Логово заядлых неудачников

Глава девятая. Родные воды

— Быстрей, шевели ногами, — приказным тоном Момо подгонял нерасторопную Лили, которая сегодня вызывала в нём лишь приступы гнева.

Лан легко оправился от приключившегося, по крайней мере, внешне. Он снова сиял, подобно Дион и Цер, отражённым в священной воде озера с королевскими кувшинками, и смотрелся весьма естественно в своём женском облачении. С прямыми волосами до талии и густой чёлкой, в тёмно-сером бархатном платье, сверху прикрытом индиговым балахоном с серебристыми цветами, он скорее напоминал незрелого ребёнка, нежели роковую соблазнительницу. Придерживая белой рукой дверь паланкина, он метал гневные взоры на Лили, что топталась у выхода из здания. Травница никак не могла привыкнуть к чрезмерно длинным полам платья, в которое её вырядили члены братства.

Все приготовления совершались в доме приятельницы Момо, так называемой Зазы, потому что нынче даже прославленная персона актёра — чаровница Аллая Фея Миража — была не в чести у жителей и омута, и медного холма. А уговорить носильщиков подвести паланкин к дверям ставки Белой Семёрки вообще не представлялось возможным; да это и было бы ошибочно. В конце концов, вид картины, как две столь почтенные и богато одетые дамы покидают настолько сомнительный дом, вызвало бы массу вопросов у случайных прохожих и создало бы дополнительные, совсем ненужные слухи о том, о чём уже по всем Исар-Диннам струилась дурная молва.

— Прошу, госпожа, быстрее. Мы опоздаем, — шепнул «Аллае» один из носильщиков.

— Помолчи, добрый дин, — рявкнул актёр своим обычным, мужским голосом, чем ввёл несчастного в глубокое замешательство.

Момо закинул голову наверх. Сегодня небеса над столицей Элисир-Расара были блестящими и чистыми, словно драгоценный кристалл, что украшал любимый перстень паренька, и вот-вот в восточном уголке горизонта должна была зажечься звезда, предвещающая скорое явление большого празднества — Дней Великих Жертв. Лили, разумеется, не знала, что их с Момо визит в «Сказочный дворец» приурочивается именно к первому в году восходу звезды Тасурес, поэтому она столь беззаботно судачила на крыльце с напомаженной Зазой, которая тоже готовилась к вечернему выходу в свет, или, точнее, в слегка подсвеченную негу полумрака дорогого борделя.

Заза работала в «Золотом самородке», где и сколотила себе скромное довольство. Она обзавелась уютным домом, поближе к медному холму, но всё ещё в пределах омута, и не собиралась оставлять любимую «профессию», чем вызывала, безусловно, ярость и неприязнь всех соседей женского пола.

Девушки хихикали и перешёптывались, держась за руки, и не обращали ровно никакого внимания на нетерпеливого актёра. Резво подлетев к Лили боевой походкой, Момо вцепился в предплечье подруги по братству и повлёк её в сторону паланкина.

— Глупые женщины, вам лишь бы языком чесать, — ворчал Лан, пока волок девчушку по мощёной дорожке.

— Аллая, милая, расслабься, — легкомысленно объявила Заза, вскоре догнавшая беглецов.

— Именно из-за того, что ты вечно треплешься с сёстрами, донг Вара никогда не звал тебя, — недовольно бросил Момо, оскаливаясь на Зазу. — Могла бы подумать головой, и обратить длину своего языка на пользу, но — нет. Тебе дороже пустая болтовня… ты…

Пока Момо отчитывал приятельницу, он старательно запихивал непослушную Лили в паланкин.

— …ты всегда ему нравилась гораздо больше, но ведь ты не знаешь, когда надо помолчать! — парнишка пытался втиснуть в тесное пространство шлейф от расшитой мантии Лили, но ткань никак не поддавалась, постоянно выскальзывая из рук. — Он боялся, что ты растреплешь его тайны, и затем будешь потешаться над ним за глаза. Хотя теперь он точно позовёт тебя, и ты уж… Ты уж позаботься о нём вместо меня.

— Что? — недоумённо переспросила Заза, наконец, уловившая сложное настроение своего стародавнего знакомого по «Золотому самородку».

В воздухе принялись сгущаться мерклые краски, и далеко не во всех затемнениях сегодня была повинна природа, заодно с опустившимися на столицу сумерками.

— Аллая, милая, твой голос, — куртизанка тихо напомнила Лану о том, что он переходит границы в неправильном направлении, и иллюзия нежной и утончённой «Аллаи» начинает распадаться из-за его приземлённых тонов.

Момо раздражённо всплеснул руками. Он смертельно устал ломать спектакль, и, пока эта дурная постановка не сломала его самого, юноша ловко запрыгнул в пышный паланкин следом за утрамбованной травницей.

— Постой, остановись, — прошептала Заза, заглядывая внутрь. — Что это значит, «позаботься о нём»? А как же ты? Что… ты затеяла? Что происходит? — голос темноволосой красотки задрожал от волнения и тревоги. — Я, конечно, слышала о приключившемся на окраинах омута, да и в «Самородке» о тебе поговаривают разное, но я никогда…

— У нас нет времени на этот вздор. Добрые дины! Вперё-ё-ё-ёд! — звонко завопил Момо, слегка высовываясь через окно.

Своим криком парнишка изгнал Зазу из частного пространства паланкина, зарезервированного лишь для членов братства Белой Семёрки. Здесь не было места чужакам. Крошечная будка дёрнулась и поднялась вверх, из-за чего Лили даже пискнула, пришедшая в полный восторг — сельской жительнице никогда прежде не доводилось передвигаться по городу настолько вычурным, «благородным» образом. Да что там! Лили никогда не задумывалась о подобном всерьёз, и вот теперь она была аккуратно накрашена, умащена ароматными маслами, наряжена в лучшие ткани и увешана неплохими драгоценностями, и отправлялась исполнять роль благовоспитанной дамы-искусительницы.

— А… Аллая! — испуганно роптала Заза, заподозрившая неладное.

Она, укутавшись в шёлковый платок, последовала за паланкином вдоль улицы, но Лан больше не обращал на неё внимания.

— М… Момо?

В конце парнишка всё-таки сжалился над несчастной: он вытянул руку в окно и изящно помахал подруге, как бы намекая на то, что они ещё не прощаются навсегда, и что с него — всё, как с гуся вода. Ведь именно пернатые водоплавающие — истинные хозяева королевств с миллионами озёр и рек, даже если именоваться «гусем» не слишком приятно в людской среде.

Вскоре носильщики паланкина должны были добраться до Песчаных ворот, разделяющих омут и благоустроенные кварталы города, и Лили нетерпеливо глазела в окно.

