Логово заядлых неудачников

Глава восьмая. Приди в дом

Когда корабль Зархеля причалил в порту захолустного пункта на пути к Исар-Диннам — некоего Земляничного острова — здесь уже вовсю бродили слухи о приключившемся в столице.

Несмотря на благие прогнозы погоды, скромное, но быстроходное судно Главного советника в плавании настиг шторм, и за борт смело большинство бочек с припасами и пресной водой, поэтому экипаж вынужден был совершить незапланированную остановку. Вообще, если бы шторм выдался чуток более напористым и мощным, то Зархель Великолепный и Дуностар пошли бы на дно, и на сим бы завершилась их история. Однако, безразличная к страданиям природа никогда не проявляла даже зачатков совести, а вот кровожадные боги Элисир-Расара, напротив, славились изощрённым чувством юмора и злыми помыслами. Поэтому корабль Зархеля уцелел; по правде говоря, он выплыл из бури с наименьшими повреждениями, и за разгул стихий, казалось, расплачивался лишь один Дуностар, которому ничего не оставалось, кроме как сойти на сушу в дремучей глуши Земляничного острова, и вновь исполнять роль слуги и распорядителя своего властного дядюшки.

Пока в портовой таверне Дуностар за кружкой пива ожидал, когда на борт погрузят заказанные товары, то внимательно прислушивался к болтовне местных завсегдатаев. Стоило седьмому ару дома Аон покинуть корабль, как до него сразу начали доноситься тревожные вести. Например, о том, что на Исар-Динны нежданно и негаданно накинулась гроза из «потустороннего мира», коя принесла с собой моровую болезнь — оспу предков, впоследствии оказавшуюся совсем не тем, чем она представлялась на первый взгляд. Выяснилось, что столицу терзала не эпидемия, а непонятные существа — повреждённые негули. Скорее всего, это — результат некой подпольной деятельности Зархеля, итог испытаний его свежеобретённых войск из воплощений утопших, туманные и секретные козни, такие, в которые не посвятили даже Дуностара, самого близкого к Зархелю человека. Только ведь на данной ноте слухи не заканчивались, а, наоборот, то ли под влиянием спиртных напитков, то ли из-за буйства мрачных фантазий они расцвечивались и преумножались. Народ судачил, будто от напасти столичный град избавил не кто иной, как наследник престола собственной персоной! И не абы как, а при помощи призванного создания из пластов Междумирья, ужасного и вселяющего страх демона. Или божества? Да какая разница, для обывателя это — одно и то же. Вот так родилась легенда о пришествии на благословенные земли Элисир-Расара бога из чёрного песка и пыли, Агрота, ну, или Эймана Эра Данаарна, коли соблюдать точность.

— …нет, ты можешь в это поверить? — удивлённо и в тот же миг восторженно вопрошал некий господин в залатанном сюртуке у своего захмелевшего собеседника. — Мало того, что оказалось, что Его Высочество жив и невредим, так он ещё и способен повелевать такими силами! Невообразимо!

— Невообразимо, да… — зачарованно согласился мужичок с красным лицом, всем напиткам предпочитающий креплёное вино. — Но разве ж это дело — обращаться за помощью к демонам? Разве это не порочит достоинство и честь?

— Цыц! — возмутился разгорячённый посетитель, ударяя кулаком по столу. — Что может быть более нечестивым, нежели дурные миазмы этого подлого мошенника, Главного советника? Тьфу! Это его змеиное зловоние отравило разум Её Милости королевы-матери!

— Так и есть, так и есть, — понимающе покачал головой пьяница.

— И какой от этого вред, когда зло на стороне света, сражается с бо́льшими мерзостями?

Его нетрезвый приятель неуверенно похихикал, после чего в таверне воцарилось затишье. Однако, пораскинув мозгами и совершив ещё пару глотков горячительного напитка, мужик ехидно выпалил:

— К слову, о змеях. Слыхал ли ты, добрый дин, что в столицу из города Орм движется целая процессия божественной Фахарис?

— Фахарис? Кто такая Фахарис?

— Так жители Тёмных Ручьёв нарекли Моранну, богиню разложения и пупырей.

— Быть того не может! — искренне удивился господин в поношенном сюртуке. — Неужто легенды сбываются? Наверняка Моранна спешит в столицу, дабы потягаться со своим братом, Агротом…

На мгновение человек приуныл, но вскоре продолжил речь:

— Ну и ну… нет места живым на поле брани, на коем сражаются всевышние. А я-то считал, что вблизи Орма откопали останки древнего дракона!

— Вот именно! — очень вдумчиво протянул забулдыга, приподнимая вверх одну бровь. — Останки дракона! Божественного Химгура Кардрагона, а не какой-то там Фахарис…

Но Дуностар более не слушал сплетен, он вновь увлёкся любимым, и весьма привычным делом — принялся вертеть на мизинце тонкое золотое колечко Его Высочества. Вскоре взор его чернильных глаз перепрыгнул на соседний перстень — роскошный и массивный, увенчанный чистейшим тёмно-малиновым камнем в окружении бесчисленных бриллиантов. Камень этот имел странную, непостижимую натуру и проявлял двуличность, столь несвойственную его сородичам: он изменял свой цвет в зависимости от освещения, и из мрачного пурпурно-красного при пламени свечей перевоплощался в ярко-синий как только лучи солнца задевали его поверхность. Двоедушие и неискренность — удел всех благородных по крови людей, и Дуностар с отвращением фыркнул. Рядом на стойке покоились его перчатки мечника, обычно скрывающие фамильные сокровища Аонов, но… не теперь.

— Всё готово, мой господин, — сквозь зубы вымолвил боцман, который незаметно подобрался к правому плечу Дуностара. — Отправимся сегодня, или дождёмся утра?

— Отправляемся сейчас, — скомандовал седьмой ар. — Дяде промедленье не по вкусу.

Боцман вышел из таверны первым, а темноволосый Дуностар в последний раз оглянулся на столик, за которым вели праздную беседу отдыхающие островитяне. Мужчины продолжали разглагольствовать, и почтенный сын донга Аон надел по пути перчатки, а затем покинул трактир под звучание громких слов:

— …драконы! Магическая драконья кровь!

Лицо Момо быстро вернуло себе прежние очертания, все следы побоев исчезли почти окончательно, и, казалось, ничего уже не напоминало о приключившемся. Правда, парнишка до сих пор занимал нижнюю опочивальню — личную комнату Гвальда, и большую часть времени пребывал в каком-то сонном забвении, поэтому в течение дня Лили ухаживала и присматривала за ним.

Сейчас травница тоже сидела на низком табурете возле постели дремлющего потерпевшего, и протирала лоб Момо чистой тканью, как только на нём появлялась испарина. Каждый миг этих печальных бдений давался Лили с великим трудом — она едва удерживалась от того, чтобы разрыдаться и самой окунуться в истерику. Может, безупречное лицо Лана опять излучало сияние и искрилось завидным здоровьем, только Лили никак не могла выкинуть из головы образ, в котором актёр предстал перед девушкой в тот роковой день.

— Эй, ты, наверное, устала? — тихо спросил Бел-Атар.

Он незаметно прокрался в комнату и сперва чуток понаблюдал за тем, как сходятся на переносице брови Лили, нахмуренные, рыжие и густые, и как трепещут её пышные ресницы, пока она старательно силилась не расплакаться.

— Нет, всё в порядке, — травница просветлела, узрев знакомую фигуру.

— Я послежу за ним. Иди, отдохни, — внушительным тоном изрёк Касарбин, принимая в руку запястье Лили и изымая платок из её холодных пальцев.

Лили пришлось согласиться на щедрое предложение Бел-Атара. Она медленно поднялась на ноги, уступая сидение молодому человеку, отряхнула свои юбки и отправилась на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Касарбин быстро занял тёплое местечко, нагретое его сердечной подругой, и уставился в окно. И пока художник увлечённо изучал пейзажи за стеклом, ему на кисть положил руку на самом деле неспящий Момо.

— Значит, ты притворялся всё это время?

Бел-Атар улыбнулся ласково и лучезарно, и Момо в ответ растянул губы в некоем подобии оскала. У парнишки уже давно не болело тело, но вот улыбаться от души он всё ещё не научился заново.

— А чего ещё ожидать от такого лицедея, как я? — самоиронично вопросил блондин, скорчив уморительную гримасу.

Касарбин тихо посмеялся, однако свою руку у Момо забрал.

— Не хочу, чтобы она тут кудахтала надо мной, словно курица, — уже искренне процедил сквозь зубы пострадавший, отворачиваясь к окну, — у неё вечно такой несчастный вид, будто она вот-вот с ума сойдёт от горя. Что за наглость?

К сожалению, посетитель не нашёл слов утешения, которые следовало бы сказать после таких откровений, и многозначительно промолчал.

— Серьёзно, не могу видеть её скорбную мину, не пускай её сюда, — после очередной тяжёлой паузы выдал Лан, закутываясь с головой в одеяло.

— Я… постараюсь.

— И вообще, я хочу выйти. Хочу отправиться в «Золотой самородок», мне надо развлечься. Сколько ещё я могу валяться здесь, будто на пороге смерти?

— В «Золотой самородок»? — возмутился собеседник. — Пока что там тебе делать нечего, ты ещё не до конца восстановился. Да и Глава не желает, чтобы ты даже с постели поднимался, ведь…

— Но мне скучно! — прокричал Момо, подскакивая на кровати и разбрасывая по сторонам покрывала, словно капризный и взбалмошный мальчишка. — И я хочу развлечься, слышишь, раз-влечь-ся!

Упрямый актёр вцепился в Бел-Атара и принялся тягать его за плечи.

— Я ещё не помер тут, хотя похоже именно на это!

— Ирмингаут переживает…

— Ирмингаут может не переживать обо мне, ведь когда незачем жить, то и умирать тоже не за что. Всё со мной будет нормально, однако! Мне нужно опустошить голову! Развеяться!

Только Касарбин не собирался участвовать в этой забаве — он не ввязывался в спор, не пытался переубедить упрямца, а просто прямо и проникновенно впивался своими зелёными зеницами точно в душу разбушевавшегося смутьяна. И эта его непоколебимость, несомненно, оказывала остужающее и усмиряющее действие на нарушителя спокойствия. Лан сдался, опуская руки и сползая обратно на подушки.

— А Онкелиан ещё не вернулся? — задал Момо в сотый раз свой каверзный вопрос, и Бел-Атару пришлось в срочном порядке прочищать горло кашлем.

— Кхм-м-м, н-нет…

— А Носатый? Я скучаю…

Последнюю фразу Лан произнёс с таким глубоким чувством, что Касарбин сам уже ощутил боль в глазах от предательского явления слёз, но внезапно кое-что его спасло — в потайном кармане модного пальто Бел-Атара зашевелилось и задёргалось нечто инородное.

— Ты… ты мне что-то принёс! — возбуждённо выпалил парнишка, сразу раскусивший иноземца. — Дай угадаю, это шоколад!

— Хах, нет, Момо. На такое у меня не хватило бы ума. Это… кое-что другое.

Молодой человек вынул из-за пазухи юного и ещё некрупного белого хорька, которого он купил сегодня утром на птичьем рынке. Предыдущие хозяева обучили животное некоторым трюкам, оно было на редкость покорным, ласковым и совершенно незлобивым. Момо мигом угомонился, принимая подношение на руки. Актёр впервые за долгое время улыбнулся широко и лучезарно, когда его хрустальные глаза встретились с рубиновыми зенками дарёного зверька.

— Носатый ведь уже был довольно старым, кто знает, что приключилось с ним тогда? Возможно, он убежал от бандитов, а возможно попался в лапы негулям, так что… Старого приятеля вряд ли заменит новый товарищ в короткий срок. Ну, а кто знает, что будет потом?..

