Лобановский

Глава 14 ЛОБАНОВСКИЙ, БУРЯК И БЛОХИН

Буряка глубоко задела — и не могла не задеть — несправедливость, проявленная по отношению к нему 16 мая 1982 года, когда в матче с харьковским «Металлистом» Берников нанёс киевскому полузащитнику — и это накануне чемпионата мира! — серьёзную травму в первом тайме, жёстко въехав подошвой бутсы в левую ногу. Буряк почувствовал острую боль, у него потемнело в глазах, но до перерыва он кое-как доковылял. В раздевалке Лобановский призвал динамовцев не беречь, как он сказал, «ноги для сборной», а после того, как Буряк показал распухшую ногу врачу и тот сообщил Лобановскому, что необходима замена, в сердцах бросил услышанную футболистом несправедливую, а потому обидную фразу: «Мы потом с симулянтами разберёмся!»

«Симулянта» тем временем на «скорой» доставили в ближайший травмпункт, а потом на Подол, к известному специалисту-травматологу Виталию Николаевичу Левенцу. Левенец посмотрел снимок: «Перелом клиновидной кости в трёх местах». — «Насколько это серьёзно? — спросил Буряк. — Я смогу восстановиться к чемпионату мира?» И услышал ответ: «Да какой чемпионат, сынок? Загипсуем, а через месяц-полтора посмотрим».

«Не знаю, — говорил Леонид в интервью журналисту Эдуарду Липовецкому, — может, сегодняшний Буряк поступил бы по-другому, но тогда я ушёл. Как оказалось, лишил себя возможности совершить ещё один круг почёта с Кубком кубков в руках и сыграть свой прощальный матч в Киеве. Блохин же поступил мудрее — остался».

Вступая в должность главного тренера киевского «Динамо» в 2005 году, Леонид Буряк сказал, что каждый футболист мечтает возглавить команду, за которую он играл раньше, и заметил, что для него не прошло даром время, проведённое рядом и с Лобановским, и с Севидовым. Только похвалы, что и говорить, заслуживает футболист, вспомнивший тренера, в «Динамо» его пригласившего. При Севидове, однако, Буряку довелось сыграть в составе динамовской команды всего 26 матчей. Остальные 278, проведённые в футболке клуба, — при Лобановском. При Валерии Васильевиче и в список 33-х лучших игроков страны Буряк стал попадать, и в сборной СССР стал одним из ведущих полузащитников.

Бесконечно благодарный тренеру за годы совместной работы, Буряк называл Лобановского «одним из лучших тренеров мира», который, «в отличие от некоторых других тренеров, всегда видел в футболистах в первую очередь людей. У него не было любимчиков. Он требовал от всех одинаково».

Тогда, после конфликта с Лобановским, Буряк действительно собирался перебраться в «Спартак», даже провёл, по его словам, тренировочную игру в составе спартаковской команды. Но Буряку позвонили из приёмной Щербицкого и попросили, сославшись на пожелание «самого», о «Спартаке» забыть, а перейти в любую другую команду. Первый президент независимой Украины Леонид Кравчук рассказывал, как Щербицкий после ухода Буряка заявил своим помощникам: «Головы вам не сносить, если Леонид наденет футболку “Спартака”».

«Только из уважения к Щербицкому, — вспоминает Буряк, — я перешёл в “Торпедо”. А то, что Лобановскому какую-то гадость на меня и Блохина донесли... Было. Не гадость сама по себе была, а донос. Когда помирились с Лобановским, я у него спросил: “Почему вы не поверили мне? А доверились негодяям, которые сказали, что мы хотим вас снять?!” Он извинился».

«Доброжелатели» воспользовались тогда психологическим состоянием Лобановского, пребывавшего на взводе из-за того, что далеко не всё шло по задуманному им плану. Они и сочинили историю о том, что Блохин и Буряк всерьёз вознамерились снять его, и не только подговаривают партнёров, но и ходили уже в ЦК. Лобановский был в ярости. Он старался сдерживать себя, но перемену в его отношении к Буряку и Блохину заметили все. Лобановский не стал даже делать то, что обычно делал, когда с кем-то из футболистов у него возникали шероховатости, — разговаривать с глазу на глаз.

