Логово заядлых неудачников

Глава пятая. Сила

В темнице тоже можно вырастить цветы, но за погожими деньками следует ненастный период. Поутру Эймана Данаарна уже не было в опочивальнях наследного принца, и Его Высочество никак не мог найти бессмертного.

По Янтарному дворцу быстро распространились слухи о том, что, мол, Главный советник Зархель Великолепный уехал в родной город Орм ради некоего особенно важного и величественного дела, которое хорошо послужит королевству. Разумеется, дворцовую челядь не слишком-то волновали все эти «величественные и важные» дела советника, ибо их обязанности никогда не заканчивались, и никогда не знали устали, в отличие от изнурённых рук и тел, а Зархель славился в Элисир-Расаре двумя вещами: скупостью на выплаты и дотошностью в исполнительской среде. И несмотря на то, что многие подданные сочли бы за огромную честь возможность работать в замке, а, значит, и трудиться на благо мага-короля, сводить концы с концами становилось всё сложней с тех самых пор, как Зархель потребовал предоставлять ему отчёты о тратах на содержание резиденции. Главный советник, не привыкший подолгу задерживаться в постели, предпочитал коротать время за изучением смет и приходных книг, и, как и всякий старательный казначей, он любил сокращать расходы, избавляясь от «лишних» людей и перераспределяя задачи между остальными.

Поэтому во дворце после отъезда Зархеля царила возбуждённая атмосфера, будто накануне большого праздника, и никому и дела не было до того, чем занимался наследный принц. Сэль Витар без проблем вышел за пределы холодного крыла и направился к опочивальням Сагара Молниеносного.

Верховный гебр уже как пару дней назад объявил себя больным и слёг в постель. Каждому обитателю Янтарного дворца было доподлинно известно, что Главный волшебник страдает от подагры, поэтому разыграть очередной приступ нездоровья для Сагара не составило великого труда. Он просто принялся жаловаться, что якобы его ноги опять трещат от боли, и старика, наконец, оставили в покое. Теперь Сагар мог себе позволить целыми днями валяться на белоснежных простынях и укрываться перьевыми одеялами, и подниматься с ложа исключительно затем, чтобы взять печенье со стола или втихаря плеснуть дополнительную порцию вина в свой бокал — не всё же слугу просить выполнять его пожелания. В итоге, подагра действительно может вернуться в любой момент, а Хатар, верный и добросовестный подручный, всегда опирался на эти черты и никогда не разрешал хозяину пускаться во все тяжкие за трапезой. Как-никак, на просторах просвещённых государств, вроде Мирсварина или Зол-Дактама, уже было известно, из-за чего возникает подагра, и некоторые сведенья достигли берегов Зелёного моря. Поэтому Хатару приходилось хлопотать в поте лица перед каждым приёмом пищи Сагара, а после коршуном виться вокруг старика, отнимая у того смачные лакомства, запрещённые придворным лекарем.

Лучи солнца прорывались в светлые и обширные опочивальни Верховного гебра из высоких окон, расцвечивая молочные стены жёлтым золотом. В Исар-Диннах стоял час ворот, и это означало, что время подступало к обеду. Однако необъятное брюхо рослого Сагара, сегодня не ограниченное ни шёлковыми поясами, ни ремнём для ножен, уже было наполнено доверху. На завтрак волшебник умял две утиные ножки, пару пирожков с вареньем из вишни, несколько пирожных с кремом и закусил всё корзинкой свежей клубники и гроздью винограда.

Сагар мог потратить целое состояние на изысканные блюда и заморские яства. Ему было далеко не всё равно, чем насыщать свой неутолимый голод, однако, родная вотчина старика — дом Морозного Камня, Амуин, — постепенно приходила в упадок после того, как власть отошла Зархелю и Зармалессии. Сагар сам чудом избежал немилости новых правителей и сохранил некоторые сбережения, заодно с положением в обществе, но… Но Главный советник — он ведь не дурак, и он прекрасно осознавал всю непрочность собственных кореньев. Для того, чтобы надёжней вгрызться в жирные и плодородные почвы власти, надлежит скорее избавляться от соперников. Впрочем, сорняки быстро разрастаются и захватывают сад, это верно…

Зархель, кажется, давно подозревал, что где-то в Исар-Диннах плетётся заговор против Аонов, и против него, в частности. Советник прекрасно понимал, что Сэль Витар — истинный наследник престола — рано или поздно возмужает, и однажды превратится в настоящую опору для сопротивления, или в знамя для оскорблённых и недовольных дворян. И, как туго не затягивай нити сети шпионов, сколько не сдавливай клещи, — Зархель, будучи простым смертным, не способен остановить рост и развитие будущего правителя Элисир-Расара, мага-короля. Дни были на исходе, а когда запасы в закромах скудеют, это означает одно — впереди брезжут лихие времена, надо быть и настороже, и во всеоружии. Однако, вряд ли Зархель когда-то сомневался в преданности Сагара, потому что Сагар прилагал колоссальные усилия для подпитки такой иллюзии.