Бел-Атар, как и большинство мужчин, не был мастаком в обрамлении великодушных поступков красивыми словами, и предпочёл бы добрые дела сопровождать добрым же молчанием, нежели разглагольствовать по три часа о славном и правильном, однако сегодня без объяснений было никак не обойтись.

Момо, отлично понимающий все проблемы и затруднения Бел-Атара, что принадлежал тому же лагерю, тихо взял приятеля за руку и прижался щекой к тыльной стороне его ладони с закрытыми глазами.

— О… отдыхай. С Лили я разберусь, — смущённо прошептал молодой человек, отнимая у парнишки палец за пальцем.

Как только его десница освободилась от подозрительно крепкой хватки Момо, Касарбин вышел из комнаты, не говоря ни слова.

Художник нашёл Лили на веранде. Девушка стояла неподвижно, упираясь руками в перила, и буравила взором окрестности.

В последнее время в ставке Белой Семёрки воцарился настоящий разлад, и всё начало рассыпаться на части. Лишь один Алхимик продолжал заниматься своими обычными делами и почти не покидал лаборатории, усердно мастеря нужное для братства зелье тогда, как Учёный Виридас стал всё чаще куда-то отлучаться. Ирмингаут и Гвальд практически не бывали в доме после инцидента с Онкелианом и разгрома лавки Северона, привычная работа тоже исчезла из дневного распорядка, совместно с добрым именем и громкой славной Белой Семёрки, которые, казалось, за мгновение растворились в воздухе.

Ныне жители омута откровенно избегали Главы и её подопечных, желая держаться как можно дальше от возможных неприятностей. Обыватели всего лишь надеялись уберечь себя и близких от несчастий, правда теперь для Лили и Бел-Атара было проблемно даже как следует отовариться на рынке. Не говоря уже о том, что Белая Семёрка лишилась своего единственного мага, и Ирмингаут носилась по столице в поисках нового приспешника — ещё одного опального и талантливого смутьяна, отовсюду изгнанного, однако не отчаявшегося и ищущего свежее убежище.

Бел-Атар постоянно чувствовал себя акробатом, который будто балансировал на тонком канате между всеми членами братства. Он медленно подобрался к травнице, издавая при перемещении как можно больше шума, потому как видел, что девушка основательно задумалась, и боялся её напугать.

— Это… кошмарно, — Лили нарушила тишину, и вместе с возгласом у неё вырвались слёзы и всхлипывания. — Сперва убийства работников, затем потеря Онкелиана, и ещё эти отвратительные твари, негули! На рынке только и толкуют о том, что негули могут вернуться в любой момент, и что они принесут с собою оспу предков, или наводнение, или ещё какое стихийное бедствие. Золотой катаклизм!

Девушка оторвалась от линии горизонта и уставилась на Касарбина, который пребывал в полнейшей растерянности и не знал, что надлежит говорить в подобных ситуациях.

Впрочем, в дальнейшем выяснилось, что слов от молодого человека никто не требовал, Лили было достаточно простого участия.

— Золотой катаклизм! — возбуждённо повторила Лили, вытирая свой протекающий нос. — Что, если Зелёное море опять взбунтуется и обрушит на нас очередную кару? Кажется, боги нами недовольны, они недовольны Исар-Диннами, они будто прокляли столицу. А я собиралась навсегда поселиться здесь, теперь… теперь мне представляется, что это — такая дурная затея, что даже слов не хватает, чтобы выразить…

Она снова начала горько плакать, и Бел-Атар явственно ощутил, как щемит его сердце. Он открыл рот и попытался что-то вымолвить в ответ, однако Лили продолжила исторгать непрерывный поток речей:

— Меньше месяца осталось до празднества Дня Великих Жертв, а у нас мага нет. Кто прочтёт необходимое заклятье? — на мгновение девушка замолкла и посмотрела в глаза Касарбину. — Знаешь, мне кажется, что морские боги защищают своё сокровище, и что нам никогда не завладеть Солнечной иглой Виликарты. Этому просто-напросто не суждено свершиться, ведь в проклятом камне течёт кровь…

— Любые сокровища прокляты, — размыто выдал Бел-Атар, протягивая собеседнице платок, которым она сама ещё недавно вытирала чужой пот, — и в основном для тех, кто слаб сердцем.

— Опять ты за своё? И ещё Момо…

— Послушай, Лили.

Касарбин подошёл к парапету веранды и тоже сложил руки на перила. Лили притихла и чуток к нему придвинулась, наконец позволяя приятелю высказаться.

— Я знаю, что тобой двигают благие намерения, и что ты делаешь это от доброго сердца, но почему тогда, смотря на Момо, ты замечаешь только что-то скверное и злое, что приключилось с ним в прошлом, причём весьма далёком? Разве это справедливо?

— Я…

Не найдя достойного ответа, девушка будто вспыхнула и разъярилась:

— Опять читаешь проповеди, словно ты — старик какой, или отшельник! Знаешь, почему мудрецы живут в одиночестве? Потому что их общества никто не в силах вынести! — прокричала она, а заметем развернулась на месте, взмахнув пышными юбками и огрев художника суровым взором, после чего раздражённо потопала в дом.

Бел-Атар только удовлетворённо хмыкнул травнице вслед. В конце концов, он считал, что гнев всё-таки предпочтительнее отчаяния, он приносит больше плодов. А иноземцу за сегодняшнее утро уже с лихвой хватило упаднических мыслей и пересуд о смерти. Всегда лучше вначале пытаться потушить огонь, чем раньше времени посыпать голову пеплом.

Той же ночью Ирмингаут и Гвальд спешили в благоустроенную часть города, на медный холм. До Дней Великих Жертв, как справедливо отметила Лили, оставалось совсем немного, и заговорщикам следовало проработать план как можно точней. Как ни крути, на Ирмингаут и Гвальда рассчитывали не только члены братства, но и другие вовлечённые, куда более могущественные и осведомлённые. Сегодня эльфийка и бывший начальник дворцовой стражи встречались с наиболее видными представителями Двойной «В» — с братством Воинов Вереска, которым издревле покровительствовал дом Кирн. В одном из непримечательных частных особняков, за закрытыми дверями и при плотно задёрнутых занавесках, они должны были держать беседу с главными фигурами дома Чёрных Ворот, и с Эйлеттом Чесфероном лично в том числе.

Впрочем, перед деловым визитом Ирмингаут сперва посетила куда менее достойных и доблестных господ — она, в гордом одиночестве, но вооружённая до зубов, перебросилась парочкой «тёплых» слов с рыжим и одноглазым Фирамом, тем самым типом, который совершил налёт на лавку волшебного Северона, перебил там ни в чём неповинный народ, едва не покалечил Момо, а затем объявил об изгнании Белой Семёрки из содружества банд омута. И не то, чтобы Ирмингаут сильно переживала о последнем — в конце концов, женщина давно собиралась сбежать из этого окаянного города сразу после того, как привела бы в исполнение собственные планы, однако Фирам посягнулся на святое; на то, что эльфийка никак не могла обойти стороной. Она, как представительница северных племён, древних и диких, не могла простить того, кто нанёс ей столь суровое оскорбление, однако сейчас была не способна в полной мере отомстить обидчику, ибо тогда под угрозу попадали все дальнейшие предполагаемые события.

«— Нана! Сестрица! — приветствовал её рыжий негодяй с радушной улыбкой на лице. — На что ты сетуешь, я же пощадил твоего белобрысого щенка? Ручаюсь, я его не тронул даже пальцем. Более того! К нему не прикасался никто из моих людей! Ну… лишь Вром Вепрь, и только кулаками! Клянусь тебе!»

Теперь, стоя напротив потайных кухонных дверей в дворике нужного особняка, Ирмингаут никак не могла выбросить из головы надменные слова Фирама, главаря одной из самых неблагонадёжных и опасных в омуте организаций. Как бы она мечтала заткнуть глотку рыжего его же поганым языком, стереть навсегда эту развязную ухмылку с его кривой гримасы, только нынче у неё самой будто руки были связаны за спиной путами тугих и крепких обязательств.

«— Не веришь мне? Как можно? — вопрошал разбойник, изображая полную невинность. — Тогда спроси лично у щенка, какие у него остались впечатления от свидания? Думаешь, он расскажет правду? Поделится с тобой неизгладимыми воспоминаниями?»

Ирмингаут в гневе сжала кулак и с размаху ударила в деревянный косяк так, что балка надломилась. Гвальд, спокойно стоящий рядом, недоумённо покосился на свою свирепую спутницу, а затем тихо процедил:

— Соберись, нам ещё с Эйлеттом беседу держать. Этот человек легко выведет из себя даже самых стойких и рассудительных, ибо он славится непробиваемым упрямством.

— Да знаю я, — огрызнулась женщина, но потом извинительно вздохнула и провела рукой в перчатке по зажмуренным глазам. — Просто сегодня у меня уже была одна неприятная встреча, да ещё и ты заговорил, словно бессмертный древний.

— А тебе по нраву видимо, чтобы я изъяснялся, как неотёсанная деревенщина? Я ведь всё-таки во дворце служил, — усмехнулся Гвальд, расправляя плечи и закладывая большие пальцы рук за пояс на штанах.

Его гигантскую фигуру со всех сторон подсвечивали блестящие серебром звёзды, что в безлунную ночь распалились довольно рано на почерневших небесах.

— Это хоть соответствовало бы твоей внешности, а не вызывало замешательство, — Глава легонько ударила напряжённым кулаком в грудь мастера, а затем внимательно посмотрела в его бездонные глаза. — Я ведь упоминала, что «восемь» — это плохое число? Скверное? Оно приносит несчастья и сулит неудачи. Нам не следовало принимать в братство стразу двоих новых приспешников тогда.

Голос Ирмингаут прозвучал столь печально и проникновенно, что внутри Гвальда что-то съёжилось и затрепетало.

— Это ведь просто суеверие, неужели ты… — мужчина повёл рукой, указывая на собеседницу, однако его размышления прервали.

Кухонная дверь распахнулась, и маленький, аккуратный дворик особняка первым делом заполнил тёплый, культурный свет, что лился из жилого помещения и вселял странное чувство уюта и умиротворения в ночных гостей.

— Госпожа, добрый дин, — кивнул посетителям рослый и статный юноша. — Вы припозднились, батюшка уже переживает. Что…

Визитёров встречал Эмерон Чёрный Вереск, любимый отпрыск Чесферона, донга Кирнов, которому вряд ли частенько в жизни доводилось приветствовать пришлых и отворять им врата лично.

— …что приключилось с дверью?! — взор молодого капитана стражи остановился на поломанной балке, которая ещё полчаса назад была цела.

Но Ирмингаут только прикрыла глаза и пожала плечами, вытесняя своим корпусом Эмерона с прохода и освобождая тем самым дорогу и для Гвальда, и для себя.

— Юный господин, — мастер тоже кивнул Чёрному Вереску, продвигаясь внутрь здания сразу за эльфийкой. — Мы не при делах.

Эмерон лишь скорчил непонимающую мину и тут же поспешил за гостями. Уже втроём они поднялись на второй этаж особняка, следуя за горящими свечами и масляными лампами, и направились в хозяйскую спальню, обустроенную сейчас под приёмный зал.

— А-а-а-а! Госпожа Ирмингаут! Мастер Гвальд! — радушно воскликнул Эйлетт Чесферон, стоило ему только завидеть гостей в дверях. — Я уж было думал, что вы не явитесь на встречу, и подведёте нас и Его Высочество наследного принца!

Воевода с наслаждением потирал свои окладистые, смоляные усы, держа в левой кубок с вином. Его редким проблескам радости и нечастым улыбкам не было цены, ведь матёрый солдат почти никогда не веселился, при том всегда излучая суровую, неприступную искренность.