В своей команде Лобановский хотел видеть Буряка ещё тогда, когда тренировал «Днепр». Однажды после матча в Одессе он попросил давнего знакомого, чтобы тот организовал ему встречу с Буряком. Буряк пришёл в гостиничный номер Лобановского, выслушал предложение переехать в Днепропетровск и ответил Валерию Васильевичу точно так же, как он отвечал гонцам из других клубов, в том числе московских и ленинградского «Зенита»: «Если я когда-нибудь уйду из “Черноморца”, то только в киевское “Динамо”, за которое болею с детства».

В «Динамо» они и встретились. «Наверное, нам всё-таки суждено поработать вместе, — сказал тогда Лобановский Буряку. — Ты способный, талантливый футболист. Однако талант — талантом, но для того, чтобы достичь чего-то, нужно работать и работать. Иди и работай».

Из чемпионского состава 1981 года в «Динамо» остались лишь Буряк и Блохин. «Долгое время, — вспоминает Буряк, — у нас мало что получалось. Не клеилась игра в середине поля, из-за чего Олегу приходилось отходить далеко от ворот соперника. Он стал меньше забивать. Команда не показывала результат, и руководство стало давить на Лобановского, а он — на нас. Атмосфера накалялась. Я был капитаном, и мне доставалось больше всего. Это сейчас, по прошествии стольких лет, я понимаю, что Валерий Васильевич во многом был прав. Тогда же мне казалось, что тренер слишком несправедлив ко мне. К тому же тогда в руководстве команды был человек, который специально раздувал между нами вражду. Его уже нет в живых, но я всё равно не хочу называть его имени. Мне он якобы по-дружески говорил одно, а Лобановскому докладывал то, чего не было».

Буряк никогда не позволял себе повысить голос на тренера, которому был обязан карьерой, положением, благополучием. В их отношениях возникали сложные моменты, но никто ни на кого не кричал. «Мы могли часами беседовать и отстаивать друг перед другом свою точку зрения, — рассказывает Буряк. — Я понимаю, что Валерий Васильевич обижался, когда я оставался при своём мнении. Бывало по-всякому. Однажды я даже отказался выходить на поле. Было это в 1984 году. Мы играли кубковый матч с московскими одноклубниками. Встреча катилась к ничейному результату и, стало быть, к серии 11-метровых ударов. Минут за 15 до финального свистка Лобановский произнёс: “Буряк, готовься на замену. Будут пенальти — пробьёшь”. Но я не стал разминаться. Попробую объяснить почему. Дело в том, что я только восстанавливался после травмы и был очень далёк от своей лучшей формы. В то время вовсю ходили слухи, что Лобановского хотят снять. Я опасался, что, не войдя как следует в игру, могу не забить. Представил, что бы сказали обо мне, если бы я не реализовал пенальти. Не иначе как Буряк сплавил Лобановского. Но злые языки внушили наставнику, что я специально не вышел на замену, чтобы не отстаивать Валерия Васильевича».

Однажды Буряк очень обиделся на Блохина за историю с машинами. «В тот год, — рассказывает Буряк, — на команду выделили три автомобиля, а желающих их приобрести было четверо, в том числе и я. Как-то, гуляя вместе с детьми в зоопарке, заметил Олега с супругой. Но, увидев меня, они вдруг повернули и пошли в другую сторону. Что случилось? Мы ведь тогда не были в ссоре. Позже я узнал, что Олег присутствовал при распределении машин, когда Лобановский принципиально оставил меня ни с чем. И Олег не только не заступился за меня, но ещё и ничего мне об этом не сказал. Для меня дело было не в машине, без которой я вполне мог обойтись, а в принципе. Именно поэтому я и поехал на стадион “Динамо”, зашёл к Лобановскому и спросил: “Васильич, неужели я не заслужил если не машину, так хотя бы объяснений?” Разговор у нас не получился. Уходя, я поблагодарил тренера за всё, что он для меня сделал, и... так хлопнул дверью, что она слетела с петель.

