Логово заядлых неудачников

Глава третья. Следуй за мной

На Янтарный дворец давно снизошла непроглядная ночь. Все свечи уже потухли, лампы потускнели и фонари потеряли свой блеск, ибо в час исчезновения света — в полночь — всякому порядочному жителю Исар-Динн полагалось спать, или, по крайней мере, коротать время с бессонницей на ложе, в гордом уединении. Только наследный принц не спал, он караулил возле собственных дверей, весь натянутый и напряжённый. Его белоснежный силуэт выделялся на фоне серо-синих предметов, окутанных мраком, и почти что сиял в темноте, вызывая неприятную резь в глазах случайных свидетелей. Однако, здесь никого больше не было.

Сэль держал руки плотно прижатыми ко рту, потому что от переживаний его обычно захватывал в плен удушающий, сухой кашель, который и сегодня не преминул явиться ко двору. Чем дольше задуманное откладывалось, чем больше приходилось медлить, тем сильней учащался пульс наследного принца, будто отдающийся в его горле зудящими раскатами.

Наконец, дверь распахнулась и в помещение проскользнул Верховный волшебник Сагар Молниеносный, в ночном колпаке, одеянии для сна и с фонарём в руках. Плечи и голову его покрывал суконный плащ с капюшоном тёмно-болотного цвета и, сверкнув разок глазами на наследника, старик шёпотом промолвил:

— Скорей, Ваше Высочество, мы можем опоздать!

Сагар быстро окинул взором покои принца, затем подбежал к кушетке, взял заранее припасённую мантию индигового оттенка, которая под покровом мрака сливалась с окружением и казалась чёрно-серой, и накинул её на плечи воспитанника.

— Скорей, скорей, скорей, — ворчал старик, подталкивая Сэля к дверям, однако юноша так распереживался, что его опять сковал кашель.

— Вот, возьмите, — Сагар вручил Его Высочеству твёрдую карамельную конфету, которую подопечный сразу отправил в рот.

Верховный гебр давным-давно снискал при дворе славу старого лиса. Он был ловким и хитрым пронырой, а потому подготовился к подобному повороту событий. Сагар знал, чего следует ожидать от юного принца несмотря на то, что Сэль умел удивлять до глубины души. Впрочем, некоторые вещи настолько предсказуемы, что не нужно быть великим толкователем знамений для того, чтобы предвидеть их.

— Но… — и, разумеется, в последний момент принца обуяли сомнения, только Сагар не позволил мальчишке и рта раскрыть.

— Никаких «но» и «если». Вперёд, Ваше Высочество! Это единственный шанс.

Чётко и чуток злостно проговорив эту реплику, Верховный гебр схватил будущего мага-короля за запястье и силой выволок из покоев.

Уже посреди погружённых во тьму коридоров сердце наследника престола немного усмирилось, хотя он по-прежнему вынужден был бороться с позывами громогласно раскашляться. Вокруг никого не наблюдалось: ни стражи, ни слуг, ибо Сагар Молниеносный безошибочно рассчитал время собственного появления вопреки тому, что опоздал, как показалось Его Высочеству. Сэль сумел справиться с волнением и взять себя в руки, и вскоре Сагар разжал пальцы на запястье наследника и отпустил того, но не в свободное плавание, отнюдь. Старый волшебник приобнял воспитанника за плечи, прочёл несколько заклятий, хоть это и запрещалось делать во дворце, и они вместе помчались со всех ног вперёд.

Сегодня на редкость расторопный Сагар, высокий, необъятный и обычно ленивый толстяк, полностью оправдывал свое прозвище и двигался, подобно молнии. Петляя по запутанным коридорам, он направлял наследника престола и наряду с этим придавал ему дополнительной скорости. Принц опомниться не успел, как двое лазутчиков уже проникли в Палаты металлических озёр, именно туда, куда и держали путь.

Сагар запер двери, достал один из ключей со связки и закрыл помещение на замок изнутри. По идее, никто не должен был побеспокоить нарушителей, ведь этим залом почти не пользовались даже среди ясного дня, не говоря уже о глубокой ночи, однако… всегда лучше готовиться к худшему. Лихо спит, когда вокруг тихо, а когда начинаются какие-то подвижки к веселью, оно просыпается само. Уж слишком у лиха чуткие уши, и негоже бередить его сон.

— Негоже… негоже! — шептал старик морщинистыми губами, водружая фонарь на чашу с песком.

— Сагар, мне страшно, — откровенно признался Сэль, стягивая с головы капюшон от мантии.

Его спутанные белоснежные волосы рассыпались по плечам, и Верховный гебр печально улыбнулся. Кто из правителей и избранников богов ещё отважился бы на такое дерзкое заявление? Сказал бы отец Сэля, великий и прославленный Тэй Алькосур, что ему страшно, особенно когда на носу была не важная битва на жизнь или смерть, а столь плёвое дело? По лицу наставника Его Высочества промелькнул призрак недовольства, который выразился в сгустке из морщин на лбу.

— Нечего здесь бояться, Ваше Высочество. Всё, что Вы увидите в своём путешествии… оно хоть и выглядит реальным, однако не в силах Вам как-то навредить.

— Но в Междумирье меня постоянно преследуют кошмары!

— И, тем не менее, Междумирье — это лучшее из мест, где Вы можете отыскать ответы на свои вопросы. Именно там проще всего обнаружить глиц, и ещё найти подсказки касательно фамильного оружия… Вам ведь нужен меч Вашего батюшки!

— Но…

Сагар опять сурово сверкнул глазами на Сэля, напоминая принцу, что сегодня его не пронять никакими доводами, начинающимися с «но» или «если».

— Просто помните, Ваше Высочество, что всё, что бы с Вами не приключилось в Междумирье, никак не повредит Вашему телу. Это иллюзия! Хотя, нет, не совсем так, — Сагар задумался, пока Сэль снимал мантию и расстёгивал кафтан из блестящей парчи, расшитый шёлковыми нитями и жемчугом. — Не иллюзия, а скорее отражение истины. В отражении имеется правда, но оно не совсем соответствует действительности, особенно, коли смотритесь Вы в мутные воды, а не в чистое зеркало. Не обращайте внимания на призраков, не завязывайте бесед с подозрительными личностями, сторонитесь демонов и просто идите к своей цели. Придерживайтесь прямого пути, слышите меня, Ваше Высочество?

— Да, я всё понял.

Сэль Витар уже подготовился к предстоящему погружению в Тчелан — к отправлению в иной мир, сложный, туманный и запутанный. Он разоблачился вплоть до штанов и нижней рубашки, ибо таковы были традиции Элисир-Расара, аккуратно сложил стопкой одежду возле кромки одной из металлических пластин на полу, и уже было собирался присесть на колени перед медным полем, как Сагар протянул ему ладонь со словами:

— Позвольте Вашу руку, Нин-дар-дин.

— Не называй меня так, я пока что не король. Это же измена.

Верховный гебр расплылся в ухмылке и принял холодную кисть наследника престола в свою руку. Вначале старик попытался отогреть озябшие пальцы юноши, но затем бросил это гиблое дело и приступил к задуманному. Он извлёк из кармана ёмкость с красной помадкой и деревянной палочкой начертал на запястье Его Высочества древний священный символ — иероглиф, обозначающий дом.

— Если в Тчелане случится что-то… из ряда вон, тогда, и, прошу Вас, только лишь тогда воспользуйтесь этим выходом.

— «Если»? — хмыкнул Сэль, подловив Сагара на нарушении собственных правил.

— Всё, Вам пора! Кто знает, сколько Вы провозитесь? Может мгновение, а может и до утра! В Междумирье время идёт совсем не так, как на берегах Зелёного моря.

Сэль Витар и сам прекрасно это знал. Он опустился на колени у кромки медного плато, расправил полы нижней рубашки, сложил руки перед собой в молитвенном жесте и медленно прикрыл глаза.

— Ищите глиц! И не забудьте спросить о мече у Вашего батюшки, авось, повстречаетесь с ним!

Тихий и настойчивый голос Сагара уже звучал как-то иначе для Его Высочества. Обычно, у Сэля не получалось погружаться в Мираж с лёгкостью заправского мага-путешественника, однако сегодня всё было по-другому. То ли звёзды ему благоволили, то ли чтения старинных трактатов и учебников не прошли даром, но наследный принц очень быстро сообразил, как преодолеть тонкую грань, разделяющую мир живых и потустороннее измерение. В конце концов, эта грань — всего лишь прозрачная плёнка на поверхности воды. Достаточно совершить глубокий вздох, задержать дыхание и нырнуть в пучины неизведанного, и не важно, что воду в Палатах металла заменяла твёрдая медная пластина. Ведь в этом заключалась прелесть воображаемых странствий: когда твой меч — это слово, то сила — это мысль.

Сэлю показалось, что плато начало колыхаться и волноваться, будто настоящее медное озеро, и по краям его проклюнулись живые кувшинки. Крупные цветы нежно-кремового оттенка раскачивались, поддаваясь слабой ряби, и внезапно тело принца пошатнулось, и он мигом провалился в блестящую, металлическую бездну. Сердце заколотилось, в ушах что-то хлопнуло, и когда Сэль открыл глаза в следующий раз, он уже находился в водах обыкновенного озера. Его конечности обволакивали длинные ленты водорослей, а в волосах нашли пристанище зелёные листья, рядом с которыми дрейфовали мелкие белые бутоны. Сперва наследный принц ощущал блаженное умиротворение и покой, такие славные, которых ему никогда не доводилось испытывать, и по безмятежному лицу путешественника проскользнула счастливая улыбка. Однако долго радость не продлилась, и через мгновение в плечи, ноги и голову Сэля вцепились бесчисленные руки утопленников.

Мертвецы пытались утащить добычу на дно или оторвать кусочек от драгоценных облачений будущего мага-короля. Принц отчаянно сопротивлялся, но его охватила паника и он начал захлёбываться водой. В воздух поднялся ворох брызг, утопленники искажёнными голосами шептали:

— Посмотри на нас, обласкай нас взглядом.

— Награди улыбкой, дай нам своего тепла.

— Посмотри на нас, наш владыка и повелитель…

— Дай нам…

Сэль извивался, пытаясь освободиться от ледяных объятий утопленников. Сердце так ускорилось, что принц перестал различать голоса и слышал уже лишь его удары в собственных ушах. Вдруг наследника за загривок схватила могучая рука живого существа, и выудила из озера, словно нерадивого щенка.

— Никчёмный мальчишка, — провозгласило белое, размытое пятно, помогшее неудачливому страннику.

— Тепло… нам нужно тепло, дай нам тепла, — продолжали шипеть утопленники в озере.

Их серые, слизкие руки до сих пор хватались за полы позолоченных одежд Его Высочества. Ткань трещала и рвалась, и вскоре на молодом человеке остались только штаны. Собравшись с силами, Сэль отполз от опасных берегов. Теперь ничто не защищало его обнажённый узкий торс от лучей сизого солнца Тчелана-Междумирья, и полупрозрачная кожа наследника слегка замерцала, будто свежий снежный покров на чистом песке.

— Воспрянь и выпрямись, — приказало ему пятно.

Покрутив головой, принц обнаружил, что среди прибрежных трав из земли вырываются новые руки, ощупывающие воздух и стремящиеся во что-нибудь вцепиться. Подскочив на ноги и с трудом отыскав равновесие, Сэль обнял собственные плечи, а утопленники всё причитали:

— Угости нас кусочком, дай нам вкусного…

— Мы лишь откусим! Мы лишь откусим!

— Стражи… меня не пропустят, — испуганно прошептал Его Высочество.

Из белого, светящегося пятна-заступника вперёд вытянулись руки.

— Если ты не верен себе, тогда замаскируйся.

Странное облако накинуло на наследника шлем в виде птичьего черепа, позади которого развевалась пышная грива из красно-бурых перьев.

— И… Ирмингаут? Это ты? — предположил Сэль, но пятно не отвечало на вопросы.

— И волосы свои спрячь, они тебя подведут, — нежным и ловким прикосновением пятно подхватило локоны Его Высочества, скрутило их на затылке и закололо в пучок шпилькой из кости.

— Мне нужен меч. Ты знаешь, где достать оружие?

После преображений Сэль Витар уже выглядел гораздо более внушительно. В конце концов, Тчелан — это место, где могут воплотиться самые смелые фантазии, и где наиболее сильные желания претворяются в быль. Юноша сосредоточился, напрягся и выпрямился, и стало очевидно, что его тело не столь уж хрупко и изнежено, скорее просто жилисто. На руках и торсе Его Высочества проступили мышцы, и он провёл пальцем по длинному, загнутому клюву своего чудовищного шлема.

— Держи, — проговорило вибрирующее пятно, всучивая подопечному простую палку, которую подобрало тут же в кустах. — На этих берегах ты — странник, и нынче посох — твоё оружие.

— Я — будущий герой Элисир-Расара, и мне нужен праведный меч. Ты поможешь мне ещё?

Пятно опять промолчало, лишь взмахнуло рукой, указывая на тропу, заросшую осокой и затянутую мхом. Сэль попытался сделать шаг в заданном направлении, только из земли снова вырвались искажённые кисти мертвецов. Полуразложившиеся и хвастающиеся белыми костями, они сжимали воздух — так отчаянно искали то, чего лишились на туманных просторах Тчелана. Холодные, с застывшей кровью в жилах, они желали вернуть себе тепло.

— В руках мастера любая безделица превращается в великое оружие, — командным голосом изрекло пятно.

Принц взмахнул посохом, чтобы расчистить дорогу, и из облака выскочил белый призрак с обнажённым мечом наперевес. На клинке застыл отблеск солнца, и Сэль сразу узнал столь славное оружие.

— Яротай! Поверить не могу! «Осколок зимы в твоём сердце, дыхание севера в твоей душе!»

Легендарный меч чудесной работы с глазами сокола на эфесе и кисточкой на рукояти из кроваво-алого шёлка с длинной, пушистой бахромой, принадлежал одной бессмертной женщине по имени Ирмингаут, той самой особе, которой восхищался наследный принц.

Один взмах Яротая, и руки мертвецов тут же окаменели. Когда Сэль проходил мимо, их кисти обращались в перезревшие одуванчики, которые от лёгкого дуновения развеивали свои семена по ветру. Теперь из земли торчали кривые обломки запястий и Его Высочество шагал по прямой тропе. На холме он оглянулся назад лишь для того, чтобы убедиться, что сегодня белое пятно тоже не последует за ним. Оно всегда оставалось на берегах медного озера, но всегда встречало своего господина и внушало в него уверенность.

За спиной Сэля дрожал ворох бурых и алых перьев, выбивающихся из-под птичьей личины, из-за чего казалось, словно принц внезапно порыжел. Он шёл каменистой тропой и ничто более не смело беспокоить его достопочтенную фигуру, как бы там ни было, ныне на нём значилась защитная маска шамана, что отпугивала злые силы, а в руках он сжимал посох из ветки дуба.

Вскоре прямая дорога привела путника к саду изваяний под открытым ночным небом. Скульптуры, высеченные из самого скучного и неказистого серого камня, изображали различных морских и наземных чудищ. Они создавали сложный лабиринт из коридоров и распутий, преодолев который можно было бы проникнуть в замок на горе — в Янтарный дворец. Спокойные воды в бухте Зелёного моря превратились в чёрное стекло, в чьи недра вросли тысячи погибших и разрушенных кораблей. Какие-то из судов обернулись скалами, какие-то — прозрачным хрусталём, в некоторых поблескивали жилы драгоценных металлов. Обычно принцу предстояло взять штурмом нешуточное препятствие — этот лабиринт, однако сегодня всё протекало несколько иначе, и он краем глаза узрел искру слева.

Повернувшись, Сэль увидел смешанный рой из перламутровых богомолов, хрустальных стрекоз и ледяных ос, но незваные гости не вызывали тревоги, наоборот, они напоминали мерцающий маяк, указующий дорогу.

— Это что-то новенькое, — буркнул путешественник себе под нос.

Вначале он думал пойти по проторенному пути, но затем изменил решение и откликнулся на мистический свет насекомых. Стоило только резвым молодым ногам оторваться от привычного маршрута и ступить на нетронутые земли, как дело сразу двинулось в гору, в буквальном смысле. Богомолы и стрекозы показали принцу новый путь на медный холм, к Янтарному дворцу, и довели его до тайного прохода, едва прикрытого разросшимся папоротником. В этих краях у каждого бутона и всякого растения имелся свой сокровенный секрет, и Сэль Витар тоже немножко говорил на языке цветов. В Элисир-Расаре папоротник означал магию, в подтверждение чего он чуть-чуть сверкал в темноте.