Но всё нарушил один никчёмный фонарь. Тот самый, что Верховный гебр забыл в Металлических палатах. Разумеется, улика — так себе, но Зархелю и этого было достаточно, чтобы пригрозить Сагару драконовскими мерами. Например, Главный советник невзначай напомнил волшебнику, сколько нынче стоят различные кушанья… а ведь во владениях Амуинов у Сагара имелась собственная семья — престарелая вдова его сына, его личные внуки с маленькими детьми на руках, тоже привыкшие к определённому образу жизни. В конце концов, заговоры — вещь весьма опасная, когда тебе есть, кого терять.

И всё по вине светильника, который, казалось, должен был развеивать мрак, но вместо этого сам отбросил тень на репутацию Сагара. Старик решил ни во что более не встревать. Он многое знал, и поэтому для него же лучше будет держаться особняком от всевозможных проблем и сложных ситуаций.

— Ваше Мудрейшество, Его Высочество наследный принц желает Вас видеть, — Хатар отчеканил фразу так громко, что Сагар подпрыгнул от удивления.

Верховный гебр стоял спиной к дверям в спальни, перед длинным и высоким книжным шкафом с бокалом белого вина в левой руке. Он выбирал, что бы такого почитать на досуге. На старце была надета лишь изящная рубаха в пол с отороченным вышивкой подолом, просторная мантия-халат и ночной колпак — всё-таки, надо было подкреплять молву о хворях действиями.

— Да… с годами понимаешь, что по-настоящему славных книг, которые стоит прочесть, не так уж и много… — скорбно проворчал гебр.

— Ваше Мудрейшество, насле…

— Да слышал я! Не глухой ещё! Негоже это, что Его Высочество разгуливает по дворцу, как ни в чём не бывало… хм… что же делать, что делать?

Сагар Молниеносный залпом осушил бокал вина и поставил его на полочку, после чего схватился за переплёт первого попавшегося томика и метнулся в постель. Улёгшись на ложе и закутавшись в пышное одеяло, он страдальческим голосом промолвил:

— Хатар, у меня опять нога разболелась. Передай Его Высочеству, что сегодня тоже не смогу ему помочь с постижением глица. Упаси всевышние небожители, Его Высочество ещё заразиться этой мерзкой хворью! О, небеса и воды, да отразится замок в лазурной воде…

Последние реплики Верховный волшебник произнёс так тихо и неразборчиво, будто уже пребывал в бреду на смертном одре. Только Хатара, верного и проницательного иноземного раба, не проняли хозяйские ужимки. Мужчина знал обо всех причудах старика, и потому лишь подозрительно вскинул одну бровь, а затем нахмурился.

— Ваше Мудрейшество, всем известно, что подагра не заразна.

— Всё равно, всё равно! Пусть Его Высочество держится подальше от болезнетворных миазмов. И пригласи ко мне лекаря, пускай сделает ещё одну примочку или притирку… нога так болит! Так болит! О, небеса и священные воды!..

Хатар вновь скорчил суровую гримасу, явно давая понять Сагару, что из него актёр, ей богу, никакой, однако молча отправился озвучивать очередные отговорки для принца.

Низко поклонившись наследнику престола, Хатар извинительным, но обстоятельным тоном возвестил:

— Его Мудрейшество по-прежнему разбит подагрой, Ваше Высочество. Прошу простить Вашего покорного слугу, однако мой господин не в силах принять Вас сегодня.

— Да, передайте Сагару мои пожелания скорейшего выздоровления, — спокойным и бесстрастным голосом выдал принц. — А он, случаем, ничего не оставлял для меня? Письмо или свёрток?

— К несчастью, нет, прошу, не гневайтесь, мы — лишь ничтожные слуги, а Его Мудрейшество сейчас болен и не способен раздавать даже поручения для нас.

Наследник равнодушно кивнул Хатару и поспешил удалиться.

Прежде Сагар, когда его мучила подагра, никогда не чурался общества принца, наоборот, Сэль часто читал троюродному дедушке вслух его любимые книги в такие дни. И всё это, мягко говоря, выглядело не очень-то красиво… Впрочем, Сэль не привык сомневаться в Сагаре, видимо, у старика имелись причины для того, чтобы отстраниться.

После обеда Данаарн тоже не объявился, и Сэль решил навестить матушку, пока не вернулся Зархель. Без этого неусыпного надсмотрщика будет гораздо проще раздобыть то, что желал принц — ключ от гривны покорности из пал-силбани с шеи Эра. Может, лицедей из Эймана вышел куда более уверенный, чем из Сагара, однако Сэль всё равно представлял, насколько велики страдания того из магов, кто носит на себе такое бремя.

В дверях передней комнаты покоев королевы-регента его встречала новая прислужница благородных кровей. Дама, ещё толком не знакомая ни с порядками дворца, ни с распоряжениями хозяйки, без заминок и лишних вопросов пропустила Сэля дальше, в конце концов, он ведь являлся наследником престола и будущим магом-королём. Служанка до сих пор не подозревала, что к Его Высочеству относились здесь, словно к садовому украшению: радует глаз — и ладно, и на этом с него хватало, незачем серьёзно принимать его в расчёт.

Принц постучал в дверь спален королевы и почтительно произнёс:

— Матушка? Матушка, могу я навестить Вас?