Через десять дней один из администраторов передал мне просьбу тренера о встрече. Когда я зашёл в кабинет Лобановского, он и виду не подал, что что-то произошло. “Давай забудем тот всплеск эмоций, — произнёс Валерий Васильевич и протянул мне руку. — Получай форму, поедем на сборы в Руйт”. Но к тому времени я для себя уже всё решил. Я чувствовал, что наставник больше не доверяет мне, как прежде. Мне не хотелось повторить судьбу Мунтяна и других ветеранов “Динамо”, которые пережили своеобразное унижение, когда перестали попадать в основной состав. Я ещё чувствовал в себе силы играть на высоком уровне».

Лобановский и Буряк не разговаривали больше двух лет. Они даже не здоровались. Как-то случайно встретились на стадионе «Динамо» в один из приездов Буряка из Финляндии, где он тогда играл. Пожали друг другу руки, поговорили по душам. Разговаривали так, будто ничего не произошло. «Это лишний раз свидетельствует о мудрости и гениальности Валерия Васильевича», — говорит Буряк. Тогда, на «Динамо», Лобановский пригласил обоих — и Буряка, и Блохина — к себе в кабинет. Просидели до трёх утра. Разложили по полочкам все недоразумения из 1984 года. Разговор получился очень откровенным и прочувствованным. «Признаюсь, — говорит Буряк, — я, человек практически не пьющий, в тот вечер, единственный раз в своей жизни, не помнил, как добрался домой...»

Лобановскому удалось привести к общему знаменателю интересы команды и интересы Блохина, о котором до появления Лобановского в «Динамо» только и судачили, что «он игрок некомандный, некоммуникабельный». При Лобановском Блохин часто стал брать игру на себя, но почти всегда оправданно, все его действия были подчинены коллективной игре, он вошёл в неё органично. «Вот это сочетание эгоистичной и коллективной игры, — говорил Вячеслав Дмитриевич Соловьёв, — присуще только истинному таланту».

Нив одной из своих команд («Днепр», «Динамо», сборные СССР и Украины, не говоря уже об ОАЭ и Кувейте) Лобановский не выстраивал игру вокруг отдельного футболиста, пусть даже самого звёздного и талантливого, какими, безусловно, были Блохин и Шевченко, два обладателя европейского «Золотого мяча». Но «Динамо» играло на Блохина и Шевченко, используя их феноменальные качества, и Лобановским, — что бы ни говорили предвзято настроенные критики о том, что тренер «в зародыше душит и губит таланты», — это никогда не возбранялось. Более того, он всячески поощрял индивидуальные действия таких сильных индивидуалистов и импровизаторов, какими были Блохин, Веремеев, Онищенко, Буряк, Мунтян, Заваров, Беланов, Михайличенко, Белькевич, Шевченко, поскольку действия эти, во-первых, никогда не шли во вред командной игре, а, напротив, усиливали её, делали порой непредсказуемой, а во-вторых, ни один из этих футболистов при потере командой мяча не останавливался, дабы переждать, отдохнуть, посмотреть со стороны, как будут развиваться события, а моментально переключался на общекомандную оборону.

До Лобановского Блохин уверенно чувствовал себя только на острие атаки, только в зоне обстрела ворот, только как игрок, завершающий наступление, причём завершающий лишь в определённой обстановке, когда надо было убежать от противников и ударить. Его ходы можно было предвидеть заранее. Его игровой диапазон был ограничен.

После появления Лобановского в киевском «Динамо» роль Блохина изменилась кардинально. Валентин Иванов, сам в прошлом выдающийся форвард, отмечал, что Блохин «по-прежнему силён в главном своём деле, но уверенно чувствует себя в любой точке поля и всюду готов сыграть в зависимости от необходимости — в отборе, дать первый пас в зарождающейся комбинации, продолжить её, сделать завершающую передачу». Блохин, констатировал восхищенный Иванов, «научился — с помощью тренеров, конечно, — видеть всю картину игры во всех её хитросплетениях и всякий раз находить в ней своё место. Он, как и положено большому мастеру нынешнего футбола, делит с партнёрами весь их труд, не сбрасывая ничего на чужие плечи, а ещё и выполняет ту свою работу, в которой он не превзойдён и не заменим».