Первый ар дома Чёрных Ворот, донг Кирн, стоял в окружении не менее серьёзных мужчин средних лет, вооружённых мечами и кинжалами, и облачённых в весьма дорогостоящие наряды. Явление на это тайное собрание такой привлекательной женщины, как Ирмингаут, воспринималось присутствующими словно дуновение только сменившегося ветра, что гнал на чёрствую, запёкшуюся землю пары́ животворящей влаги и лёгкую морскую свежесть. Эмерон уже был здесь единственной юной кровью, зелёным ростком и новой надеждой, а Ирмингаут добавила в атмосферу пару всплесков красоты и вдохновения… веры в будущее, за которое ещё имеет смысл сражаться с бесами. Но, конечно, никто из смертных мужей в жизни не посмел бы сравнивать Ирмингаут с обычной людской женщиной, хоть исподтишка и заглядывался на её великолепную фигуру, обтянутую тёмной курткой и кожаными штанами.

— Наших ушей уже достигли плачевные известия, прискорбно это слышать! — громогласно объявил Эйлетт, пока сын его помогал гостям расположиться в зале. — Печально, что мы лишились аванпоста на задворках омута!

Совершив могучий глоток вина, Чесферон с грохотом водрузил опустошённый кубок на стол.

— Впрочем, до кануна празднества осталось совсем немного, и настроения в городе отнюдь не играют на руку Главному советнику и королеве-матери! Сие — и ваша заслуга, Белая Семёрка!

— Однако, мы считаем, что у Зархеля ещё имеются кое-какие припрятанные карты, — вымолвил закадычный приятель и правая рука Эйлетта. — В Исар-Динны движется процессия так называемой Тысячелетней Фахарис, великого и прославенного божества, окружённая почитателями из культа Служителей костей, и поговаривают…

— …и поговаривают, — продолжил за старинным другом хозяин, — что к процессии уже присоединились полчища страждущих фанатиков. Ходит слух, что в деревнях и весях, через которые проезжает караван Фахарис, население бросает свои урожайные поля и тучные стада скота, и отправляется в паломничество в столицу под покровительством божества. Что будет, когда вся эта честная толпа заявится в Исар-Динны?

— Хм… скорее всего, Зархель запланировал возвестить от имени Фахарис о том, что правление Её Милости Зармалессии — предприятие угодное небожителям, а посему и вполне законное, — ответил седовласый уроженец боковой ветки Кирнов, и единственный здесь маг, бывалый волшебный гебр.

— Это понятно, Асармон! То был вовсе не вопрос! Нам следует… — Эйлетт задумчиво покрутил ус на пальце и лишь потом закончил фразу. — Нам следует ответить врагу той же монетой. Игла Виликарты! Вы ведь добудете её, госпожа Ирмингаут?

Благородный мужчина с угловатым и острым лицом перевёл свой грозный взор на Ирмингаут, и эльфийка незаметно поперхнулась.

— Коли Вы добудете сей священный камень, как и обещали, моя госпожа, то, уверяю, нашим планам будет просто обеспечен успех! Как дряхлая мумия прогнившей до основания старухи, наверняка даже не божественной по природе своей, сумеет сравниться в силе с чудодейственным минералом, который неустанно стерегут неподкупные стражи, и который, согласно легенде, невозможно заполучить?

Когда Эйлетт Чесферон завершил свою представительную речь, возле каждого присутствующего члена собрания уже дожидался кубок, полный вина. Пятнадцать пар нетерпеливых глаз уставились на Ирмингаут, в том числе и Гвальда, и женщину охватил непонятный жар.

— Солнечный камень, этот бесценный арашвир, нашими трудами окажется в руках Его Высочества наследного принца и возвестит об эпохе нового процветания для всего Элисир-Расара! — добавил Эйлетт, взволнованно постукивая пальцами по кромке стола и вскидывая вверх густые брови. — Разве не славное дело, а?

— Да! — подхватил лучший друг Чесферона. — А поганый змей Зархель будет свергнут сразу же, как только Его Высочество вернёт себе корону…

— Только в камне этом течёт кровь… — пробубнил себе под нос седой волшебник. — Он проклят!

— Тише ты! Зачем я вообще тебя позвал, Асармон? Ты спятил, как и всякий маг! Довольно молоть суеверный вздор и пугать наших союзников! Ну так что, госпожа Ирмингаут? Мастер Гвальд?

Глава почему-то молчала и сохраняла робкую неподвижность, настолько несвойственную ей, что Гвальд шагнул вперёд, загораживая хрупкую дамскую фигуру боевой подруги своей размашистой спиной.

— Мы всё помним, Ваша Светлость, и мы постараемся раздобыть камень к кануну…

— Нет, мы не постараемся, мы раздобудем арашвир, — наконец, очнулась Ирмингаут и сразу переняла бремя лидерства. — Вам не следует тревожиться об этом, лучше подумайте над тем, как поквитаться со Служителями костей, и, в особенности с Фирамом, этим рыжим демоном, главарём независимой банды чистильщиков.

Эйлетт как-то подозрительно ухмыльнулся, а затем поднялся на ноги и направился к эльфийке. Похлопав союзницу по спине тяжёлой кистью, словно своего товарища по оружию, он тихо вышептал ей на ухо:

— До меня дошли ещё одни пренеприятные сведенья, моя госпожа, мол, один ваш подопечный самостоятельно навлёк на себя беду и гнев небес. Он развязал грязную вражду с Азурком Алном, а этот прохиндей — на хорошем счету у Служителей костей. Толкуют, будто Азурок проводит некие изыскания лично для Главного советника, его покрывает даже Суклеман, властелин всех менял и ростовщиков, так что… пока мы не в силах проучить ваших злопыхателей. Однако, когда камень будет у нас… то есть, у Его Высочества, тогда всё переменится, склоняясь нам на пользу. Уверен, Его Высочество ещё помнит ваши заслуги, и с чистым сердцем…

Ирмингаут уже давно не слушала извинительные, аккуратные и упредительные речи Его Светлости. Она сама слишком долго прожила под светом солнца, Дион и Цер для того, чтобы не догадаться, каким законам подчиняется мир знатных и благородных людей, и насколько ничтожны для настоящего вельможи такие понятия как истинные долг и честь. Дворяне знают лишь те короткие слова, за которыми легко укрываются горы из накопленного впрок золота, потому что их честь всегда чего-то стоит, и неуклонно уменьшается от потраченного или пролитого.

После часовых обсуждений, сверок и сглаживания неточностей в общих планах, все присутствующие поклялись придерживаться обозначенного и торжественно осушили кубки с вином. Сошлись на том, что арашвир, великолепный магический камень, должен будет очутиться в руках Его Высочества на кануне Дней Великих Жертв — именно в тот момент, когда Эйлетт и его альянс поднимет открытый бунт против Главного советника и «изменников» Аонов в целом.

Ирмингаут медленно прохаживалась по тёмной зале, заполненной изящной мебелью и странными предметами обихода. Но источников освещения здесь было мало, поэтому даже её зоркие глаза едва находили для себя твёрдую опору. Замерев возле одного подставочного столика, прижатого к стене, эльфийка с ужасом обнаружила распластанные на серебряном подносе останки повреждённых негулей, точно таких же, каких она недавно крушила в устье Басул, возле Сломанного берега.

Затаив дыхание и округлив от удивления алые зеницы, Ирмингаут потянулась к иссушенной голени дохлого негуля рукой в перчатке.

— О, небеса… — тихо прошептала эльфийка.

— Да, да! — вдруг подтвердил её мрачные догадки подоспевший Эйлетт. — Асармон, конечно, полнейший безумец, у которого никогда не закрывается рот и который не ведает меры, однако, в то же самое время, он — настоящий гений! Это он исследовал останки негулей, которые нам довелось захватить в тот чёрный день. И он определил…

Пока Чесферон, первый ар и донг Кирн, распинался перед Ирмингаут, то ли стараясь впечатлить бессмертную гостью, то ли задобрить её, эльфийка внимательно изучала части тела погибшего волшебного создания.

— …определил, что некто уже поработал над негулями до него, с помощью магии, разумеется. Видите, моя госпожа, эту выделяющуюся косточку? — Чесферон провёл ногтем по малой берцовой кости, будто вовсе не принадлежащей данной особи, но прилепленной к массиву посредством чар и чудотворной грязи. — Она оказалась здесь не просто так. Кость пропитана некоей древней и первобытной магией, и, по словам Асармона, в ней струится не только майн, но и тлеют искры зиртана.

— Зиртан? — поражённо повторила за человеком Ирмингаут, едва шевеля пухлыми губами и чётко выделяя каждый отдельный звук.

Эйлетт смотрел на собеседницу, словно заворожённый. Особенно его влекло то местечко, где залегала тонкая, горбатая уздечка, что разделяла верхнюю губу женщины посередине на две одинаковые дуги.

— Зиртан, это ведь очень опасно? — прошептала Ирмингаут, и её влажные глаза поплыли от волнения, наливаясь кровавой краской. — Что поистине задумал Зархель, что у него на уме? Откуда… у него такие силы?

— А наследник что задумал? — загадочно отразил мужчина. — Откуда у него власть над бессмертным магом, этим так называемым демоном-оборотнем? Эйманом Эром Данаарном?

— Эй… Эйманом?! — переспросила эльфийка, но внезапно к ней со спины подошёл Гвальд, и женщина сразу вернула себе осторожность и рассудительность.

— А! Барадульф! То есть, Гвальд, я хотел сказать, — воскликнул Чесферон и вновь добродушно улыбнулся.

По правде говоря, Гвальду даже польстило то, что птица столь высокого полёта, вроде главы дома Кирн, до сих пор помнит его имя.

— Мастер, прошу, беги в ставку и займись тем, что мы обсуждали прежде, — обратилась к нему Ирмингаут, слегка дотрагиваясь рукой до локтя сподвижника. — Я чуток задержусь.

— Да, хорошо.

Гвальд уже собирался откланяться, как его остановил хозяин:

— А как же амулет? Возьмите для защиты от происков чужой чёрной магии! — Эйлетт протянул ожерелье, составленное из цветных бусин, вырезанных их полудрагоценных камней, с одной крупной подвеской посередине. — Здесь и перидот, и аметист, и бирюза — всё, что отваживает злые чары! В том числе и оникс, наш фамильный камень!

Мастер принял подношение, а затем удалился.

— И вы тоже возьмите, моя госпожа. Асармон специально разработал эти магические амулеты, дабы защитить нас…

— Нет, благодарю, Ваша Светлость. Мне уже пора.

На отрез отказавшись брать украшения, Ирмингаут покинула Эйлетта Чесферона лишь для того, чтобы в альковах и кулуарах его подставного дома отыскать другого представителя ветви Кирн и вести тайную беседу с ним.

— М-моя госпожа… — испуганно обронил Эмерон, когда Глава Белой Семёрки зажала его возле стены в укромном тупике.

— Ты ещё доставляешь ту смесь сушёных трав, что я передаю через тебя Его Высочеству?

— Н-нет… Видите ли, Сагрена говорит, что Его Высочество ничего больше не пьёт кроме кипячёной воды. Ну, или вина, но лишь из тех чарок, что ему лично вручает придворный маг! А он все напитки тщательно проверяет!

— Хм… — задумчиво хмыкнула Ирмингаут, постукивая пальцем по нижней губе. — В воду яд добавить трудней всего, она обличает правду, так что это — хорошо. Как величают этого мага? Неужто Эйман Данаарн?

— Да, так и есть.

По прекрасному лицу эльфийки пробежалась странная смесь из смятённых чувств, и вдруг Эмерон тоже нахмурился.

— Это что-то значит? Что?

Но молчаливая и скрытная бессмертная воительница не собиралась посвящать жалкого отпрыска людских кровей в свои истинные намерения. В конце концов, Эмерон был для неё лишь несмышлёным мальчишкой, расходной фигуркой в секретной игре, и женщина, уже давно прослывшая бессердечной, развернулась и поспешила на выход.