Впрочем, большие ожидания, как всегда, не оправдались, ибо папоротниковые опахала заслоняли отвратительный и зловонный сток старой, заброшенной канализации. Разумеется, по ней до сих пор можно было пробраться напрямую в замок, только кому хотелось погружаться в грязь по горло? Принц всё разгуливал с босыми ногами, а из одежды на нём числились одни штаны из тонкой ткани — не лучшее снаряжение для золотаря. Глубоко вздохнув и попрощавшись со свежим воздухом, Сэль дотронулся посохом до решётки, и она тут же рассыпалась в прах. Затем наследник престола молча занырнул в чёрные, непроглядные врата.

Правда, за ним последовали насекомые-проводники, и их светящиеся тельца озарили незнакомую дорогу. Внезапно Сэль обнаружил себя не в канализационных трубах, полных нечистот и сточных вод, а сразу в сердце Янтарного дворца. На нём снова был надет величественный парадный кафтан из выбеленных тканей, шёлковые туфли с острыми носками, и штаны свободного кроя, в которых было удобно перемещаться. Удивлённо проведя рукой по бархатному рукаву облачения, Его Высочество поспешил за роем.

Колонны галерей закручивались по спирали и устремлялись высоко вверх, дабы поддержать сводчатые потолки, однако кое-где серый базальт расходился и вперёд выпячивались вереницы моргающих глаз, словно вмурованные в стены. Неустанные и неутолимые, напряжённые и раскрасневшиеся от бесконечного бдения, они неотрывно следили бойкими зеницами за посетителем. Ещё мгновение, и глаза соглядатаев закрылись. Его Высочество явился в зал, наполненный картинами. Проходя мимо полотна, Сэль кожей ощущал, как изображённые на нём дворяне оживали и начинали сплетничать вполголоса:

— Наследный принц слишком кроткий и тихий, он не годится на роль правителя.

— А Вы видели его лицо? На свете нет никого краше Его Высочества!

— Что вы говорите? Какая жалость, что ему достался облик его матушки, и великолепные волосы отца — всё это больше под стать девице, чем магу-королю.

— Да! Родись Его Высочество девицей, за него уже бы передрались все видные женихи королевства!

— Что вы, что вы, разве не слышали пословицу: «сыновья преумножают славу семьи, а дочери — долги»! Если бы Его Высочество родился девицей, то дом Амуин остался бы ни с чем!

Сэль нахмурился, но не решился вступать в споры с нарисованными картинками. Однако и на следующем полотне ничего не изменилось, вельможи продолжали втихаря обсуждать венценосную персону будущего Нин-дар-дина, мага-короля:

— Когда он смотрит на меня, я вообще не могу понять, кто это — мужчина или женщина!

— Да-да! Воистину! И, скажите на милость, какая разница, когда он так прелестен? Пока на его лице не отметилась борода, это неважно…

— Борода добавит ложку дёгтя и испортит этот сладкий бочонок мёда, который я бы осушил до дна.

— А вдруг наследник и есть девица? Ему уже шестнадцать, но он до сих пор не коронован! Почему? Должно быть, мать с рождения одевала девчонку в мужские платья, и…

— Что вы себе позволяете?! — не выдержав, возмутился принц. — Я — ваш будущий владыка, а не невеста на выданье!

Сэля одновременно охватили жар гнева и мороз отвращения, и он снял маску, чего делать, безусловно, не стоило, ибо по помещению сразу заструился влажный и студёный чёрный туман, который тут же направился к нему.

— Нет, какой же я дурак, — огрызнулся престолонаследник сам на себя и рванул в противоположную сторону.

Богомол, что сидел у него на плече, угрожающе наставил свои лапы-косы на туман и злобно зашипел, а стрекоза защёлкала челюстями, словно отгоняя напасти от подзащитного. Но никакие ухищрения не помогали, и, хотя Сэль мчался со всей скорости, туман всё равно грозился вот-вот настигнуть его, ведь был лёгким и вездесущим.

Коридоры сужались, сдавливая и уплотняя пространство над головой наследного принца. Кожаные подошвы его шёлковых туфлей неприятно скользили по мраморным плиткам пола, и на каждом повороте Сэль боялся, что не справится с собственным телом, оступится, подвернёт ногу и упадёт.

Но за очередным мрачным и тесным закутком его уже поджидали — сгустки чёрного тумана набрали вес и из них сформировалось тело исполинского змея с блестящей, обсидиановой чешуёй. Змей обвился вокруг ног наследника престола и принялся душить жертву массивными кольцами. Сэль безуспешно пытался вырваться из железной хватки, однако принцу не хватало сил и сноровки, и в итоге он очутился с глазу на глаз со своим пленителем. Змей уставился на добычу обворожительно прекрасными очами, разинул красно-розовую пасть и вытянул вперёд мягкие клыки, сочащиеся ядом.

— Нет, чёрт тебя побери, убирайся, — чертыхался принц, только он не мог даже рукой пошевелить, не то, чтобы защититься от грядущей беды.

— Я знаю то, что с-с-с-слаще мёда… — прошипело чудище, всё туже и туже сжимая кольца вокруг наследника. — Оно пожрёт тебя, оно тебя погубит, мелкий с-с-с-снежный кролик.

— Ах, нет!

Сэль хотел дотянуться до запястья, ведь если бы он сумел разрушить иероглиф на собственной руке, то сразу бы вернулся в Ассалгот, его дух снова соединился бы с телом и все ужасы Междумирья остались бы позади. Только на сей раз могучий чёрный змей его опередил.

— Этого не существует, это нереально, — забормотал юноша, зажмурившись и отстраняясь как можно дальше от змеиной пасти, которая готовилась откусить ему голову.

— С-с-с-слабак! С-с-с-сопротивляйся!

Внезапно на вредителя налетел рой из белых и сверкающих насекомых. Стрекозы, осы и богомолы начали разрывать ползучего гада на части. Его шкура треснула, наружу прорвалась густая янтарно-золотистая слизь. Видимо, колдовской змей состоял из либбо — волшебной субстанции, которая имела непредсказуемое влияние на живых. Вещество оказалось слишком тяжёлым, и в итоге насекомые мало чем помогли своему подзащитному. Толща либбо придавливала Сэля к полу, она налегала на молодого человека с таким устрашающим напором, что тот сам будто стал просачиваться сквозь почву. В недрах его, словно младенца, приняла на руки заботливая Моранна, богиня гнили и разложения, а затем продавила через кору земли с другой стороны. Принц взялся истошно кричать, но существует ли крик, когда никто его не слышит?

Конечности Сэля разбила дрожь, лёгкие его пылали, и он судорожно глотал воздух, когда очутился в новой местности. Весь липкий и покрытый вязкими сгустками из либбо, принц ошеломлённо выпучивал глаза, ведь поверить не мог, что всё это творится взаправду. Никогда с ним ещё не приключалось в Тчелане чего-то настолько потрясающего, и в то же время отвратительного.

Теперь он находился в тихой и укромной пещере, где властвовала тьма, но и царило спокойствие. Он лежал в чистой, прозрачной и студёной воде, а на насыпном островке посередине росло великолепное раскидистое дерево.

— Невероятно… это же Усульрин.

Усульри́н, мировое древо, принадлежало мифам и легендам древних предков Сэля, оно сгнило, испортилось и почернело, и само давным-давно осталось в прошлом. Но на поверхности воды медленно раскачивались гигантские кувшинки, а они, как известно, помнили земли Элисир-Расара от рождения эпох и видели каждого из пращуров местных королей. Должно быть, кувшинки в деталях запечатлели древо, и Сэль оказался здесь лишь благодаря старым воспоминаниям цветов.

Принц поднялся на ноги, стряхнул с кафтана уже окаменевшие крупицы либбо, и направился к островку.

— Свет из тьмы, цветок из грязи, истина из тайны, — юноша тихо произнёс девиз дома Амуин, и кувшинки кивнули ему в ответ, признав за своего. — Я — будущий маг-король, Нин-дар-дин, Господин сих земель, чья звезда взойдёт над озером в час свершений. Усульрин, поведай мне, как мне открыть собственный глиц и как раздобыть верный и разящий меч?

Сэль уже стоял напротив чёрного древа, поникшие ветви которого оперяли продолговатые сине-серебристые листья. Оно робко подрагивало, явно давая понять, что несмотря на боль и страдания, кои ему приходится претерпевать, оно ещё живо, ещё не сгнило до основания.

— Меч в камне, слова на воде, — зазвучал нечеловеческий, потусторонний голос и стены пещеры затрепетали.

— Я… я знаю, что меч в камне! — раздражённо выпалил принц. — При мне оружие положили в саркофаг вместе с сердцем отца, я там был!

— Меч в камне…. Слова на воде…

Однако мудрый Усульрин не желал менять своего мнения и открывать юному нахалу секреты безвременно погибших. В конце концов, они ему не принадлежали, он не был их хранителем.

Корни древа зашевелились и немного отпрянули в сторону, обнажая то, что их питало — ярко-голубую светящуюся субстанцию. Жижа принялась дрожать и мерцать, будто призывала подойти ближе. Сэль, чуток помедлив, откликнулся на приглашение, опустился на колени и направил взор в глубь загадочного вещества.

— Что это?.. — невнятно прошептал наследник, слегка проводя рукой по изгибу одного из корней.

— Дерево ненавидит металл, а металл презирает воду.

— Ну, да…

«Сначала дождь на твоём мече — это красивые драгоценные камни, затем дождь на твоём мече — это ржавчина». Отец Сэля любил повторять эту фразу, только что она значит теперь?

Наверху раздалось какое-то пронзительное и назойливое шуршание, и принц резко задрал голову. С полотка сыпалась каменная крошка. Кажется, таинственную пещеру тоже поразил некий недуг, и она стала постепенно разрушаться.

Пока Сагар ждал возвращения Его Высочества на просторы Ассалгота, то сидел в углу и наблюдал за происходящим. Однако неутолимый голод, поднимающийся откуда-то из глубин живота, постоянно напоминал о себе настойчивым урчанием. Поэтому Верховный гебр развязал тесьму на мешочке со сладостями, которые принёс с собой, и раз за разом отправлял в рот по миндалю в шоколаде, предварительно раздумывая, а стоит ли поступать подобным образом? Не побеспокоят ли принца звуки жевания? Но из брюха мага доносился очередной рокот, и он забрасывал конфету в разинутую пасть.

Внезапно пламя в фонаре, что до сего момента вело себя послушно и смиренно, начало извиваться и подрагивать. Сагар круглыми глазами уставился на светильник и проворчал:

— Не может быть… тут кто-то есть ещё?

И, словно в подтверждение догадок, по шее старого мага пробежался лёгкий, чужеродный холодок. Верховный гебр резко обернулся, но его ослабшие глаза не уследили в темноте ничего подозрительного: ни блеска майна, ни сомнительных теней. Правда вскоре в коридоре за дверями послышались шаги, и Сагар взялся суматошно перебирать в уме, что же надлежит предпринять — затаиться ещё сильней, или попытаться скрыться, пока их с наследником не поймали с поличным?

— М-м-м-м, — простонал Сэль.

Сагар взглянул на принца, однако юноша всё ещё не пришёл в себя, он находился в Тчелане и не отдавал себе отчёта в том, что творил в реальном измерении.

Шаги за дверью ускорились, точно так же, как и сердце старика.

— Здравия желаю! — отчеканил вышколенный страж. — Да отразятся лазурные небеса в зелёной воде!

— Да отразятся они в вечности! Здравия и тебе! Кто-то здесь промелькнул недавно, или мне показалось?

— Вроде как…

Дальше Сагар не сумел разобрать, о чём именно беседовали охранники, но, как назло, они застряли точно у дверей Палат металлических озёр, а наследный принц уже возвращался из путешествия в Ассалгот.

— М-м-м-м, — снова застонал юноша, будто от боли. — Сначала дождь… на твоём… мече…

Сагар подлетел к престолонаследнику совершенно бесшумно, словно грузный и тучный филин. Он аккуратно поднёс свою мясистую ладонь к беспокойным губам Сэля, а когда прицелился — резко схватился за голову принца и зажал ему рот. Тот, разумеется, распахнул веки, в ужасе захлопал ресницами и начал биться как рыба, выброшенная на сушу беспощадными волнами, но, когда понял, в чём дело, сразу утих. Сагар отпустил наследника и потушил фонарь.

Стражники до сих пор разговаривали где-то неподалёку, но, хвала небесам и озёрам, отошли от дверей. Даже в кромешной темноте молодые и проворные глаза Сэля смогли рассмотреть потусторонний фиолетовый отблеск в углу. Тоненькая струйка протягивалась до дверей, и принц толкнул в плечо наставника, дабы обратить его внимание на происходящее. Затем крошечные магические искры просочились через замочную скважину, а спустя пару мгновений в коридоре занялся большой переполох.

— Кто там? Не может быть! Ты это видел?

— Держи его! Нарушители во дворце! Лови его!

Сэль внушительно взглянул на Верховного мага, ибо быстро сообразил, что именно приключилось и кто изволил выручить Его Высочество из затруднительного положения.

— Уносим ноги. Сейчас же, — скомандовал принц.

Однако на этот раз Сагар мялся на месте, и Сэль сам ухватился за связку ключей, что висела на поясе волшебника, выбрал нужный и отворил замок.

— Нет, Ваше Высочество! Это опасно! — Сагар вцепился в предплечье подопечного со всей своей могучей силой, но вдруг принц окинул его таким пронзительным взором, что старик размяк и обомлел.

— Сейчас. Доверься мне.

Сэль первым выпорхнул из Палат металлических озёр. Он твёрдо и уверенно помчался в сторону собственных покоев, ибо знал, что Эр Данаарн обо всем догадался, что бессмертный наблюдал за ним изначально, а теперь прикроет со спины. Сагар ещё какое-то время сомневался, но затем поспешил за принцем. К сожалению, он совсем позабыл о фонаре.

Когда Глава Белой Семёрки узнала, что Бел-Атар разделяет её страсть к холодному оружию, то порядком удивилась, а потом даже пригласила чужеземца в собственные покои, таинственные и запретные. И там, под надзором старинных гобеленов и древней мебели из красного дерева, они долго разговаривали, пока эльфийка с лицом довольной, гордой матери показывала Касарбину свою коллекцию. Разумеется, она не хранила в запасниках каких-то впечатляющих артефактов, молва о которых прогремела бы на целый свет, однако и у Главы имелся козырь в рукаве, а, точнее, в длинном ящике, где до поры до времени спал её возлюбленный меч.

Именно таким образом Бел-Атар впервые увидел этот славный артефакт из белоснежной стали. Может, слишком вычурно отделанный, с богатыми декоративными украшениями, что было не принято среди хозяев мечей, однако всё равно Касарбин ощущал, как от оружия исходила могущественная аура. Мужчина даже подержал его в руке, а потом Глава вручила Бел-Атару подарок.

В Исар-Диннах всегда стояла ночь, когда Гвальд и Касарбин уходили из ставки и отправлялись к Сломанному берегу вдвоём. И последний весенний день не сделался исключением. Как только ужин был съеден, приготовления на утро совершены, а Лили получила очередной урок, Бел-Атар выбрался во двор и взялся ожидать своего закадычного приятеля. Теперь он чувствовал себя гораздо более устойчиво и уверенно, ибо его фигура обрела дополнительный вес в виде превосходного, мастерски исполненного меча — того самого «дара», что столь неожиданно и щедро преподнесла ему Глава. Разумеется, обновку приходилось прятать под плащом, да и ножны сверху прикрывались полами камзола, но всё равно Касарбин хитро улыбался, потому что в эту его маленькую тайну закралось нечто важное. Пока никого не было рядом, он вынул меч из ножен на два пальца и втихаря подивился открывшемуся зрелищу:

— Зеркальный клинок… не могу поверить… Сияет, подобно звёздам.

На чёрно-синей глади мрака яркой вспышкой блеснул металл, в который при желании можно было смотреться, словно в зеркало, и который отражал любой предмет почти без искажений. Обычно такие клинки производили мастера-ремесленники в Пределе или в Хис-Чаде, потому что прочим королевствам был неизвестен секрет нанесения тонкого слоя хрома на сталь, что защищал рабочую поверхность от ржавчины и разложения, а заодно превращал смертоносное оружие в предмет обожания. Пожалуй, обновка Касарбина — иноземный товар, который стоил Главе немалых средств.

— И как ты его назовёшь? — поинтересовался Гвальд, только что покинувший убежище Семёрки.

Правда, в его голосе прозвенели нотки надменности и издёвки, потому Бел-Атар недовольно фыркнул и спрятал оружие обратно в ножны.