Ответа не последовало, но Сэлю подумалось, будто он слышит голос государыни — то ли тихий шёпот, то ли слабый стон. Кажется, Нин-дар-нана находилась в помещении, поэтому Его Высочество подтолкнул дверь и проник внутрь, предварительно ещё раз предупредив:

— Ваша Милость, к Вам сын пожаловал. Я вхожу…

Все окна в спальне королевы закрывали плотные тёмные занавески. Здесь не горело ни одной лампы, и колючий мрак разрезали только редкие нарушители — тонкие полоски света. Те лучи солнца, что сумели протиснуться через щели в шторах, теперь расписывали яркими цветами предметы мебели и богатую утварь опочивален в тех местах, где оседали.

Её Милость развалилась в праздной позе в глубоком кресле, и ноги её, облачённые в атласные домашние туфли, покоились на маленьком пуфике. На королеве было надето просторное платье из мягкой и рыхлой ткани нежно-персикового оттенка, целомудренно прикрытое сверху блестящим халатом до середины бедра, облегающим фигуру и подпоясанным широким ремнём. Лицо Зармалессии выглядело совершенно отрешённым, бледным и безучастным, и Сэль быстро понял, что послужило тому виной: на прикроватном столике из драгоценного блюда, как правило, вверх вздымалась целая гора из «успокоительных чёрных жемчужин» лекарства его матушки. Но ныне гора изрядно поубавила в размерах и весе, стёрлась почти до основания. Что ни говори, всё-таки с течением времени жемчуг тоже обращается в пески, которые затем сдувают ветры и смывают дожди, только обычно на это уходят столетия… жемчуг — недолговечный «камень».

— Кто… явился в мою скромную обитель? — прошептала невменяемая королева.

Её аккуратная голова, сегодня увенчанная диадемой с серебряными цветами и драгоценными звёздами, неестественно склонилась на бок, но шею Её Милости берегла шёлковая подушечка. Определённо, кто-то позаботился о положении, в котором находилась королева-регент, во всех смыслах. Зармалессия бы точно сейчас не смогла сама надеть туфли, красиво опоясаться, подвести брови или даже подложить мягкий свёрток под собственное ухо.

— Это я, матушка, Сэль Витар, Ваш надоедливый и непокорный отпрыск, — проворчал принц.

Он решил, что Нин-дар-нана теперь не в силах его строго судить, а поэтому можно дать себе волю и совершить робкий… ну, или, напротив, дерзкий и долгожданный глоток свободы.

Сэль сглотнул слюну, подойдя к письменному столу матушки. Среди чернильниц, перьев и сосудов с песком, увеличительных стёкол и вырезанных из полудрагоценных камней зажимов для бумаги он обнаружил некоторые документы, которые страшно его заинтриговали. Прищуриваясь и напрягая зрение, принц прочёл заглавные надписи, поражённо ахнул, затем приблизился и мысленно прочёл буквы ещё разок. На столе Её Милости без присмотра лежала купчая, и не на что-то там, а на Лихие острова — бесплодный и вроде как бесполезный кусок суши на западе Зелёного моря, издревле принадлежащий Элисир-Расару, но, согласно данным бумагам, отходящий во владения соседней державы. С малых лет Сэля наставляли, что не полагается разбазаривать две вещи: жизненные силы после того, как он станет магом-королём и все его слова наполнятся майном, и земли королевства. Даже пустые и никчёмные, ведь время склонно к перемене взглядов, оно, подобно сердцам слабых, может в одночасье резко и бесповоротно изменить свой интерес.

— Не может быть. Это что ещё такое? — медленно шевеля губами, произнёс наследный принц.

— Пускай на белом поле маки расцветут, — шептала в бреду Зармалессия.

Однако внезапно на неё снизошло просветление. Королева приподнялась в кресле и заняла более достойную и собранную позу, поправила свою толстую смоляную косу и отчётливо проговорила:

— Сынок, подойди ближе. Твоя матушка тоскует, сердце её томится, пока твой двоюродный дядюшка в отъезде по неотложным делам короны.

По спине Сэля пробежали морозные мурашки. Как славно, что он не стал брать бумаги в руки и не нарушил порядок на столе государыни.

— Пойди-пойди сюда, — Зармалессия поманила принца пальцами так, как обычно делала, когда в ней начинала пробуждаться глубокая привязанность к собственному чаду.

Сэлю пришлось опуститься на колени перед креслом, чтобы исполнить прихоть матери и упасть в её объятья. Зармалессия сомкнула руки на спине сына и уткнулась носом в его белоснежную макушку.

— Больше, чем по кузену — моей единственной опоре, моему единственному заступнику, — я скучаю лишь по твоему отцу. Ты так похож на него!

Королева приняла в ладони лицо наследного принца и отстранила его от своей груди на вытянутых руках.

— Ты так похож на Тэя, и становишься всё больше и больше похожим на него с каждым новым днём!

— Благодарю Вас, матушка, за добрые слова. Я явился к Вам без приглашения, однако с просьбой.

— …но почему ты всегда со мной такой безразличный и холодный?! — Зармалессия явно гостя не слушала, она опять вцепилась острыми пальцами в черепушку Сэля и наклонила принца к себе, снова прижав его лоб к собственному сердцу. — Почему ты всегда так скуп на чувства к родной матери? Разве я не даю тебе всего, что нужно?

— Ныне мне нужен ключ от гривны покорности, — твёрдо вымолвил наследник.

Он пристально посмотрел в глаза родительнице, и началось противостояние между чернильно-чёрными водами в очах королевы и бледно-голубыми озёрами в зеницах принца. Чёрный быстро нагревается, он падок на тепло, светлый же зато лучше отражает инородные лучи влияния.