Мало кто из простых жителей Элисир-Расара догадывался о том, что такие мудрые и почтенные отшельники, как жрецы Дубовых Рощ, от случая к случаю тоже посещают «Сказочный дворец». Большую часть года жрецы Маль находились в своей родной вотчине. Среди тенистых пущ и дремучих лесов они проводили древние ритуалы, поклонялись богам, приносили им жертвы и воздавали хвалу, а ещё пророчествовали и создавали предсказания для всего королевства и правящей фамилии. Семья Маль никогда не занималась ни войной, ни скотоводством или земледелием, ни ремеслом, и даже модную нынче торговлю старательно миновала стороной, потому что их призванием и обязанностью было прилежное служение всевышним, почитание девственной природы и охрана традиций предков. Однако за восемь дней до празднества Великих Жертв, которое, кстати, продолжалось тоже ровно восемь суток, делегация из тридцати самых высокопоставленных жрецов Дубовых Рощ прибывала в столицу, Исар-Динны, дабы присоединиться к совету донгов. Затем все вельможи и должностные лица принимали участие в великом празднике, а после у гостей появлялось много свободного времени для различных забав и утех. И сразу же бородатые старцы бежали в «Сказочный дворец», ища ласк у молодых и красивых продажных женщин… или привлекательных мальчишек, таких, как Момо.

Момо поимённо знал большинство жрецов Дубовых Рощ, он не единожды лично навещал покои Тарсилона Дремучего, первого ара Маль, который из-за непредвиденных событий и несчастных происшествий на этот раз прибыл в Исар-Динны намного раньше положенного срока совместно со своими братьями из делегации. И если кому-то в городе было всё-таки известно о неприглядных привычках жрецов Дубовых Рощ, этих «достойнейших из верноподданных», заодно с их странными вкусами, то о том, что кое-кто из небесников тоже имеет склонность посещать столичные бордели обычный народ даже не задумывался. А ведь точно так оно и было, ибо один из небесников, третий настоятель, несмотря на то что был девяностолетнем слепым старцем, любил захаживать на огонёк «дворца сказок», однако лишь после того, как на небесах распалялся иной огонь — божественный знак, — или, проще говоря, всходила звезда Тасурес. С наступлением ночи Тасурес у небесников случался великий праздник, и некоторые из них, поддавшись тяге плоти, принимались предаваться всяческим безобразиям: кто-то слушал недозволительные истории, кто-то брался за обжорство и чревоугодие, а кто-то прельщался очарованием юности и навещал в такие дни «дворец», но не для того, чтобы участвовать в разврате, а дабы просто причаститься к «красоте». Хотя, многие небесники лишь играли в кости или карты со своими задушевными приятелями — жрецами Маль, пока те отдыхали от ненасытных барышень из храмов любви. Именно с такими господами водил знакомство Момо, и именно они обещали ему одну очень важную, незаменимую вещь — перламутровую таблицу приглашения.

Ежегодно за трое суток до Дней Великих Жертв в Янтарной башне по традиции состоялись «смотрины» на должность почтеннейшей женщины всея королевства — Владычицы янтаря, верховной жрицы, которой по поверьям подчинялись магические вихри и токи либбо, которая умела управлять зиртаном и которая в древности якобы прислуживала драконам, заодно являясь их избранницей. Чтобы получить доступ в неприступную Янтарную башню для начала требовалось заручиться перламутровым приглашением, а эти приглашения выдавали исключительно жрецы-небесники, что вели затворническую жизнь и никогда не покидали пределов своего острова… Впрочем, так должно было происходить в идеале, на самом деле некоторые из них всё-таки имели связи с внешним миром. Кто-то через посыльных осведомлялся о нынешнем положении, кто-то — через слуг, другие же самовольно отлучались из храма и устремлялись в столичный город на хлипких лодочках, замаскированные под чахлых бродяг или бездомных. Кто-то даже гостил у проституток и копил карточные долги! Так что, пронырливый и предприимчивый Момо всегда знал, где найти небесников-отступников после восхода Тасурес. Туда-то он сейчас и спешил.

Наряженная Лили восхищённо наблюдала, как за окном паланкина мелькают огни вечерних Исар-Динн. Она вполголоса прошептала:

— Я и не представляла, что на медном холме так ярко после заката.

— Лили! — сурово одёрнул её спутник. — Отлипни от окна! Зачем нам вообще было прятаться от посторонних глаз, коли ты вздумала продемонстрировать физиономию каждому любопытному!

Девушка послушно отодвинулась от проёма и задёрнула плотные занавески. Лан тем временем надевал на каждый палец по странному, удлинённому кольцу, закрывающему ноготь и заострённому на кончике.

— Нам слишком со многими теперь не следует сталкиваться, так что… не сверкай своей мордашкой.

В паланкине нещадно трясло, да и из Лили вышла далеко не лучшая собеседница. Актёр начинал нервничать всё больше по мере того, как их нехитрое передвижное убежище приближалось к «Сказочному дворцу», ведь сегодня ему приходилось полагаться на кого-то, помимо себя самого. Причём, кого-то не очень умелого или искусного.

Момо, перекрестив руки на коленях, бросил на Лили грозный и недоверчивый взгляд, поднимая вверх левую бровь, и у девчушки от волнения засвербел ком в горле и задрожали конечности.

— Будь спокойна и приветлива. Улыбайся, но мягко, и не до ушей. Веселье без причин — признак деревенщины. Иди за мной и, прошу тебя, помалкивай изо всех сил! — наставлял её подельник.

Травница утвердительно кивнула, и сразу после этого паланкин, наконец, коснулся земли. Дверцу отворил главный носильщик, однако его быстро прогнал привратник «Сказочного дворца» — один из местных старожил, которого Лан тоже прекрасно знал.

— Прочь! Прочь! — брезгливо запричитал привратник. — Не смей трогать наших гостей, запачкаешь их наряды своими грязными лапищами.

Тут в проёме засветилась белобрысая макушка Момо, который сегодня не потрудился уложить волосы парика и не сотворил на голове какую-нибудь «особенную и неповторимую причёску». Его длинные, золотисто-пшеничные пряди свисали вниз до пояса мантии, сзади перегибаясь через обширный стоячий ворот и будто создавая гребень на плечах актёра.

— О-о-о! Это Вы, моя дорогая! Фея Миража! — радушно поприветствовал мужчина гостя, — Мы… признаться, мы Вас не ждали… Мы…

По лицу его было легко понять, что бедолага отчаянно пытается придумать не слишком оскорбительную причину, с помощью которой можно будет отослать восвояси нежеланную персону — Фею Миража, — только руку по привычке он всё равно подал «даме».

— Расслабься, — отрезал Момо и облил знакомого ледяным взором.

Он чуток отодвинул полы своей роскошной верхней накидки и наглядно показал нахалу, что у него на поясе до сих пор раскачивается почётный знак дома Маль — резная, искусная пектораль из нежного агата с тёмными вкраплениями украшалась шёлковой бахромой, и привратник нервно сглотнул.

— Ну… хорошо, проходите. Вас, наверняка, уже заждались.

Следом за Момо паланкин покинула Лили. Она сразу вытаращилась на кучку неопрятных и неотёсанных личностей, что толпились возле центрального входа во «дворец», хотя членов Белой Семёрки носильщики доставили к менее приметным дверям.

— Фу, ну и зрелище, — сквозь зубы прошипел Момо. — Что эти дикари забыли здесь? Это Служители костей?