— Будто ты не знаешь, мастер, каким вещам даются имена, а которым — нет. Только самые достославные и надёжные, скованные из лучших материалов именитыми кузнецами и зачарованные передовыми магами, могут получить собственное прозвище. Но для начала им требуется обрести дух, срастись с душой хозяина и подсказать ему нужное словечко, и всё это не так-то просто…

— Зависит от того, веришь ли ты в подобные байки или нет, — хмыкнул Гвальд, а затем раскашлялся.

— Да, такая вонь в последнее время тянется из спальни Алхимика, это невыносимо! — понимающе кивнул Бел-Атар, и мужчины тронулись в путь.

— То ли ещё будет… — выдал неутешительную реплику Гвальд, поднося кулак ко рту и откашливаясь в стиснутые пальцы. — Пойдём уже.

Мужчины занырнули в заросли тростника и рогоза, которые захватили весь задний дворик ставки. Трава с головой скрывала рослого Гвальда, и Бел-Атар шёл той тропой, что протаривал для него приятель. Сначала они брели по пустошам из сухих пойм и старого русла Басул, затем впереди прочертились неровные холмики и грядки Ржавой топи, через которую был проложен добротный мостик, однако друзья предпочитали обходить это неприветное урочище стороной. В конце концов, они стремились уйти прочь из городских предместий, а не вступать в самую опасную и запретную часть омута, сплошь кишащую неблагонадёжными личностями. Дорога в обход топи занимала примерно четверть часа, впрочем, не стоит забывать, что в Элисир-Расаре один час считается за два обычных, поэтому к серым пескам Сломанного берега мужчины выбрались только к полуночи.

— Лили постоянно интересуется, куда мы с тобой уходим, — тихо вымолвил Бел-Атар, пока месил ногами прохладный, влажный песок.

С востока Исар-Динны огораживала небольшая гряда полуразрушенных горных останцев, невысоких, но кряжистых, в глубинах которых угнездилась масса гротов и пещер. Вообще, такие естественные укрытия могли бы послужить хорошим пристанищем для пиратов, разбойников и контрабандистов, если бы, конечно, данный отрезок Сломанного берега не облюбовали бы негули и уграши задолго до людей. А ещё отсюда открывался превосходный вид на Дремлющий лес — не менее устрашающую «достопримечательность», почти что метку демонов, то пыхтящую молочно-белыми туманами, то исторгающую из собственных недр воплощений утопших — омерзительную и кровожадную нежить.

Но, казалось, Гвальда всё это не особенно тревожило, он всегда хранил завидное спокойствие, и ровным и уверенным шагом продвигался к тайнику, где была привязана лодка. У него имелся меч, а ещё недюжинная сила и большой опыт в сражениях, поэтому мужчина никогда не поддавался чувствам. Теперь у Бел-Атара тоже наличествовал меч, правда, он ещё ни разу не сталкивался ни с уграшами, ни с воплощениями утопших.

— Знаешь, лучше бы Лили задавала столько вопросов вам, а не мне, — проворчал Касарбин, когда Гвальд уже отвязал спрятанную у берега лодку, закатал штаны и начал спускать судно на воду. — Ведь она будет там одна, — молодой человек поворотом головы указал на силуэт Янтарной башни. — Но её как будто ничего не волнует. Она будто не понимает, насколько это рискованно.

— Ну… — Гвальд решился ответить, когда оба лазутчика сидели в лодке и гребли в сторону Янтарной башни. — Она просто неравнодушна к тебе, вот и суёт нос в твои заботы. И… Лили будет не одна в этой башне. Как думаешь, зачем нам вообще нужен Ватрушка?!

Гвальд нервно усмехнулся, вёсла подняли в воздух ворох брызг и разбавили тихое безмолвие звёздной ночи мелодичной капелью. Окрестности Сломанного берега возле Янтарной башни были невероятно красивыми и живописными. Всё здесь навевало вдохновенные и возвышенные мысли: и низкие останцы скал на суше, испещрённые зияющими гротами и выбоинами, и смиренные воды Зелёного моря, отдающие тепло прохладному воздуху и отражающие блики от фонаря, висящего на носу лодки, и руины храма Подгаро́на, повелителя океанов, покровителя моряков и хозяина бурь.

Некогда величественный, богатый и торжественный, храм этот, по иронии судьбы, разрушился и почти полностью затонул после масштабного золотого катаклизма пять десятилетний назад. То ли всевышний, которому посвящалось сооружение, остался недовольным человеческой работой и в гневе покарал провинившихся, то ли даже столь способное и могучее создание очутилось не в силах противостоять бедствиям природы и не смогло защитить то, что ему было дорого — сейчас уже не понять. Из воды тут и там выпячивались остатки стен, обломки колонн и изогнутые спины арок, которые постепенно покрывались водорослями и вьющимися растениями и зарастали раковинами моллюсков. Однако, как подумал Бел-Атар Касарбин, храм стал ещё более прекрасным из-за тех несчастий, что выпали на его долю. Нынче он точно походит на святыню, возведённую во имя морского божества. Хотя… Гвальд считал по-другому. Он полагал, что все эти развалины — не иначе как простое убожество. Но в этих мелких, вечно затенённых водах сбивались целые полчища персарок — вкусных промысловых рыб. Именно ради ночной рыбалки мужчины и покинули ставку.

— Тем не менее, — прошептал Касарбин, поднимая на собеседника свои лучезарные зелёные глаза, и те сверкнули на всю округу. — Вы ничего не рассказываете Лили, хотя она — центральная фигура плана.

— Девчонка из тебя уже верёвки вить готова, а ты этого не замечаешь, — хихикнул Гвальд. — И прекращай это дело.

— Какое ещё дело? — прищурившись, прошипел иноземец.

Лодка остановилась на привычном месте. Теперь по левому борту располагалась Янтарная башня, а с правого было рукой подать до руин храма Подгарона.

— Хватит глазёнками сверкать. Может, небесники и слепы, но их слуги и охранники — нет, — мастер носом указал на обширный комплекс для жрецов и служек, примыкающий к Янтарной башне.

По слухам, в нём проживало не так-то много людей, однако зачастую в окнах допоздна горел свет, а сигнальные огни по бокам врат, поддерживаемые в гигантских бронзовых треножниках, никогда не тухли.

— Я же не специально! — возмутился Касарбин.

— Всё, можешь подремать.

Хотя небесники из Янтарной башни ничего не видели, им прислуживали здоровые послушники, а ещё в религиозном комплексе имелась некоторая охрана, и этим людям следовало свыкнуться с новым зрелищем. Ведь не так-то часто в столь опасные воды заплывали рыбаки, и почти никто бы не отважился прочёсывать руины храма Подгарона ночью, однако нынче времена были такими — отчаянные меры стали расхожим явлением, а надежды затягивало всё глубже в зыбучие пески. Гвальд собирался подстроить так, чтобы скромные рыбацкие суда превратились в обыденность для обитателей Янтарной башни.

— Прости, что приходится каждый раз таскать тебя сюда, — после долгой паузы мастер решил возобновить разговор. — Лучше будет, если местные увидят двух «рыбаков».

— Сомневаюсь, что они вообще что-то увидят с такого расстояния…

— Ты же знаешь, Алхимик не покидает ставку, да у него и там проблем хватает, — Гвальд не обратил внимания на толковое замечание Бел-Атара и продолжил свою тираду. — Лан вечно занят, Учёный же меня буравит таким жутким взглядом, что по спине мурашки бегут, у него точно дурной глаз, а Ватрушка… ну, Ватрушка в первую очередь маг, а во вторую — знатный господин, пускай и в опале. Или в первую очередь он знатный господин? В общем, я хотел сказать, что Ватрушка у нас — белоручка, он не умеет даже как следует грести, и от него проку, словно от дождя зимой. Управляться на славу он может лишь с двумя делами, так что…

— Не переживай, я не в обиде. Могу и днём отоспаться, если что, — Касарбин скрестил руки на груди и отвернулся в сторону. — В конечном счёте, я хочу как-нибудь сразиться с уграшами и попытать своё счастье…

Он изучал, как на чёрной воде пляшут медные блики от огней Янтарной башни. Под ногами иноземца лежали рыболовецкие снасти, однако ни Гвальд, ни сам Бел-Атар никогда ими не пользовались. Потому что всё, что бы они не предпринимали, всё, за что бы не брались, всё это было просто представлением. Одним большим обманом.

— Сразись лучше со мной, я-то тебя пощажу, — Гвальд растянул губы в коварной и малость зловещей улыбке, и принялся жевать вяленую рыбу, которую притащил с собой. — А попытать счастье можешь с Лили.

— Ох, замолкни уже! — Касарбин устало мотнул головой, совершая привычный жест и как бы отбрасывая с глаз нависшие волосы. — Не нужно искать во всех своё отражение. Я предпочитаю оставаться заядлым холостяком. Это у вас в королевстве для всякого предусмотрена пара…

В Элисир-Расаре многие вещи делились на две противоположные части, соединяющиеся в целое, сложное понятие: жизнь и смерть, зима и лето, пресные реки и солёные озёра. Даже два верховных бога — Великая Кисарит, мать в водах, и Великий Одакис, отец в зарослях, — всегда находились подле друг друга, точно так же, как и лица, которые занимали трон: Нин-дар-дин и Нин-дар-нана. Они никогда не существовали по одиночке, и лишь слияние двойного начала давало им силу, ровно, как и право на престол.

— …а у меня на родине ты и сам по себе хорош, — Касарбин поднял вверх одну бровь так надменно, что Гвальд прочувствовал груз его упрёков на собственной шкуре слишком отчётливо. — Тем более, незачем Лили связываться с мужчиной, на шее которого уже висит одно проклятье.

— Зависит от того, веришь ли ты в подобное или нет, — снова хмыкнул собеседник.

На сей раз Гвальд вгрызся в яблоко, желая перебить неприятный привкус во рту.

— Может, хотя бы сегодня порыбачим по-настоящему? — немного печально спросил Бел-Атар.

Он продолжал смотреть куда-то вдаль, за горизонт, и его угрюмая фигура, сжавшаяся и закутанная в тёмный походный плащ, выглядела очень сиротливо.

— Друг, ты ведь знаешь, я терпеть не могу рыбалку. Но ты не стесняйся, прошу.

Касарбин даже не пошевелился, только спустя пару минут тоскливо заключил:

— Значит, вы никогда не собирались продавать Солнечную иглу Виликарты, она нужна вам с Главой для иных целей… Вы… планируете передать её наследному принцу? Чтобы исполнить пророчество своими руками? Превратить этот загадочный камень в символ того, что, мол, его лично боги избрали и призвали на престол?

Бел-Атар припомнил недавний разговор, что у него состоялся с Гвальдом, и в этом мрачном и заброшенном месте, опасном и одиноком, решил расставить все детальки в соответствии с первоначальным чертежом.

— Можно и так выразиться…

— О тебе-то мне известно, но какое отношение Глава имеет к правящему дому? Как звучит её истинное имя? Что… что, демоны меня пожри, эльфийка из этлиаров забыла в Элисир-Расаре и почему она так озабочена судьбой Амуинов?

— Не поверишь, но иногда я задаю себе тот же вопрос…

Настроение обоих мужчин бесповоротно испортилось, и до конца ночных бдений в лодке оба пребывали в глубоких раздумьях, однако, каждый размышлял о своём.

Откровенно говоря, Гвальд сам ни единожды ломал голову над тем, почему Глава делала всё то, что она делала. Зачем этой сильной, ловкой и умудрённой женщине, обладательнице выдающихся способностей и разветвлённой сети связей, вообще понадобилось помогать наследному принцу, когда она могла давно убраться восвояси? Краем уха Гвальд слышал, что былой господин Главы, некий повелитель Мирн Разора, призвал её обратно, только, отчего-то воительница никак не решалась двинуться в путь… Что держало её в Исар-Диннах? Неужто вечная кочевница изменилась под влиянием чужеродного климата и тоже пустила корни? Это вообще возможно? Разве может дать корни то, что природой было создано, дабы путешествовать по свету, как перекати-поле?

Гвальд был человеком и не знал ответа на данный вопрос. Он познакомился с Главой ещё на службе во дворце. Эльфийка зарекомендовала себя как преданная, дальновидная и участливая наставница Его королевского Высочества наследного принца, и носила тогда редкое, чужеземное имя Ирмингаут. Когда в Янтарном дворце начались перестановки, Гвальда сместили с поста капитана стражи, после чего увещеваниями и угрозами обязали вовсе оставить службу. Ситуация накалилась до того, что ему пришлось позабыть собственное имя, ведь захватившие власть вельможи желали уничтожить его, как приверженца правящей семьи Амуинов. Гвальд думал даже бежать из столицы, но крепкие убеждения не позволили ему бросить всё то, ради чего он трудился из года в год, то, ради чего он примкнул к рядам военных. И, внезапно, его мать и сестру сразил неизлечимый недуг, от которого женщины погибли. Вроде, страшный поворот событий, но смерть и болезнь — такие же неотъемлемые частички жизни, как процветание и размножение. Моранна, богиня разложения и пупырей, забрала к себе дорогих сердцу Гвальда людей, зато ему взамен подарила новую жизнь — без слабостей, без рычагов давления, и без угрызений совести.

Гвальд обрёл полную свободу действий, и именно тогда на него вновь вышла Ирмингаут, покинувшая королевский двор многим позже, и предложила старому знакомому запутанный клубок из сложной авантюры. Гвальду было всё равно, кто сядет на престол — Сэль Витар, или кто-то другой, лишь бы это было законно, и только бы смести прочь нечистоты в виде Зармалессии и Главного советника. В тайне он мечтал, что сумеет распутать скомканные нити плана Главы, а затем привяжет первый конец верёвки к собственному пальцу тогда, как вторым оплетёт перст Ирмингаут, соединяя две судьбы в одну тугую упряжь. Всё это — глупые фантазии, конечно, но у чего ещё искать утешения в час исчезновения света?

Когда мнимые рыбаки вернулись в ставку, и в очередной раз без улова, уже была глубокая ночь, поэтому никто из мужчин не обратил внимания, насколько сильно усугубился тошнотворный и отравляющий запах, что доносился из спальни Алхимика — оба рухнули на койки и погрузились в блаженное забвение.

Правда, поутру игнорировать подобное стало невозможно. У Гвальда и Ирмингаут имелись дела в верхнем городе, и мастер покинул ставку первым, избежав большей части всего того неприятного и непредсказуемого, что произошло в дальнейшем. К обеду вдруг сернистый запах утих, однако в воздухе появились нотки чего-то горючего, потом раздался хлопок и стены содрогнулись, а затем из-за запертой двери Алхимика засочилась странная, пенящаяся буро-ржавая жидкость, вызвав ужасный переполох в доме.

Алхимик во время происшествия потерял сознание, Гвальд и Учёный отсутствовали, Ватрушка вообще находился в отлучке по семейным обстоятельствам, и с приключившемся были вынуждены разбираться вдвоём Глава и Бел-Атар. Но рук страшно не хватало, ведь нужно было спасать уцелевшее зелье, и эльфийка отправила Лили за Момо, который заседал где-то в таверне «Золотой самородок». В действительности, переодевшись в женское платье, Момо вовсе не развлекал почтенных гостей, как это могло показаться со стороны, а пытался выведать нечто очень важное для всего братства, и лучше было бы его не отвлекать во имя общего блага, однако лишь он один знал как вскрыть хитрый замок и ослабить крепления на бидонах, в которых «зрели» ингредиенты для снадобья.

Основная проблема заключалась в том, что Лили представления не имела, где же располагалась эта проклятая таверна, да и проводить её никто не мог… никто, кроме Носатого. К счастью, ручной зверёк обладал выдающимся интеллектом и демонстрировал редкостное понимание, которому позавидовали бы многие двуногие. Не то, что бы мохнатый приятель Лана знал человеческий язык, но он определённо был умней собак и лошадей, и Лили мчалась сломя голову по той дороге, которую ей указывал Носатый.

На всякий случай девушка прихватила с собой плащ для Момо. Во-первых, вряд ли паренёк подобающе оделся для дневных прогулок, и, во-вторых, на Исар-Динны вот-вот должна была опуститься буря. Небо уже почернело так, что день сделался мрачнее ночи, воздух постепенно густел, наполняясь влагой, и сейчас любому путнику пригодилась бы хоть какая-то защита от дождя. Лили на одном дыхании добежала до таверны, взмыла вверх по ступенькам и уже в дверном проёме ей на плечо запрыгнул Носатый, обвивая шею травницы мягкой петлёй из своего пушистого хвоста.

— Но-но-но! Попридержи-ка коней! — прямо на входе Лили поймал недовольный, краснощёкий и усатый привратник. — Куда поскакала? У нас тут приличное заведение, а ты одета в лохмотья!