— Я что-то сделал не так? Прогневал вас? — кричал ей вслед нетерпеливый и горячий капитан дворцовой стражи. — Тогда, может, явитесь наконец в замок, поговорите с Его Высочеством с глазу на глаз и лично представитесь его новому приятелю?! А… Ау?

Ирмингаут всегда была под покровительством Мирн Разора, тайной и бесчестной организации, и тени до сих пор хранили верность ей. Они растворили величавую и манящую фигуру эльфийки в густой, полночной мгле, оставляя человека без надежды на вразумительный ответ.

Барадульф, он же Гвальд, прогулялся по чистым улицам медного холма, но затем всё-таки направился обратно в омут, поближе к дому. В ставке он нашёл всех членов братства уже спящими, помимо Бел-Атара, который восседал во дворике возле веранды на деревянной лавке — той самой, что мужчины притащили из здания пару недель назад. Молодой человек неторопливо распивал какое-то дешёвое пойло и урывками поглядывал на два некрупных холмика — закопанные бочонки, красный Б и зелёный. Под землёй в этих сосудах доспевали ингредиенты для зелья, которое вот-вот будет закончено, и Бел-Атар не совсем понимал, что это за технология такая, и для чего понадобилось зарывать тару в почву. Верил ли он в успех? Трудно сказать теперь…

Гвальд молча уселся рядом. Мастер широко развёл ноги, занимая почти всё свободное пространство на лавке, впрочем, так постоянно случалось в его компании, уж слишком тело Гвальда было массивным и выдающимся, и обычная мебель ему не подходила по размеру.

— Вы нашли нового мага? — тихо поинтересовался Касарбин, а затем отпил из глиняной бутыли.

— Нет, нынче никто не желает даже здороваться со мной за руку, — хмыкнул мастер.

Он пытался скрыть разочарование за напускным весельем или безразличием, только у мужчины ничего не получилось. Бел-Атар всегда превосходно понимал, что на душе у его старинного приятеля, разумеется, коли удосуживался посмотреть на него хотя бы краем глаза.

— Более того, нас с Главой не угостили даже утешительными слухами о том, что, мол, в омуте появился новый волшебник, исключённый из содружества гебров, зато по пути домой моих ушей неоднократно достигали всякие нелепые сплетни о Его Высочестве! Ха!

Касарбин передал другу ёмкость с разбавленным заном и Гвальд мигом пригубил напитка.

— Люди очень рады тому, что Его Высочество жив-здоров, однако… Однако они негодуют из-за того, что наследник престола тоже встал на кривую дорожку и заключил союз со злыми силами.

— Ну… а ты что об этом думаешь?

— А сам якобы не знаешь? — ехидно фыркнул Гвальд, взглянув разок на Бел-Атара навязчиво и пристально.

Но собеседник оставался слеп к его ужимкам. Честно говоря, иноземец упорно не желал отрывать взора от двух приземистых курганов — холмов, таящих под собой бочки с зельем, — и, по невнимательности, большая часть правды ускользнула от него.

— Что я думаю об этом? — размеренно повторил Гвальд. — То, что никому, кроме Его Высочества на самом деле не известно, что творится за дверями его спален. Я служил во дворце… Так вот, я служил во дворце, и я прекрасно осведомлён, что в высших кругах знати всё не то, чтобы выворачивается наизнанку… просто оно — не такое, каким кажется со стороны.

— Я могу прочесть заклятье благонадёжности, — неожиданно для мастера выдал Бел-Атар.

Смелый и преисполненный уверенности, он неотрывно взирал на то, что когда-то можно было назвать дворовым садиком возле ставки, однако ныне пришедшим в ужасное запустение.

— Во всяком случае, попробовать прочитать, — добавил молодой человек сразу, как в воздухе повисло тревожное напряжение.

— Что? Нет! Ты не должен этого делать! Это… чрезмерно опасно, — Гвальд тут же принялся разубеждать приятеля.

— Знаю, что не должен. Но я хочу. И я обещал помочь.

— Слушай, много ли ты денег потратил из своей части серебра?

— Да практически ничего… а что?

Бел-Атар быстро уловил новое направление, в которое клонился Гвальд, и наконец уставился на мастера в ответ.

— Что ты хочешь этим сказать? Не темни, выкладывай.

— Лучше для тебя будет, коли ты заберёшь свои деньги прямо сейчас, и на рассвете же отправишься в порт, и исчезнешь из Исар-Динн, пока ещё Зелёное море не взбунтовалось вновь, и пока ещё ничего непоправимого не приключилось… Скоро… скоро в столице зазвенят мечи и засвистят стрелы.

— Тем более, как я могу покинуть вас в столь ответственный момент? — Касарбин растянул губы в надменной улыбке и отпил из горлышка бутылки.

— Когда ты стал таким упрямцем? Незачем тебе складывать голову за чужие цели…

— А тебе есть, зачем?

Гвальд болезненно хихикнул, а затем демонстративно вскинул одну бровь вверх, намекая на то, что его намерения почти всегда — кристально чистые. В том плане, что через них видны его первичные мотивы.

— Глава, Алхимик, Момо… мы ведь неспроста очутились здесь, на дне омута.

— Да и я, знаешь ли, не всегда вёл жизнь порядочного и благонадёжного гражданина. Мы с братом были такими же мошенниками. Мы доводили людей до разорения, оставляли их без средств к существованию, и я решил…

Гвальд неодобрительно покачал головой из стороны в сторону, явно давая понять товарищу, что он не верит ни в искупление, ни в прощение богов, однако Бел-Атар снова удивил его:

— …Но я решил, покуда в Исар-Диннах я — подданный, а не гражданин, какой это имеет смысл? Воплощение нашего плана, наверное, станет самым грандиозным и самым значительным делом в моей жизни, и уж точно — самым волнительным. Разве могу я теперь отступить? Не смеши.

— Э-э-э-х, — тяжко вздохнул Гвальд, водружая руки на колени. — Вы меня в могилу сведёте, — подумав, он вскоре добавил. — Пойду-ка я в дом, надо поспать.

Касарбин дождался, пока монументальная фигура приятеля скроется из вида, а затем мрачно высказался:

— У тебя в горле, друг мой, застряла кость от худой сушёной трески в то время, как в море ещё полно свежей рыбы.

Четверо суток назад, после того, как корабль Главного советника и его свиты причалил в порту Исар-Динн, Дуностару начало казаться, что его дядя ещё более погрузился в какую-то сомнительную и блаженную прострацию, и ныне он один остался здравомыслящим в окружении умалишённых и одержимых.

Сегодня вечером, в середине второй недели второго летнего месяца, Дуностар был занят тем, что принимал от почтенных волшебных гебров дома Аон массивный деревянный ларец, доверху наполненный драгоценностями. Седьмой ар проносил этот неподъёмный ящик в покои дяди, однако путь его лежал через открытый, опоясанный анфиладой дворик с прудом, в котором уже вовсю цвели бледно-кремовые, огромные кувшинки. Дело было на закате, и пунцовые лучи солнца окрасили широкие, но заострённые лепестки цветов в малиново-красный, настолько красивый и притягательный, что Дуностар в изумлении замер. Он наслаждался видом, впитывая жадным и голодным взором, как по мерцающей поверхности воды скользит диск багряного солнца, и как мираж захода превращает безобидные водные кувшинки, символ чистоты и красноречия и дар небесных жителей, в ядовито-алые паучьи лилии — в ликорисы, демонические цветы, которые даже не росли на просторах Элисир-Расара, и о которых молодой полководец знал лишь понаслышке.

В коридорах Янтарного замка Дуностару повстречалась парочка хорошеньких служанок, которые были несказанно рады снова видеть во дворце воина-красавца. Девушки передали возвратившемуся распоряжения от его отца, донга Аонов, щедро разбавляя свои речи забористыми сплетнями.

В кабинете Зархеля, как ни странно, не наблюдалось сегодня Её Милости, зато мягкие и роскошные диваны для посетителей засиживали прихвостни Его Светлости: тут расположился и личный астролог-кудесник советника, и Маэлбрит, и Луридас. Последний выглядел весьма жалко и убого — он сидел в самом тёмном и дальнем углу, зажимая руками голову, которую держал между колен, и временами чуть-чуть подрагивал. Дуностар неодобрительно покосился на разведчика дяди, что теперь больше смахивал на запойного пьяницу в белой горячке или рьяного поклонника маковых снадобий. Казалось, словно Луридас побывал на приёме у подземных властителей, где вопреки воли своей сделался свидетелем наиболее мерзких и бесчеловечных пыток, однако подобного, разумеется, не происходило. Что же поистине приключилось с ним?

Нахмурившись, полководец с грохотом водрузил ларец на низкий столик, а затем распахнул крышку. В приглушённом свете свечей сразу вспыхнули сотни драгоценных камней, нанизанные на крепкие нити: здесь были и перидоты, и сапфиры, и аметисты, и бирюза. Да… Аоны тоже старались всеми силами защититься от инородного колдовства, поэтому не брезговали никакими методами — ни новомодными, ни устаревшими.

Маэлбрит, развалившийся в глубоком кресле и даже не снявший в помещении свою кожаную шляпу, очень опасно чистил ногти кинжалом, и его совершенно не заинтересовали подоспевшие амулеты. Поскольку у Дуностара не имелось помощников, то ему пришлось лично раздать всем присутствующим по охранному ожерелью. Невменяемый Луридас долго отказывался брать подачку, ну а когда настала очередь Маэлбрита, седьмой ар почувствовал необходимость сделать тому лёгкий выговор:

— Господин, ради общего блага, не могли бы вы держаться поскромней? До меня уже дошли сведенья о том, что вы успели испортить трёх королевских прислужниц, а мы только-только ступили на берег.

Дуностар протянул охотнику на чудищ амулет, и мужчина, загадочно улыбнувшись молодому человеку, принял украшение.

— Что я могу поделать? — почти по слогам отчеканил собеседник. — Это всё — аранское очарование, которое досталось мне от далёких предков.

По белоснежным зубам Маэлбрита пробежался яркий, тёплый блик, и Дуностар насупился ещё страшней.

— А Вы что скажете, Ваше Сиятельство? Вы не ощущаете этого… или оно Вам не по душе?

Луридас продолжал нервно всхлипывать в углу, а кудесник откровенно храпел в окружении плюшевых подушек, поэтому Маэлбрит сейчас мог позволить себе любую вольность. Только Дуностар очутился крепким орешком — он даже не изменился в лице. Тогда охотник вздумал обратить свои резкие слова в обычную шутку, и рассмеялся:

— Говорят, у безответной любви имеется своё очарование, но я — не жестокосердный, и отвечаю утвердительным кивком всем, симпатичным мне.

— Это — не любовь. Просто желание, — многозначительно выдал Дуностар, после чего скрылся в частных спальнях дяди, предварительно вооружившись пригоршней ожерелий.

— Да Вы — мыслитель, Ваше Сиятельство, — буркнул себе под нос белокожий мужчина и взялся за прежнее: начал вычищать ногти остриём кинжала.

Всё это время Зархель Великолепный сидел за туалетным столиком в своих затенённых опочивальнях и мечтательно вздыхал. Обычно это место занимала королева-мать, но после возвращения в столицу Главный советник общался с Её Милостью исключительно при посредничестве слуг и посыльных, и даже не торопился звать её разделить с ним ложе. Морщинистое лицо Зархеля, явно слишком скоропостижно состаренное какими-то тяжбами и невзгодами, теперь не выражало ничего, кроме подозрительного спокойствия. Порой его физиономию украшала блаженная улыбка, порой губы начинали подрагивать сами собой, однако радоваться всё равно было нечему — на лбу Его Светлости уже угнездились жуткие чёрные чешуйки, поразив линию роста волос, и советнику приходилось прятать этот изъян под капюшоном или колпаком.

