Лобановский пытался, как он рассказывал, «представить степень разъярённости “Барселоны” в предстоявшем через две недели ответном матче на “Ноу Камп”». Заснуть в ту ночь тренеру удалось около четырёх утра — невозможно было отойти от нервного напряжения матча и уровня футбола, показанного в нём «Динамо».
Но динамовцы обыграли «Барселону» и на «Ноу Камп» — 4:0. Несмотря на многочисленные предматчевые предсказания о том, что «Барса» расправится с Киевом за унизительное поражение двухнедельной давности и не оставит от «Динамо» камня на камне. «Мне-то, — говорил Лобановский, — понятно, за счёт чего мы добились результата, повергшего в шок Каталонию и весьма удивившего футбольную Европу. За счёт тактики, скорости и индивидуального мастерства наших игроков — никаких новых причин разгрома в Барселоне, если сравнивать разгром этого клуба в Киеве, назвать не могу. И в Киеве, и в Барселоне предостерёг любителей делать далекоидущие выводы: сегодняшние удачи пока мало о чём говорят. Разве только о том, что мы находимся на верном пути».
Но даже 4:0 не устроили «знатоков». Они объяснили, что три гола Шевченко и один Реброва состоялись только потому, что «стиль “ Барселоны” очень подходит для наиболее яркой реализации игровой концепции киевского “Динамо”». И стоит киевлянам столкнуться «с соперником, исповедующим аналогичную манеру игры и при этом обладающим более высоким уровнем исполнителей, они могут испытать серьёзные трудности». «Киевское “Динамо”, — рассказывали «аналитики» на страницах киевской прессы, — находится в той стадии пути, когда команды даже самого высокого уровня, придерживающиеся противоположной (и не самой прогрессивной) манеры игры, уже не способны оказывать сопротивление коллективным действиям киевлян». Если перевести этот «анализ» на нормальный язык, то получится следующее: обыграли киевские динамовцы с общим счётом 7:0 исключительно отсталую с точки зрения ведения игры команду. Разумеется, при этом перечисляются фамилии не сумевших выйти по тем или иным причинам на поле футболистов соперника, будто у динамовцев не бывает ни травмированных, ни дисквалифицированных, ни только-только восстановившихся после болезни игроков.
«Чего в таких суждениях больше — невежества или желания досадить, — говорил Лобановский, — судить не берусь. Просто лишний раз поразило, как же люди умудряются “видеть” то, чего не увидели другие, посчитавшие игру “Динамо” против “Барселоны” — в обоих матчах — игрой высокого европейского класса и признавшие высокое индивидуальное мастерство Лужного, Головко, Ващука, Бусина, Шевченко, Реброва. Все они тогда были поставлены “на учёт” в ведущих клубах континента».
После жеребьёвки четвертьфинала Лиги чемпионов 1998/99 года, 16 декабря 1998 года, когда жребий выбрал для «Динамо» в соперники мадридский «Реал», тогдашний президент «Королевского клуба» Лоренцо Санс сказал в Женеве на фуршете после процедуры жеребьёвки Григорию Сур кису: «Даже и не думай, что нам можно забить, как “Барселоне”, три гола в Киеве и четыре в Мадриде». Потом подумал и попросил: «Пообещай мне, что если вы, не дай бог, выставите нас из Лиги и доберётесь до финала, то ты появишься на “Камп Ноу” (стадион в Барселоне, выбранный для проведения на нём 26 мая 1999 года финального матча) в футболке “Реала” и с нашим шарфом в руках». Динамовский президент с удовольствием пообещал.
Ровно за неделю до первого матча с «Динамо» Санс уволил Гуса Хиддинка за поражение от «Барселоны» со счётом 0:3 в чемпионате Испании. Хиддинк, тренировавший «Реал» всего семь месяцев, только-только разместил на правой стороне своего рабочего стола папку с наклейкой «KYEV», положив в неё листочки с набросками, сделанными после просмотра в Милане товарищеского матча «Милан» — «Динамо» (Киев), на который голландец летал с сыном.