— Простите? В лохмотья?! — девчушка возмущенно сверкнула глазами на мужичка в чистом и опрятном переднике и попыталась вырваться из его смертельной хватки.

Однако он не сдался, и нарушительницу не пропустил. Привратник держал Лили крепко-накрепко за предплечье, но ни жестокости, ни безжалостности к ней не проявил.

— Простите, — дорогой-дин, но-мне-срочно-нужно-пройти. Мне-очень-надо-увидеть Аллаю Фею Миража, — зачастила Лили так резво, что слова отлетали от её зубов, словно град от центральной мостовой, поэтому привратник ничего толком не понял, он услышал лишь «бац-бац, бум-бабац».

— Чего? Не пущу я тебя, девчонка. Тебе сколько лет-то? Сие заведение только для взрослых! Уходи, покуда цела!

— Добрый дин, умоляю, мне срочно нужна Алла́я, где она? Алла-а-а-а-я-я-я?!

Таолили закричала, вцепляясь своими маленькими проворными лапками в передник мужичка.

— Ты чего шум подняла, сумасшедшая? Распугаешь наших гостей! Не пущу я тебя… особенно с этой крысой на плече! Ты же вся в пыли и грязи, ещё испачкаешь полы и…

Выдавая одно оправдание за другим, мужик проталкивал Лили обратно на выход, но она отчаянно упиралась, прикладывая массу усилий, ведь крайне ответственно подошла к заданию, что поручила ей Глава. В конце концов, рыжеволосая травница уже сама вложила труды и душу в зелье, которое мастерила на пару с Алхимиком, и не хотела теперь, чтобы все старания пропали задаром лишь потому, что какому-то нахалу не по нраву пришёлся её наряд.

Вдруг носатый запрыгнул на привратника, из-за чего тот опешил, и, оттолкнувшись от широкого мужицкого плеча, сиганул вниз, пробежался по деревянному полу, залетел на перила лестницы и вскоре уже оказался на втором этаже таверны. Там размещались отдельные полузакрытые кабинки, где за одним из столов и сидела «Аллая» в компании подозрительных вояк средних лет, очень славно экипированных. На «Аллае», а, вернее, на Момо сегодня был надет парик с длинными, прямыми волосами и лёгкой чёлкой. Передние пряди чуть уводились от лица с помощью кос и сзади закручивались в аккуратный пучок, скреплённый шпилькой и украшенный свежими цветами. Никому бы в голову не пришло, что хозяин столь роскошной гривы и невинной, обворожительной мордашки с нежным розовым румянцем — от рождения мужчина.

— Эй! Куда? Куда помчалась твоя огромная крыса?! — в панике завопил привратник, напрочь забывая о Лили.

Он побежал следом за животным, приняв здравое решение сперва разобраться с самой серьёзной проблемой. Да и много ли способна принести вреда хрупкая девчонка с улицы, пусть и замарашка?

— Эй! Куда?!

Носатый уже восседал в горделивой позе возле Момо, который, заметив неладное, сразу начал раскланиваться и извиняться перед собеседниками. Ледяным взором он окинул таверну и вскоре узрел Лили, которая добродушно помахала пареньку в знак приветствия. Однако по суровому лицу Аллаи-Момо было не сказать, что тот рад видеть незваную гостью.

Когда нарушительницу Лили оставили в покое, она взялась беззаботно изучать обстановку в «Золотом самородке» — самой знаменитой, дорогой и шикарной таверне в той части омута, которая граничила с благоустроенными кварталами Исар-Динн. Здесь стелился приятный и пьянящий запах благовоний, всюду висели полупрозрачные фиолетовые или тёмно-розовые занавески, а окна, напротив, заслоняли плотные бархатные шторы. На столиках едва различимо поблёскивала металлическая посуда, а в углах цвели пышные, ухоженные растения в горшках, и всё вокруг создавало располагающую атмосферу, наводящую на особенный лад.

Пока Момо прощался с людьми за столиком, к раскрывшей рот Лили ловко подступил пузатый бугай — явно чей-то охранник, тоже охочий до развлечений.

— Нана, ты свободна? — прошептал он Лили, склонившись так низко, что его губы почти задевали верхний край уха девушки.

По спине травницы пробежались мурашки.

— Пойдём прогуляемся до конюшен? Серебряник даю.

— Что…

— Ну же, не упрямься.

Из-за наглой выходки незнакомца привычная дерзость Лили внезапно улетучилась, и она словно потеряла дар речи. Однако стоило только мужчине дотронуться согнутым пальцем до шеи девчушки, как её кровь тут же вскипела от ярости.

Лили посмотрела на нежеланного ухажёра с нескрываемым призрением, после чего приготовилась пуститься во все тяжкие в области оскорблений, но тут раздался знакомый голос:

— Вот ты где, сестрица. Тебя всё ещё допекает кожный зуд? Заза передала тебе мазь от нарывов и гнойников…

Рядом стоял Момо, и выглядел он совершенно равнодушно и холоднокровно. У Лили щёки вспыхнули, однако ложь сработала: бугай-охранник искривил брови в отвращении и безмолвно удалился.

— Ты зачем сюда притащилась? Репутацию мне портить? — злобно прошипел Момо, склоняясь ближе к посетительнице.

Он ухватился за запястье Лили и увлёк её в первый попавшийся коридор.

— Скандал задумала устроить? Не знаешь, когда надо держать рот на замке…

— Нам срочно нужно домой, там беда! — Лили не вняла наставлениям парнишки.

Она вцепилась в плечи Момо и принялась слегка трясти свою незадачливую жертву.

— Там беда! Бочонок взорвался… и… весь дом в какой-то жиже… и мы… мы не можем ослабить напряжение в другом бочонке… надо срочно домой.

Таолили взмахивала руками в такт сумбурным речам, пока Момо поправлял роскошные одеяния, потревоженные негодницей. Сегодня его тело прикрывал превосходный балахон с широким воротом, выполненный из искусной тёмно-индиговой ткани и расшитый серебряными цветами. Сужающийся на талии за счёт шнуровки, он прекрасно облегал фигуру и подчёркивал изгибы. Правда, стоило Момо услышать «бочонок взорвался», как на невозмутимом лице парнишки нарисовалась нервная гримаса, и он начал поспешно распоясываться.

— Какой именно бочонок взорвался? Красный бочонок А или красный бочонок Б? Или… зелёный бочонок? — последнее предположение повергло Лана в настоящий шок, и актёр побледнел от ужаса.

— Красный бочонок Б, — выпалила Лили.

— Ну, это не такая большая беда… Нужно закопать зелёный бочонок в землю…

— Мы уже закопали, но Гвальда нет, а Алхимик потерял сознание, и мы не знаем, как открыть замок, чтобы выпустить лишние газы…

— Ну, а что ты раньше-то молчала? — вскипел Момо, взмахнув рукой.

— Аллая… всё в порядке? Тебя спрашивают гости, — к двоим переговаривающимся подошла темноволосая особа в соблазнительном облачении.

— Нет, всё омерзительно, — Лан раздражённо зашипел на сотрудницу дома увеселений, уже не стараясь играть голосом и не притворяясь женщиной. — На сегодня я закончил, мне нужно бежать. На, спрячь это, — он всучил приятельнице свою драгоценную накидку, из которой только что выпутался, и потащил Лили к дверям.

Сейчас на Момо красовался весьма странный и откровенный наряд из бордовой, полупрозрачной материи, подхваченный чёрным поясом. Нижнее одеяние оставляло довольно мало пространства для воображения, зато давало большую свободу глазам, оголяя и руки, и ключицы, и даже левую ногу благодаря глубокому разрезу с боку, и теперь каждому было очевидно, что перед ним возвышается мужчина. Лили наморщилась и накинула на плечи лицедея тот плащ, что принесла с собой.

— Там буря надвигается, прикройся.

Вдвоём, они выбежали на улицу, и уже снаружи к погорельцам присоединился Носатый. Только Момо собирался перевести Лили на противоположную сторону дороги, как заметил возле торгового дома одного типа со свитой, с которым сейчас никак не желал встречаться.

— Проклятье, что старику не сидится на месте?! Пойдём другим путём.

— Самым коротким! Ты очень нужен Главе! — взвыла Лили молящим тоном, но Момо всё равно решил изменить маршрут, уж больно он не хотел сталкиваться с главой братства Золотой Луны лицом к лицу.

— Я ещё с прошлого раза этому плешивому хрычу денег должен, так что… сюда!

Момо увёл Лили на неизвестную, запутанную улочку. Вскоре он ослабил пальцы и отпустил руку, позволяя девчушке самостоятельно идти вперёд. Буря, несмотря на то что набирала мощь с каждым протянутым мгновением, всё никак не могла разразиться, и по земле едва постукивал прохладный дождь. Тьма сгустилась почти непроглядная, а фонарей никто не зажёг. Внезапно беглецы налетели на каких-то грузных купцов, которые сами искали, где бы укрыться от непогоды, только заблудились. По одеждам чужаков Момо сразу догадался, что те — торговцы солью из На́триса, города на землях дома Чёрных Ворот, а их порода славилась дурным нравом.

— Эка удача! Какие прелестные цветы! — воскликнул один из троих, бородатый и затянутый в светло-зелёный кафтан. — Неужто нам боги улыбаются, и теперь все невезения мы обернём в час звезды!

— Куда спешите, красавицы? — подхватил второй слащавым голосом. — Мы здесь в гостях, не покажите ли нам столицу, как добрые и порядочные барышни?

Приезжие были значительно выше и внушительнее Момо, не говоря уже о Лили, и они быстро решились на крайние меры — под покровом тьмы, под прикрытием бури и во мраке узких, безлюдных улочек они взялись обступать тех, кто показался им лёгкой добычей.

— У нас есть лишние монеты, а вы ведь торгуете вразнос цветами, не так ли? — промурлыкал третий, скользнув нескромным взглядом по наряду Момо.

— Вы заблудились, добрые дины? — спокойным и бесчувственным тоном выдал парнишка, попутно пытаясь свести друг с другом полы плаща, что всучила ему Лили. — Здесь неподалёку имеется славная харчевня, которую стоит посетить всякому приезжему, я вам…

— Мы бы лучше посетили тебя, — блеснув чёрными глазами, прошептал бородач.

Он поднял было руку, желая схватиться за одежду Момо, однако Лили не позволила этому случиться. Она прекрасно помнила наставления Гвальда касательно того, что Лан терпеть не может, когда его трогают без дозволения незнакомцы, поэтому, совершенно не подумав, перехватила руку главаря торговцев и угрожающе сжала его запястье. Первые пару мгновений никто из мужчин не сообразил, что вообще произошло, и только по лбу испуганного Момо заструился пот. Он извернулся, выгнул спину и прильнул к обширному брюху настырного господина, пуская всё своё обаяние в ход.

— Дин, ты нас с кем-то перепутал, — запел Лан и столь обольстительно улыбнулся, что купец сразу подобрел. — Взгляни же сам, моей сестрёнке нет ещё и четырнадцати лет, она даже не понимает, о чём ты толкуешь…

Момо, распинаясь перед торговцами солью, незаметно потянулся левой рукой к собственному поясу, в складках которого был припрятан кинжал. Он так не хотел прибегать к секретному оружию, и марать себя кровью, только Лили почти не оставила шанса на иное разрешение ситуации. Однако сверкнула молния, затем раздались оглушительные раскаты грома, Носатый встрепенулся и со всей прыти побежал в самый страшный, полуразрушенный и обветшалый особняк.

— Носатый, нет! Куда ты? — позвал зверька Лан, но питомец не вернулся.

Пока растерянные купцы хлопали ртами, Момо взял Лили за запястье и потащил её в заброшенный храм богов, где только что скрылся зверёк.

— Красавицы! Куда же вы? Мы ведь пошутили! Не убегайте!

— Идите с миром, но только не заходите в этот дом, там видели воплощений утопших! — заголосили перепуганные торговцы. — Эй, ау?

Момо ничего не слышал о воплощениях утопших, которых якобы видели в заброшенном храме Шалви́ры, однако он прекрасно знал данное строение, и как раз собирался срезать путь сквозь него. В конце концов, парнишка не единожды посещал это здание ещё до запустения, а после его падения и частичного разрушения так вообще обосновал там свой тайный уголок.

— Ты! Ты неотёсанная и глупая деревенщина! — рычал Момо, пока волочил Лили по разбитым ступенькам вниз. — Никогда не знаешь, когда следует помалкивать! Мне чуть не пришлось пустить в ход это.

Рассерженный парнишка резким движением выхватил кинжал и поднёс блестящее лезвие к лицу спутницы.

— Или лучше было отдать им тебя на растерзание и посмотреть, что за мерзости они с тобой сотворят?

— Но я ведь! Я же! — всхлипнула взбешённая Лили, всплеснув руками перед собой. — Я же за тебя переживала!

— Заткнись! Нет нужды за меня переживать! Я — опытный игрок, и знаю, когда и что полагается ставить на кон, а ты чуть было не подвела меня под преступление. Ещё раз такое выкинешь, и, Одакисом клянусь, я не буду прикрывать твоё невежество, — Лан грубо тащил Лили в глубины подземелий храма Шалвиры, который очутился не таким убогим, каким выглядел со стороны.

Таолили не могла осознать причину гнева своего подельника, ведь, по личному мнению девушки, ей двигали исключительно благие намерения: травница не желала давать в обиду младшего брата из Белой Семёрки. Однако, в итоге, нарвалась не просто на сопротивление, а на нечто давнишнее и закоренелое. Будто случайно надавила на старинную, незатягивающуюся рану, что терзала Момо до сих пор. Впрочем, иногда приходится проливать многое ради того, чтобы залечить гнойный нарыв — и слова, и пот, и слёзы, и даже кровь. Нужно только собраться с духом и вскрыть его.

— Умерь свою гордыню! — продолжал разоряться Лан, пока спускался по секретному проходу в подземелье храма. — Гордость вообще не для таких, как мы с тобой.

— Каких, «таких»?

Впереди простиралась обширная лестница, выдолбленная прямо в горной породе, а над головами путников смыкался ухабистый скалистый свод, где поблёскивали мелкие бесцветные кристаллы. Свет в пещеру проникал через специальные пазы сверху, вернее, проникал бы, если бы на улице блистало солнце, однако даже без дневных светил здесь можно было вполне свободно передвигаться, ведь под ногами колыхались травы с бело-серебристым пушком, излучающим сияние.

— Красивых и безбородых, — уже спокойно вымолвил Лан.

Уверенной походкой он углублялся в пещеру, однако глаза его никак не могли найти мохнатого приятеля, и потихоньку тревога вновь занимала сердце Момо.

— Носатый! Носатый? Где ты?

Актёр повёл спутницу в своё тайное убежище, решив, что питомец просто испугался грозы и уже укрылся в привычном месте.

— Прошу тебя, нам правда очень, очень нужно домой.

— Без Носатого я никуда не пойду.

— Но… он ведь умный, он сам найдёт дорогу в ставку.

Парнишка не желал поддаваться на уговоры, он даже не реагировал на увещевания и мольбы Лили, и вскоре эти двое добрались до узкой расселины в материнской породе, замаскированной старой рогожей, на которую кто-то нанёс кровью жутковатые символы.

— Это ведь… это ведь части проклятья? И кровь! — взволновано прошептала Лили.

Тем временем Момо отодвинул занавеску и прошмыгнул в каверну.

— Ну, да. Сюда повадились захаживать Служители костей, однако они меня не замечают, или, по крайней мере, делают вид, что не замечают. Я стащил эту ткань у них.

— Ты… ты шутишь?! Или спятил?!

Травница нырнула за парнишкой в расселину, и тут же очутилась в тесном помещении.

— Ты захватила светляков? — поинтересовался Лан.

— А… да, вот, — Лили извлекла из накладного кармана в платье два небольших, продолговатых цилиндра.

— Как следует разотри их в ладонях, а затем пару раз ударь друг о друга.

Пока Момо говорил, девушка слышала, как шелестит его одежда. Она поступила так, как ей велели, и вскоре в женских руках засияли зелёным два цилиндра — так называемые «светляки», переносные и бездымные источники света, которые смастерил Алхимик. Огонь озарил тёмную коморку, и внезапно Лили узрела мерцающую, белоснежную кожу Момо, который отчего-то надумал переодеться и полностью разоблачился, но забыл об этом предупредить спутницу. Лан стоял совершенно голый, он уже снял парик и натягивал штаны на свои стройные, изящные ноги, когда неподготовленная Лили увидела его во всей красе. Впервые в жизни она столкнулась с подобным представлением — перед ней возвышался прекрасный, светловолосый юноша совсем без одежд. Лили нервно сглотнула, а затем суматошно отвернулась, чем вызвала в Момо лишь всплеск смешливости:

— Ой, да ладно! Ты ведь из деревни!