— Зачем она тебе? Ты, глупый, нерадивый мальчишка, надумал отпустить на волю неприученную к дому псину? Весьма недальновидный и ребяческий поступок. Лучше поразмысли, кто нас защитит, когда звёзды на небесах изменят своё положение, и в зенит придёт чужое светило? Что будет, когда в изумрудных водах отразится чужая слава, воспарившая до небес? Здесь никому не нужна вдова с ребёнком на руках. Пока что Зархель нам благоволит, только что будет дальше? Ты знаешь это, а?

— Да, но только ведь…

Кажется, Сэль Витар впервые за долгие годы взглянул на свою мать ни как на взбалмошное и едва ли не всемогущее создание, а как на обычного, рядового человека. После передышки, юноша продолжил:

— Только ведь Эр Данаарн — не сторожевая собака, и не меч. Он — человек.

— Сынок, он — не человек, он — бессмертный древний. Наш спасительный родник, из которого бьёт не ключевая водица, а самая чистая и непревзойдённая магическая энергия. Сегодня вельможи улыбаются нам, а завтра заносят кинжал над нашими спинами. Им не нужна женщина-повелительница, и уж подавно не нужен на троне нахальный мальчишка.

Зармалессия провела тыльной стороной ладони по щеке Сэля.

— А ты решил растратить эти чудесные силы попусту? Ты совсем больной? Ты ума лишился?! — королева в гневе повысила голос так, что склянки и графины в её покоях задребезжали.

— То есть, если он — не человек, то и мы вольны поступать с ним не по-людски?

— Красивыми словами хорошую жизнь не выстроишь! — громогласно провозгласила Зармалессия, поднося указательный палец к губам собеседника.

И Сэлю подмигнули бриллианты и изумруды с массивного материнского перстня.

— Матушка, неужели Вы на моём примере так и не уяснили, что невозможно угрозами, поощрениями и строгой привязью вызвать в ком-то душевный отклик?

— Глупыш, — снисходительно прошептала Её Милость, потирая прохладные щёки сына, — нам всего лишь нужно, дабы Эр нам преданно служил, и всё. Нам нет дела до того, что зреет в его душе.

— Союзы рушатся, клятвы преступаются, от слов легко отказываются, даже скалы перетираются в песок. Хочешь есть славный урожай — сей добро. Отдайте мне ключ от гривны, и я…

— Замолчи! Наглец! Где ты понабрался этого вздора! Только сядешь на трон — тебя сразу в клочья разорвут хищники и падальщики!

Внезапно королевой завладела лютая ярость. Её обуяли неприязнь и отвращение к собственному отпрыску, этому нахалу, посмевшему столь открыто ей перечить без причины. Принц мигом уловил перемены в настроении государыни и поспешил скрыться от материнского гнева в глубинах опочивален. Женщина, впав в бешенство, начала швыряться в смутьяна всем, что попадалось под руку. Первыми в наследника полетели лёгкие предметы, вроде подушек с кресла или царских туфелек, однако затем Зармалессия подскочила на ноги и стала забрасывать Сэля уже вещами потяжелее. Принц увернулся от большей части снарядов, ведь подобное происходило не впервой, но мелкая круглая тарелочка, вырезанная из цельного куска обсидиана, угодила прямо ему в левый глаз. По телу наследника волной прокатилась резкая боль, Сэль отвернулся в сторону, прижимая руку к повреждённому месту, однако от звуков его стонов, всё-таки прорвавшихся через стиснутые зубы, Зармалессия пришла в ещё большее неистовство:

— Даже не смей раскрывать рот и ронять слёзы, или, Одакисом клянусь, я из тебя кнутом выбью все эти девичьи замашки! И в кого ты уродился таким слабаком?! Твой отец… Ох, Сэль, твой отец бы сквозь землю от стыда провалился, если бы собственными глазами видел, насколько ты жалок! Встань и выпрямись, когда я с тобой разговариваю!

С трудом избавившись от кривой ухмылки, Сэль сделал так, как велела ему королева: расправил плечи и гордо выпрямился в полный рост, который в его шестнадцать всё ещё не мог сравниться даже с материнским. Из рассечённой надбровной дуги струилась кровь, мягкие ткани успели опухнуть и покраснеть, и глаз начал потихоньку заплывать, но серьёзных повреждений не наблюдалось. Зармалессия возвышалась напротив сына в спокойной и весьма почтенной позе, сложив кисти рук на поясе, но даже одним здоровым оком принц заметил, что взор Нин-дар-наны снова затуманился.

Королева-регент медленно подплыла к роскошному царственному ложу, на коем бы запросто поместились три-четыре крупные персоны, и завалилась на перины, вытягивая босую ножку по направлению к пострадавшему.

— Давай, выкажи мне должное уважение и милость, и тогда я, возможно, исполню твою просьбу. Может быть ты, всё-таки что-то, да и знаешь о будущем, ибо в тебе течёт та же кровь что и… — шептала женщина, погружаясь в густые дебри забвения.

Зармалессия требовательно потрясла ступнёй в воздухе, намекая, что принцу пора бы взяться за ритуал, который уже мог бы войти у него в привычку, не будь он столь отвратителен Его Высочеству и не вызывай лишь приступы тошноты.