Если Хиддинк передал тогда папку — по наследству — заменившему его валлийцу Джону Тошаку, то тот прочёл следующие заметки своего предшественника о сопернике:
«Результат интересовал “Динамо” меньше всего. Это высококлассная, организованная и весьма дисциплинированная команда. Она проводит мощные и очень опасные контратаки, в состоянии менять ритм игры с выгодой для себя. В Киеве каждый может участвовать в атаке, но при этом обороняются они все вместе. Киевские футболисты отменно пасуют мяч, делают это в основном на скорости, пребывают для этого периода в хорошем физическом состоянии, и я не сомневаюсь в том, что за оставшееся до матча с нами время сумеют прибавить.
Киевская звезда Шевченко — великолепный игрок, но его сопровождала доля невезения. Подобное часто происходит, когда футболистом руководит желание понравиться своему будущему клубу. На Каладзе стоит обратить внимание по двум причинам. Во-первых, он самый опасный из тех, кто мощно и агрессивно атакует из глубины. Во-вторых, именно такой универсальный футболист, способный одинаково надёжно действовать при обороне и атаке, нужен “Реалу”».
Футбольная разведка сродни шпионажу в привычном понимании этого слова. Отвечающие за это направление клубной деятельности специалисты стараются использовать все открытые источники для получения необходимой информации — телевидение и прессу прежде всего, — а также пытаются по мере возможностей проникнуть туда, куда посторонних в футбольном мире обычно не пускают, — на тренировки.
Мадридские лазутчики преследовали «Динамо», начиная с первого сбора киевской команды в Руйте и заканчивая последним — в Израиле. Они жили в том же отеле, что и киевляне, сняв два номера с видом на поле, на котором тренировались динамовцы, и все занятия снимали на видеокамеру. Когда Лобановскому доложили об этом, он пожал плечами и сказал: «Пусть снимают».
В Мадриде «Динамо» добилось вполне приемлемого для двухраундовых встреч результата — 1:1. «Реал» непременно должен был в Киеве забивать, и это обстоятельство заставило Лобановского выставить в стартовом составе не Белькевича, а Кардаша, у которого, рассуждал тренер, разрушительные действия получаются лучше. На перерыв команды ушли при счёте 0:0, который «Реал» с Пануччи, Роберто Карлосом, Йерро, Раулем, Зеедорфом и прочими «звёздами» никак не устраивал. И в перерыве Лобановский, попросив своих футболистов прибавить в скорости и действовать совершенно по-другому, заменил Кардаша Белькевичем, придав тем самым командной игре акцент созидательный. Белькевич и выдал изумительный, кардинально изменивший ход игры пас на Шевченко, вывел его на ворота Иллгнера, и выход этот завершился пенальти, который Андрей с первой попытки не реализовал, но зато сумел добить мяч, отбитый голкипером. А потом Шевченко, воспользовавшись передачей Реброва и классно разобравшись с Кампо и Ярни, забил второй гол, и «Динамо», к радости 80 с лишним тысяч зрителей, среди которых были президент страны Леонид Кучма и премьер-министр Валерий Пустовойтенко, вышли в полуфинал Лиги чемпионов. Вместе с командами «Манчестер Юнайтед», «Бавария» и миланский «Интер». Когда у Лобановского после победы над «Реалом» спросили, с кем ему хотелось бы встретиться в полуфинале, он ответил: «Сразу со всеми вместе».
Регулярные отставки тренеров национальных сборных, отставки самообъявленные или же инициированные местными футбольными властями, — дополнительное свидетельство того, что во главе угла в современном футболе стоит результат, а не так называемая «красивая игра». «Крик “Дайте красивую игру!” — говорил Лобановский ещё в 1983 году, — заглушает все остальные требования, без реализации которых современный футбол существовать не может. Повсеместно внедряется мысль, что “красивая игра” всё спишет. Это заблуждение! Принцип “главное не побеждать, а участвовать” был хорош, когда играли “пять на пять” на лужайке (но и там о нём забывали, если на кону стояло пиво). Сейчас футболом правит результат».