Тренеры соперников «Динамо» по-разному пытались справиться с проблемой под названием «Блохин».

Персональная опека не помогала: высочайшая скорость, лёгкость, с какой Блохин отрывался от опекунов, не позволяли нейтрализовать киевского нападающего. Зонная защита также не спасала: коллективные действия динамовцев и с таким методом ведения обороны справлялись.

Блохин забивал порой фантастические голы. Такие, скажем, как в первом матче за европейский Суперкубок с «Баварией» в 1975 году в Мюнхене, когда он на скорости отправился в одиночный рейд со своей половины поля и, убедившись затем, что все партнёры отстали и ему не помощники, «раздел» оборону немецкого клуба во главе с тогдашними чемпионами мира Беккенбауэром и Шварценбеком и изящно переиграл ещё одного чемпиона — вратаря Майера.

А четырьмя месяцами раньше, в базельском финале Кубка кубков с «Ференцварошем», «Динамо» открыло счёт после того, как Блохин выдал такой точный пас Онищенко, что и соперника, сторожившего партнёра, отсёк, и, как вспоминал потом Онищенко, «мяч уложил мне прямо на ногу, лучше не придумаешь».

После ухода Лобановского из жизни в Киеве принялись искусственно подтягивать Блохина к тренерским высотам. Стали, например, называть одним из «лучших и самых успешных наряду с Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем» украинских тренеров.

Киевский журналист Георгий Кузьмин выдумал новый, в высшей степени нелепый по своей сути, способ ранжирования тренеров. «Я убеждён, — пишет Кузьмин, — что бог футбола в нашей стране один (по системе игрок плюс тренер приходится отодвигать на серебряную ступень Олимпа самого Валерия Васильевича) — это Блохин».

«Система игрок плюс тренер» — это, конечно, сильно. По ней Блохин оказывается на отечественной и европейской тренерских лестницах много выше фигур, которые (если рассматривать их вне «системы», придуманной журналистом), несомненно, сильнее Блохина-игрока и Блохина-тренера.

Блохин-тренер добрался со сборной Украины до четвертьфинала чемпионата мира 2006 года — безусловное достижение! — но полностью провалил работу с киевским «Динамо»: шутка ли — впервые в истории чемпионатов Украины «Динамо» при Блохине, работавшем с командой около девятнадцати месяцев, заняло лишь третье место. Но самое главное: у Блохина-тренера не оказалось в наличии не только собственного тренерского метода, но и метода (или методов), сформулирую так, «заимствованного».

Он сильно раздражался, когда ему пытались напомнить о Лобановском, повышал на пресс-конференциях голос: «Я — не Лобановский! Я — Блохин! Не сравнивайте меня с Лобановским! У Лобановского было своё ви́дение футбола, у меня своё!» И полагал, прислушиваясь к тем, кто будто бы всё касательно происходившего в киевском «Динамо» знал и утверждал: Лобановский будто бы только тем и занимался, что запрещал «вассалам произносить запретную фамилию всуе». Под «запретной фамилией» имея в виду собственную, Блохина, как, впрочем, запрещал якобы «вспоминать без особой на то нужды Анатолия Фёдоровича Бышовца, ещё одного неординарного и нелюбимого антагониста». Лобановский, дескать, почувствовал в Блохине (получается, и в Бышовце?) конкурента, «понимал, кто именно может оказаться достойным, но отнюдь не желанным наследником его вотчины», а потому, опасаясь конкуренции и сравнений не в свою пользу, всё делал для того, чтобы завершивший карьеру игрок Блохин в тренерской группе ассистентов Лобановского не появлялся.

«И почему я должен кому-то что-то доказывать? — возмущался Блохин. — Брать низшую команду и поднимать её? Если следовать этой логике, то многие наши тренеры, которые сюда вернулись, тоже должны были тренировать плохие команды и выводить их наверх». Под «сюда вернулись», несмотря на множественное число, Блохин подразумевал только Лобановского. Никто больше «отсюда» не уезжал и «сюда» не возвращался.