Сэль подошёл к ложу королевы, опустился на колени, поцеловал тыльную сторону ступни Её Милости и принялся разминать её между пальцами.

— Никогда и ни при каких обстоятельствах не вздумай рыдать и ронять слёзы, ты только портишь репутацию семьи, — строго наказывала ему матушка, закатывая глаза и заламывая руки от удовольствия.

— Вам ненавистны мои слёзы, но Вы всегда рады видеть мою кровь.

Сэль продолжал скалиться, пока массировал ступни королевы, однако женщина совсем не обращала внимания на него, она мечтательно бормотала себе под нос:

— Пускай на белом поле маки расцветут…

Наследник сумел разыскать Данаарна только спустя пару дней, как раз тогда, когда его синяк под глазом расцвёл во всей своей мрачной, тёмно-фиолетовой красе. Не Сэль ли хвастался однажды магу, что фиолетовый — его любимый цвет?

В итоге, принц постановил, что ещё легко отделался от матушки, она даже не пожелала вникать в ситуацию как следует и не засыпала отпрыска вопросами, а просто вручила ему злополучный ключ от гривны, который теперь занимал две вещи — нагрудный карман Сэля, и его мысли. Маленький цилиндр, тоже изготовленный из пал-силбани, имел резьбу по каждому краю и прикручивался к одному концу украшения. Затем нужно было проделать кое-какие манипуляции с этим «ключом», прицепить к гривне секретные задвижки, спрятанные в теле соединительной трубки, и тогда шейное кольцо разделялось на две части, затем полая конструкция проскальзывала на цилиндр, полностью поглощая его, после чего образовывался разъём, через который уже можно было высвободиться из всего ошейника.

Сэль Витар случайно обнаружил своего наречённого наставника, Эймана Эра Данаарна, благо, ключ юноша всегда носил с собой. Бессмертный маг восседал на деревянном стуле с витиеватой спинкой в одной из дворцовых оранжерей, весьма отдалённой и слишком маленькой для того, чтобы вызывать в ком-то интерес. Длинный прямоугольный зал был заполнен кадками с различными пальмами, промежутки между которыми украшали высокие, прозрачные призмы хрусталя. Кое-где с потолка свисали изящные клетки для певчих птиц, однако жилища пустовали, ведь эту комнату почти никто не посещал. Эр задумчиво впивался глазами в стену напротив и никак не реагировал на пришедшего. Сэль толком не знал, чем же занят новоиспечённый гебр: погрузился в размышления, совершал незримое путешествие в Мираж, или, может, управлялся с чем-то эдаким, о чём даже принц ещё не подозревал.

— Аман-Тар, где Вы пропадали всё это время? — наследник первым нарушил тишину, и маг тут же вышел из оцепенения.

Повернув голову в сторону посетителя, Эр было открыл рот, чтобы поприветствовать Его Высочество очередной издёвкой, но сразу заметил огромное сине-зелёное пятно, расплывшееся под левым оком принца.

— Имелись неотложные дела. Но, кажется, это я должен задавать подобный вопрос. Откуда…

Эр резко поднялся на ноги и направился к юноше. Сегодня на бессмертном был надет бордовый кафтан с золотыми пуговицами и тёмные штаны. Такой наряд, бесспорно, очень выгодно смотрелся на жёлто-рыжем фоне оранжереи, разбавленном взмахами насыщенно-зелёных листьев-перьев пальм и блеском прозрачных кристаллов. Сэль даже хмыкнул. Интересно, Данаарн всё спланировал или это простое совпадение?

— Откуда у тебя на лице это? — тихо промолвил маг. Он положил свою массивную, когтистую десницу на скулу принца и слегка провёл по коже пальцем. — Споткнулся и налетел на дверь? Или чрезмерно усердно упражнялся в бое на мечах?

— Вообще-то, матушка прознала о той нашей с Вами схватке возле ледяного сада, и отныне стражникам приказано отстраняться на десять шагов, если я приближусь к ним сам.

Сэль снова хитро хмыкнул, но затем стыдливо спрятал взгляд. Он не желал распространяться о приключившемся, в конце концов, получить синяк от женских рук для будущего короля — эпизод весьма прискорбный и… достойный порицания. Впрочем, в Янтарном дворце от Эра ничто мерклое и грязное не могло укрыться, он превосходно прозревал суть, видел насквозь, будь то омут с бесами или же болото с чудищами. И всё самое позорное всегда распускалось пышными цветами у него же на ладонях, изобличая грешников и указывая на преступников. Демон-оборотень зловеще усмехнулся.

— А как обстоят Ваши успехи, Аман-Тар? По-прежнему ничего не чувствуете?

Сэль ловко ускользнул от рук могучего мага. Размеры благоволили ему, природа лично велела Его Высочеству быть юрким и изворотливым, используя возможности собственного тела как преимущества.

— А ведь, помнится, я обещал Вам вернуть былые чувства. Неужели и здесь я потерпел неудачу? — принца быстро занесло в унывные края, и настроение его испортилось. — Впрочем, я сумел добыть для Вас это!

Он демонстративно изъял из кармана ключ от гривны покорности. Однако вместо того, чтобы вручить подношение Эру, Сэль подпрыгнул к одному из стульев и попросил бессмертного:

— Прошу, присаживайтесь, Аман-Тар. Я сам сниму ошейник, ведь Вы не знаете, как.