— Дядя? Дядя, Вы как? — тихо вопросил Дуностар, но его голос растворился в переливающихся, серебристых клубах дыма благовоний, будто захвативших всю комнату.

Безусловно, дядя не слушал своего племянника, ведь всё его внимание ныне предназначалось единственной на свете Тысячелетней и Отравляющей Фахарис. Зархель опять представлял, как он воссоединится с этим куском мёртвой плоти, когда останки доставят ко двору, и как затем обручённые судьбой совместно процветут.

— Ваша Светлость, гебры привезли сегодня эти обереги от вражеских чар, прошу, наденьте сейчас же, — более настойчиво произнёс Дуностар, и его покровитель, наконец, пришёл в себя.

— А? Да-да, славно.

Зархель запустил свои изменённые руки, когтистые и чёрные, в комок из переплетённых бус, выбрал одно ожерелье с крупным подвесом, но вместо того, чтобы надеть талисман самому, вручил его племяннику.

— Держи. Носи под одеждой, поближе к сердцу. И никогда не снимай!

— А как же Вы?

— Я? — высокомерно усмехнулся Зархель, искажая губы в зловещем и коварном оскале.

Казалось, советник в мановение ока вернул себе былой облик и снова сделался таким, каким Дуностар знал его с детства — серьёзным, вдумчивым и рассудительным, расчётливым, и немножко пугающим.

— Полагаешь, мне способна навредить чужая магия? Не смеши! Отныне я — воплощение колдовского могущества! Я повелеваю стихиями, я командую армией из преисподней, я воскрешаю мёртвых, и они меня слушаются!

Седьмой ар набросил на шею ожерелье, составленное из чередующихся разноцветных круглых и цилиндрических бусин, а потом прикрыл оберег тёмными нарядами. В общем, поступил так, как ему и велел дядя.

— А как же Его Высочество наследный принц? Толкуют, будто он тоже повелевает мрачными силами. Его звезда вот-вот загорится над озером золотых кувшинок в час свершений, что мы тогда будем делать? Вам следует поостеречься, и тоже принять всяческие меры по…

— Не переживай ты, глупый племянник, кровь моей родной сестры.

Зархель поднялся на ноги, и вместе с его драгоценной мантией из чёрного шёлка колыхнулись сплочённые ряды повреждённых негулей, которые караулили за бархатным пологом кровати.

— Козни недругов мне не страшны. Покуда в моём сердце великие намерения — меня берегут всевышние.

«Что за странная уверенность, несвойственная людям?», подумал Дуностар, однако высказать мимолётную мысль вслух так и не осмелился, уж чересчур грозным выглядел сегодня его дядюшка.

— Осталось дождаться, когда в дом мой придёт госпожа, а уж тогда… уж тогда мы объединим наши начала и сольём фундаменты!

— По городу бродит слух, — перебил Зархеля племянник, — что Его Высочество заключил сделку с демонами и теперь повелевает богом из чёрного песка и пыли, что он с лёгкостью одолеет любые преграды на пути к трону…

— Тебе откуда это известно? Уже побывал в столичных борделях и домах увеселений?

— Нет, Вам что-то принести оттуда?

Зархель раздражённо фыркнул и взмахнул рукой на Дуностара.

— Иди, иди отсюда, наглец! Мне пора собираться, ибо сегодняшняя встреча — и судьбоносная, и роковая. А судьба не будет медлить. Нельзя опаздывать.

Полководец приставил кулак к груди и с почтением поклонился Главному советнику, после чего удалился из покоев, как ему и приказали.

— Каков нахал, а? Избаловал я тебя.

Дождавшись, когда затихнут твёрдые и динамичные шаги Дуностара и в опочивальнях снова установится тишина, Зархель истошно закричал:

— Луридас!

Только почему-то никто не отзывался на голос Его Светлости, и Главный советник начал выходить из себя:

— Лурида-а-а-а-с! Лурида-а-а-а-с!

Наконец, в дверях нарисовался вышеобозначенный Луридас со скорбной миной, и Зархель сразу принялся его отчитывать:

— Ещё раз мне придётся напрягать горло чтобы найти тебя, и я велю Дуностару разорвать на части твою бестолковую тушу!

— Прошу прощения, мой повелитель, — покорно склонил голову провинившийся. — Что прикажете?

— Не знаю, как пройдёт запланированная встреча… — мечтательно прошептал Зархель, заглядываясь на расписные потолки, — однако, знаю одно: никто не должен трогать принца, этот мальчишка предназначен мне. Так что, проследи за моим племянником. Сдаётся мне, он обзавёлся подозрительными желаниями, весьма недальновидными и зловредными.

— Вы… сомневаетесь в преданности Дуностара? — переспросил Луридас, не веря собственным ушам.

— Сердце человека переменчиво, говорят, оно не выдерживает проверок. Стоит ли упоминать людское слово, которое так легко нарушить? Именно поэтому диалог можно восстановить в любом из случаев, и именно поэтому… да.

— Повинуюсь, — удручённо изрёк Луридас после того, как советник замолк на середине предложения.

Когда лазутчик ушёл, Зархель медленно добрёл до опорного столба кровати, и, обхватив чудовищными пальцами его ствол, загадочно произнёс:

— Но переменчивы лишь слабые. Как же славно, что большинство сильных мужей глухи и безучастны к собственному сердцу.

И, облачившись в лучшие наряды, Главный советник заблаговременно отправился в Башню Сияния в компании свиты из слуг и элитных стражников, вооружённых бердышами и алебардами. Поэтому, когда к положенному часу порог Башни пересёк Эйман Данаарн, Зархель уже восседал в благородной позе на одном из витиеватых кресел зала, который использовали для пиров после собраний в узком кругу избранных — здесь наличествовало лишь шестнадцать посадочных мест. Двенадцать из них предназначались для донгов, два центральных — для Нин-дар-дина и Нин-дар-наны, и ещё два для Главного советника и Верховного гебра.

— Охо-хо! — воскликнул Зархель, постукивая пальцами друг о друга. — Вы так похорошели с нашей последней встречи, Аман-Тар!

— А Вы, наоборот, захирели и осунулись.

За спиной Эра тут же захлопнулись тяжёлые двустворчатые двери, украшенные медными пластинами с изображениями кувшинок и лилий, и мужчины остались в пышной зале наедине. Стены Башни Сияния поддерживали гладкие и узкие колонны, между которыми сверкали длинные мозаичные окна, но, поскольку снаружи уже давно стемнело, дневной свет здесь заменяло пламя от сотен толстых и ароматных свечей. На сей раз Эр держался уверенно и спокойно, и вместо того, чтобы сцеплять руки за спиной в замок, он разместил их бокам. На бессмертном маге был надет расшитый золотом кафтан из тёмно-изумрудного бархата, и он возвышался напротив Зархеля пока тот сидел в кресле. Впрочем, право сидеть в присутствии стоящих всегда считалось у людей за исключительную честь, поэтому сейчас каждый мнил себя царём, что главнее и выше всех.

— Я удивлён, что Вы осмелились вернуться, — отбил языком маг, выставляя вперёд руку и показательно играя колдовским пламенем между пальцами.

— А я поражён, что Вы не улизнули исподтишка. Правду говорят легенды о демонах-оборотнях. Их что-то держит возле точки появления, что-то сковывает их.

— На поверку всегда оказывается, что в старых байках слишком мало правды. Может, я не исчез только потому, что Исар-Динны возникли на горизонте моих планов?

— И что же Вы намереваетесь предпринять? — прошипел Зархель змеиным голосом.

Он давно поднялся на ноги и подошёл вплотную к Данаарну, так, будто его манило поле притяжения древнего.

— Если расскажу Вам, какие же тогда это будут тайны? — хмыкнул бессмертный, закидывая голову наверх.

— Господин! Хозяин! У него имеется секрет! — шептала фиолетовая струя магии для демона-оборотня.

— Источниклиббоегозащищает! Онбережётеготело! НамникогданеуничтожитьЗархеля, намегонеодолеть! — хрипел второй прихвостень.

Неожиданно Главный советник начал вертеться по сторонам, словно он тоже уловил какие-то колебания в воздухе, и Данаарн насторожился.

— Ваша правда, — внезапно согласился Зархель. — Мне незачем вникать в Ваш личный интерес. Но нам обоим незачем и враждовать друг с другом, что скажете? Мы могли бы стать славными союзниками, и вместо худой битвы учредить чудесную дружбу?

— Ха-ха-ха! Ха! Ха! — вдруг Эр взорвался диким хохотом.

Его стальное тело принялось сотрясаться, будто статуя, пробуждённая от вечного сна неожиданным землетрясением.

— Друзья? Союзники? Да никогда! Лучше я уничтожу тебя прямо сейчас!

Эйман протянул к Зархелю напряжённые руки, направляя все свои магические силы на него одного, однако… ничего за этим не последовало. И волны тёмной колдовской энергии, и три волшебных вихря словно обогнули Главного советника по полукругу, минуя его скрюченную фигуру и не задевая даже краешка узорной мантии сановника.

— Ха-ха-ха! — загоготал в ответ Зархель, широко разевая свою зубастую пасть, словно исполинская чёрная змея. — Ты меня не тронешь, гад! Разорвать его!

Прозвучал отчётливый господский приказ, и из-за знамён и стягов, что наполняли залу, вынырнули полчища воплощений утопших. С ними тут же схлестнулись призванные Эром войска из иссушенных, но победитель никак не мог определиться — силы были примерно равными, и весы баланса оставались в неизменном положении. Магия Данаарна не могла навредить Зархелю, но и Зархель не сумел ранить неприятеля, всё-таки демон-оборотень был слишком могущественным.

— Вместо того, чтобы сотрясать воздух, мы могли бы объединиться! — воскликнул чуток утомлённый битвой советник.

— Не жди пощады. Ты, дурак, даже не знаешь, во что тебя угораздило влипнуть! Это либбо! Лишь либбо тебя защищает от магических вихрей, и это либбо зовёт тебя на службу! Ты слышишь голоса, да?

— Ну, а какой маг их не слышит? — усмехнулся Зархель, ехидно скалясь.

— И что они велят тебе? Куда-то явиться? Прийти в конкретное место и пустить там корни?

По перекошенной от натуги физиономии Зархеля промчался призрак тревоги. Откуда этому проходимцу, воистину, всего-навсего случайно проходящему мимо страннику, известно столько точных подробностей?

По лицу и шее Данаарна струился пот, а магические волны двух непримиримых врагов до сих пор продолжали тягаться силой с переменным успехом.

— Что ты, ничтожный, знаешь о моей беде?! — выкрикнул в гневе Главный советник. — Что происходит с моим телом? Эти… эти чудовищные когти! Эта… чешуя! Откуда они?

— «Метаморфозы», — злокозненно прошептал Эйман и его глаза безумно заблестели.

И воплощения утопших, и армия иссушенных уничтожили друг друга при столкновении: как две волны, они разлетелись в брызгах по полу и стенам, а останки их просочились в небытие. Потоки майна тоже присмирели, и в Башне Сияния установилось робкое затишье.

— Что это значит? — нетерпеливо рыкнул Зархель.

— То, что ты стал вечным рабом либбо, и скоро превратишься в его безропотного стража, охранного пса, что сидит на привязи. Слышал о Зверях Шарга?

Советник наморщил нос, нахмурил брови и вытаращился на демона-оборотня.

— Ваш народ — родоначальник всяческих обманов и грязных иллюзий, ты нагло лжёшь мне, демон Междумирья.

— И для чего? Хах. Скоро… скоро узнаешь, что значит быть одновременно бессмертным и проклятым, — вышептал Эр на ухо Зархелю, склоняясь в сферу его тёмного влияния.