— Да, да. Да, так и есть, драгоценная, — услужливо вторил привратник, всё время кланяясь «Аллае». — Ух! Такая напасть! Так досаждают нам с тех пор, как Главный советник признал их как законных священнослужителей! Повыползали из тёмных щелей и грязных нор!

Трое сплетников уставились на свору шумных оборванцев, которые в упор не замечали пристального внимания окружающих.

— Карманы набиты деньгами, а манерами не обзавелись! Очень досаждают нашим барышням, очень! Мало того, что они не знают, как надлежит мыться и расчёсываться, так ещё и тела их под лохмотьями покрыты зловонными нарывами! Я сам видел!

Внезапно привратник осознал, что сболтнул лишнего и с тревогой посмотрел на Момо. Лишь затем он медленно переключился на стоящую рядом с актёром незнакомку, юную и очаровательную, но всё же…

— А это кто?

— Это — моя спутница. Её тоже ожидают почтенные жрецы, — уверенно ответил паренёк, а затем разок пугающе сверкнул своими морозными очами на мужичка, и тот уступил.

— Хорошо, хорошо. Проходите, драгоценные.

Он ещё раз поклонился и собственноручно распахнул двери перед гостями.

Лили никогда не бывала в столь роскошном месте. Но, поскольку ей запрещалось открыто глазеть по сторонам, она впилась взором в затылок Момо и пыталась не крутить головой, пока покорно следовала за актёром. Вместе они преодолели пышную прихожую, прошли через приёмную залу, где вовсю гремело развесёлое пиршество. Момо пару раз пересёкся взглядом со старинными наперсницами и кивнул подозрительному господину, однако беседы не случилось. Вдвоём тайные лазутчики миновали длинный, тёмный коридор, и у одной скрытой двери Момо снова показал охраннику знак отличая дома Маль — резную агатовую пектораль. Потом Лан и Лили ещё плутали по секретным туннелям и ответвлениям, просочились сквозь очередную незаметную дверь и, наконец, очутились совершенно в ином пространстве — хмуром, неприветном и убогом. Стены этого узкого и мрачного коридора облицовывали самые дешёвые деревянные балки, грубые и почти неотёсанные, здесь горела лишь одна масляная лампа, которую парнишка велел травнице взять с собой.

Пока они продвигались по затхлому коридору, волнение в груди Лили нарастало. Девушка не понимала больше, что происходит, и куда конкретно её завлёк нерадивый проводник. Когда же Момо принялся разоблачаться по пути, то срывая с головы парик, то развязывая пояс балахона, Лили не выдержала и взбунтовалась:

— Момо, что ты делаешь? Мне страшно.

Актёр замер на месте, а потом резко обернулся и посмотрел на спутницу. Он вплотную прижался к Лили и выхватил у неё из рук лампу, которую тут же прикрепил на подвесной крюк, очень удачно расположенный рядом.

— Ни в коем случае не выказывай страха или отвращения, даже если скоро увидишь нечто пугающее или отталкивающее, — увещевал Лан подельницу спокойным голосом, пока сбрасывал с себя женские наряды и складывал их в специальную котомку.

Под облачениями Аллаи Феи Миража на нём сегодня были надеты обычные вещи рядового городского паренька.

— Главное, помни, что всё на самом деле не такое, каким оно кажется со стороны. И ещё…

Юноша отложил пожитки прочь и навис над травницей.

— …прошу, помалкивай. Спросят — отвечай просто и без запинок. У меня имеется кое-что для тебя в подарок. На удачу.

Перед Лили уже возвышался привычный ей Лан: моложавый и красивый, с короткими и пышными светло-пшеничными волосами и надменным, леденящим взором, столь привлекательный и ладный, что от него даже с усилием воли невозможно было оторвать глаз.

Лан медленно и чинно оплёл предплечья Лили длинными и изящными пальцами, припёр её к стенке и уставился прямо в зенки своей жертвы. Его пухлые, слегка порозовевшие губы приближались к девушке всё стремительней, но Лили завладели в тот миг смятённые чувства. Она судорожно всхлипнула, однако было уже слишком поздно — Лан едва-едва прикоснулся к плотно сдавленным губам спутницы своим ртом, подождал немного, потом отстранился, самодовольно улыбнулся и изрёк:

— Я не прошу тебя раскрывать мне сердце. Просто открой свой рот. Так нужно, доверься мне.

И эти его наигранно высокомерные слова прозвучали, будто настоящее идеальное заклятье подчинения. Лили поддалась, и её сразу увлёк поток из огня и вожделения. Она жадно опутала спину приятеля дрожащими руками и с наслаждением погрузилась в этот неожиданный, но самый страстный в её жизни, глубокий поцелуй. Когда Момо оторвался от припухших губ приятельницы, Лили уже взирала на него немного опьянённо, из-под вороха густых ресниц. Она не хотела расставаться с новым чувством, и потому ещё раз привлекла голову Лана к своему лицу.

— А небесники… небесники будут спрашивать? — тихо и смущённо зашептала Лили, лаская пальцами напряжённую шею Лана. — Будут проверять?

— Проверять, что? — усмехнулся юноша в привычной ему манере.

Молодые держали друг друга в объятьях, и их одежда издавала скрип и шуршание, когда шелка с атласом тёрлись о лён и сукно.

— Ну, это… знаешь… то самое.

— Мне не известно о столь сомнительных испытаниях. А что… хочешь, чтобы я тебя сейчас же избавил от этого бремени? — вышептал собеседник, и голову Лили окутал жар его дыхания. — Прямо здесь?

Девушка вздохнула как-то слишком сладострастно, однако Момо лишь предательски шутил. Поняв, что забурился чрезмерно глубоко, он тут же отпрянул, бросая Лили возле стенки коридора изнемогать в одиночестве от жажды.

Странное, мрачное и тягостное томление, что будто затуманило разум Лили, отступило столь же молниеносно, как и охватило её. Травнице примерещилось, словно рядом с ней промчался жуткий морок, вестник чёрной преисподней, наславший на неё злые чары. Девушка ощутила нечто необычное в уголке губы и медленно поднесла ко рту руку.

— Что это было? Ты, что, укусил меня?! Ты спятил?!

Лили вытаращенными, неверующими глазами смотрела на свой окровавленный палец, а Момо только ехидно улыбался. Поводив по рту языком и убедившись в том, что тот остался целым и нетронутым, девушка пришла к иному заключению:

— Ты укусил себя и напоил меня собственной кровью? Это ещё более ненормально, Момо! Меня… меня сейчас вырвет.

— Уж крепись, — издевательски выдал актёр, а потом принялся бесцеремонно приглаживать волосы травницы.

Поскольку Лили пребывала в лёгком шоке, она не мешала пареньку, и вскоре её голову украсил любимый парик Лана, тот самый, который ещё пару минут назад венчал его чело. Как только все приготовления были закончены, Момо вцепился в запястье Лили и потащил её в сторону нужной комнаты.