Лан быстро натянул штаны, нижнюю рубашку и сложно скроенную куртку, сшитую из чёрно-серных полосок кожи, что очень удачно обрамляли его плечи, делая их шире и внушительней. Изнанку изделия подбивала тёмно-золотистая шёлковая подкладка, чуть-чуть выступающая вперёд на высоком воротнике-стойке, цвет которой оттенял пшеничные волосы владельца, и в голове Лили промелькнула мысль, что никогда прежде Лан ещё не был так статен и хорош собой. Больше он не напоминал девчонку. Закинув на спину свёрток с париком и нарядами, Момо наклонился к земле, ведь наконец к нему приблизился Носатый. Зверь вскарабкался на плечи хозяина, и Момо снова выдвинулся в путь.

Оставив позади секретное убежище и преодолев длинную галерею, Лан и Лили собирались покинуть пещеры, но в соседнем помещении вдруг замаячило пламя факелов. Должно быть, это Служители костей вернулись, и, разумеется, молодые люди не планировали тревожить их или выдавать собственное местоположение неприятелю. Тем более, Момо давно вёл за завсегдатаями заброшенного храма слежку, он знал, что здесь окапались пять или шесть бродяг, которым то ли приятно было притворяться частью зловещей банды, то ли такое соотношение просто приносило негодяям выгоду — не важно. Однако сегодня юноша заметил, что в храм Шалвиры явились настоящие представители культа Служителей костей, и, вдобавок, поначалу на них были надеты странные маски с опухшими, синюшными лицами и лохматыми космами, в которых застряли водоросли. Понятно, что пришедшие изображали из себя воплощений утопших, видимо, дабы посеять панику среди народа и отвадить всех желающих заглянуть сюда на огонёк.

Лан спрятал палочку светляка за пазухой и приблизился к дверям, из которых лился свет. Жестом он приказал Лили оставаться на месте, только взбалмошная девчонка его не послушалась. Она тоже припрятала сияющий цилиндр, и подошла к дверям. Впереди обозначился небольшой пролёт деревянной лестницы, уводящий ещё ниже в подземелье. Площадку обзора огораживал хлипкий забор, а сверху, с навеса, что защищал от стекающих по потолку струек воды, спускались отрезки рогожи, испещрённые кровавыми символами.

Момо и Лили безмолвно придвинулись к парапету, словно заколдованные. Они стояли плечом к плечу, и от общей залы их скрывала ткань, однако в прорези и щели наблюдателям сверху было вполне неплохо видно всё, что творилось внизу.

Служители костей группировались возле самодельного алтаря, где в клетках и корзинах последнего часа дожидались животные: змеи, лисы, барсуки и кролики. Культисты поклонялись одному из воплощений Моранны, богини разложения и пупырей, которую именовали Отравляющей Фаха́рис, и приносили ей в жертву тех созданий, что обустраивали свои жилища в норах, а потом зачаровывали пролитую кровь и уже ей чертили проклятья. Вокруг этих чёрных волшебников, облачённых в маски и капюшоны, частенько вились жуткие охотничьи псы, натренированные на травлю зверей и изувеченные магией.

До лазутчиков доносились обрывки разговора:

— …порази чума этих богомерзких Воинов Вереска! Толкуют, будто они заседают и в тавернах омута, и за Мраморными воротами, и даже… даже на медном холме!

— Не мели языком! Тебе какое дело? Хозяин не беспокоится, и ты тоже не трать силы на этот вздор. У нас свои заботы, у хозяина — свои.

Первосвященник, отчитавший подчинённого, вскинул руки вверх, словно приветствуя и чествуя возлюбленную богиню, и Лили смогла рассмотреть тёмные отметины и струпья на его морщинистой коже. Она вздрогнула от отвращения, и хотела было вцепиться в Момо, только вовремя остановилась. Похожие язвы были меткой страшной, дикой болезни, и недужные часто присоединялись к Служителям костей просто потому, что их нигде более не принимали.

— Быть того не может, это ведь… оспа предков, — тихо прошептала травница.

— Скорее всего. Нам лучше убраться, — кивнул Момо.

Однако стоило ему подтолкнуть девчонку на выход, как внизу прозвучало то, что особенно заинтриговало актёра. Начался кровавый ритуал, и верховный жрец, после произнесения молитв и хвалебных речей в адрес богини, провозгласил:

— …раны не затягиваются и болезни не проходят, чтобы воин, этот страж теней, мог быть всюду… тому, кто совершит богатые жертвоприношения, всевышними уготован тот же путь, что и для героев! Отравляющая Фахарис займёт престол во время празднества Дней Великих Жертв, и да отразится её священный облик в зелёной воде под лазурными небесами!

— Да отразится он в зелёной воде под лазурными небесами! — заголосили культисты.

— «Во время празднества Дней Великих Жертв»?! — ошеломлённо повторил Лан.

Он суматошно уводил Лили прочь, ведь помимо незапланированного шпионажа за прокажёнными у обоих имелись прямые обязанности перед братством, которые не могли больше ждать. Но и Момо тоже никак не мог избавиться от влияния всего того, что он видел и слышал сегодня, случайно либо намеренно. Замерев на полпути, он изъял из кармана скомканную бумажку, что ему передал в конце беседы один из капитанов Воинов Вереска ещё в таверне «Золотой самородок», как раз тогда, когда Лили заявилась и выдернула Лана с задания. На помятом листке неровным, надломанным почерком были выведены простые слова: «накануне празднества Дней Великих Жертв». Это совпадение… так ведь? Момо задумчиво повёл бровью.

— Оспа предков! И представить не могла, что увижу её метку собственными глазами! Жуть какая! Момо! Момо, это сильно заразно? — причитала Лили, пока Лан упорствовал в молчании, показывая спутнице правильную дорогу. — Служители костей в последние годы заработали себе зловещую репутацию, всюду вымогают деньги, страх наводят…

Кто-то в глубине залов громко завыл, и Носатый, до этого мирно дремлющий на плече парнишки, вдруг ощетинился, спрыгнул вниз и помчался назад.

— Ах, проклятье! — оскалился Лан, и его белоснежные, острые зубы блеснули в мистическом зелёном сиянии, исходящем от светляков. — Вернись! Носатый! Куда ты?! Да что с ним творится сегодня?

Момо было кинулся на поимку пропажи, но Лили вцепилась в кожаную куртку напарника.

— Нет, не оставляй меня здесь. Не ходи за ним, это чересчур опасно!

Спутник окатил девицу строгим и суровым взором, как бы напоминая о собственной неприкосновенности, и Лили медленно разжала пальцы.

Наверняка, охотничьи собаки что-то учуяли, и навострились на Носатого. У Лана от подобных догадок содрогнулось сердце.

— Иди прямо, пока не увидишь старый межевой столб, от него выбирай вторую тропу слева, и вскоре очутишься снаружи, недалеко от перекошенного дома. Знаешь, как от перекошенного дома добраться до ставки?

Юноша был столь серьёзен и сосредоточен, что с ним даже Глава не взялась бы спорить сейчас, и Лили покорно покачала головой в знак согласия. Так они и разошлись по сторонам — Лили двинулась на поверхность одна, а Лан поспешил назад за Носатым.

Пока девушка шла до межевого столба, её донимали полчища разнообразных мыслей, перетягивая то вправо, то влево, но она старалась держаться заветного — золотой середины, всякий раз ища равновесие, что казалось особенно полезным тогда, когда путь пролегал по узким деревянным балкам, переброшенным через расселины. Помогало ли это? Не совсем, если говорить честно.

Добросовестная Лили собиралась быть прилежной и у столба уже сделала робкий шаг на вторую тропу слева, но в груди её что-то защемило и заёрзало, девушка передумала и ринулась обратно к Лану. Только далеко идти не пришлось, актёр встретил беглянку возле валуна из скальной породы за углом.

— Что… ты почему здесь?

На руках он нёс Носатого, который, вроде как, повредил переднюю лапку. Лили подпрыгнула к Момо и приняла животное со словами:

— Позволь взглянуть, — изучив повреждения, травница со знанием дела заключила. — Невелика беда, это быстро заживёт, в отличие от твоей дурной башки. Зачем ты вернулся назад? Зачем рисковал жизнью ради зверя? Это что… кровь? — на правом борту куртки Момо мерцали бордовые капельки, хотя было непонятно, кому именно они принадлежат.

Но юноша не желал отчитываться за собственные действия. Плотно стиснув губы, он двинулся на выход в быстром темпе, а Лили так и осталась топтаться позади. На долю мгновения ей примерещилось, будто она заметила потусторонний свет в очах парнишки, обернувший его стальные, замёрзшие радужки синим пламенем и превративший их в два блестящих глаза из павлиньих перьев. Но… это всего лишь игра воображения. В конце концов, Момо был известен ещё и под именем «Фея Миража».

Уже вблизи поверхности, где с небес вовсю хлестал проливной дождь, Лили в последний раз посмотрела на Лана под зелёными лучами светляков и вкрадчиво произнесла:

— Кем на самом деле был хозяин Носатого?

— Замолчи, — холодно одёрнул её актёр. — Неважно, я ничего не помню. Но почему-то по-прежнему чувствую…

Он грубо отнял своего поникшего и раненого хвостатого приятеля у сердобольной няньки, что вечно совала нос в чужие вопросы, закутался в плащ и побежал к ставке Белой Семёрки в гордом одиночестве. Однако, невзирая на ливень и ветер, Лили его догнала и прокричала что есть мочи:

— А как открыть замок на красном бочонке А? Не поделишься секретом?

— Надо просто отодвинуть крепление, просунуть палец в отверстие и нажать на кнопку. Но у вас всё равно бы ничего не получилось.

— Почему? Пальцы не такие тонкие и длинные, как у тебя? — Лили в упор уставилась на Момо, скорчив такую недоумённую и любопытную гримасу, что парень чуть было не расхохотался, отбрасывая прочь неприступность и упёртость.

— Нет, — он демонстративно поднёс к лицу свой перст указующий и дунул в него, — но нужно владеть особенным огнём.

После этих слов Момо со всех ног бросился к ставке, хотя, наверняка, было уже слишком поздно для того, чтобы куда-то торопиться.

— Что?! Ты имеешь в виду магию?! — и вперёд его погнал резкий голос Лили, будто плеть погонщика рабов. — Разве ты умеешь колдовать? Момо! Отвечай немедля!

— Три вещи, — чётко отбил языком Эр Данаарн, сотрясая пальцами правой руки. — Мне нужны всего лишь три вещи, Ваша Милость. Арашвир, либбо и тайлин, и тогда уже поговорим о Ваших чаяниях.

Он стоял напротив королевы-матери в одной из многочисленных крытых оранжерей Янтарного дворца. Повсюду здесь было прозрачное стекло тонкой работы, металлические и деревянные опоры, много света и бессчётное количество растений — в основном цветущих и стелющихся. Позади Зармалессии с подвесного глиняного горшка волной ниспадал целый шлейф из какого-то плюща или вьюнка — Эйман не разбирался в подобных вещах, однако он точно знал, что красно-розовые, ещё не распустившиеся бутоны слева от Нин-дар-наны, Госпожи всех земель, — это азалии.

— Вы, господин Эйман, не смеете ставить мне какие-то условия, ибо я здесь — единственная хозяйка, тогда как Вы — мой покорный слуга, — королева чуть-чуть насупила свой носик и слегка провела пальцами по складкам юбки, которые примыкали к узкому, плотному корсету. — Вздумали, будто я буду с Вами торговаться? Будто я уступлю Вам реликвию моей родины, Солнечную иглу Виликарты? Да, либбо у нас имеется в достатке, так что в этом я не буду Вас ограничивать…

— Может, и хозяйка, только вот не единственная. Разве не в этом вся беда? — надменно вышептал бессмертный маг, поднимая вверх левую бровь и заводя руки за спину.

— Не смейте… не смейте так со мной разговаривать! — вспылила Зармалессия, и, поддавшись гневу, совершила один шаг по направлению к собеседнику.

Правда, Её Милость быстро одумалась и изящным жестом приняла полупрозрачный зелёный бокал, полный вина, что покоился на высоком подставочном столике неподалёку, пытаясь выдать собственную ошибку за знак снисхождения. Данаарн немного откинул голову назад и улыбнулся. Он так сильно пропитался ядом непочтительности, что это его заносчивое, неуважительное поведение начало отравлять трезвомыслие королевы, разрушая её самообладание и портя долгосрочные планы.

— Эйман, Вам не позволяется в моём присутствии заводить руки за спину, и, пожалуйста, выпрямитесь, — отчитала Эра Зармалессия, словно нерадивого отпрыска.

— Ох, прошу простить мою дерзость, Ваше Величество.

— «Ваше Величество»… — зачарованно прошептала королева-мать, ибо давненько её никто не называл похожим образом.

Да, она была регентом при несовершеннолетнем сыне, однако ныне к Зармалессии подобало обращаться как к «милости», потому что величество её разбилось о самые простые и посредственные скалы, знакомые каждому человеку — о смерть. После того, как муж Зармалессии, Тэй Алькосур, погиб, она лишилась этого титула, ведь истинная королева может находиться только подле короля, своего главного заступника и предводителя.

— Позвольте спросить, где же я отыщу для Вас тайлин? — властным голосом поинтересовалась женщина.

Она посмотрела в окно, смещая взор с бессмертного лунга, который подкрался слишком близко. По её чёрной, густой косе, украшенной серебряными шпильками в виде звёзд и цветов, скользнули холодные голубые блики.

— Ну, не знаю… Там, где имеются пласты из пал-силбани, всегда есть следы тайлина, — предположил Эр, чуть наклоняясь к собеседнице.

Казалось, что стоит магу ещё разок пошевелиться, как его остриженные по ключицы волосы тут же шатнутся и заденут роскошные облачения Её Милости.

— Вы намекаете на тайлиновую жилу? В Элисир-Расаре нет таких сокровищ! Коли мне не изменяет память, то на просторах целого Ассалгота известна лишь одна жила тайлиновой руды, Гвихс Лом, которая залегала в недрах полуподземного города Эрнарин, и которая давно истощена!

Металл, что обсуждали двое заговорщиков, обладал невероятными свойствами, такими как прочность, гибкость и непреклонность, а ещё он не поддавался зачарованию. На него не влияли две самые непостижимые и разрушительные силы Ассалгота: время и магия. Тайлин не старел и не ржавел, подобно золоту, но был крепким, твёрдым и мощным, точился острее стали, и отличался белоснежным блеском и особенной, невесомой лёгкостью. Из-за выдающихся свойств и чрезвычайной редкости, тайлин считался даром богов, что не мудрено, ибо большая часть его мировых запасов была получена из метеоритов, упавших на земли планеты давным-давно, и нынче цена на предметы из «небесного» металла взлетала выше тех самых звёзд, которые когда-то создали его в своих же недрах.

— Вы никогда не найдёте то, что ищете, — внушительным тоном изрекла королева-мать, и сверкнула глазами на Эра Данаарна, который явно пытался оплести её какими-то лживыми чарами.

— Это забавно, ведь Вас ждёт тот же исход, — тихо прошептал Эйман, и на мгновение Зармалессии почудилось, будто воздух вокруг него сгущается и наливается майном. — Однако, Вы так и не поведали мне, что же это? Чего Вы хотите? Чего жаждет Ваше сердце, куда стремится взор? Стать единственным властелином в Янтарном замке? Боюсь, даже мне это не по силам, ибо я не могу превратить Вас в мужчину…

Вены Зармалессии напряглись, а в висках застучала кровь. Бессмертный совершенно бесцеремонно занёс руку на почтенную фигуру Её Милости, однако она не дрогнула и не отступила. Данаарн аккуратно провёл острым коготком по плечу женщины и продолжил увещевания:

— …Вы забрались высоко, на самый пик, только вельможи и дворяне по-прежнему смотрят на Вас сверху вниз, ибо Вы — женщина, и мне этого не исправить, каким бы могучим колдуном я не был. И мёртвых я тоже не могу воскресить, во всяком случае, в том виде, в котором они бы устраивали живых. Так что, и драгоценного мужа я не сумею Вам вернуть, мне не воплотить Ваших желаний…

— Прекратите это немедля! — опомнилась королева и грубо ударила ладонью по пальцам нахала. — Да что Вы себе…

— Чего же Вы тогда от меня хотите? Говорите прямо, жизнь человека слишком коротка, чтобы он мог позволить себе теряться среди недомолвок.

— Вы должны стать моим союзником, моим верным другом. Проявить истинное лицо перед народом, продемонстрировать знати мощь, и объявить волю богов — то, что именно я обязана занять престол раз и навсегда, до самой смерти.