— Мы же твердили Вам, хозяин! Это бесполезно! Нам не сразить его! Нужно искать иной путь!

Данаарн глубоко вздохнул, а затем отпрянул ближе к дверям. Эта дурная битва никому не принесла удовлетворения. Что за партия, в которой и счёт, и удача — просто «ничья»?

— Пожалуй, пока нам придётся повременить с решающим сражением, — проворчал остывший Зархель, поправляя обширные рукава своей мантии.

— Воистину. Только, предупреждаю тебя, держись подальше от наследного принца.

— Хах. Да?

Эйман уже стоял возле арки прохода, и советник слегка улыбнулся, почувствовав во враге некоторую слабину.

— А что такое? — наигранно вопросил первый ар Аонов. — Хочешь первым заполучить его красоту? Что ж… ты ведь — демон-оборотень. Владыка тлена и тьмы. Тебе не составит трудов растлить и его…

К счастью, Эйман успел перевоплотиться в бестелесный угольный пар, он уже просочился через щели в закрытых дверях и выбрался в коридоры Янтарного дворца, однако по-прежнему отчётливо слышал каждое слово Главного советника.

— …сердце, — когда Зархель закончил фразу, его лицо рассекала коварная ухмылка.

Побродив по пострадавшей зале, где теперь вверх дном лежали все предметы обихода и украшения, заодно с изящной мебелью, Зархель задумчиво прошептал сам для себя:

— Зачем тебе вообще понадобилось уничтожать меня? Что ты затеял, грязный демон, против моего королевства?

После приключившегося Главный советник лишь укрепился во мнении, что ему предстоят немалые, по-настоящему великие свершения: он должен защитить собственные земли от разорения, народ — от неминуемой гибели, должен избавить Элисир-Расар от напасти в виде демона-оборотня. Неважно, был ли Эр исчадием Междумирья, повелевал ли могучими силами, или же просто мастерски управлялся с иллюзиями и притворялся тем, кем не являлся. Окажись он даже богом чёрного песка и пыли воплоти, у Зархеля всё равно найдутся в запасе методы по усмирению любого непокорного вольнодумца, потому что его единственная подлинная союзница — Фахарис — определённо знала правду. Она, как всеведущая богиня, уж точно прочитала на досуге всевозможные трактаты — книги жизни, книги мёртвых, и даже кодексы законов, небесных и земных. И она подсказала Зархелю ответ на пресловутую головоломку каждого вояки-интригана: чего боится недруг? Где его слабость?

Данаарн промчался по коридорам Янтарного дворца в образе чёрного облака, краешек которого пару раз замечала стража. Правда, служители замка слишком часто в последнее время стали сталкиваться с чем-то необычайным и пугающим. Люди откровенно боялись попадаться и Зархелю, и Эйману, и поэтому сами предпочитали прохлаждаться в тенях, закрывая глаза на всё подряд. Выскользнув через приоткрытое окно, Эр преодолел половину пути снаружи пышного здания, прижимаясь к фасадам. Бессмертный маг снова возродился как статный и прекрасный господин только на просторной веранде Его Высочества.

— Что мы будем делать? Как нам сокрушить того, на кого не действует наше колдовство? Ядом? Мечом?! — истошно вопила неугомонная струя.

Только хозяин её не слушал, он едва справлялся с собственным дыханием. Эр стоял возле стены, выкрашенной ночными огнями из бежево-золотистого в тёмно-сиреневый, и судорожно глотал лёгкими густеющий воздух. С каждым разом подобные трюки давались магу с бо́льшим трудом, и теперь Эр явственно чувствовал, как сжимается от боли его сердце. Одной рукой мужчина держался за каменную кладку, обвитую плющом, а второй — за грудь.

— Не к чему такие хлопоты. Мы можем просто оставить его позади, всё равно… всё равно вскоре Зархель превратится в исполинского змея, и заползёт на дно озера с либбо. Будет, сам того не ведая, стеречь наш мир. Мне нужен только камень, арашвир… и да сгинет в синем пламени это проклятое место, — прошептал Данаарн.

Постепенно он приходил в себя. Он наблюдал за тем, как за стеклянными окнами в опочивальнях Его Высочества горит яркий свет. Видимо, принц ещё не спит, ждёт своего наставника. Эр понимал, что имеется очень малый шанс, что Сэль Витар, обычный человек по происхождению, подслушает его крамольные речи — это казалось попросту невозможным, — однако он, как всякий осмотрительный боец, решил поостеречься и перешёл на хатр.

— А как же либбо?! Как же тайлин?! Они нужны нам!

— Нужны! — хором подтвердили все три вихря.

— Либбо… это, безусловно, вещество очень редкое, но оно имеется и в других краях, таких, в которых не обитают змеи. Разумней будет забрать камень и удалиться прочь, оставляя после себя какую-нибудь интересную хворь… или стихийное бедствие.

Данаарн уже достаточно окреп для того, чтобы гордо расправить плечи и выпрямиться в полный рост. Вальяжной походкой он пошагал в сторону дверей веранды, однако внезапно внимание бессмертного привлёк свежий ветер, непривычный и дурманящий, дующий с севера на юг. Его прохладные потоки заплетались в распущенных волосах Эймана, и несли в себе не только соль и запах водорослей, но и кое-что иное… то, что древний не ощущал уже давным-давно. Это были отголоски очень странного, сверкающего и в тот же миг мрачного аромата: либбо дало о себе знать, лишь оно так пахло на землях Ассалгота. Лёгкое на помине либбо словно призывало своего будущего сподвижника, подмигивая ему невидимыми искрами зиртана.

— Что-то таится в этих водах, — тихо вышептал Эйман, и его глаза засияли чистым золотом. — И, кажется, это что-то намеревается пробудиться от долгого сна. Хм… любопытно.

Затем Эр приказал вихрям исчезнуть и двинулся к покоям Его Высочества. Сэль полулежал на собственной кровати, спиной упираясь в гору подушек, и что-то сосредоточенно читал, то и дело опуская в рот сочную, почти чёрную вишню. Завидев в проходе на веранду Эра, принц чуть не подпрыгнул на месте:

— Куда ты пропал? Я уже начал беспокоиться!

— Напрасно тратишь силы, Высочество, — маг по обыкновению надменно отмахнулся от переживаний юноши.

Подойдя ближе, мужчина с размаху плюхнулся на ложе подле наследника престола.

— Ты придумал, как мне заполучить корону? — незамедлительно выдал Сэль, впиваясь в Эра своими блестящими, светло-голубыми глазами.

— А оно вообще тебе надо? Может, лучше отправимся в путешествие, а глупцы и тонущие пусть сами как-то разбираются?

Демон-оборотень сцепил руки в замок, соединяя между собой два больших пальца, и вонзился взором в стену напротив. Сэль быстро догадался, что приключилось нечто неладное.

— О чём ты? Нет, мы ведь так не договаривались, мне нужна корона, а тебе — игла Виликарты. Я хочу стать новым магом-королём и освободить свой народ…

— Твой народ? — хмыкнул Эр, обнажая клыки, длинные и колкие. — Лично ваял каждого из них?

— Прекрати язвить! Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду… что произошло? Зархель?

— О, да. Воистину, и я не ошибся, с самой первой нашей встречи я почувствовал эти жуткие метаморфозы в нём. Послушай, Высочество, что тебе известно о драконах?

Эйман смотрел на барельеф драконьей головы, что никогда не покидал собственного поста и всегда стоял на страже покоя наследника престола. Сэль тоже окинул эти выпуклости и впадины прохладным взором, затем уселся бок о бок с магом, вытянул вперёд ноги и заговорил:

— Каких именно драконах? Тех, что когда-то жили в Элисир-Расаре?

— О драконах вообще.

— Ну, у них острые зубы, когти и крылья, а ещё они способны опалять противника огнём. Их тела покрыты чешуёй, однако гривы состоят из перьев, а головы как правило венчают рога или кожистые гребни, а ещё у них имеется длинный хвост.

— Крылья, когти и хвост, это, конечно, весьма примечательные детали, однако они есть далеко не у всех драконов. По большей части, эти твари выделяются тем, насколько легко им уступают потоки майна.

— Да, их кровь полнится майном, — подтвердил юноша. — Поэтому она ядовита. Во всяком случае, так считается. Почему… ты спросил, Эр?

— Его Высочество всегда проявляет мудрость и чуткость. Быть может, он прежде слышал нечто о Зверях Шарга?

— Об этих исполинских червях, якобы стражниках источников с либбо? Они вовсе не походят на приличных драконов, — хмыкнул наследник.

— На приличных, может, и не походят, однако в общих чертах малым отличаются от «истинных» драконов. Когда-то давно, когда Ассалгот ещё только-только осваивался всеми разумными существами, и смертными и бессмертными, драконы по праву считались одними из ниедов. Они тоже обладали трезвым рассудком, чувствовали многое и переживали обо всём, у них наличествовало то, что принято нынче величать душой. Однако потом, со сменой эпох, драконы обезумили от магии, которая проистекала в них. Они измельчали, одичали и превратились в рядовых животных, на которых в Мирсварине даже ведут охоту ради вкуснейшего мяса…

Сэль выпучил глаза от удивления, но перебивать рассказчика не взялся.

— Впрочем, речь не о том, мой принц. Сейчас остались лишь белые драконы, они застряли где-то на перепутье между бессмертными происхождениями и обычными земными тварями, которые живут своим природным естеством. При помощи чар они способны навлекать на собственные тела наваждение человеческой плоти, и порой даже вращаются в высших кругах власти, только им по-прежнему милее ухабистые скалы и утёсы гор, нежели города и сёла. Так вот, Звери Шарга не многим от них отличаются, за исключением внешнего вида. Их массивные тела тоже поддерживаются магией, а в жилах течёт первобытный майн. Эти гигантские змеи — не просто разумные создания, нет, гораздо больше. Звери Шарга — это хранители стихий, поддерживающе небеса и землю, стерегущие огонь и воду, уравновешивающие либбо, тэсе’ра и кси. Либбо призвало их на службу и изменило облик до неузнаваемости, перекроило тело и разум. Вот такие вот метаморфозы ждут твоего двоюродного дядю, наследник. Каждый исток либбо ищет себе хранителя, и от его зова невозможно укрыться. Долгие тысячелетия либбо спало в недрах Ассалгота, так долго, что некоторые из бессмертных начали думать, будто оно ушло навсегда. Но теперь либбо пробудилось, и ищет новых стражей для себя. Три столпа мироздания всколыхнулись, а энергии пришли в движение.

Эр растянул губы в довольной ухмылке так, будто он желал приложить к этому землетрясению руку, и намеревался лично раскачать опорные столбы вселенной.

— Но не бывает правила без исключения. И я только одно существо знаю, коему удалось сбежать из сферы влияния своего источника. Оно стало поистине могучим и бессмертным, но совершенно одиноким. Ему нет больше ровни в Ассалготе. Триждывеликий, и Вселяющий страх…

— Что? — принц недоумённо посмотрел в глаза Эра. — Что ты пытаешься этим сказать? Что невозможно одолеть Зархеля и моё королевство обречено?

— Я пытаюсь сказать, что нет нужды одолевать Зархеля. Имеет смысл смиренно подождать, позволить природе проделать всю грязную работу за нас.

— И… что будет дальше? Зархель превратится в настоящего дракона? В такого, призраками коих полнятся наши легенды и предания? Поселится на горе из янтаря и навсегда укроется в своём секретном логове? Это…

Сэль нахмурился, прижимая указательный палец к губам. Ни раз он слышал истории о стародавних временах, когда лазурные небеса Элисир-Расара бороздили полнокровные драконы, однако принц даже не подозревал, что всё могло обернуться подобным образом.

— Это невероятно! — наконец, воскликнул наследник престола.

Он с ногами забрался на постель, встал на колени, вцепился в кафтан Данаарна и начал трясти его за плечи.