Данаарн сел и принял надлежащую позу, предварительно расстегнув ворот кафтана и отогнувшись назад. Перед Его Высочеством показалась уязвимая и ничем незащищённая плоть. Алебастровая шея пленника изящно выгибалась, и почему-то при виде такой картины Сэлю пришли в голову слова Данаарна, которые мужчина сказал наследнику давным-давно: «если я отвернуть от тебя, то ты первым вонзишь мне нож в спину». Разве подобные опасения — и есть залог доверия?

— Что будет, когда я сниму гривну? — тихо изрёк Сэль.

Он уже успешно привинтил цилиндр на предназначенное место и начал прикреплять к изделию маленькие, скрытые крючки.

— Мигом вернётся Ваше колдовское могущество и Вы, наконец, сумеете покинуть дворец?

— Не думаю. Я задержался в гостях, Ваше Высочество, по нескольким причинам, — так же тихо говорил Данаарн, пристально следя за тем, что делает принц.

С «ключом» гривна превратилась в цельное кольцо и Сэль разъединил украшение с противоположного конца, а Эр продолжал шептать:

— Во-первых, я, конечно же, прям жажду заполучить Солнечную иглу Виликарты, аж мочи нет. Во-вторых, у демонов-оборотней, помимо очевидных преимуществ, имеются и недостатки. Например, мы испытываем довольно обременительную привязанность к местам, в которых появились в Ассалготе, и пока что я не могу так просто взять и преодолеть это мрачное притяжение родины и покинуть Элисир-Расар. Так что, Вам не о чем переживать, наследник. И…

Левая и правая части гривны покорности, после нескольких неуклюжих попыток Сэля, зашли на цилиндр, а потом одна сторона проскользнула на вторую. Образовался разъём, через который можно было протиснуть шею взрослого мужчины, и принц снял ошейник с Данаарна.

— …последняя причина в списке: мне по нраву компания Его Высочества. Так что, может ты перестанешь играть со мной в молчанку и поведаешь уже, что приключилось с твоим глазом?

Данаарн, всё-таки, уловил нечто необычное и окрыляющее. Он будто провёл долгое время в душном и жарком помещении, а потом его внезапно выпустили на вольные просторы, где вовсю орудовали прохладные западные и северные ветры, где солнце сияло высоко в небесах, и где царила тишь да гладь. Маг глубоко вздохнул, вбирая ноздрями свежие потоки воздуха. Он словно вкусил запретный плод, такой неуловимый и эфемерный, но и такой вещественный сейчас. Свобода — это вдохновенно, и Эр явственно почувствовал это.

Бессмертный, потирая рукой пострадавшую шею, громко и отчётливо объявил немного изменившимся голосом:

— Или хочешь, чтобы я выяснил всё сам?

Принц присел на соседний с Данаарном стул.

— То слишком пресная история, Аман-Тар, как она развеет Вашу скуку? Однако, прошу Вас, не нужно вредить моей матушке.

— Меня уже тошнит от твоего добродушия и твоей сердечности. Какое же это бремя, когда приходится тащить с собой заботы и чувства посторонних?

— Тащить? Я вроде бы не собираюсь никуда уезжать, я здесь живу, — улыбнулся принц, пристыженными глазами вперившись в стену. — Во всяком случае, у меня бывали ситуации и похуже…

— Об этом тоже желаю знать подробней, — сурово и непреклонно выдал маг.

Теперь Эр всей кожей ощущал, как рядом с ним струится рассеянный майн, доступный для колдовства. Но помимо майна в воздухе витали крошечные, распылённые частички зиртана — затвердевшего либбо, — чего раньше Эйман не замечал по вине пал-силбани, подавляющего волшебные способности. Ох, получается, что Элисир-Расар — воистину чародейские края, недаром ими должен править великий маг.

— Нет, не могу сказать, это… слишком унизительно и позорно, — проворчал уязвлённый принц.

— Вообще-то, ты не обязан говорить словами. Теперь ты можешь просто показать.

Эр протянул юноше руку и глаза волшебника сверкнули чистым золотом. Сэль без лишних раздумий принял приглашение, однако наследник даже не подозревал, во что ввязывался. Демон-оборотень длинными и стройными пальцами обвил запястье Его Высочества, и принцу ничего не оставалось, кроме как проделать то же самое в ответ. Тут же обоих затянуло в круговорот воспоминаний, из которых Сэлю пришлось выбрать одно весьма неприятное.

Принцу снова было пятнадцать лет, и он снова стоял напротив дверей в опочивальни Зархеля, куда его вызвали на очную ставку в наказание за непослушание и непокорность. В то время Его Высочество проявлял чрезмерную непреклонность характера, сносил все побои, оскорбления и выговоры матушки с безучастным лицом, из-за чего Зармалессию и Главного советника разбила страшная тревога.

— Входите, — раздался искажённый голос Зархеля из глубин его покоев.

Его Высочество толком не помнил, как миновал прихожую и коридоры, и как очутился в кабинете Его Светлости, тогда выкрашенный в зелёный, задрапированный сине-изумрудными тканями и усыпанный золотой лепниной. Это сейчас владения Зархеля преобразились, вылиняв в красно-медные, коричневые и бордовые тона, но год назад они были совсем другими.