Лобановскому приписывают формулировки: «Посмотрите на табло, результат там» и «Игра забывается, результат остаётся». Но такой подход к футболу не был характерен даже для раннего Лобановского, с самого начала поставившего на службу тренеру обязательность основанного на конкретных цифрах безэмоционального анализа действий команды вообще и каждого футболиста в частности. Анализ позволял ему улавливать неполадки в механизме, вносить коррективы, прогнозировать. Не слова, а бесстрастная статистика становилась важным аргументом в требовании стабильности. Проку от того, что какой-то игрок после важного матча оказался на самом верху в списке, фиксирующем технико-тактические действия, их эффективность и активность при выполнении, а потом, в простейшей игре, переместился в конец, для команды, считал Лобановский, — «твёрдый ноль».
Через год после возвращения Лобановского из Кувейта «Динамо» играло в четвертьфинале Лиги чемпионов, ещё через два — в полуфинале турнира! Игорь Суркис полагает, что это вполне сопоставимо с триумфами «Динамо» в Кубке кубков в 1975 и 1986 годах и, более того, даже превосходит те победы: «Футбол стал настолько коммерциализированным, что даже выступление в Лиге чемпионов для европейских грандов — это не только укрепление авторитета команды, но и возможность заработать очень приличные даже по западным меркам деньги. Добиться успехов в Европе стало намного сложнее».
Григорий Суркис и Лобановский два с половиной года с огромным трудом удерживали рвавшегося в «Милан» Шевченко. Удерживали, вспоминает Суркис, не силой, не наручниками, а — убеждением. В тот период президент киевского Динамо» стал для Шевы финансовым гарантом, страховым полисом — на случай травмы, явления в футболе не самого невероятного. Случись что, и Шевченко получал бы от владельцев киевского «Динамо» ровно столько, сколько ему предлагалось «Миланом». К счастью, до этого дело не дошло.
Спрос в Европе на Шевченко был огромный. Им интересовались клубы Испании, Италии, Германии, Англии, Франции — пяти ведущих в футбольном плане европейских стран. Шевченко, между прочим, мог оказаться за границей ещё в 1994 году. Английский тренер Харри Рэднапп возглавил тогда «Вест Хэм». Ему помогал Фрэнк Лэмпард-старший. «К нам, — вспоминает Рэднапп, — пришли какие-то два странных персонажа, заявившие, что они имеют возможность привезти из Украины очень талантливых ребят. Они крайне убедительно просили нас посмотреть этих ребят. Скажу честно, мы были напуганы манерой общения незнакомцев и согласились». Незнакомцы привезли двух восемнадцатилетних парней. «Вест Хэм» играл контрольный матч против резерва «Барнета». «Один из украинцев, — вспоминает Рэднапп, — забил победный гол. Он не выглядел как-то по-особенному. Нам сказали, что за него просят один миллион фунтов. Фрэнк возразил, посчитав эту цену очень завышенной. В итоге мы отпустили этого парня. Его звали Андрей Шевченко».
И хорошо, на мой взгляд, сделали, что отпустили. Вряд ли Андрей раскрылся бы на рэднапповском конвейере так, как раскрылся потом при вдумчивой работе в Киеве, а затем и в Милане.
Шевченко не мариновали, а выдерживали, как выдерживают хорошее вино. Итальянский клуб хотел купить Шевченко ещё в 1997 году. Григорий Суркис признается, что, «начиная с той поры, нас ждали два непростых года: когда такой клуб, как “Милан”, постоянно напоминает, что хочет видеть в своих рядах Шевченко, это настраивает игрока на определённый лад». Суркис не раз беседовал с молодым футболистом, убеждал его, что «ещё не пришло время для отъезда». И дело даже не в том, что трансферная сумма за Шевченко в 99-м стала выше по сравнению с 97-м. «Отдавая игрока именно в 1999 году, — говорит Суркис-старший, — я не сомневался, что отпускал его в нужное время и в тот клуб, который ему нужен».
Несмотря на то что «удочки» на Шевченко забрасывали и другие именитые клубы, на «Милане» остановились по трём причинам. Во-первых, сработало чувство взаимной симпатии, возникшее у Григория Суркиса и Сильвио Берлускони. Во-вторых, руководители «Милана» оказались гораздо настойчивее коллег из других клубов. И, наконец, Григорий Михайлович не мог не считаться с желанием самого Шевченко: мальчиком попав на «Сан-Сиро» в составе юношеской динамовской команды, Андрей поставил перед собой цель — непременно вернуться на эту «намоленную» футбольную арену в будущем в качестве игрока «Милана».