— Нам нужно донести эти сведенья до ушей донгов и волшебных гебров! И королевы-матери! Должно быть, она в опасности…

— Донести? — перебил юношу Эр, надменно поведя бровью в сторону. — И кто поверит тебе на слово, Высочество? Ты с трудом доверился мне, хотя степень твоего безрассудства просто не поддаётся осмыслению. Как думаешь, что ответят донги и гебры, эти узколобые и закостенелые благородные мужи, когда услышат из твоих уст столь сомнительную историю? Они на смех тебя поднимут, решив, что в моей растлевающей компании ты заразился безумием и сам стал невменяемым. Решат, что я тебя развратил.

Эр вырвался из хватки Его Высочества и бойкой походкой отправился к окну. Сэль тут же почувствовал, как изменилась атмосфера, и в опочивальнях принялись сгущаться краски. Демон-оборотень стоял перед наследником, выпрямившись во весь рост и заложив руки за спину, он по привычке чуть-чуть склонял голову на бок и отводил её назад, однако юноша явственно ощущал какие-то новые и необычные подвижки в собеседнике.

— И что же Зархель теперь хочет? Что он жаждет заполучить? — тихо и тревожно проговорил Сэль, и, хоть Эр на него и не смотрел, он всё равно прекрасно разумел, что принц уже сам предвидел дальнейшее развитие. — Корону?

— Зархелю не нужна больше земная корона, он считает, что за ним сияет божественный нимб из золота, — мрачно изрёк Эйман.

— Тогда… что это? Что ему нужно? Золото? Власть? Признание народа?

Эр резко обернулся и покровительственно взглянул на принца. К сожалению, единственное, что маг мог ответить от чистого сердца своему подопечному, прозвучало бы весьма неутешительно, если не сказать больше — оскорбительно. Потому что это было слово «ты».

Зархеля изнутри разрывали странные желания и стремления, и, действительно, ничего он сейчас не хотел заполучить столь же отчаянно в собственные владения, как Его Высочество наследного принца. Только почему-то советник не собирался применять для этого грубую силу, напротив, он планировал с помощью хитрости или уговоров склонить мнение Сэля в нужную сторону. Наверное, иной расклад не устроил бы требовального хищника. В конце концов, не спортивна та охота, на которой добыча достаётся слишком просто; это портит вкус мясного блюда.

Сколько может длиться такая затяжная игра в салочки? Не известно. Во всяком случае, до тех пор, пока мозги Зархеля окончательно не расплавятся и не превратятся в разум рептилии, и он не уползёт, поджимая хвост, к истоку с либбо. Тогда его перестанут волновать какие бы то ни было мирские заботы, ну а пока…

— Однако! — воскликнул Сэль после того, как его осенила светлая идея. — Донги и гебры будут вынуждены внимать мне, коли я завладею короной, так что, ничего не остаётся, кроме как открыть свой глиц и заполучить хаор сейчас же.

Его Высочество подскочил на ноги и подбежал к хмурому собеседнику. Он взял Эра за рукав, а потом отчётливо произнёс:

— Ты ведь поможешь мне разобраться? Ты обещал.

Принцу не пришлось долго уговаривать бессмертного наставника.

Вот Данаарну и представился прекрасный шанс ознакомить Его Высочество с собственным «родным домом» — так называемым Междумирьем, или Тчеланом. Ведь для того, чтобы искать следы неведомого, Тчелан подходил лучше всего — по поверьям именно здесь витали все мало-мальски значимые слухи, ровно, как и грудились осколки различных секретов, перемешанные с воспоминаниями и ответами на всевозможные загадки. «Тчелан полнится плодами тайных знаний», по крайней мере, так считали и древние, и наиболее просвещённые из людей, и обращаться к нему за советом в сложной ситуации — это мудрое решение.

— Я и не знал, что можно погружаться в Мираж на пару с кем-то, — тихо прошептал принц, пока Эр сопровождал Его Высочество к Палатам металлических озёр, дабы совершить незримое путешествие уже вдвоём.

— Шутишь? Да это ведь одна из самых потрясающих его особенностей! — объявил маг уже на пороге залов, и глаза его блеснули неподдельным интересом.

Двери распахнулись и мягкий голубовато-синий свет, источаемый волшебными кристаллами, отразился ярким блеском на трёх напольных пластинах — серебряной, медной и бронзовой. Эр, пропуская вперёд принца, крепко затворил входную дверь, а затем злокозненно отбил языком:

— Хотя, вообще-то, для того чтобы попасть в Мираж и из него пробраться в Междумирье, не нужно посещать какие-то специальные места или занимать определённые позиции. Это ведь внутреннее странствие, и здесь сгодится любая отправная точка, которая всегда доступна твоему воображению.

Бессмертный ткнул острым когтем в лоб сподвижнику, наглядно демонстрируя, что он имеет в виду.

— Впрочем, коли ты привык к чему-то, и оно тебя успокаивает, заодно настраивая на правильный путь, то, кто я такой, чтобы отговаривать?

Принц лишь хмыкнул.

Они оба уселись возле кромки медного плато друг напротив друга: сложили руки на согнутые колени, зеркально отображая позу соседа, и соприкоснулись лбами, после чего медленно сомкнули веки. Эр начал было произносить вступительные слова и перед глазами наследника уже поплыли странные вибрирующие узоры, предвещающие чересчур скоропалительное погружение в Мираж, однако внезапно Сэль Витар спохватился:

— Эр, постой. Ты должен пообещать, что, несмотря ни на что, не причинишь вреда моей матушке и Дуностару.

— Ну, а ты не забывай, что всё, что повстречается тебе в Междумирье — это лишь мираж, и оно не в силах повлиять на твоё тело. Просто положись на меня.

Принц и демон-оборотень вновь закрыли глаза, и в следующее же мгновение Его Высочество провалился сквозь медную пластину, что изображала зачарованное озеро. Тугая гладь металла замерцала, по ней пробежалась лёгкая рябь, и, внимая внутреннему голосу мага, Сэль поддался обстоятельствам — он пошатнулся вбок и тут же рухнул в воду. Однако на сей раз руки мертвецов, которые наполняли пруд и тянулись вверх, к свету, наравне с цветущими кувшинами, не пытались утопить незадачливого путешественника и не требовали отдать им самое ценное — тепло огня жизни. Наоборот, нежить будто помогала принцу. Приняв его хрупкое тело со скрещенными на груди конечностями и зажмуренными зеницами, утопленники вынесли Его Высочество из мутных вод на твёрдую поверхность.

Сэль распахнул веки и ему в глаза ударили яркие солнечные лучи, после чего юноша узрел перед собой распростёртую десницу Эймана Данаарна, который уже возвышался напротив наследника в полной красе. Богатые одежды бессмертного мага развевались на ласковом ветерке заодно с его роскошными волосами, на этот раз немного сдерживаемыми плотными косами у ушей. Вокруг Эра вились три тёмно-фиолетовых вихря, сверкающих искрами, которые на чудотворных землях Тчелана обрели некоторую материальность и даже стали видимыми для принца. Наконец, перед Сэлем обнажилась правда, и он понял, с кем именно постоянно спорил его древний проводник. Порой возле Данаарна появлялось призрачное золотое сияние, но оно улетучивалось столь же стремительно, как и возникало.

Маг водрузил наследника в вертикальное положение рядом с собой. Уши Сэля до сих пор были заложены, так, словно он находился под толщей морских вод, и по их с Данаарном фигурам скользили змеистые золотисто-жёлтые блики, будто от волн, хотя над головами путешественников вовсю ярилось солнце и от горизонта до горизонта раскинулись вольные просторы.

— Эр? — позвал принц, поправляя строптивые пряди волос, и от его рта протянулась целая вереница блестящих перламутром пузырьков. — Что это такое?

Голос наследника тоже звучал так, как будто раздавался под водой, поэтому Данаарн едва расслышал спутника. Насупив нос, демон-оборотень вымолвил:

— Смотрите, Ваше Высочество. Вам решать, куда нам идти, и что искать.

Однако продвижение вперёд по-прежнему представлялось весьма сомнительным, ведь Сэль с трудом дышал и шевелился. Ему мерещилось, что солёная вода была повсюду. Впрочем, стоило принцу оглянуться по сторонам, как он сразу понял, в чём заключалась основная беда — вода журчала именно в самом скверном и неудобном месте, там, где располагались его ступни. Что это: мираж, иллюзия или помешательство рассудка — сейчас для Сэля было не столь важно, как тот факт, что он не мог удержаться на ногах из-за фокусов Тчелана, ибо подобный поворот вступил бы в противоречие со всеми известными законами природы. Принц тут же запаниковал и снова принялся падать в пучины бездны, но Эр крепко ухватился его за предплечье.

— Не дёргайся. Просто вставай на твёрдую поверхность, — приказным тоном изрёк его строгий проводник.

— Но… это невозможно! Я утону, — закричал наследник, и его встревоженный лик украсила россыпь из жемчужных воздушных пузырьков.

— Довольно суеты, — провозгласив это, Эр медленно разжал пальцы и отдалился.

Он видел, что ноги принца начали справляться с ситуацией раньше его головы, — наследник уже топтался на загустевшем студне из воды в то время, как Данаарн расслабленной походкой двинулся по блестящему на солнце стеклу прочь от терпящего бедствие. Маг будто бы бросил принца на произвол судьбы, хотя, этот манёвр и привёл в чувства Его Высочество.

Сэль поймал равновесие и расправил плечи. Достаточно было подключить врождённое сумасбродство — эту его слепую веру, — как почвы сразу уплотнились под ногами, тоже перевоплотившись в твёрдое, но каткое стекло. Теперь впереди раскинулось бескрайнее стеклянное море под нежно-голубыми небесами словно в начале утра, и каждая свободная дорога представляла из себя сплошной скользкий путь, как и загадывал Сэль не так давно.

На западе мрел зыбкий силуэт Янтарного дворца. Пшенично-бежевый и дрожащий, словно дюны из раскалённого песка, он раскачивал горизонт, привлекая внимание путешественников тогда, когда с противоположной стороны на фоне безмятежного моря зияло чёрное пятно Дремлющего леса, посреди коего огнём сверкал шпиль Янтарной башни — хранилища для иглы Виликарты. Догнав спутника, Сэль спросил:

— Куда нам идти? Во дворец, или же за иглой? Ты ведь хочешь заполучить арашвир, так?

— Тебе решать, — безразлично ответил маг, пожав плечами. — Что мы вообще здесь ищем?

— Сам толком не знаю. Но не помешает уже, наконец, вызволить из плена мой меч. А то без него рукам как-то одиноко.

— Одиноко? У тебя ведь их целых две.

Наследник хмыкнул и улыбнулся, поднося к лицу ничем не занятые кисти и демонстрируя собеседнику свою главную проблему.

— Тогда вперёд, — Эр взмахнул левой, указывая на дворец, до которого, казалось, путники и до заката не доберутся; настолько он был туманен и далёк.

Дорогу осложняло ещё и то, что каждый шаг приходилось совершать предельно осторожно.

— Почему ты раньше не забрал меч отца? — как бы невзначай поинтересовался Данаарн.

— Там имеется загадка, и хитрые охранные чары, что стерегут оружие.

— Я же предлагал тебе разнести этот каменный ящик к чертям.

— Хах, ну да. Ничего, что «этот ящик» — саркофаг моего батюшки в его усыпальнице? Вдобавок, если я сразу примусь за жульничество, то от меня тут же отвернётся древняя магия, которой пропитан легендарный клинок. Не додумаюсь сам — никогда не сумею овладеть его могуществом.

Внезапно Данаарн выставил перед собой руку и задержал Сэля. Бессмертный взором указал на едва заметную тропу, которую припорашивал рассыпчатый песок, и по которой, соответственно, будет гораздо проще добраться до замка. Но на песке кто-то вывел сложные, перекошенные буквы, будто начертил очередное охранное заклятье.