Перед входом актёр собственноручно поправил наряды и украшения подопечной, затем приставил указательный палец к губам, напоминая напарнице о том, что теперь ей надлежит помалкивать, учтиво постучался и открыл дверь, не получив ответа.

В помещении, утопающем в кроваво-красных и медных красках, царил приятный полумрак. Мгновенно раздался радушный хозяйский голос:

— А-а-а-а-а-а! Мальчик мой, Лан, добро пожаловать! Наши гости тебя уже заждались! — то был первый ар дома Маль, донг Дубовых Рощ, Тарсилон Дремучий.

Он восседал в кресле напротив столика для азартных игр и размеренными движениями почёсывал собственную всклоченную бороду.

Лили вошла в тайную комнату без какой-либо поддержки — Момо отпустил её запястье ещё на пороге, и нынче девушку одолевала ужасная тревога. Её соучастник, наоборот, выказывал редкостные спокойствие и хладнокровие. Он уверенным шагом направился в центр комнаты и остановился возле столика, после чего низко поклонился присутствующим.

— Ваша Светлость, за нашу долгую разлуку Вы ничуть не изменились.

— Замолчи, льстец! — расхохотался Тарсилон, и его лицо украсила довольная ухмылка. — Это ты — тот, кто никогда не меняется. Наша Непреклонная, постоянная и нестареющая Арамаль-Ум! — он намекал на полярную звезду.

Лили с трудом понимала, о чём идёт речь. Тарсилона окружали такие же седовласые и бородатые старички в изорванных рясах. Их конечности выглядели настолько иссушенными и лишёнными жизни, что было неясно, как они умудряются держать на весу даже лёгкие игральные карты. Вдобавок, один господин был слеп — его глаза превратились в чудовищные бельма, внушающие трепет перед старостью.

— Это Лан? Лан явился, мой дражайший внучок? — поинтересовался сидящий рядом с первым аром Маль старик, дряхлый и безобразный третий настоятель небесников.

Он ничего не видел и нуждался в постоянных подсказках, потому-то и пришёл сюда в компании пяти слуг. Слуги эти были огромными и широкоплечими лысыми рабами, вооружёнными иноземными саблями и все до единого носящими на шеях гривны покорности.

— Да, дедушка, это я, Ваш блудный любимец, — беззастенчиво отчеканил актёр.

Правда, вместо того чтобы гордо выпрямиться, он опустился на колени. Лили так и стояла возле дверей, не получившая никаких распоряжений, и Тарсилон указал своим тяжёлым взором на пришлую.

— Это та девица, о которой ты упоминал? Свежая претендентка?

— Да, Ваша Светлость.

Момо, пряча руку за спиной, немного поманил пальцами напарницу, и Лили боязливо приблизилась к жрецам Дубовых Рощ.

— Мы её проверим, — писклявым голосом объявил небесник-настоятель, и у Лили сердце сильнее забилось от этих слов.

Девушка аккуратно подошла к Момо и приняла точно такую же позу: встала на колени, выпрямила спину и развела по сторонам плечи, устремляя свои ореховые очи в одну точку, расположенную между нечёсаной макушкой Тарсилона и морщинистой лысиной небесника, представителя загадочного и скрытного дома Янтаря.

— Конечно, мы её проверим, но я уже в воздухе чувствую какие-то волшебные веяния! А Вы, брат мой, ничего не слышите? — прошептал первый ар Маль, поворачиваясь к соседу.

— Кажется, так пахнет зиртан! Да! Да! Хм… странно…

Правда, взволнованный Тарсилон не уделил должного внимания этой реплике, зато встал на ноги и подал руку собеседнику, после чего помог подняться и осторожно повёл девяностолетнего старика к гостям.

— Во дворце толкуют, что нынче собрание не состоится, — по дороге Тарсилон что-то тихо объяснял спутнику, однако острые уши Лана прекрасно улавливали каждый звук.

— Как же так? Как же так? — жалобно стонал небесник.

Лили с удивлением смотрела как хилый жрец Дубовых Рощ помогает ещё более жалкому и немощному настоятелю Янтарной башни добраться до юных посетителей, разместившихся на ковре.

— Всё так. Потому что многие донги недовольны положением вещей, они не одобряют решений Её Милости, которую, определённо, свели с пути кривые толки этого змея подколодного, Главного советника. Донги Гао, Линн и Грок отказываются являться на собрание, а донг Кирн открыто желает поддержать наследного принца, так что…

— Это же измена, измена! — ныл старик, кулаком грозя воздуху.

— …так что и нам, дорогой брат, не помешало бы обзавестись собственным козырем. Что, если спустя миновавшие мрачные столетия мы заявим во всеуслышание, что обнаружили свет во тьме?

Нервно почесав бороду скрюченной, подрагивающей рукой, небесник спросил:

— Что мы нашли Владычицу янтаря?

— Да! Мне верится, что эта претендентка отлично подходит.

— Это уж решать испытаниям! — возмутился вдруг дряхлый настоятель, нахмуривая разросшиеся брови и искажая сухие губы в кривом оскале. — Это решать Янтарной башне, нашим достославным традициям, священным текстам! Моим дорогим братьям на худой конец! А не тебе, старый проходимец! Наглый лжец!

По спине Лили промчались мурашки, ведь небесника обуял почти неконтролируемый гнев. Он весь сотрясался и раскачивался от порывов ярости, и уже едва стоял на ногах. Но, бросив беглый взгляд на Момо, травница немного успокоилась — тот выказывал редкостное смирение и даже не шевелился, всё время находясь под пристальным взором Тарсилона.

Дабы как-то воодушевить и утихомирить разбушевавшегося старика, первый ар Маль водрузил его крючковатую руку на голову парнишки, и небесник сразу просиял. Его лицо тут же озарила искренняя, вполне счастливая улыбка, и он заголосил:

— А-а-а-а! Мой милок, мой внучок! Годы идут, а ты ничуть не изменился, — закостенелые доселе пальцы небесника словно получили вторую жизнь: они тут же жадно забегали по изящному лицу мальчишки, будто измеряя его красоту и заодно проверяя, всё ли осталось на прежнем месте. — Как поживаешь, как самочувствие?

Лили снова не выдержала и недоумённо покосилась на скрытного Лана. Как-как назвал его этот полубезумный старец? «Внучок»?! Это вообще что-то значит или же сейчас просто-напросто ведётся пустой разговор между давними знакомыми?

— Всё прекрасно, дедушка. Я рад видеть Вас в добром здравии сегодня, — сухо, но вежливо ответил актёр.

— Я помню, когда мы с тобой повстречались, я ещё мог хоть как-то зреть через белую пелену на глазах, — мечтательно прошептал настоятель, погружаясь в сладкие воспоминания. — Ну, а теперь, сам понимаешь, что я уже ничего не различаю — что свет, что тьма! Так что, не могу сказать, что тоже рад тебя видеть. Однако, я точно весьма доволен тем, что ощущаю пальцами.

Он радушно похлопал Лана по щеке.

— И коли ты утверждаешь, что эта девица нам подходит, что она — якобы удачная претендентка, то я склонен верить твоим словам, внучок. Ох! Тут… так… так странно пахнет! Ты слышишь это, Тарсилон?