— Союзником? Другом? — усмехнулся Данаарн. — Вы же дочерь знатного рода, у таких, как вы, не бывает ни искренних союзников, ни друзей, ни врагов. Есть только те, кого вы можете использовать, и те, кто может использовать вас. Так давайте же без лицемерия просто-напросто используем наш общий шанс. Найдите мне те вещи, о которых я говорил прежде. Назначьте меня новым наставником Его Высочества наследного принца, и, наконец, снимите с меня этот рабский ошейник!

Последние слова прозвенели в оранжерее, подобно грому, и всё нутро Её Милости съёжилось до единственной крошечной точки размером с горошину.

— Наставником… наследного принца? Я никогда более его к Вам не допущу! Полагаете, я наивная, и не знаю, что это именно Вы — причина тому, что мой бедный сын теперь гуляет по ночам по дворцу, где ему вздумается! Что он возомнил себя взрослым и самостоятельным, и смеет больше не подчинятся воле собственной матери? Отныне Вы перестанете встречаться, ведь я прекрасно вижу, куда устремляются Ваши глаза…

— Лучше бы вы тщательней озирались по сторонам, Ваша Милость, — хитро прошептал маг. — Мой взгляд никак не повредит Его Высочеству, в отличие от иного пристального взора. Думаю, мы оба знаем, кому он принадлежит.

Королева опешила от столь нескромных и наглых заявлений этого грязного игрока. Она принялась теребить складки на собственном платье и перескакивать возбуждёнными зрачками от одного предмета к другому.

— Убьём её! Заткнём ей рот навсегда! — вдруг позади Зармалессии взмыли струи магической энергии, и хоть их по-прежнему видел только Эр, они страшно отвлекали от сути дела.

— Уничтожимжаднуюиразвращённуюволчицу! Свернёмшеюшлюхе!

— Нет, замолчите! — внезапно отрезал Данаарн, резко отвернувшись в сторону.

Однако демон-оборотень быстро пришёл в себя.

— Значит, Её Милость пожелала разлучить меня с принцем? Так же, как она когда-то изжила из дворца его бессмертную наставницу, эту загадочную светловолосую эльфийку? Что Вы предприняли тогда? Думаете, оно сработает сейчас?

Потрясённая королева сперва не знала, что ответить, она лишь беспомощно хлопала ресницами и открывала рот, создавая столь жалкое и ничтожное впечатление, что ещё бы чуть-чуть, и даже у бессердечного Эра в груди бы что-то ёкнуло. Но потом правительница всё же опомнилась, взяла себя в руки и вновь бросилась в атаку, ибо нет на войне лучшего средства самозащиты, особенно, когда твой главный заступник застрял в мире мёртвых, а замок осаждён врагом. Дом, в котором господин почил, уже почти опустошён, даже если госпожа до сих пор стоит на страже его ворот.

— Мой сын — невинное дитя, а Вы тянете его в трясину!

— Кто невинен, тот и пострадает первым. Вот непреложное правило людей. Вы накликаете на него беду намного раньше меня.

— Мой сын!..

— Ваш сын, — в очередной раз Эр перебил Её Милость, однако женщина кожей ощущала могущество, исходящее от бессмертного, и просто подчинилась обстоятельствам, — он от голода готов припасть к любому тёплому плечу, и неважно, чем это тепло подпитывается: дровами в очаге, или диким пламенем. Но огню доверия нет, он распространяется стихийно.

— Вы угрожаете будущему магу-королю? Это измена.

— Я? Это Ваше честолюбие грозит ему. Из Вашего сына может получиться славный правитель, и вот Вам мой добрый совет, госпожа: отступите в сторону, отдайте ему престол и корону, и живите спокойной жизнью в достатке. Потому что иначе Его Высочество скоро окончательно вырастет и поймёт одну очень заурядную вещь: любовь не выдаётся достойному в награду, как бы не были велики его заслуги. Рано или поздно Вы лишитесь власти над ним, а затем из Ваших рук выпадут все прочие бразды…

— Вы… дьявольский противник. Вы — ядовитый змей, и ныне я жалею, что пригрела на груди столь омерзительного гада! В этих краях мы уничтожаем вредоносных тварей.

— Всякому известно, что именно за змей дремлет на Вашей груди, он-то Вас и повергнет в небытие.

— Да как Вы!..

Рядом с Зармалессией вились блестящие, тёмно-фиолетовые ленты из майна, которые временами превращались то в клешни крабов, то в щупальца осьминогов. На мгновение королева-мать будто прозрела, её вновь объял дар ясновидения, и она словно бы воочию увидела чёрный ореол, что стелился вокруг Эймана Эра Данаарна, ядовитого и могущественного демона из потустороннего мира, из Тчелана, что отравлял гарью воздух и заражал водоёмы трупными соками. Однако, ещё в бессмертном наличествовала некая чудовищная привлекательность, манящая и неотразимая драгоценная жилка, столь же редкая и такая же таинственная, как и легендарный металл — тайлин.

Эр в мановение ока оказался возле королевы, схватил её за ту руку, в которой находился бокал, затем с силой сжал женские пальцы. Стекло треснуло, разбилось, и мелкие крошки посыпались на пол. Ударяясь о мраморные плиты, они издавали тихий и приятный перезвон. Зармалессия глубоко вздохнула, но ничего не успела сделать — Эр сам себе вонзил в грудь наиболее крупный осколок бокала, направляя руку Её Милости между собственных рёбер.

От удивления и неприятия Зармалессия опять некрасиво разинула рот, но ни одна мышца на лице Данаарна не дрогнула, он лишь коварно усмехнулся.

— Всё, что пронзает моё тело — разит мимо, потому что не задевает мыслей. Оружие смертных не может навредить мне.

Королева-мать отдёрнула руку и в ужасе отшатнулась от Эймана, пока тот высвобождал пуговицы парадного кафтана из петель. Затем маг расшнуровал рубашку, наглядно демонстрируя свидетельнице зону поражения — глубокую тёмно-вишнёвую расселину с неровными краями, из которой сочилась кровь. Но стоило только Эру обмакнуть палец в дыру, как она тут же принялась затягиваться. Затем мужчина поднёс окровавленную конечность ко рту и облизал её.

— Сладко, — изрёк маг с блаженной улыбкой, и Зармалессия чуть не закричала.

Правда, миновало ещё одно мгновение, и всё вернулось на прежние места: королева стояла рядом с подставочным столиком и до сих пор держала в руках полупустой бокал с вином, Эр Данаарн возвышался напротив неё, но в отдалении, и не было на нём ни ран, ни распахнутых одежд, только отвратительная улыбка рассекала его безупречное лицо, словно опасный и непреодолимый каньон из противоречий.

Сердце Зармалессии бешено колотилось, а дыхание участилось, однако Её Милости всё равно не хватало воздуха, и женщине показалось, будто она вот-вот потеряет сознание. Пальцы Нин-дар-наны безвольно разжались и бокал упал на пол, издавая смачный звон, а вино расплескалось.

— Назначьте меня новым наставником Его Высочества и раздобудьте те вещи, что я велел Вам найти, — зазвучал в заложенных ушах Зармалессии требовательный голос Эра Данаарна, которого уже и след простыл.

— Вы… Вы лишь сеете хаос своим поганым языком! Убирайтесь прочь! Прочь! Изыди, демон!

Королева медленно сползла на пол. Тело больше не подчинялось указаниям хозяйки, его разбила неконтролируемая дрожь. Оранжерея примыкала к частным спальням государыни, и здесь не было ни стражников, ни служанок, и никто не мог видеть слабость Её Милости, так что женщина преподнесла себе невероятно щедрый дар — время на восстановление.

Данаарн же мчался по королевским покоям, словно горячий и сухой пустынный ветер, бормоча себе под нос:

— Научилась лишь раздавать приказы, а править так и не научилась. Печально, когда дети взрослее своих родителей.

— Мы уничтожим её! — нашёптывала ему на ушко подхалимка-магическая струя.

— Сожжёмеё! Сотрёмеёвпорошок! Втопчемвземлю!

— Принц просил за неё, так что даже не думайте ослушаться моего приказа.

— Мы не посмеем! — отвечали разом всё три мерцающих вихря.

— Демоны пожри мою плоть… да задрожат звёзды! — вдруг силы подвели Данаарна, и он пошатнулся.

Уперевшись спиной в первую попавшуюся дверь, маг взялся сетовать на собственное состояние:

— Как же я голоден теперь… где эта ведьма?

Ему на встречу как раз шла престарелая служанка в диадеме и молочно-белой вуали.

— Вы кто такой? Что Вы делаете в покоях Её Милости? Стража! — женщина развернулась и постучала каблучками в противоположную сторону от нарушителя, но её быстро настигли потоки магической энергии.

— Вот она, хозяин! Это она приносит принцу тот напиток каждый вечер!

Почтенная прислужница не могла слышать голосов из иных измерений, однако она слишком отчётливо видела, как из неоткуда, прямо на её пути, возник бессмертный маг со светящимися, золотыми глазами, чью фигуру полностью покрывали крупицы мелкого, блестящего чёрного песка, кое-где отливающего тёмно-бордовым, а где-то — фиолетовым.

Женщина едва успела пискнуть, но жуткий демон схватился за горло жертвы, и та больше не обронила и звука. Данаарн поднял даму на вытянутой руке, и прислужница задёргала ступнями в воздухе.

— Добро пожаловать на новый, вечный пост, — зловеще отчеканил Данаарн, и по его руке из чёрного песка и пыли пробежалась дрожь.

Рябь проникла в плоть несчастной и иссушила её за миг, превращая кости и мясо в прах. Эр, блаженно прикрыв глаза, ртом вобрал в себя всю предварительно разжиженную начинку добычи, а затем разжал пальцы. Вниз рухнула груда праха, в которую тут же вонзились три магические ленты, после чего прах ушёл сквозь землю и исчез навсегда.

— Да. Сладко, — уже спокойно подтвердил Эйман, приняв обычный облик и вытирая краешек губ.

Он заложил руки за спину и размеренной походкой отправился в холодное крыло на поиски наследника престола.

С ним добровольно желали заключить договор сразу двое — и Зармалессия, и Главный советник, Зархель Великолепный. Но какое удовольствие в том, чтобы марать грязное и отравлять уже ядовитое от природы? Всё-таки, когда-то Эйман являлся лунгом, яснооким, справедливым и непогрешимым. Он до сих пор помнил многие недостижимые вершины и заснеженные пики из своего былого мира, вроде тех, что люди именуют «честностью», «добродетельностью» и «бескорыстностью». Эр по-прежнему смотрел на эти дали с восхищением, получая особенное наслаждение уже от созерцания. Ведь не обязательно быть причастным к чудесным видам, дабы находить в них красоту?

Правда ныне сам он не позволит кому бы то ни было взирать на себя свысока — будь то блестящие идеи, шпили заоблачных скал, небесные светила, безупречные и чистые отшельники и мудрецы, или даже боги. Эр знал, что все людские боги давно умерли, они покоятся в земле, и не в том положении теперь, чтобы осуждать и наставлять на путь истинный. Конечно, они всё ещё могут давать ростки и споры, однако и на похожие невзгоды у Данаарна была припасена управа. Глубины надлежит засыпать песком, а песок неплодороден, ничто в нём не пускает корни.

Данаарну срочно нужно было определиться и выбрать себе подельника. Для него сейчас было жизненно необходимо связаться договором с тем, кто имеет прочное основание в подлунном мире, кто бросил якорь в Ассалготе, и кто умеет обращаться с плотью и материей, тогда как Эр после перерождения скорее принадлежал чему-то эфемерному и бестелесному. Он подчинялся ветрам, он был подобен кочующим барханам, дюнам, что загибают гребни в ту сторону, куда дуют суховеи. Ветер, пески и перекати-поле — растения без корней — вот его знамёна, вот триединство нового правителя, что клялся превратить в пустыню земли человечества за его грехи.

Впрочем, могучее колдовство грозилось вот-вот покинуть Эра. Майну, будто бурной и необузданной реке, требуется особенно устойчивое русло, иначе поток сметёт всё: и хорошее, и плохое. Если не заключить договор, то источник с дикими чарами выйдет из берегов и заполонит целый Ассалгот, и тогда вместо песков планету захватят пересолёные, мёртвые воды Лассы.

В конце концов, все непотопляемые идут на дно, а непобедимые теряют силы. Но пока что Данаарн ещё не впал в отчаяние, он желал связаться с лучшим вариантом. Он не горел желанием откликаться на честолюбивые планы Зармалессии или насыщать неутолимый голод Зархеля. И поэтому Эр выбрал принца. Дело за малым — повернуть события так, чтобы принц тоже его выбрал.

Тем временем ослабевшая королева-мать вернулась в собственные покои. Она с трудом переставляла ноги после встречи с демоном-оборотнем, и искала опоры во всём, что попадалось на пути. Зармалессия налетела на изящную полочку, и с неё посыпались цветочные горшки, затем смела пару подставочных тумбочек, с которых рухнула драгоценная посуда, неловкими движениями сбросила пару мраморных фигур с бронзовых пьедесталов, но в итоге добралась до обширного рабочего стола в кабинете. Суматошно перебирая склянки с сушёными травами, королева невнятно бормотала:

— Рута — от ведьм… пижма… она от нечистой силы… майоран и шалфей защитят от демонов… Маки… маки на белом поле… Рута — от ведьм, пижма — от нечистой силы.

Зармалессия с раннего детства увлекалась травничеством, и её матушка с кормилицей лишь поощряли подобный интерес в юной госпоже, ибо это считалось достойным занятием. Многие жёны и сёстры высокопоставленных вельмож держали в доме горшки с землёй, где выращивали целебные травы и разнообразные пряности. Собственноручно они составляли лекарственные смеси и мази, и варили тонизирующие снадобья для домочадцев, что было вполне обычной практикой для Элисир-Расара, ведь здесь женщины не просто отвечали за очаг, пищу и домашнее тепло, но и за здоровье и благополучие каждого члена семейства.

С самого рождения Зармалессия выделялась среди прочих достопочтенных дам Исар-Динн, она отличалась не только умом, неповторимой и пленяющей красотой, но и особенным даром предвидения, и ещё на первом году жизни астрологи предрекли ей блестящее будущее. Зармалессия прекрасно знала, что даже если на охоте она поскачет впереди и единолично затравит дичь, никто из мужчин не позволит ей присвоить добычу, и поэтому нужно обращаться к тем возможностям, что доступны исключительно ей.

Прабабка Зармалессии почиталась как великая и могущественная колдунья, чей талант унаследовала королева-мать. Впрочем, сейчас Её Милость слишком увлеклась различными настойками на грибах и маке, «умиротворяющими душу и смиряющими страсти», так что пророческий дар её надолго покинул, и единственное, что Зармалессия видела в своих бредовых снах или грёзах наяву — это бесноватые картинки. Однако сегодня будто бы всё вернулось к истокам, восвояси, и Нин-дар-нана сумела на миг приподнять завесу из реальности и заглянуть в грядущее. И то, что она там узрела, не требовало дополнительных толкований; оно не призывало к тяжёлым раздумьям, отнюдь. Никаких загадочных фраз, никаких иносказаний, всё было предельно ясно. Будущее не оставляло сомнений, оно сулило одно — неминуемый крах, неотвратимую беду.

Да, можно называть суда «непотопляемыми», но время беспощадно к смертным и их строениям. Любому кораблю суждено погибнуть, его разрушат волны, он сгниёт и всё равно пойдёт на дно, сколь опытным ни был бы капитан и как бы ловко не лавировал среди скал. Даже стоя у причала, лодка уже обречена. Остаётся уповать лишь на те далёкие странствия и новые открытия, которые команде удастся совершить за короткий срок в людские жизни. Однако, это не всякому по силам. В конечном счёте, в знакомых водах проще плавать, только у единиц имеется решимость, чтобы поднять якорь и отправиться за горизонт.

— Мируна! Мируна, где ты? Скорее сюда! Твоя… твоя госпожа тебя зовёт!

Зармалессия очень быстро позабыла о руте и шалфее, якобы защищающих от ведьм и отваживающих злых демонов, и вскоре рука её неосознанно потянулась к миске, где аккуратной горкой были сложены драгоценные пилюли, охлаждающие кровь. Чёрные и округлые, они походили на крупные жемчужины, сверху шарики покрывала тонкая перламутровая плёнка, на которой то вспыхивали то гасли сине-зелёные всполохи. Эта игра цвета особенно выделялась на тёмном фоне лекарства, и Её Милость забросила себе в рот сразу пригоршню из шариков, которые, на поверку, всего лишь дурманили разум и приносили лёгкое забвение. Зармалессия хорошо знала, что их слова утешения — лживы и ненадёжны, и что столь сладостной пилюлей не утолишь сухую жажду горя, однако всё равно в бреду королева шептала:

— Пускай на поле маки расцветут… Мируна… где ты?