— Что тут говорится? Это ведь хатр? — спросил принц, прижимаясь к крепкому плечу спутника.

— Так и есть, — поражённо прошептал Эр, а затем прочёл надпись вслух. — «Правильный путь — только для хорошего человека». Хм. Что это? Наговор, проклятье или предупреждение?

— И кто это, «хороший человек»? — недоумённо вымолвил принц, поднимая на Эймана свои живые и блестящие глаза, так гармонично сочетающиеся с его белоснежными локонами, чуть-чуть трепыхающимся на ветру.

— Не знаю, у меня не спрашивай. Мало того, что никто не нарёк бы меня хорошим и добрым господином ещё при первой жизни, я и человеком-то никогда не был, — усмехнулся бессмертный маг, искажая губы в презрительной ухмылке.

Презрение это, разумеется, предназначалось не принцу, отныне неизменному подельнику Эра во всяческих начинаниях и верному попутчику на тропе обманов, а в целом обстоятельствам из прошлого.

— Я думаю, это приглашение, — вдруг бескомпромиссно выдал Сэль и резко шагнул на песчаную дорожку.

— Нет, погоди, мы можем заблудиться или, того хуже, попасться в ловушку Тчелана — непроходимый лабиринт.

Маг попытался одёрнуть Его Высочество, однако своевольный юноша, внезапно обнаруживший в закромах души смелось и дерзость, которые также дожидались своего часа как наследство от отца, уже убежал вперёд без оглядки.

— Глупый мальчишка, — проворчал Данаарн.

И, несмотря на предполагаемые опасности и дурные предзнаменования, последовал за принцем.

Тонкая, петляющая туда-сюда тропа из прессованного песка устремлялась к замку. Она напоминала длинную золотую ленту, пронизывающую полотно из бледно-синего атласа и наводящую зрение случайного наблюдателя на самые сокровенные ложбинки и сочленения. Всего несколько шагов в заданном направлении, и принц заодно с магом оказались возле спуска к подземным усыпальницам дворца. Видимо, для путешественников, праведных и соответствующих взыскательным требованиям охранного чертежа, даже несговорчивое время шло иначе, ускоряясь, когда нужно, и замедляясь в положенных местах.

Перед спуском в подземелье тропинку обрамляли палевые каменные глыбы, походящие на обломки культового сооружения, и их щербатую поверхность, изъеденную за годы дующими ветрами, засиживали стайки полупрозрачных, хрустальных насекомых. Здесь были и осы, и стрекозы, и богомолы. Они поднимали лапки вверх, как бы приветствуя своего повелителя, Сэля Витара Амуина Малидота, будущего мага-короля.

— Что это за твари? — искривляя брови, спросил Данаарн.

Принц уже начал спускаться вниз по покатому склону из плотно утрамбованной почвы, сверху присыпанному мелкой бело-серой и жемчужной галькой.

— Да так, старые знакомые.

Эр поспешил за принцем, и вскоре они очутились в подземной пещере, причудливые изгибы и наросты в которой сформировались естественным образом. Всюду здесь властвовали три цвета: белый, голубой и песчано-бежевый, кое-где волнистые своды потолка подсвечивали громадные кристаллы кримов, в темноте источающие приятное сияние, которое бы и самых воинственных настроило на мирный лад. Сэль понимал, что этот грот даже отдалённо не смахивает на реальную усыпальницу королей в Янтарном дворце, а попросту является плодом его воображения. Ну, или замысловатой конструкцией, созданной Тчеланом; тем самым миражом из пыли и песка, где принц однажды потерял нечто важное, а затем совершенно позабыл о приключившемся.

— Прежде я считал, что это ты посылаешь мне образы стрекоз и богомолов, — отрешённо прошептал Сэль, пока степенно передвигался по пещерной галерее.

Он перемещался от одного надгробия к другому в поисках захоронения своего отца, и перед взглядом Его Высочества представали всё новые и новые его предшественники: великие правители и непревзойдённые волшебники былых эпох, потомственные маги-короли.

— Ха, ещё чего, — неодобрительно фыркнул Эйман, ступая на каменистый грунт тайного грота. — Делать мне больше нечего, кроме как насылать видения на глупых мальчишек.

Помедлив у прохода, он углубился внутрь пещеры вслед за принцем.

— Видимо, по мнению местных владык, «хороший человек» — это вообще кто угодно, — язвительно проворчал маг, переминаясь с ноги на ногу и откровенно не понимая, чем он в силах помочь подопечному. — Ну, или хотя бы тот простак, что не держит в сердце зла, а придерживает сердце только для любви.

— Я всегда это знал! — неожиданно воскликнул Сэль и резво обернулся на Данаарна, так, что ярко-голубые глаза наследника вспыхнули во тьме подземных залов, словно волшебные кристаллы, или те редкие из звёзд, что могли похвастаться едва заметной синевой. — Вот, чем наполняется твоя душа.

— Я — демон-оборотень, и у меня нет души. Точнее, у меня их целых три, склеенные из обрывков.

Эр в отместку блеснул золотыми зеницами на принца и протянул перед грудью руку с напряжёнными пальцами, между которыми кружились магические вихри, плавающие по воздуху, будто мурены в холодных донных водах.

— Он Вас раскрыл, хозяин! — хором завыли вихри, и от этого визга у наследника чуть уши не принялись кровоточить.

Правда, Сэль уже нашёл надгробный камень Тэя Алькосура, высеченный из огромного куска белоснежного мрамора и сплошь покрытый вековой пылью. Рядом на стене покоился тускло тлеющий факел, и почтительный сын взял его, дабы рассмотреть узоры и гравировки, испещряющие отполированную поверхность саркофага, но света всё равно отчаянно не хватало.

— И кто же в Вашем сердце? — вышептал наследник.

— Очевидно, что не та, в чьём сердце я, — улыбчиво, но уязвлённо прошипел Данаарн, подступая ближе к принцу.

— Пожалуй, это несчастье нас с Вами и объединило, — предположил Сэль, отряхивая правой пыль с надгробия.

Но взирать на собеседника он продолжал невыносимо пристально.

— Да. Большая любовь — это не всегда большая удача. Если она безответная, то приносит лишь несчастья.

Эр тоже водрузил кисть на крышку саркофага, а затем отпустил на волю свои вихри, после чего между пальцами у него вспыхнули яркие огни.

— «Меч в камне», — зачарованно прошептал Сэль, счищая последние крупицы песка с надгробия, — «слова на воде».

С дополнительным источником освещения он уже легко мог разобрать, что было написано на погребальном сооружении:

— «Сердце только для близких…» — вполголоса озвучил принц, — дальше надпись обрывается. Она повреждена! Ничего не видно!

— Позволь взглянуть, — спутник нетерпеливо отодвинул наследника в сторону и сам склонился над гравировкой. — Не знаю, здесь могло быть что угодно. Что это вообще? Очередная присказка твоего почившего батюшки? Фамильная пословица?

— Понятия не имею, — юноша раздражённо пожал плечами.

Неужели и этот путь был проделан напрасно? Стены вокруг начали едва заметно раскачиваться и слегка подрагивать, однако пока что никто из присутствующих на это внимания не обратил.

— Как ещё можно открыть этот тайник? Ты что-то упоминал о кольце.

— Да! Кольцо с сапфиром! — восторженно подхватил Его Высочество. — Только, затея эта тоже смертным не по плечам, ибо во дворце наличествуют тысячи подобных колец, и все они совершенно разные!

— Или абсолютно одинаковые, — мрачно прохрипел маг, — то есть, полностью бесполезные.

С потолка заструились ручейки из песка и мелких обломков, вниз полетели блестящие сталактиты, острые и смертоносные, а полы пещеры заплясали. Сэль в ужасе выронил факел и придвинулся к провожатому.

— Что происходит?! — истошно прокричал он, однако бессмертный всё равно почти ничего не услышал: такой поднялся гул в подземелье, что невозможно было разобрать слова даже того, кто орал тебе в ухо.

Эр в негодовании ударил кулаком по надгробной плите на саркофаге, которая так и не пожелала раскрывать посетителям собственные тайны, и прижал к себе Его Высочество, плотно опоясывая плечи наследника несгибаемой рукой.

— Что происходит, Эр?!

Сила притяжения тоже будто бы вышла за пределы своих предполагаемых возможностей: все предметы, прежде со свистом летящие вниз и крушащие могилы на собственном пути, вдруг замерли, а потом устремились ввысь. Белоснежные волосы наследника тоже взмыли вверх, он, испуганно выпучившись, с остервенением вцепился в кафтан бессмертного мага, который словно превратился в последний оплот благонадёжности на этих землях: пока всё разрушалось, переворачивалось вверх дном и исчезало в бездне небытия, Данаарн оставался непоколебимой точкой равновесия. Только он держал и принца, и обе их жизни всего одной натужной кистью.

Однако вскоре окружение поплыло, будто разводы грязи на оконном стекле, которое очищалось под натиском шквального ливня, и Его Высочество обнаружил себя в более привычном месте: он до сих пор находился в крепких объятьях Эра, только уже дело происходило посреди Палат металлических озёр, в Янтарном дворце, а не на опасных и непостоянных почвах Междумирья. Сэль судорожно дышал и никак не мог набраться смелости, чтобы отпустить кафтан Эра, хотя он уже прекрасно понимал, что именно приключилось — виной всему очередное золотое бедствие.

Пучины Зелёного моря опять всколыхнулись и воспряли, а потом с рёвом и грохотом набросились на берег. Это морские воды раскачали замок, это они привнесли в незримое путешествие Сэля и Эра нечто столь реалистичное, извратив общую картину и усугубив все ощущения. Потолки дворца дрожали, стены колебались и принц, вскоре совладавший с чувствами, разжал пальцы и приказным тоном объявил:

— Сейчас! Это лучший момент! Сейчас иди и выкради то, о чём я тебя просил.

На мгновение Данаарн замешкался, хотя он сам знал отлично, что более удачного момента для вторжения в покои Её Милости может больше не представиться. Только маг не желал оставлять в одиночестве беспомощного человека.

— Иди же! Не беспокойся обо мне, я привык к такому. Сколько, по-твоему, я пережил золотых катаклизмов? И до сих пор цел и невредим! Ну, иди!

Недовольно поведя бровью и так и не сказав ни слова, Эр снова перевоплотился в облако чёрной пыли и просочился под дверь. Он летел по пустынным коридорам дворца, которые постепенно наполнялись криками ужаса проснувшихся слуг и дворян.

Может, путешествие по просторам Тчелана не дало желанных плодов, однако на сей раз сюрприз преподнёс реальный мир, так редко удивляющий искушённых. Купчую на Лихие острова, которая хранилась взаперти у королевы-матери и которую просил раздобыть Эмерон, будет гораздо проще выкрасть под шумок. Прибрежная волна вызвала лёгкое землетрясение в замке, а заодно проделала брешь в сложном волшебном барьере, что наложил Зархель на все входы и выходы в королевские покои. Где-то стёрлись магические рисунки и заклятья, где-то из-за тряски рассыпались травы — пресловутые рута и шалфей, — где-то повыпадали драгоценные камни-талисманы. В конце концов, никакие скрытые ухищрения и упреждающие удары не могли соперничать с той силой, которой обладал демон-оборотень. Раньше ему бы просто потребовалось больше времени, ну, а теперь сама природа как будто благоволила нечистой скверне — она отворила замки́ и проложила надёжные дороги к цели. Если хороший человек не держит в сердце зла, а придерживает сердце только для любви — то при таком раскладе не составит великого труда даже пропащему Эру Данаарну сойти за достойный образец порядочности. И неважно, что в чью-то жизнь безответная любовь приносит свет, тогда как других она сталкивает в омут непроглядного отчаяния.