— Кто явился ко мне в кабинет! — возбуждённо воскликнул Зархель. — Только взгляните на этот очаровательный облик!

Советник, облачённый в просторную и разлетающуюся мантию из тонкой шелковистой материи, подскочил и выпорхнул из-за стола, будто какая-то гигантская демоническая бабочка. У принца даже сердце съёжилось, и он робко замер возле открытой двери. И хоть Зархель направлялся на встречу Его Высочеству, его слова предназначались двум развратным женщинам в искрящихся одеждах, что развалились на кушетке у занавешенного окна. Сквозь шторы из плотного бледно-зелёного бархата просачивалось немного дневного света, поэтому Сэль хорошо видел праздный интерес на лицах этих женщин — определённо, ярких звёзд самого роскошного великосветского борделя Исар-Динн. Одна из них, дама с целой копной слегка вьющихся тёмно-каштановых волос, была нынешней фавориткой Зархеля, которая знала, как усладить сложные вкусы своего господина и порадовать его во всём: начиная с плотских утех и заканчивая беседой.

— Молва правдива! — горделиво провозгласила любимица Зархеля. — Его Высочество воистину прекрасней всех!

Помимо шикарной вьющейся гривы, аккуратно собранной в нарочито «небрежную» причёску, у чаровницы имелась на редкость тонкая талия и одна крошечная, но пикантная деталь — чёрная родинка под правым нижним веком. Её поклонники души не чаяли в этой метке красоты, и Зархель здесь не составлял исключения, он тоже обожал мушку своей сердечной госпожи.

Сэля наповал сразило непонимание. Принц представить не мог, для чего Главный советник послал за ним, если сам развлекался с барышнями, был толком не одет и не готов к приёмам. Но всё быстро встало на места, ведь Зархель, стоило ему только добраться до приглашённого, сразу мёртвой хваткой вцепился ему в горло, приподнял вверх единственной рукой и пригвоздил юношу к входной двери. Глаза принца расширились от ужаса, он начал задыхаться, а потому судорожно вонзал напряжённые пальцы в запястья и предплечья Зархеля и глотал воздух разинутым ртом, болтая ступнями над плитами пола.

— Что ты мнишь о себе, ничтожный мальчишка? — хриплым голосом зашептал советник на ушко пленнику. — Ты хоть знаешь, как подставляешь мать своим неповиновением? Она ради твоего благополучия на такие жертвы идёт, а ты, неблагодарный, чем ей платишь? Ты хоть можешь вообразить, что приключится с ней, если у тебя кто-то отнимет титул и престол? Она здесь госпожа только пока ты — будущий господин. Так что, изволь исправно пить лекарство, и всегда, слышишь, всегда исполняй всё так, как она велит.

Зархель потряс чуток принца, но затем ослабил хватку, давая тем самым Сэлю небольшую передышку. Правда, отпускать провинившегося с миром он пока не собирался.

— Не пугайся, мальчик мой, — снова зашипел советник, прижимая сухие губы к уху Его Высочества. — Капитуляция — для тебя более мудрый шаг, чем сопротивление, иначе все жители осаждённого замка падут от рук захватчика. Падут напрасно. Решайся, ты, всё-таки, правитель. Однако помни, что тот, кто имеет силу наказывать, может и наградить. Мелуска! Сюда подойди!

— Как прикажете, Ваша Светлость.

Мелуска, полногрудая красавица с родинкой, подплыла к своему покровителю и грациозно опустилась на колени. Вторая девица приподнялась с кушетки на локтях и заулыбалась, предвкушая предстоящее представление. Только Его Высочество был совершенно не рад разыгравшемуся спектаклю, он будто пребывал среди кошмара, ничего не понимая, или же напрочь отказываясь понимать смысл подобных действий.

Мелуска ловким движением распахнула полы камзола Его Высочества, а затем освободила наследника престола от бремени пояса и штанов.

— Нет, нет, нет, — зашептал Сэль в панике.

Когда он осознал, что приключится дальше, то сначала побледнел, а затем позеленел. Всё его тело пронзили тонкие иглы ледяного ужаса, его замутило, но Зархель, разумеется, был неумолим. Напротив, ему доставляло истинное наслаждение лицезреть столь разительные перемены в несговорчивом принце.

— Ого-го! Великий Одакис! — воскликнула Мелуска. — Всегда знала, что Его Высочество наследный принц одарён многими талантами, но кто же мог подумать, что главное его достоинство скрыто от посторонних взглядов?

— Нет, — с трудом рыкнул Сэль, однако Зархель опять плотно сжал его горло, планируя то ли преподать племяннику очень странный и двусмысленный урок, то ли продемонстрировать какое-то порочное и запретное удовольствие на грани возможностей тела.

Кабинет заполнили причмокивающие и хлюпающие звуки, пока женщина уже молча занималась вверенной работой.

— Нет, это плохо, — шептал принц почти в беспамятстве.

— Как это может быть плохо, если тебе так хорошо? — отвечал ему жутким голосом Главный советник.

У Сэля потемнело в глазах, поэтому он не мог сказать точно, но, наверное, Зархель тогда улыбался самым страшным образом. На пике советник придушил принца жёстче всего, но сразу после разрядки разжал пальцы, и обессиленный Сэль соскользнул на пол.