Женщина с трудом забралась на кровать и погрузилась в тревожный сон.

Когда королева-мать пришла в себя, Мируны по-прежнему не наблюдалось рядом. Её Милость лежала на пышных подушках, одна рука покоилась у неё на груди, а вторая располагалась у лица, и первым, что Зармалессия узрела после пробуждения, были её собственные пальцы. Толстая и густая коса правительницы, переброшенная через левое плечо, обвивалась вокруг стройного женского торса, словно чернильный глубоководный питон. В покои уже проникли сумерки, и все предметы потускнели, ровно, как и боль.

В личных покоях Главного советника, Зархеля Великолепного, первого ара дома Аон, всегда кипела деятельность до самого позднего вечера. Из распахнутых дверей, которые почти никогда не закрывались на замок, в коридоры лился тёплый свет свечей и масляных ламп. Свет ковром стелился по блестящим каменным плитам, как бы приглашая пройти внутрь всех желающих, тех, у кого имелись неотложные дела к Его Светлости или срочный донос для него. Правда, на сей раз к Зархелю наведалась Её Милость. Она заявилась в неурочный час, когда большинство придворных уже лежало в собственных постелях, а слуги разбрелись по углам, и хитрые переплетения из галерей и залов Янтарного дворца патрулировали только редкие ночные стражники.

Зархель сидел за обширным письменным столом, весь погружённый в бумажную работу. Его держали в оцеплении шеренги из стопок с документами, чернильницами, сосуды с песком и тщательно очинёнными перьями, и где-то среди богатых канцелярских полей затерялась единственная отрада Главного советника — кружка с горячим травяным отваром. Вина Зархель не чтил.

— Ваша Милость, — тихо поприветствовал вошедшую советник, даже не оторвавшись от бумаг и не удостоив гостью беглым взором.

Он не счёл нужным подскакивать на ноги и тут же раскланиваться, ибо никого в помещении больше не наблюдалось, а Зархель выполнял работу за двоих в то время, как королева-мать свои обязанности давно свалила на плечи окружающих. Он прекрасно знал, что Зармалессия всё понимала, с другой стороны, настырная и неугомонная кузина постоянно отвлекала своего двоюродного братца от насущных забот, то ли выпрашивая внимания, то ли просто ища того, кто сумеет развеять её страхи.

— Ох уж эти Воины Вереска, — проворчал советник, просматривая очередной донос. — Посмели в открытую противостоять нам, что они о себе возомнили? Слишком много спеси, и мало благоразумности…

Пока Зархель Великолепный обрисовывал ситуацию, которая, вообще-то, не особенно волновала королеву, женщина нервно прохаживалась туда-сюда, топча красно-бордовый ковёр с золотыми кисточками своими шёлковыми туфельками.

— В который раз сожгли запасы зерна, а в поджогах обвинили нас, представителей дома Тёмных Ручьёв. И что за отчаявшийся безумец отважился сознаться в таком злодеянии? Предал и собственный дом, и семью!

Наконец, Зархель отложил бумаги на край стола и взглянул на Зармалессию. На королеве не было лица, зато была корона. Советник недовольно повёл бровью, а затем нахмурился. Для чего Её Милость надела тиару мага-короля из золота, жемчугов и резных цветов из янтаря в виде кувшинок? Для чего украсила своё чело этой увесистой драгоценностью, а теперь тревожит воздух в его кабинете, раскачивая массы столь бессмысленным брожением?

— Поджоги произошли рядом со столицей, в селении Гужбар, и нам теперь полагается выслать уполномоченных представителей и пополнить утраченные припасы за собственный счёт, дабы восстановить репутацию дома и развеять сомнения, — Зархель продолжил разговор о том, что беспокоило лично его, пока королева отмалчивалась.

— Опять обеспечивать всяческий сброд?

— Ваша Милость… Народ жаждет любить Вас, так отчего же Вы мешаете ему? Нам должно накормить несчастных и сирых, это — благородное дело, что приумножает славу.

— Подобные «благородные дела» приумножают лишь долги! — злобно прохрипела Зармалессия и подбежала к окну, которое почему-то в кабинете Зархеля всегда было закрыто плотной занавеской. — Ты ведь знаешь, дорогой кузен, мы с радостью накормили бы бедных, только бедные предпочитают выпить за наш счёт, им не до еды.

Главный советник растянул потрескавшиеся губы в удовлетворённой улыбе и хмыкнул:

— Ну и ну, не впервые поражаюсь тому, насколько Вы осведомлены, хотя якобы ничем не интересуетесь, помимо охоты и коллекционирования. Недаром боги нас свели! Сей союз заключили всевышние небожители под светом лун и звёзд, что отразились в зелёных водах.

Впрочем, по наигранному тону Зархеля было трудно понять, шутит он или полностью серьёзен.

— Кстати, коли речь зашла об охоте, — королева-мать отодвинула занавески и возбуждённым взором окинула залив Зелёного моря, потонувший во тьме. На палубах некоторых кораблей, самых массивных и роскошных, до сих пор горели огни, и отражения светильников расшивали шёлковые воды сотнями пламенных цветов, — скоро настанет сезон промысла у северных харков, а я хочу обновить запасы рогов морских лошадей.

— Не в этот раз, моя любезная кузина. Вы не слышали, что я только что говорил? У нас нынче много непредвиденных расходов, а Воины Вереска…

— Зархель! Корабли продолжают непрерывно пребывать в порты Элисир-Расара и Исар-Динн, мы получаем с них таможенные сборы и налоги за товары…

Речи королевы-регента всё-таки вынудили Зархеля покинуть свой насест. Он неохотно поднялся на ноги, подошёл к союзнице и принял её холодные руки в свои морщинистые пальцы.

— В чём поистине суть Вашего внезапного визита? Что Вас гложет?

— Мируна ещё не объявилась. Она будто бесследно исчезла, как такое может быть?

— Как? Позвольте ответить Вам прямо, дражайшая кузина. После того, как мы впустили в дом этого отвратительного демона-бессмертного, у нас возникло гораздо больше проблем. Сперва стали происходить странные вещи. По коридорам разносились отзвуки заклятий, хоть колдовать в Янтарном дворце строжайше запрещено, затем охрана наблюдала непонятные явления и видела неопознанных личностей, а теперь люди пропадают без вести!

— Зархель, — надменно усмехнулась Зармалессия, — не думаете же Вы, что к этим событиям причастен наш слуга, Эр Данаарн? Мне подсказывает сердце, что Вы затаили обиду на него с тех самых пор, как он отказал Вам в заключении дог…

— Кузина, я начинаю думать, что у Вас весьма смутные представления о том, кто такие эти твари — демоны-оборотни, — злобно отчеканил Зархель, притягивая за локоть собеседницу в зону собственного влияния. — Тем более, разве бессмертный маг не отказал и Вам? Что Вы замыслили, Ваша Милость?

Мужчина прищурился, заостряя взор на королеве. Главный советник словно пытался выяснить, достоверны ли сведения, которыми с ним делилась любезная кузина. Он более не полагался на добросовестность союзников и слуг, и предпочитал лично проверять свежесть тех блюд, что подавались к столу. С другой стороны, пробовать стряпню кухарки на наличие ядов должны иные люди, ибо так намного безопасней.

— Ваш непокорный сын, этот глупый, дерзкий мальчишка, совсем от рук отбился! Он более не слушает ни моих мудрых наставлений, ни ищет ласки в Ваших заботливых объятьях. Что… мы будем делать, когда он взбунтуется, и об этом прознают наши враги?

Прикрыв левый глаз, Зархель пристально уставился на Зармалессию правым.

— Что Вы предлагаете? — шёпотом спросила женщина.

Главный советник тут же воспрянул духом и помчался к своему обширному письменному столу. Он открыл запертый на ключ ящик и извлёк из тайника свёрток с порошком.

— Это новое средство из наших родных краёв, из земель дома Тёмных Ручьёв, оно очень хорошее и очень сильное… думаю, следует им воспользоваться, и подносить Его Высочеству раз в три-четыре дня. Оно ослабит его волю и укротит нрав.

Зархель Великолепный принадлежал той же семейной ветке, что и Зармалессия, они носили общую фамилию, и, разумеется, в их роду испокон веков не было ни купцов, ни ростовщиков, что считалось занятиями неблагородными. Тем не менее, на службе государства Зархель ни единожды прибегал к уловкам и трюкам, которые изобрели торговцы. Например, он прекрасно знал, что зачастую люди хотят того, что им вовсе не нужно в то время, как хотеть то, что им действительно надо, они в упор не желают. И лучшее оружие борьбы с подобным досадным недомоганием — самому создать необходимую нужду, а затем облечь её в желание. Под такими чарами и грозный воин, и ловкий плут, и ревнитель веры превратятся в робких слуг или зависимых данников, готовых на любые меры без оглядки на последствия.

— Нет, он — мой единственный отпрыск, моё драгоценное орудие мести, незачем травить его! — Зармалессия в ужасе отвергла предложение кузена.

Однако вместо того, чтобы скрыться из его покоев, она помчалась в глубь, забуриваясь в самые отдалённые комнаты, где стояла громадная кровать под балдахином, которая помнила слишком много непозволительного и бесстыдного.

Зархель быстро догнал кузину. Он поймал беглянку возле ложа и заключил её изящное тело в свои объятья, примыкая широкой грудью к хрупкой, женственной спине. Положив голову на плечо подруги, Главный советник прошептал ей на ухо:

— Как мы с Вами можем ошибаться, когда боги нас ведут? Мы внимаем гласу Моранны-Фахарис, и кем мы с Вами прослывём, если отмахнёмся от зова всевышней, словно от назойливого шума? Моя милая, любезная кузина, что богиня Вам говорит?

— То… что мы с Вами должны взойти на престол, рука об руку, как Нин-дар-дин и Нин-дар-нана…

— Вот видите. Мне она твердит то же самое. Мы не можем отступиться, это страшный грех. Нас избрали небожители, а на войне сгодятся любые средства. Разве нет? Вашему сыну ничто не повредит, я же клялся, что его не трону. Вскоре я уеду в родные земли, а вернусь уже с реальной, божественной поддержкой. Вы останетесь одна во дворце… как Вы собираетесь управлять этим неблагодарным мальчишкой? Он не приучен выказывать сыновью почтительность, и никому…

— …никому в Исар-Диннах не нужна вдова с непокорным ребёнком на руках, — тоскливо промолвила Зармалессия.

Остатки драгоценных пилюль — чёрных жемчужин — ещё не полностью выветрились, они до сих пор продолжали отравлять разум и туманить взор королевы, и Её Милость положилась на Зархеля в очередной раз, в буквальном смысле. Она просто расслабилась и откинулась назад, вручая собственный вес кузену, который уже принялся ласкать её холодное и продрогшее тело.

— Ваша Милость, я знаю то, что избавит Вас от печалей и излечит Вашу больную голову.

В конечном итоге, королева никогда не могла понять, чей неуёмный и ненасытный голод надлежало унимать первым — её, или Зархеля. Если от неё отвернётся последний союзник, то… что будет тогда? А что, если для удержания расположения Зархеля, ему всё-таки придётся преподнести на блюде собственного сына? Как не крути, Зармалессия любила Сэля и не желала мальчику подобной участи.

— Кому нужна вдова с ребёнком на руках?.. — в бреду шептала Зармалессия, и её опустошённые глаза светились во мраке спален, пока Зархель с удовольствием целовал тонкую женскую шею и расшнуровывал корсет.

Королева-регент под предлогом дурного самочувствия не захотела покидать покои Зархеля ни утром, ни даже на следующий день.

На вечер вторых суток утомлённый Зархель оставил Её Милость валяться одну среди вороха подушек и одеял, а сам отправился в кабинет и приступил к делам, которых накопилось немерено. Расправив полы длинного ночного одеяния, выполненного из лучших тканей и богато украшенного, советник уселся на личный трон — стул с высокой спинкой перед письменным столом из красного дерева. Вскоре в его кабинете с подносом в руках показался тот, за кем Зархель и посылал — рослый, невероятно красивый лицом Дуностар, сын родной сестры Зархеля и седьмой ар дома Аон. Дуностар никогда не славился пытливым умом, но он умел хранить две важных вещи: молчание и преданность.

— Ваш отвар, дядя, — мягко проговорил молодой человек, водружая перед Главным советником кружку с горячим напитком.

— Отлично. Теперь иди и развлеки Её Милость.

— Что? — недоумённо переспросил Дуностар, скорчив сражённую наповал гримасу.

Зархель даже фыркнул пару раз, потому как не мог взять в толк: его пустоголовый племянник действительно не уловил смысла приказа, или же испытывал искренние недовольство и несогласие?

— Я сказал, иди и развлеки Её Милость, она сейчас в спальне. Ублажи её как следует.

— Да, дядя, — смиренно прошептал Дуностар, опуская глаза в пол.

— Она в бреду и точно не заметит разницы, будет звать меня или своего покойного мужа, но ты не отзывайся. Ясно? Тем более, такой молодой сумеет больше сделать для королевы-регента, а я уже стар, мои кости гниют, а тело разваливается. Все мои суставы хрустят…

Зархель принялся ворчать. После того, как он начал в открытую поклоняться Отравляющей Фахарис и припал лбом к её святыне, здоровье советника лишь ухудшилось. Ныне Дуностар воочию видел сквозь тонкий покров, какие жуткие изменения претерпело тело его доброго дядюшки, которому было всего-то сорок два года, и который сам ещё недавно славился на целый Элисир-Расар и мощью, и удалью, и красотой. Теперь же он похудел и иссох, на руках появились зловещие тёмные пятна, а пальцы ног так вообще плавно обрастали чешуёй. Ногти Зархеля тоже чернели и затвердевали, уподобляясь чему-то демоническому. И это — метка расположения богов?

Зархель, опустошив кружку с отваром, поднялся со стула и выпрямился, замирая в знаковой позе. Племянник быстро понял намёк и накинул на плечи господина просторную мантию из фиолетового и тёмно-синего бархата, после чего Зархель запахнул полы и подпоясался собственноручно.

— Ты совершил омовения? — строго поинтересовался советник.

— Да, Ваша Светлость.

— Тогда иди, не задерживайся. Не заставляй Её Милость ждать! А мне нужно поразмыслить, что же предпринять по поводу наследного принца и как загнать его назад в ловушку.

Только Дуностар почему-то медлил. Он оглянулся, дабы убедиться, что рядом никого нет, наклонился поближе к дяде и прошептал ему в полголоса:

— Что до Вашего плана женить Его Высочество на моей младшей сестрице? Королева согласна на такое решение? Это дело пошло бы на пользу дому Тёмных Ручьёв, и приумножило бы славу Аонов…

— Эх! — Главный советник разочарованно взмахнул рукой на помощника так, будто тот бередил старые раны. — Не всё так просто, этот грязный, вшивый волк Эйлетт ни за что своего не упустит, и мы не можем взять и отменить давнишний договор лишь потому, что нам того хочется. Понимаешь? А! Что я тут распинаюсь пред тобой? Думать — не твоя стезя, ты у нас посвящён силе, и богу войн. Иди, и займись уже Её Милостью.

Зархель всегда считал, что Дуностар — что-то вроде минотавра наоборот — человек с прелестным лицом и сердцем быка. Однако в мудрых руках от любого достоинства найдётся прок, тогда как идиот лишь затупит легендарный клинок, но даже не состряпает ужина.

— Погоди-ка! — вдруг Зархеля осенило, и на полпути он остановил племянника. — Ты вообще знаешь, как полагается возлежать с благородной женщиной? Ты не можешь обращаться с Её Милостью, как с какой-нибудь девкой из дома увеселений. Ты должен доставить ей удовольствие, понял?

— Я знаю, дядя, — молодой человек ответил без каких-либо эмоций и лицо его ничуть не изменилось.

Затем Главный советник опять махнул на Дуностара рукой, и подчинённый отправился в покои, исполнять приказанное. Седьмой ар разделся, аккуратно сложил одежду на кушетку подле кровати, и перед тем, как нырнуть в море из белоснежных одеял и подушек, где уже тонула королева-мать, он покрутил на мизинце левой крошечное золотое кольцо — единственную вещь, что осталась на нём из богатого облачения.

— Зархель? Это ты? Приди ко мне, — шептала Её Милость, явно погружённая в марево макового бреда.