«Как было можно, — говорит Григорий Суркис, — отказать Андрею в осуществлении такой романтической мечты». Когда Андрей, к слову, заиграл в «Милане», ему как-то в Киеве, во время очередного приезда в город, сказали, что среди киевских мальчишек он популярнее другого Шевченко — Тараса Григорьевича. «У меня, — ответил Шевченко-футболист, — хватает мозгов понять, кто он и кто я...»
Если Суркис гарантировал Шевченко нормальное финансовое будущее, то Лобановский, ничего и никому, разумеется, не гарантируя, готовил футболиста к тому, чтобы он не затерялся в дебрях итальянского клуба. Примеров, повествующих о сникших в Италии иностранцах — способных, талантливых, игравших сильнее местных футболистов, — огромное количество. Из имён, связанных с киевским «Динамо», — Александр Заваров. Не меньше игроков сумели адаптироваться в Италии, но только год-полтора спустя после появления в одном из ведущих клубов страны. Так было, в частности, с появившимся в «Ювентусе» в ранге европейской звезды французом Мишелем Платини.
Работу с Шевченко — в рамках командных тренировок и индивидуальных бесед — Лобановский проводил, исходя из того, что происходило в итальянском футболе. Он был в постоянном контакте с одним из менеджеров «Милана», грузином Резо Чохонелидзе, игравшим некогда за юношескую сборную СССР и ленинградское «Динамо». Чохонелидзе «вёл» Шевченко: прилетал в Киев и в места проведения динамовских сборов, в частности в немецкий Руйт и израильскую Кейсарию, на матчи и тренировки, собирал об Андрее информацию бытового характера, встречался с его партнёрами, друзьями, знакомыми, родственниками. Основательность «Милана» в подходе к выбору игрока подчёркивало немаловажное обстоятельство: два-три раза в неделю подробные отчёты Чохонелидзе о Шевченко ложились на стол «правой руки» Берлускони по «Милану» Адриано Галлиани.
Лобановский понимал, что в Италии непременно станут говорить о Шевченко как о посланце «Полковника» (так, к слову, и говорили итальянцы, давно наделившие киевского тренера этим прозвищем), и потому хотел, чтобы к Андрею не было никаких претензий по уровню физической готовности, восприятия и реализации на поле основных тактических вариантов современного футбола и по части коммуникабельности, основой которой для любого легионера является быстрое изучение языка, в данном случае — итальянского.
Лобановский сыграл большую роль в переходе Шевченко в «Милан». Он считал, что именно этот итальянский клуб — идеальный вариант для талантливого нападающего. Лобановский, владея информацией — от Чохонелидзе, например, — о том, как складываются отношения внутри миланской команды, и о тренерских подходах к футболистам, исходил прежде всего из стиля игры «Милана». «Мнение Валерия Васильевича, — считает Чохонелидзе, — имело для Андрея большое значение».
О том, что с Шевченко — рано или поздно — может произойти в Италии, Лобановский предупреждал сразу после переезда Шевы из Киева в Милан. Даже не «после», а «до».
В лето отъезда в «Милан» Андрей Шевченко с родителями прилетел на Кипр, снял в отеле «Лонда» в Лимасоле два номера и отправился к Лобановскому. Дорога заняла пять минут — ровно столько следовало пройти пешком до дома, где у Лобановского была квартира и где он после сезона отдыхал. Шевченко хотел поблагодарить Лобановского и получить его благословение. Они разговаривали вечером, когда на балконе можно было спокойно сидеть. Жара спадала. С моря дул лёгкий ветерок.
Лобановский напомнил тогда Шевченко о том, что во многом сила его — в постоянной тренированности, позволяющей вести игру на высоких скоростях на протяжении всего матча и способствующей проявлению всех лучших качеств, природных и приобретённых. Андрей больше слушал, чем говорил. Иногда — отвечал на вопросы. Лобановский отмечал потом, что ему понравилась уверенность Андрея в своих силах. Не самоуверенность, а именно уверенность, базировавшаяся на рассудительности.