Внезапно настоятель свободной рукой вцепился в потрёпанную рясу жреца Дубовых Рощ и притянул его ближе.

— Н-нет, ничего подобного, — неуверенно прошептал напуганный донг.

Впрочем, небесник моментально переключился на Лили. Он, заслоняя тщедушной фигурой весь свет в комнате, склонился над девушкой, а затем возложил ей холодную ладонь на лоб. Лили было легко впечатлить практически чем угодно, и на сей раз ей показалось, что испытующий её старец — поистине сведущий человек; без малого хранитель мирских тайн! Во всяком случае, он знал гораздо больше даже о спутнике травницы, что скрывался за прозвищем «Момо». Разве настоящее имя парнишки не звучало, как Лан? Это… ведь имя для благородных кровью.

Вдруг небесник резко и ловко ухватился за челюсть Лили, поднимая вверх её голову, а заодно прерывая поток неурочных размышлений. Он устремил свои бело-жёлтые, студенистые бельма на изумлённые глаза девицы так, словно до сих пор мог видеть ими, или, хотя бы что-то прозревать. Даже его морщинистое лицо в тот миг рассекла какая-то особенно злокозненная ухмылка. Старик набрал полные лёгкие воздуха, пропуская через раздувающиеся ноздри аромат полночной гостьи, и потом удовлетворённо заключил:

— Да! Да! А она — ничего! Она может подойти нам! По крайней мере, она — существо любопытное, и я чую в ней нечто родственное с тобой, милок. Имеется у неё некоторый потенциал.

Небесник быстро потерял всяческий интерес к Лили и снова навис над Момо. Он медленно водил кистью по носу и губам парнишки, а потом занырнул пальцами прямо ему в рот, обнажая белые и чересчур ровные зубы актёра, так, будто проверял пасть скакуна на ярмарке. Больше всего старика притягивали удлинённые, слишком заметные и выступающие клыки Момо, и небесник не переставал ласкать их колкий краешек.

— Лучше бы на роль Владычицы янтаря подошёл лишь ты сам! Какая жалость, что ты не родился женщиной, мой милый мальчик! — вдруг его костлявые пальцы оставили в покое рот Лана. — Она сгодится, мы её испытаем. Привозите её на закате к острову Янтарной башни, за три дня до кануна Великих Жертв.

Небесник живенько отвернулся в противоположную сторону, и по губам Тарсилона пробежалась облегчённая улыбка.

— Что мы теряем, в конце-то концов? — вопросил настоятель, но потом сам же продолжил. — Хотя бы повеселимся с братьями! Хотя бы развлечёмся! А то скука так гнетёт!

Старик снова повернулся лицом к гостям, которым так и не позволили подняться с колен и занять более достойные позы. Небесник проворно запустил руку под собственную мантию и вскоре извлёк наружу пригласительную таблицу необычайно тонкой и искусной работы. Выполненная из серебра и инкрустированная перламутровыми вставками, она была украшена сложным прорезным узором и отбрасывала причудливую тень на пол. Старец с некоторым почтением передал таблицу Момо, тот принял её обеими руками и склонил голову в знак признательности:

— Благодарю, дедушка…

Стоило только Момо вымолвить эту фразу, как комнату сотряс неожиданный удар: стены пошатнулись, балки затрещали, и с потолка посыпались горы пыли и грязи.

— Что… что это такое? — встрепенулся Тарсилон. — Не уж-то золотой катаклизм? Как? Я же! Мне же всевышние небожители через знамения дали явственно понять, что катаклизма не предвидится…

— А! — отмахнулся от него небесник. — Нашли, чему верить на слово. Сие — есть знак! Пожалуй, да. Девица эта нам подходит! Ха! Ха-ха! Так постановили небеса! Ха!

Вскоре за первым последовал ещё более сильный толчок, и к небеснику подлетели слуги.

— Господин, нам надобно укрыться подальше от беды, — прошептал главный раб и повлёк своего хозяина к тайной двери.

Дверь эта вела в длинный коридор, что соединял малоприметную пристройку «Сказочного дворца» и порт, через который небесники обычно и проникали в город.

— Глупец! Коли сие — золотой катаклизм, то нынче надлежит держаться как можно дальше от берега. Впрочем, от воды ведь не укрыться! Ха-ха!

Настоятель, может, оставался довольно дерзким на словах и без промедления высказывал собственное мнение, только вот его конечности уже не были столь же подвижными, как и хорошо подвешенный язык — старик едва волочил ноги и слуге не составило великого труда увести несчастного туда, куда он сам считал нужным.

— Всё! Идите! Идите! — Тарсилон тоже не на шутку встревожился из-за небольшого землетрясения.

— Благодарю, Ваша Светлость, — проговорил Лан, пряча в нагрудном кармане полученную таблицу.

Он взял за предплечье онемевшую Лили, выставил её в вертикальное положение и потащил на выход, к центральной двери. Жрецы Дубовых Рощ суматошно собирали разбросанные по комнате пожитки и начинали толпиться возле узкого прохода в порт, который забил тихоходный небесник-настоятель.

Лан уверенным шагом рассекал тёмный коридор, пока позади него плелась Лили, по пути высвобождающая себя из парика и излишних нарядов. Когда они оба проникли в более благоустроенную часть дворца, Момо, приблизившись к Лили, стал объяснять, как можно безопасно улизнуть на волю:

— Сначала иди прямо, увидишь дверь, обитую фиолетовой тканью — то сверни в левый коридор, пробежишь ещё немного, найдёшь там маленькую палату с выходом на веранду…

— Постой, что это значит? Ты со мной не пойдёшь?

Лан уже навострился на главные пышные залы «Сказочного дворца», и почти не слушал травницу. Он даже покачнулся в желанном направлении, но Лили удержала его от побега за руку.

— Мне надо развлечься, — равнодушно выдал парень.

— Развлечься?! Ты не слышал шума, не ощущал толчков?

— Ну, и что? Коренных жителей не напугает золотой катаклизм, и я с лёгкостью найду себе… ну, а ты выберешься наружу через веранду. Там по дереву надо будет вскарабкаться на крышу соседнего дома.

Момо вырвался из хватки боевой подруги, но девушка не намеревалась отступать:

— Нет, стой! Ты меня сегодня доведёшь! Куда собрался? Нас Глава ждёт на углу квартала! Нас с тобой!

Поскольку здравый смысл не помогал пронять несговорчивого Лана, Лили откровенно ему призналась в обуревавших её страхах:

— Прошу, не бросай меня здесь одну! Сама я не справлюсь!

Лан немного порычал, но потом помог Лили упаковать её роскошные наряды в ещё одну котомку, которую лазутчики захватили на задание. Уже в более удобном обмундировании члены Белой Семёрки молнией промчались по ранее спланированному маршруту, с веранды перепрыгнули на разветвлённую смоковницу, а с неё — уже на черепичную крышу одного знаменитого торгового дома и по пути Момо постоянно убеждал себя, что принял лучшее решение. В конечном итоге, наверняка болтливый привратник уже пожаловался хозяину на внезапное вторжение Феи Миража в чужую сказку, и Аллаю внимательно высматривали по всем закуткам охранники и пронырливые слуги. Хотя… кто знает? Его ведь, всё-таки, пригласил на аудиенцию лично Тарсилон Дремучий.