Дуностар забрался на кровать и навис над прекрасной молодой женщиной, которая была старше его всего на десять лет, но занимала звание первой, среди дома Аон, и имела полное право им помыкать. Седьмой ар осторожно подложил свою крепкую ладонь под голову беспокойной, извивающейся Зармалессии, чей лоб до сих пор стягивала царственная диадема. Наверное, Дуностар впервые видел корону из золота, янтаря и жемчуга так близко. Полководец наклонился ещё ниже, и его коротко остриженные волосы задели холодную, влажную щёку Её Милости.

— Зархель? Тэй? Тэй Алькосур, это ты? — она прижала ледяные пальцы к скуле юного красавца, ибо приняла Дуностара за почившего мужа.

Отчего-то все считали седьмого ара дома Тёмных Ручьёв круглым дураком лишь потому, что он редко выказывал недовольство и никогда не перечил хозяевам. Ну, что ж, прослыть глупцом на целое королевство — тоже секретное оружие. И, вообще-то, всевозможные заблуждения и неверные толкования событий — это далеко не исключительное явление на землях, власть в которых правитель по-прежнему получал из рук богов.

— Здесь всегда… всегда пахнет кориандром, — пролепетала Зармалессия, закидывая голову назад, пока Дуностар покрывал её шею поцелуями.

— Да, я знаю. Он цветёт в горшках, но я развею этот смрад.

Когда из спальни начали доноситься слабые женские стоны, у Зархеля отлегло от сердца, ведь теперь он мог отдохнуть от глупых забав и посвятить себя работе. Усевшись за стол, который, ни в пример своим собратьям, никогда не располагался напротив окна и не знал влияния яркого дневного света, Главный советник заслонился кипой бумаг. Язвительно улыбаясь, он бормотал себе под нос поговорку, хотя рука его выводила на листе иные слова:

— Могучий вол не боится даже тигра, и лишь воля человека смогла вола поработить. Только ты ведь не вол, ты, скорее, жук навозный…

Сегодняшние бдения даже для Зархеля стоили немалых трудов. Советнику было сложно сосредоточиться, ведь с недавних пор все его мысли занимало только одно: возвращение на родину, в Орм, столицу дома Тёмных Ручьёв, где сейчас вовсю кипели важные раскопки. Издревле поверья и народные легенды гласили, что Орм основали поселенцы, по большей части состоящие из приверженцев богини разложения и пупырей, которую там именовали Отравляющей Фахарис. Шептались даже, что нетленные останки Фахарис покоятся где-то за городской чертой, сохранённые для потомков вечной мерзлотой.

После определённых исследований и некоторых случайных событий — таких как таяние снегов и раскола промёрзших почв, рядом с Ормом ещё давным-давно показались руины старинного храма, посвящённого Фахарис, однако никто не пытался докопаться до сути и обнажить фундамент этой постройки. У населения имелась масса более существенных проблем, вроде производства пищи, например, защиты от враждебных племён или сражений с одичалыми уграшами, которые всегда находили слабый участок в людских укреплениях, и знали, как оторвать себе смачный кусок.

Но годы шли, времена менялись, климат теплел, погода становилась более мягкой, почвы — податливыми, а казна местных князей — аров Аон — наполнялась золотом и серебром. Так что однажды настал день, когда правители дома Тёмных Ручьёв услышали божественный зов Фахарис, приказали своему народу взяться за кирки и лопаты и начали раскопки. Как-никак, обнаружение легендарной святыни, пускай в ней даже не найдётся ни мумии всевышней небожительницы, ни останков её прислужников, всё равно повысит престиж дома Аон и скуёт Орму новую великую славу, на звон которой откликнется тьма паломников. Верующие принесут с собой кошели, раздобревшие от монет, и наводнят город достатком. Человеческие боги, конечно, кровожадны, но в нынешние годы им тоже больше по нраву приходится блестящее золото. Впрочем, только когда его потоки несутся быстрее рек из крови.

И кто же мог подумать, что на дне котлована действительно проступит силуэт древнего саркофага с письменами, посвящёнными Фахарис? Разумеется, ни Зархель лично, ни его подчинённые никогда не верили в то, что сумеют в бренной почве отыскать останки настоящей богини, однако нечто удивительное в этом захоронении всё-таки было, спрятанное среди мёрзлой земли и гор из крошки зиртана — окаменевшего либбо. Возможно, рабочие натолкнулись на могильник жрицы культа Моранны-Фахарис, пока что было не совсем понятно. И до Зархеля дошли слухи, что саркофаг — это не единственное, что там лежало. Сейчас его денно и нощно влекло что-то колдовское на родину, и он высматривал всевозможные пути, по которым сможет двинуться в сторону Орма. Безопасно и в самый короткий срок.

Когда тебя призывает на службу бог, разве можно откладывать свой поклон для него?

Невзирая на богобоязненность и раболепство перед высшими небесными правителями, Зархелем давным-давно завладели три «беса»: беспринципность, бесчестность и бессердечность, и Главный советник жил в полном согласии с нечистой силой. Конечно, он боялся оставлять Зармалессию одну в Янтарном дворце, по разным причинам, но собственные планы, всё же, возбуждали больший интерес.

— Вызывали, Ваша Светлость? — раздался низкий голос наиболее преданного из приближённых первого ара дома Аон.

В рабочий кабинет советника явился низкорослый, светловолосый мужчина хрупкого телосложения без определённого возраста. Его звали Лу́ридас, и основным его достоинством, помимо беспрекословной убеждённости в успехе Зархеля, был брат-близнец. Когда у двоих слуг одно лицо — гораздо проще запутывать следы, разыгрывать зрелищные представления и творить всяческие бесчинства.

— Да, подойди ближе, — холодно приказал Зархель. — Вы нашли Мируну? Неужели нынче дела в Янтарном дворце обстоят так скверно, что даже столь важная и благородная особа может исчезнуть средь бела дня?

— Никаких вестей о Мируне мы не раздобыли, Ваша Светлость, — мужчина, чью голову покрывал капюшон от накидки, виновато склонился перед хозяином. — Ещё бесследно пропала служанка и трое чернорабочих, каждые три-четыре дня кто-то пропадает. Среди стражи ходит слушок, будто дворец проклят, будто это морские боги разгневались на нас, а потому затягивают самых рьяных грешников в свою очистительную бездну соли.

— Ну, так может они попросту сбежали? — предположил Зархель, складывая руки в домик перед лицом.

— Так мы и велели отвечать нашим людям на расспросы.

— Славно. Ещё нам не хватало историй о проклятьях и каре небесной. Впрочем, мне прекрасно известно, кого надлежит винить в подобных злодеяниях в то время, как королева-регент чрезмерно очарована влиянием этого демона-оборотня. Она… она наивно полагает, будто лунг и демон-оборотень — это одно и то же величественное и справедливое создание, которое не может лгать, от природы не способно на предательства или преступления. Только вот демон-оборотень — это омерзительная тварь, и её удел — иллюзии. Именно магией иллюзий наш загадочный гость владеет лучше всего. Он может внушить что угодно, он — мастер лжи и обмана, так что, имеется шанс, что никто и не пропадал, а всё, якобы приключившееся, — это обычный мираж. Просто… просто попридержи слухи, никакая молва об этих таинственных исчезновениях не должна просочиться из дворца.

— Как прикажете, Ваша Светлость. Мы обо всём позаботимся. Ещё кое-что, — лазутчик наклонился к плечу Зархеля, — пару часов назад мы получили пренеприятные известия о том, что в продажу опять поступила партия испорченного зерна и прогоркшего масла, и весь товар помечен клеймом дома Аон.

— Заклинаю и миром занебесным, и миром заозёрным этих мерзавцев! Ни один уважаемый представитель дома Тёмных Ручьёв не опустится до столь ничтожных злодеяний! Зачем нам сбывать испорченный товар, когда наши сокровищницы ломятся от золота и серебра, а в городе всё ещё чувствуется нехватка провианта?! Очевидно же, что это дело рук Воинов Вереска и дома Кирн! Травят собственный народ лишь бы опорочить наше честное имя!

— Им кто-то помогает, Ваша Светлость.

— Так выясните, кто, и немедленно с этим разберитесь!

Луридас снова поклонился и уже готовился покинуть кабинет Главного советника, но Зархель его окликнул:

— Погоди. Что там с раскопками и моей предстоящей поездкой?

— Всё превосходно. Как раз к Вашему прибытию рабочие до конца очистят путь до центрального саркофага и смогут вскрыть его на Ваших же глазах. А то, что мы нашли рядом… оно до сих пор источает капли крови.

— Вы собираете её?

— Разумеется, Ваша Светлость. Но… это по-прежнему кажется невероятным, — на мгновение бывалый вояка Луридас забылся и мечтательно закатил глаза.

— Конечно! Ибо сие есть священный дар всевышних. Не только Фахарис обласкала нас своей милостью, но и Кардрагон.

— Ур, Химгур, Кардрагон, — подручный повторил короткую молитву, но Главный советник не изволил ответить тем же.

— И ещё, найди Эбелиса, и пускай он устроит так, чтобы наследник престола единожды в три-четыре дня получал эту смесь, — Зархель вынул из потайного ящика свёрток с порошком и передал его слуге, — одной уны будет достаточно за раз.

— Ваша Светлость, я — Эбелис, а Луридас сейчас на задании…

— Не путай меня! Ты — Луридас, я знаю, как вас распознать, — в гневе воскликнул советник и зарядил кулаком по столу.

Да, он был прекрасно осведомлён о скверной привычке этих близнецов затеивать различные бестолковые игрища и дурить окружающих ради собственной потехи, однако терпеть не мог, когда Луридас и Эбе́лис пытались проделать с ним то же самое. В конечном итоге, Зархель — избранный всевышними, глас и посланник божеств, и разве он настолько слеп, что не сумеет отличить друг от друга двоих жалких смертных?

Впрочем, Зархель, никогда не склонный к милосердию, всё-таки спускал лазутчикам подобные выходки, хоть и скрипел зубами от раздражения. Потому как даже в столь неприглядной и неуклюжей тайне имелось нечто ценное, некая особенная выгода. Чем бы дитя не тешилось — лишь бы покорно следовало за ногами родителя, и не мешало планам претворяться в быль.

— Его Светлость, как и прежде, зрит в корень и обличает ложь за тысячу шагов, — отчеканил шпион.

Луридас принял свёрток с порошком, склонил голову перед Зархелем, а затем поцеловал перстни на деснице владыки и помчался прочь из кабинета. На середине пути он слегка отодвинул рукав тёмного, неприметного убранства и сколупнул корку с одного из нарывов, что покрывали его конечности плотной сетью, тихо бормоча себе под нос заклинание:

— Раны не затягиваются и болезни не проходят, чтобы воин, этот страж теней, мог быть всюду, удваиваться или умножаться втрое и перемещаться под завесой ночи совершенно бесшумно, словно неуловимый зверь…

Его слова постепенно поглощала и душила тьма, пока в покоях вновь не воцарилась тишина. Звуки страсти давно затухли, и Зархель наслаждался редкими моментами — блаженным уединением в своих великолепных палатах, полных драгоценностей, всяческих излишеств и роскошеств. Поднявшись на ноги и размяв спину, Зархель устало направился в противоположную сторону от спален, туда, где находилась его скромная оранжерея. В крытом садике в основном преобладали горшки с цветущими кориандром и багульником, ведь последний был символом дома Тёмных Ручьёв. Пройдясь важным шагом по своим владениям, Зархель выбрался на веранду.

Стоило ему отворить дверь, как в лицо тут же ударили потоки прохладного и влажного ночного воздуха. Из покоев Главного советника открывался чудный вид на бухту Зелёного моря, и слева и справа можно было отчётливо рассмотреть изогнутые дугой крылья Янтарного дворца — западное, тёплое, и восточное, холодное, в котором, должно быть, уже давно дремал наследник престола. Зархель с удовольствием улыбался, растирая пальцами поясницу, и шептал:

— Славно вот так взглянуть разок перед сном на всё, что принадлежит мне… Ха! Неплохая ночка! О, Фахарис…

— Принадлежит Вам? Коли память мне не изменяет, то все эти земли, видимые и невидимые, принадлежат Нин-дар-дину, магу-королю, а Вы, Великолепный Зархель, всего лишь советник Его Величества.

Зархель до смерти перепугался, ведь не ожидал, что в его личных покоях, на его частной территории, нарисуется какой-то чужак, да ещё и начнёт Его Светлость поучать. Как такое может быть? Сюда ведь не пробраться ни окольными тропами, ни с помощью подкупа или шантажа, и незваный гость мог оказаться рядом на веранде с Зархелем, только если он умел летать.

Главный советник мигом обернулся и обнаружил Эймана Эра Данаарна сидящем на каменном парапете в расслабленной и непринуждённой позе. Возможно, и это представление — тоже просто обман зрения. Демоны-оборотни — создания очень ловкие, слизкие и изворотливые.

— Пока что величество наследника ещё не созрело, так что долг повелел мне взять на себя больше ответственности и приказал расширить собственные полномочия. Какой сюрприз, Аман-Тар! — в конце советник попытался изобразить радушие и тепло улыбнулся. — Вы передумали и пожелали принять мои условия?

— И не надейтесь, — усмехнулся маг, внимательно рассматривая свои длинные телесно-бежевые когти, даже ночью покрытые манящим белым глянцем. — Может, у меня имеется то, что Вы хотите, однако в ответ Вы мне дадите того, что нужно мне. У Вас этого нет.

— У меня есть всё, что может предложить Вам королевство Элисир-Расара.

— Неужели? — надменно хмыкнул Эр.

Он спустился с парапета и полы его расшитого камзола, доходящего до колен и украшенного каменьями, издали тихий, но пронзительный дребезг. Заложив руки за спину, бессмертный направился к Зархелю.

— Я могу дать Вам Солнечную иглу Виликарты, — вышептал малость напуганный Зархель.

Он понятия не имел, как Данаарн умудрился забраться на его веранду тогда, как его шею до сих пор обрамляла тугая гривна из пал-силбани, что подавляла магические способности пленника.

— И как же, позвольте спросить? Как Вы проникните в Янтарную башню? Слышал, что жрецы-небесники обладают редкостным здравомыслием и никогда не доверят своё сокровище такому лицемеру, как Вы. Они Вас и на порог не пустят. Небесники слепы, но видят вещи насквозь.

— Зачем Вы тогда явились? Злословить? Тревожить мой сон? — оскалившись, прохрипел Зархель.

Подул лёгкий ветерок и растрепал его тёмные, чуть-чуть волнистые локоны.

— Явился, дабы донести до Вас одну благую весть, — Эйман язвительно улыбнулся, и по его белоснежным зубам промчался зловещий блеск.

— Нет нужды тратить слова понапрасну, ибо мне известно, кто Вы такой. Вы — демон-оборотень, порождение майна, отвратительное и чудовищное создание, что обрушилось на земли за грехи народа. Вы будете пить нашу кровь и питаться…

— Довольно! — грозно воскликнул Эйман, возвышаясь напротив советника. — Ты знаешь, кто я такой — славно, я тоже это превосходно знаю. Впрочем, мне известно и такое, что неведомо тебе, человек. Я знаю, кто ты такой. Знаю, что с тобою происходит, а ты даже не подозреваешь об этом, глупец…

— Отравляющая Фахарис призвала меня на службу, как своего солдата!

Бессмертный маг попытался рассмеяться, однако у него ничего не вышло.

— Богиня призвала тебя на службу? Сейчас, когда на двор опустился пятый покров зимы? Ты, верно, шутишь, старик. Все ваши боги умерли. А даже если б боги были живы, то они, грандиозные, необъятные и непостижимые, никогда бы не услышали ваших молитв, и не принялись бы откликаться на них — уж слишком несущественны для них колебания, что порождают ваши сердца и ваши рты. Для богов вы — всё равно, что песчинки для мирового океана.

— Зато, получается, демоны нас слышат?! — возмущённо проревел Зархель, в гневе искривляя брови. — И понимают язык небес?!

— Ну, может, демонам всё-таки ближе до божественного, чем обычным смертным? Поэтому, я дам тебе подсказку, человек: впереди «преображения». «Метаморфозы».

Произнеся последнюю реплику с особенной надменностью, Эйман предательски исчез.

Зархель Великолепный в отчаянии схватился за голову. После того, как голос демона-оборотня затух, в его ушах начал раздаваться иной звук. Это были слова Отравляющей Фахарис, которая неустанно и неусыпно твердила изо дня в день одну и ту же фразу: «приди в дом, мой господин, приди в дом, и я тебя утешу…»

Выходит, что всё-таки Зархель был готов смириться далеко не со всякой нечистью. От каких-то бесов он мог получить вполне ощутимую пользу, в то время как другие сеяли смуту и сулили лишь беды. Никто не будет слепо придерживаться зла, если зло перестанет приносить выгоду, и, обманув в ответ заядлого лжеца, легко самому сойти за добродетеля.