Благословение, равно как и россыпь дельных советов, Шевченко в Лимасоле от Лобановского получил.
Первый год в Италии Шева работал неистово, посмеиваясь над физическими кондициями партнёров и в шутку иногда предлагая выполнить привычные для киевского «Динамо» беговые упражнения.
«Я тебе не рассказывал, что Шевченко сделал в “Милане”? — спросил меня Лобановский по телефону 5 января 2000 года. — Андрей позвонил мне 31-го, поздравил с Новым годом. Рассказал, как он сидел с миланскими игроками и они обсуждали, что происходит, почему они так играют. Шевченко им и сказал: вы же не готовы. Они: как не готовы? Видимо, поспорили, и Андрей предложил им выйти и протестироваться. Пробежал 7x50 за 60 секунд каждый отрезок. На втором месте кто-то оказался, кто только за 66. Бобан отказался. Испанец новый молодой пробежал 4x50 и рухнул. Костакурту начало рвать. Андрей сделал паузу 8 минут и ещё раз пробежал 7х 50 за 60. “Сколько же вы получаете в Киеве?” — спрашивают. “4—5”. — “И за такие деньги вы столько бегаете?” А у нас сегодня было шесть километров скорости: три раза — 100—200—300—400—400— 300—200—100. Там люди играют за счёт класса, прогресса быть не может. Дзаккерони ничего сделать не может. Ветеранов заставить невозможно».
Второй год Шевченко не стал держаться на старом багаже, а продолжал работать так, словно ничего ещё в футболе не добился. Резо Чохонелидзе секретом успеха Шевченко называет «трудолюбие и профессиональное отношение к своему делу», привитые ему Лобановским. Андрей в «Милане» приезжал на тренировку утром в 9.15, а уезжал домой в 19.15. Шевченко понимал, Лобановский ему это объяснил, что ни в коем случае нельзя враз прекращать те нагрузки на организм, какие практиковались Лобановским в Киеве. Чохонелидзе, работавший тогда в «Милане», вспоминает, что Шевченко выполнял тот объём работы, который давал на тренировках Дзаккерони, а потом оставался и делал то, что ему давал Лобановский.
На третий год молодой миллионер полностью адаптировался к местной жизни. Много времени стали занимать рекламные проекты, съёмки, тусовки (он и прежде-то их жаловал, в том числе и в Киеве, но столько, сколько их было в Милане!..), демонстрация модной одежды, благотворительные акции... Разумеется, он посещал тренировки, но они стали дополнением к происходившему вокруг. Тут как тут оказались травмы. Они всегда оказываются рядом с теми, кто отпустил тренировочные вожжи. Одна из них — ушиб ахилла (партнёр на тренировке постарался) — вынудила Шеву пропустить несколько недель: гематома.
Блицвизит в Киев Шевченко совершил за два дня до наступления нового, 2005 года. Как и обещал, привёз в Киев «Золотой мяч», вручённый ему журналом «Франс футбол» как лучшему игроку Европы. Вряд ли можно согласиться с утверждениями о том, будто «Мяч» украинский форвард получил «по совокупности достижений в последние сезоны», хотя достижения эти, несомненно, в определённой степени повлияли на выбор голосовавших. «Золотой мяч» Шевченко поставил на стадионе «Динамо» на скамейку рядом с сидевшим на ней бронзовым Лобановским — точно так же, как Андрей ставил рядом с тренером Кубок Лиги чемпионов, выигранный им с «Миланом».
Лобановский говорил Шевченко, чтобы тот не торопился с отъездом в «Милан», хорошо представляя, что ждёт Андрея в самом «мужском» в мире футболе. Конечно, хотелось отправиться в серию «А» побыстрее, но и Шевченко, и руководители «Динамо» — Григорий и Игорь Суркисы — прислушались к мнению Лобановского. Без благословения Лобановского Шевченко никуда бы не уехал. Тренер считал, что Андрей, для того чтобы не останавливаться на достигнутом, а продолжать прогрессировать, должен играть на более высоком качественном уровне.
Летом 2005 года Игорь Суркис сказал: «Сегодня Шевченко никто бы не продал, любыми путями мы оставили бы его в “Динамо”. Тогда было другое время, были другие возможности, мы, может быть, были не настолько мощными, чтобы материально убедить Шевченко остаться в “Динамо”».