— Помнится, я не единожды говорил им срубить это дерево, — ворчал актёр, пока они с Лили беззаботно вышагивали по крыше соседнего дома.

Рядом с торговым предприятием располагались более низкие лотки, откуда легко можно было спуститься на тёмные, безлюдные улицы города. Однако воздух снаружи ощущался каким-то странным, влажным и сухим одновременно. И даже обычно блестящие бело-серым цветом Дион и Цер сегодня выкрасились в зелёно-голубой оттенок. Видимо, взрыв поднял вверх взвесь из невидимых глазу частиц, которые исказили общую картину.

— Эти старики, жрец Дубовых Рощ и небесник, они говорили очень подозрительные вещи, — тихо изрекла Лили, пока её напарник по заданию неотрывно изучал бледно-изумрудный, убывающий лунный диск на чернильном небосводе.

Он замер в театральной позе и наблюдал за бликами на воде Зелёного моря, что едва-едва колыхалось на севере, различимое в прорехах между зданиями.

— Упоминали, будто знакомы с тобою давно, чуть ли с незапамятных времён, и что ты, в отличие от них, не стареешь. Что это значит, Момо?

Лили, облачённая в приталенный мужской камзол и кожаные штаны, вопросительно уставилась на приятеля, так, словно он был должен ей пару сотен серебряных монет. Ветер трепал её спутанные волосы, но Момо не желал отводить взора от чёрного силуэта на северо-востоке горизонта — там, под покровом мрака и тайны, залегали бесплодные чащобы Дремлющего леса.

— Лили, у тебя ведь совершенная память, так будь благоразумна, и не задавай вопросов, ответы на которые никогда не сумеешь забыть. Умерь своё любопытство, — отрезал парнишка, поправляя лямку от перекинутой через плечо сумы.

Внезапно по его щекам заструились горячие слёзы, и, как назло, пытливые глаза Лили не смогли пропустить такое дивное зрелище — они сразу ухватились за яркий и настойчивый мокрый блеск.

— Что… приключилось? Почему ты плачешь? — тихо прошептала спутница, приближаясь к Момо.

По его коже запорхали заботливые пальчики травницы, спешащие изничтожить любые следы пролитого горя и осушающие слёзы так, как умели — посредством робких прикосновений.

— Не знаю, — отрешённо ответил актёр, всё ещё смотря в одну точку. — Наверное потому, что родился в доме скорби. А таким только в неудачах повезёт.

Вдруг в него ударил резкий порыв воздуха, который проделал за Лили всю трудную работу — насухо вытер прекрасное юношеское лицо.

— Хм, действительно, здесь пахнет зиртаном. Но это хорошо! Пойдём!

Момо воспрянул духом так же неожиданно, как и впал в уныние до этого. Однако теперь он снова вышагивал по гребню крыши, преисполненный силы и уверенности.

— Если воздух наводнится волшебными искрами зиртана, то нам с Главой будет намного проще прочесть это злополучное иноземное заклятье — покров благонадёжности, — рассуждал паренёк, пока спускался на соседние лавки и помогал слезть Лили вниз.

— А как же Бел-Атар? Он хотел помочь с чтением формулы! Да и я…

На земле травница уже в который раз за сегодня оказалась в крепких объятьях спутника, но, поскольку все препятствия были успешно преодолены, а спектакль — окончен, то Момо быстро отпустил подругу на свободу, расцепляя руки сразу после того, как женские туфельки задели мостовую.

— Мы с Главой сами справимся! — почти закричал на девушку Лан. — Не суйся туда! И ни в коем случае не разрешай Касарбину участвовать!

— Но почему? — Лили со всех ног помчалась за Момо, который спешил к месту встречи с Ирмингаут.

— Потому, что это заклятье очень сложное для понимания. А магия неизбежно приводит к безумию! Особенно смертных. Тебя волнует будущее Касарбина или нет? Никогда не позволяй ему браться за формулы заклятий. От них — лишь вред.

Момо резко остановился под аркой-полумесяцем, что обрамляла выход из квартала развлечений и за которой лицедеев по договорённости дожидалась Ирмингаут.

— Глава тоже сведуща в колдовстве, — тихо прошептал юноша, — однако она следует пути своих предков и её магия — дикая, опасная и кровавая. Всякий раз, когда она творит чары таким образом, у неё отщепляется настоящий кусочек души, так что… злоупотреблять подобным — сумасшествие.

Лили несказанно удивилась, что Момо отвечал ей столь честно и откровенно. Они оба стояли на мрачных и пустынных улицах Исар-Динн, где уже давно потухли все огни и воцарилась непроглядная тьма, да ещё и в ночь, когда на город обрушился очередной золотой катаклизм. Очевидно, это — не лучшее время для выяснения отношений или пролития света на туманные особенности чародейства. Впрочем, как гласил девиз дома Амуин, как ни единожды упоминал Эр Данаарн лично, и как считали другие мудрецы — именно во тьме проще разглядеть крупицу истины, когда она призывно блестит.

— Только поэтому мы всегда хотели привлечь к нашему делу мага из Исар-Динн. Но, как оказалось, понять иноземную формулу заклятья — не плёвая задача, так что… Мы с сестрицей до сих пор не постигли смысл одной строчки, но ритуал уже начали подготавливать. Поэтому, прошу тебя, не суйся ни в наши планы, ни напрямую в опочивальню Ирмингаут, скоро там заструятся реки крови. И отвлеки как-нибудь Касарбина. А то мне бы очень не хотелось, чтобы он тоже расстался с частицей души ради… хм.

— Разве маги Элисир-Расара колдуют так же? Разве они тоже растрачивают душу на каждое прочтённое заклятье?

— Ты вообще слышала, что я говорил о доме скорби или нет? — уже полушутливо вопросил актёр, взмахнув руками, и Лили захихикала. — Пойдём, быстрей!

Впервые Лили всерьёз задумалась о том, что, должно быть, жалость — это мерзкое чувство, и искреннее участие, ровно, как и добродушие — гораздо лучше. Следует без сожалений предлагать терпящему бедствие руку заместо слёз.

Пальцы королевы постоянно дрожали. Теперь она с трудом справлялась даже с тем, чтобы поднеси ко рту плошку с драгоценным отваром и не пролить ни капли. Кто бы мог подумать, что жестокосердная судьба отречётся от неё, что её ясные, вечно безоблачные небеса вдруг затмятся, что на горизонте сгустятся тучи, отравленные свинцом, а единственный доступный Зармалессии свет будет рождаться пугающими молниями. Среди членов её семейства издревле из уст в уста передавалась поговорка, что, мол, стоит только повернуться к кому-то спиной — он тут же воспользуется удачной ситуацией и лично вонзит в тебя клинок. Или это была присказка дома Амуинов? Не имеет значения; главное здесь другое — любой ценой сохранять выгодное положение, заключать мнимые альянсы, создавать видимость взаимопомощи и прочных уз при неусыпной бдительности, и никогда, никогда не отворачиваться от союзника, иначе… он тебя и подведёт, а ты уже открыл ему все слабости.