Занятия Лобановского Блохин никогда не конспектировал. И тренером быть не собирался. Но — стал им. Семь лет проработал в Греции. «Я знаю, — говорил он в 1997 году, — что там, в Москве или Киеве, многие смеются — Блохин работает в какой-то Греции. Как-то приезжал сюда Бышовец, поморщился, и как же, говорит, ты здесь можешь работать? Ну и что, он после этого “Реал” принял? Нет, поехал на Кипр».

Телекомментатор Геннадий Орлов, назвав 20 июня 2012 года в «Советском спорте» шестидесятилетнего Блохина «перспективным тренером», утверждает, что «на Украине он наряду с Бышовцем стал антиподом Лобановского — просто они имели собственное мнение, за что и поплатились. Клан Лобановского не мог допустить, чтобы эти двое взобрались на вершину. Требовалось время, уход Лобановского, чтобы Блохин стал в этом клане своим».

Орлов, надо сказать, ввёл совершенно новое понятие, прежде не упоминавшееся, — «клан Лобановского». Что это означает, кто входит в состав «клана», за какое «собственное мнение» поплатились Бышовец и Блохин и что за этим кроется — об этом телекомментатор не обмолвился ни словом, ни полусловом. Главное — заставить несведущих людей поверить в то, что мифический «клан Лобановского» мало того что карал Бышовца и Блохина за «собственное мнение», так ещё и всё делал для того, чтобы эти двое, не дай бог, не взобрались на вершину.

Никто между тем не мешал Бышовцу, возглавившему «Шахтёр», поднять эту команду с её беспрецедентным финансированием на «вершину». Но тренер — к сожалению для тех, кто его позвал, — работу в Донецке завалил (донецкие футболисты прозвали Бышовца «Копперфильдом» — ЗИЛом: «заслуженным иллюзионистом» вместо «заслуженного тренера»).

Как завалил работу в киевском «Динамо» Блохин, которому никто не мешал выиграть с этой командой, по части финансирования и созданных условий «Шахтёру» практически не уступавшей, хотя бы чемпионат Украины, что удавалось почти всем его предшественникам. Игорю Суркису казалось, что «такая харизматичная личность, как Блохин, может вывести команду на новый уровень». Президент клуба готов был делать всё для того, чтобы у тренера это получилось. Но, к сожалению, ничего у Блохина в «Динамо» не получилось.

После отставки Буряка с поста главного тренера сборной Украины и назначения на эту должность Блохина оба затеяли детский спор: кто перед кем и когда должен держать отчёт?

Блохин, понятно, настаивал на отчёте перед ним предшественника. Буряка такая постановка вопроса удивляла. У него, мотивировал он, было соглашение с президентом Федерации футбола Украины Григорием Суркисом, с ним и был разговор, и при чём тут Блохин? У Блохина, напоминал Буряк, есть «номер моего телефона»: пожалуйста, пусть звонит, задаст любые вопросы, на которые получит ответы. А специально приходить к нему «на отчёт» — увольте!

Формально Буряк, разумеется, был прав. В сборной Украины постоянно накапливалась детальная информация, в том числе масса видеоматериалов — с тренировок и матчей. Штаб Буряка из рук в руки передал документы соответствующим службам Федерации футбола Украины. «Что дальше? — спрашивал Буряк. — Перед Блохиным отчитываться? А кто он такой, чтобы я перед ним отчитывался? Я не обязан отчитываться ни перед кем. А что, Лобановский передо мной “отчитывался”? Или Сабо перед Лобановским?..»

Лобановского Буряк в этой ситуации вспомнил, наверное, напрасно. Во-первых, Лобановский фактически настоял перед руководителями украинского футбола на том, чтобы именно Буряк возглавил сборную страны после того, как команда проиграла стыковые игры чемпионата мира Германии и Лобановского отправили в отставку. Во-вторых, перед назначением Буряк — не проходило дня — названивал Лобановскому, советовался, спрашивал, иногда даже приезжал к нему.