Вот только выиграл бы от этого — от того, что он остался бы в Киеве, — сам Шевченко? Стал бы он для Европы, а значит, для «Динамо» и Украины, тем футболистом, каким стал в «Милане», получив титул лучшего футболиста континента?
Исключительно важным в тренерской работе делом Лобановский считал умение держать руку на «мотивационном пульте». Потеря мотивации автоматически означала для него снижение футболистами требований к себе. Путей для разрешения этой проблемы Лобановский видел два.
Первый: немедленно отказаться от игроков, потерявших мотивацию, то есть снизивших к себе требования.
Второй: попытаться, если это возможно, мотивацию им вернуть.
Лобановский считал (это уже в новейшие времена, после возвращения из Кувейта), что с футболистами, живущими мыслями только о том, чтобы год-другой «перекантоваться» в киевском «Динамо», а потом куда-нибудь рвануть, следует расставаться как можно быстрее: они уже не помощники, к работе относятся формально, не живут ни футболом вообще, ни клубом в частности.
Он приводил в пример Шевченко. «Андрей, — говорил Лобановский, — уходил от нас полтора года. Не знаю, может быть, где-то там, во сне, у него тоже были подобные мысли — скорее бы пересидеть, не особенно выкладываясь, — и в путь. Но на поле он всегда выходил предельно мотивированным и в каждом матче играл с максимальной отдачей».
Может показаться, что слишком уж легко Лобановский расставался с самыми сильными, самыми талантливыми игроками того созыва. Нет, ему было жаль терять их, потому что они составляли костяк уже заявившей о себе в Европе команды. Но он хорошо понимал, что процесс необратим. Всем этим футболистам был необходим новый виток мотивации. «Динамо» они «пересидели».
«Суперзвёзды-мультимиллионеры, такие как бразилец Роналдо, ничего, кроме вреда, футболу не приносят», — огорошил Лобановский футбольную общественность незадолго до наступления 1998 года. И пояснил, почему он так считает: «Они попросту убивают игру, поскольку, получая огромные деньги, которых они не заслуживают, заставляют порой всю команду работать на них в ущерб тактическому разнообразию. Да и эксплуатация собственного таланта длительное время продолжаться не может и ни к чему хорошему не приведёт».
Заявление Лобановского зацепило многих. В Италии, где тогда играл Роналдо, разгорелись нешуточные страсти. Публика разделилась на две примерно равные части. Представители одной считали, что «Полковник» тысячу раз прав: футбол, в котором главенствует основательно раскрученная звезда, действительно становится беднее и однообразнее.
Представители другой утверждали, что русский тренер (на Западе долго всех, кто жил на территории бывшего Советского Союза, называли «русскими») сошёл с ума, и не могли поверить, что Лобановский стал бы противодействовать появлению того же Роналдо в составе своей команды.
Уже после того как Шевченко заиграл в «Милане», новый президент «Реала» Фернандо Мартин (занял этот пост на короткое время, до этого работал вице-президентом), посмотрев 8 марта 2006 года матч миланского клуба с «Баварией» (4:1, на счету Андрея гол и голевой пас), сказал, что ради появления Шевченко в Мадриде «готов расстаться с десятком таких игроков, как Роналдо. А если только с Роналдо, то готов отдать вместе с ним несколько десятков миллионов долларов».
Иметь набор волшебников, каждый из которых способен в одиночку выиграть матч за счёт своего таланта? Не об этом ли мечтает каждый тренер? Серьёзные тренеры между тем, как и Лобановский, весьма осторожно подходят к ответу на этот вопрос. «Когда волшебники, — говорит Моуриньо, — оказываются вдруг в плохом настроении, всё их волшебство куда-то исчезает. В эти моменты и оказываются такими нужными стабильные игроки, которые никогда не подведут».
Лобановский ничего не имел против таких звёзд, как, скажем, Зидан, общая игровая эффективность которого (её составные части — сумма технико-тактических действий, процент брака, коэффициент полезного действия в атаке и обороне) всегда была стабильно высока. А вот эксплуататоров таланта не воспринимал.