А что, если этот союзник — твой законный супруг? Или сокровенный отпрыск? Или двоюродный брат, возлюбленный кузен? Что тогда? От них тоже полагается ожидать подвоха, всячески таить собственные мысли и ревностно оберегать сердце, словно непреступную крепость из камня? Толкуют, будто в самых достославных и процветающих городах Ассалгота времена захватов замков миновали давным-давно, и ныне обветшалые и бесхозные помещения повсеместно перестраиваются в роскошные усадьбы, так что… Видимо, оборонительные сооружения чахнут не только без жильцов, но и без осады. Никому не нужно то, чего повсюду имеется в достатке, и чей век уже истёк. Сердце-крепость — это всегда покинутый дом.

Сидя на позолоченном кресле Зармалессия подрагивающими пальцами придерживала плошку из тончайшего, полупрозрачного фарфора и медленно прихлёбывала успокоительный отвар из трав. Когда рута и шалфей не помогают от ведьм и демонов, то на выручку приходит ромашка с корнем валерьяны — они, хотя бы, усмиряют разгулявшееся воображение. Когда глаза не прельщаются тенями и не бегают по углам, то становится куда проще избавиться от неприятного чувства всеобъемлющей опасности, что исходит от того, за чем ты не в силах наблюдать.

Первая встреча с Зархелем, ровно, как и все последующие, не принесли Её Милости ни утешения, ни уверенности. Скорее напротив. Если раньше Главный советник был только рад развеять собственной рукой все страхи и сомнения, что одолевали королеву-мать день за днём, если прежде он с удовольствием прогонял и тучи с горизонта, и марево из глаз, то теперь его будто вообще не волновали чаяния кузины. Зархель страшно изменился.

— Никому не нужна вдова с ребёнком на руках, — шептала в бреду Зармалессия, и на её бледном и слегка влажном лице, будто покрытым воском, отражался светло-голубой свет, льющийся из окон напротив.

Королева-регент всё ещё носила корону из золота, янтаря и жемчугов, её пышные смоляные волосы сплетались в аккуратную косу, а наряды сияли изысканной роскошью, и по внешнему виду Зармалессии никто бы и не предположил, что она тоже стоит на пороге опустошительного бедствия.

Двери распахнулись и в опочивальни проник Главный советник.

— Зархель! — рявкнула женщина, водружая плошку на столик. — Ваша Светлость, где Вы пропадали? Я ждала Вас больше часа, и Вы не изволили показаться даже на собрании донгов и аров!

— Хорошо то собрание, что вовсе не спешит собираться, — надменно хихикнул Зархель.

Он взмахнул рукой и в воздухе всколыхнулся просторный рукав его парадной мантии из чёрного шёлка, отделанной по краям тяжёлыми каменьями и расшитой золотой нитью.

— Ну, я и решил, что коли не явлюсь лично, то никто не сможет открыто объявить мне войну, — мужчина продолжил беззаботно язвить, чем привёл в ярость Её Милость.

— Войну? О чём Вы толкуете, любезный кузен? — она подскочила на ноги и ударила кулаком по молочно-зелёному мрамору столешницы с тёмно-изумрудными разводами. — Мы ни разу с Вами не обсуждали здесь военных действий. И против кого Вы поистине замышляете сражаться? Против донга Кирн, Его Светлости Эйлетта Чесферона? Против донгов Гао и Линн? Или же против моего дражайшего сына, Вашего прямого правителя в будущем?!

— Ваш сын, наш сын — это уже не имеет значения, — размыто отозвался Зархель.

Он медленно поплыл в сторону Зармалессии, и на каждом шаге его широкая мантия надувалась заново, словно паруса демонического судна.

Зархель возложил свою чудовищную руку на щёку былой наперсницы и нежно прошептал:

— Не тревожьтесь, любезная кузина, я позабочусь о Вашем сыне на славу.

— Вы позаботитесь? Я полагала, у нас с Вами в сердце единые планы и общие цели.

— Союзы рушатся, даже созвездия приходят в беспорядок.

— Что за вздор ты несёшь в последнее время? — вспылила королева, смахивая с лица нежеланное прикосновение кузена. — Ты вообще понимаешь, что сейчас творится во дворце? Откуда у Эйлетта Чесферона купчая на Лихие острова? Как он её раздобыл, коли верить твоим словам, она была надёжно защищена магией? Коли её оберегали чары наших предков? Если мы в скором свете не получим денег, то у нас не будет средств, чтобы возвести храмы во имя Тысячелетней Фахарис, и в народе нас проклинают…

Королева продолжала перечислять все проблемы с казной, вельможами и прогнившей репутацией дома Аон, с которыми она нынче столкнулась, только Главного советника уже не интересовали столь приземлённые вещи. Слава, честь семьи и деньги отошли для него на второй план. Он хотел сейчас лишь одного, и прекрасно об этом знал.

— …не хватает золота в казне! Что нам делать с этим?! Чем платить наёмникам? И во дворце люди постоянно исчезают без вести!

— Золото… ха! — наконец, изрёк Зархель. — Думаешь, оно меня волнует? Единственное сокровище, которое я жажду заполучить, так просто не даётся в руки.

— Что это за сокровище?

Королева непонимающе потрясла головой, но потом её как будто осенило:

— Только не говори мне, безумец, что имеешь в виду моего сына! Ты совсем ума лишился по вине зиртана, майна и этой божественной мумии! Напрасно! Напрасно мы вздумали ворошить прах былого и взялись копать древнюю землю, должно быть, мы пробудили миазмы какой-то чудовищной болезни, и ты заразился ей! Коли решил, что я позволю тебе, нечестивец…

Но Зархель вдруг снова очутился возле Её Милости и тут же из-за занавесок и различных драпировок вынырнули изуродованные воплощения утопших — безобразные и зловонные негули, которых Зармалессия никогда не видела прежде настолько близко. От ужаса женщина содрогнулась и отпрянула от кузена, налетев на столик позади себя.

— Что… за бесы? Что за происки зла? О, священные воды и отражённые в них небеса, — прошептала несчастным голосом королева, и её губы затрепетали. — Зархель, что…

— Не волнуйся, дорогая двоюродная сестра, — немного пренебрежительно прохрипел советник, — никто не причинит тебе вреда, коли ты примешься и дальше внимать моим речам.

Зархель потёр друг о друга указательный и большой палец левой руки, и в воздухе заструились странные клубы дыма. Затем первый ар дома Аон вдруг резко наполнил лёгкие, и Зармалессии на миг почудилось, будто у него раздулся на шее огромный драконий зоб. Мужчина выдохнул в лицо королевы-матери густые, чернильно-золотистые пары, которые подозрительно мерцали и курились, обволакивая хрупкое тело собеседницы. Все трезвые мысли сразу покинули Зармалессию, слова улетучились прямо у неё с языка, женщина глубоко вздохнула, а затем окунулась в блаженный туман забвения.