Буряк и Блохин, как, впрочем, и остальные «птенцы» из тренерского «гнезда» Лобановского, обречены на постоянные сравнения с ним. И сравнения эти — не в их пользу. Это раздражало и раздражает. Настолько, что даже недосуг порой вспомнить о своих «достижениях» на тренерском поприще.

Владимир Пильгуй считает, что Блохина с Лобановским и сравнивать не стоит: «Блохину мешает собственное величие, гонор: игрок с таким характером может быть успешным, тренер — никогда».

Умоляя не сравнивать его с Лобановским, сам Блохин — по всей вероятности, в порыве тщеславия — от сравнения удержаться не смог. «Даже великий Лобановский, — с гордостью заявил он после успеха в отборочном турнире, — не выводил сборную в финальную часть чемпионата мира, а тут приходит Блохин, который говорит, что выведет сборную из группы с первого места». Игорь Суркис признался, что слова «даже Лобановский» царапнули его по душе, и динамовский президент сказал об этом Блохину.

Произносил ли Лобановский попавшую в печать фразу: «Я хорошо знал великолепного игрока Олега Блохина, но как тренера его я, к сожалению, не знаю» или не произносил, не суть важно. Киевский журналист Максим Максимов включил её в интервью с Лобановским. В день публикации этого интервью Лобановский сказал мне по телефону, что, во-первых, он интервью вообще не давал: был в тренерской комнате на «Динамо» обычный разговор, какие случаются, а во-вторых, трактовка суждения о Блохине-тренере искажена: получилось, что «я не знаю такого тренера. Я знаю, что он тренировал греческие команды, но их матчей я не видел, как — тем более — не видел эти клубы в тренировочном процессе».

Действительно, откуда Лобановскому знать Блохина-тренера?

Игрок Блохин всегда был с Лобановским — и в «Динамо», и в сборной — рядом, о возможностях его тренер знал не от третьих лиц, а по каждодневной совместной работе. В феноменальности Блохина-игрока Лобановский никогда не сомневался. Он называл футболиста живой историей киевского «Динамо» и советского футбола и говорил, что не может «не присоединиться ко всем добрым словам, сказанным в его адрес в разные годы».

Хотя вывести из себя Блохин мог даже такого крепкого, редко проявлявшего эмоции человека, как Лобановский. Однажды в Тбилиси перед важным матчем Блохин вышел на тренировку и стал рассказывать, что что-то у него побаливает. Лобановский, весь на нервах, среагировал мгновенно: подозвал администратора команды и распорядился немедленно отправить Блохина самолётом в Киев. «Да нет, Васильич, — сказал Блохин, услышав это, — я буду играть». — «Самолёт. В Киев», — повторил Лобановский. И Блохин улетел.

«Олег, как ты себя чувствуешь?» — спросил как-то раз в 87-м Лобановский сидящего на скамейке запасных Блохина, надеясь выпустить его на замену. Вопрос не случайный, ибо до матча и в перерыве Блохин жаловался на неважное самочувствие, почему и оказался на скамейке запасных.

«А вы как себя чувствуете?» — спросил тот в ответ.

«Всё понятно. Посиди тогда». — Лобановскому было не до смеха, хотя ситуация выглядела забавной, никогда прежде в практике Лобановского не случавшейся. Пришлось искать замену замене.

Лобановский всегда подчёркивал', что «всё в игре делает команда, за всё ответственна она — футболисты и тренеры». Лишь однажды он отступил от этого принципиального правила, публично, на пресс-конференции, назвал фамилию футболиста, блестяще проведшего матч. Это было в Киеве 5 ноября 1986 года. «Динамо» встречалось в 1/8 финала Кубка европейских чемпионов с шотландским «Селтиком». «Это не самая лучшая игра нашей команды, — вспоминал Лобановский. — Претензии к ней были, но не конкретные, касающиеся отдельных игроков, а в плане реализации коллективного мастерства, ведь образ игры создаёт вся команда. Но я не мог не выделить Блохина — как личность, как спортсмена. Ему в тот день исполнилось 34 года, и действовал он на поле, словно десять лет назад, — образец, на мой взгляд, того, как надо служить футболу, делу, зрителям».