Она пошатнулась, опрокинула кресло, пытаясь на него усесться, но всё-таки нашла опору в мраморном столике. Вцепляясь дрожащими пальцами в его поверхность, королева сползла на пол, и юбки пышного платья чуть ли не накрыли её с головой, словно волны из бордового бархата и золотистого атласа.

— Пускай… маки расцветут… никому… никому не нужна…

— Да-да, — равнодушно согласился Зархель.

Он придвинулся к поверженной, взял её заледеневшую руку и нанёс на запястье древние зачарованные знаки, процарапывая их острым когтем по холёной, белоснежной коже кузины. Завтра эти волшебные иероглифы поразит гниение, а через сутки они расцветут дополнительными символами обмеления и упадка — на руке Зармалессии проступят язвы и нарывы. Закончив заклятье, Главный советник вышел из покоев Её Милости, которые теперь охраняли его преданные элитные стражи.

Пока ещё у Зархеля имелись деньги, чтобы платить своим людям с избытком. Они, прельщённые блеском золота и соблазнённые привилегиями, никогда не задавались вопросами и прилежно исполняли всякое требование щедрого господина. И Зархеля особенно не интересовало, что приключится дальше. Ибо вскоре нагрянет день, когда смертные люди ему больше не понадобятся. Армия повреждённых негулей множилась, ведь её ряды было так легко пополнить возле Сломанного берега. И, кажется, на сей раз звезда свершений, что взойдёт над озером золотых кувшинок в положенный миг, примется прославлять его явление — Зархеля Великолепного — нового властителя и безраздельного правителя Элисир-Расара, тогда как светило Нин-дар-дина, мага-короля, навсегда скатится в надир.

Потому что, по мнению людей, созвездия приходили в беспорядок только тогда, когда одно из светил умирало, а на лицезрение настоящих перемен в небесном укладе смертной жизни не хватало.

Зархель кружил по центральным залам, галереям и коридорам Янтарного дворца, размышляя над двумя вещами: как завладеть вниманием Его Высочества, и как изжить со света это богомерзкое исчадие преисподней — демона-оборотня. Внезапно удача улыбнулась первому ару Аон, и за одной из порфировых колонн Сумеречной палаты он засёк сияющую фигуру наследника престола. Принц больше не наряжался в белое и нежно-голубое, будто задирал свой нос, дразня тем самым Главного советника, и всюду демонстрировал собственную волю, начиная с выбора одежды и заканчивая распоряжениями для поваров.

— Белый кролик сменил яркую, снежную шубку на более неприметные облачения, — прошептал Зархель, однако наследник его не слышал. — Но мы всё равно его отыщем в поле… мы его поймаем… Скоро.

— В-Ваша Светлость, — процедил сквозь зубы Сэль, когда заметил постороннее присутствие, — было неприятно видеть Ваше пустующее кресло в зале собраний. Вы — во дворце, однако уклоняетесь от обязанностей. Позвольте узнать, отчего же?

— О, Его Высочество уже вырос настолько, чтобы иметь право меня отчитывать?

Зархель хмыкнул, вытягивая вдоль туловища свои безобразные руки, ныне живо напоминающие лапы дракона. Мантия из тонкой ткани плотно облегала его изменяющееся, худосочное тело, отчётливо выделяя каждую новую чешуйку.

— Я всегда имел это право. Вы обязаны присутствовать на собраниях, однако, коли Вас это обременяет, тогда можете покинуть пост добровольно. Не примусь задерживать Вас, возвращайтесь на родину.

— Осторожно, Ваше Высочество. Рано ещё садиться на трон, Ваша голова до сих пор не покрыта короной. Оступитесь сейчас, и станете нечестивцем.

— Я так долго шёл по правильному пути, что ныне просто жажду оступиться, — громко, но спокойно объявил принц.

Зархель улыбнулся и совершил было шаг по направлению к Сэлю, однако вскоре рядом с принцем показался Эйлетт Чесферон в военном обмундировании и его сын Эмерон, начальник ночной дворцовой стражи. Главный советник лишь посверкал глазами на противников, наглядно демонстрируя им, с какой силой предстоит тягаться тому, кто осмелится бросить вызов ему, единственному избраннику всевышних. Внезапно фигура Зархеля заклубилась чёрным дымом, и он пополз по коридорам замка обратно в свою обитель в образе исполинского змея.

Зархеля с детства учили, что крокодил побеждает пса в болоте, но на суше крокодила поборет даже беспородная сука, так что он прекрасно понимал, каким должен быть его следующий ход: надлежит запрудить весь дворец стоячими водами. Из трясины спасу нет даже самым сильным и ловким. Мощь и отчаянное сопротивление, напротив, лишь затягивают на дно, превращаясь в топях в истинные слабости.

Говорят, однажды лунг проснулся, вышел на балкон своего белокаменного дома и взглянул на величественный город, что он воздвигнул в содружестве с братьями и сёстрами. Взглянул на все эти переплетения улиц, всхолмья замков, затенения садов, на училища и храмы, библиотеки и склады провизии, ратуши и лазареты, на порты, рынки и харчевни; на расцвет культуры, ремёсел и всяческих наук. И ужаснулся. Потому, что до сих пор не мог забыть цену, которую пришлось отдать за столь дивную картину.

Глубокое разочарование наполнило его душу и разбило сердце, ведь он так и не сумел создать главное, утвердить незыблемое, озарить путь каждому неугасимым пламенем. Где справедливость? Где единение? Где Лучшее и Светлое?

Удобство, долгожительство и красота поверхности — это не добродетели.

Кто был этот лунг? Может, любой бессмертный древний, а, может, и сам Эр Данаарн — он уже не знал наверняка, зато чудесно помнил такую прибаутку.

Печально вздохнув, а потом надменно хмыкнув, демон-оборотень поспешил к последнему препятствию, что отделяло его от тайного выхода из Янтарного дворца — к грязной, заросшей тиной решётке старого стока. Большой туннель рассекал подземелье замка и выбирался на восточную сторону, поближе к Сломанному берегу, где его окружали разбитые каменные глыбы и густые кущи папоротника. Под ногами Эра журчал узкий ручеёк буро-коричневой воды — всё, что осталось от некогда стремительного потока нечистот, который два десятилетия назад перенаправили в новенькую, передовую канализацию. Работающую без приключений, как положено, что немаловажно. Бессмертный, не задумываясь, наступил в воду изящным сапогом из тонкой кожи, совершил очередной размашистый шаг, затем отодвинул рукой занавес из стелющихся зелёных растений, усыпанных мелкими белыми цветочками, и обнажил оградительную решётку, за которой отчётливо просматривались изгибы Сломанного берега на фоне глянцевого ночного неба, испещрённого звёздами.

— Наконец-то мы встретились, Эмин-Тар, — проговорил Эр, впиваясь золотыми, блестящими зеницами в глаза гостьи и улыбаясь весьма язвительно.