— Я хочу, мальчишка, чтобы ты понял: все страдания и все удовольствия выдаются тебе лишь по воле Её Милости, но её милость — в моей руке. Отныне внимательней прислушивайся к тому, что тебе говорят. Я пригласил к тебе безобидных котят, но в следующий раз могу столкнуть в логово к голодным волкам. Однако даже это — лишь мелкий пустяк по сравнению с тем, что ждёт тебя и твою мать, коли нас постигнет неудача. Ясно?

Зархель, вновь приняв безразличный и хладнокровный облик, отстранился от принца, пока тот пытался откашляться и привести в равновесие собственное дыхание.

— Дуностар! — нетерпеливо крикнул советник, потирая ладони друг о друга. — Поднимай свою задницу с постели и тащи её сюда!

— Да, дядя.

Рослый седьмой ар Аонов уже стоял в дверях спальни, готовый исполнять поручения родственника.

— А, ты уже оделся… Славно. Видишь ли, Его Высочество припозднился, задержался у нас в гостях и его разморило, убери-ка его отсюда. Отнеси наследника в его покои…

Голоса стали истончаться, происходящее — закручиваться по спирали в мутный водоворот, и последним, что видел перед глазами Сэль, прежде чем потерять сознание, было прекрасное и сосредоточенное лицо склоняющегося над ним Дуностара.

— Ах, чёрт-т-т, — пошипел Сэль, когда пришёл в себя уже в оранжерее с пальмами.

Левой рукой он держался за переносицу и рядом с ним возвышался Данаарн.

— Я ведь впредь не желал вспоминать об этом. Зачем же Вы… меня…

Наследный принц в гневе отдёрнул кисть и отодвинулся от мага. Но гнев его улетучился столь же молниеносно, как и возник, оставляя после себя лишь густой ком в горле из обид. Вдруг эти накопленные обиды начали самым предательским образом подступать к глазам Сэля, а затем вырываться из них слезами. Принц онемел от отвращения к себе, ведь сейчас проделывал именно то, что ему настрого запретила матушка — позорил собственный дом и весь правящий род, проливая потоки горьких слёз, хотя не очень-то понимал, почему так приключилось.

— Потом, как можно догадаться, я присмирел. Потому что я слабак и испугался… этого. Они отнимали у меня все опасные предметы, вроде спиц, шпилек, ножниц, кинжалов и ножей, — внезапно принца прорвало, и он взялся за исповедь дрожащим голосом. — Поили меня какими-то снадобьями и запрещали свободно перемещаться по замку, общаться с кем-то, разговаривать с людьми, помимо Сагара и Сагрены. Видимо, матушка переживала, что же произойдёт с ней, коли сломается её разящий меч.

— Но… ты ведь не такой, ты совсем не похож на безделушку в руках искателей славы.

Впрочем, Эр был древним, и не очень-то представлял, как надлежит утешать кого-то от чистого сердца, потому что лунги верили, будто все несмертельные раны затягиваются сами по себе. И главное здесь — не сыпать лишней соли, не бередить порез. Хотя, если чуточку — то можно, всё-таки соль обеззараживает, и даже способна предотвратить болезнь. Однако древние располагали тем, чем не может похвастаться человек — почти бесконечным временем в запасе.

Демон-оборотень снова протянул принцу руку, пока тот рыдал взахлёб, желая показать наследнику, через что лично ему пришлось пройти по веленью лун и звёзд. Наверное, очередное напоминание о том, что, мол, твой случай — не самый вопиющий, никак не усмирит негодования потерпевшего, однако людям часто по душе, когда предстоящая прогулка по скользкому и рыхлому пути не сулит им одиночества. Их успокаивает, что даже среди зловонной грязи можно ощутить тёплое плечо соседа по несчастью. В конце концов, смертные высоко ценят компанию, это бессмертные предпочитают одиночество.

Сэль опять крепко взялся за запястье Эра, а Эр — за запястье принца, и незримое странствие в воспоминания повторилось. Только на сей раз путешественников унесло в далёкое прошлое; во все те ужасы и мерзости, которые развернулись под мрачным, беспросветным вторым Беспокойным покровом лета. Увиденное произвело на Сэля колоссальное впечатление, однако возымело обратный эффект, вовсе не тот, на который рассчитывал Эр. Вынырнув наружу из тяжёлых воспоминаний бессмертного мага, Сэль Витар заледенел и на лбу его проступила холодная испарина.

Заметив скорбный и измученный облик принца, Эр страшно пожалел о содеянном. Мальчишку разбила неконтролируемая дрожь и он начал задыхаться, из-за чего даже по неуязвимому лицу Данаарна промелькнул призрак тревоги.

— Эй, успокойся. Всё теперь наладилось, мы вернулись в настоящее.

Но подопечный его не слышал, ведь впадал в истерику.

— Глубоко выдохни до передела, — скомандовал ему бессмертный внушительным голосом, и юноше пришлось подчиниться. — Избавься от всего воздуха в лёгких. Вот так, молодец. А теперь выдохни ещё разок.

Странное ухищрение древних помогло, и спустя какой-то срок принц замолк. Правда по его щекам ещё долго струились горячие слёзы, обжигая кожу резкой болью.

— И как Вы подобное пережили, Аман-Тар? — тихо спросил Сэль, смотря в одну и ту же точку в пустоте.

Он не то, чтобы находился рядом с Данаарном во времена второго Беспокойного покрова, не то, чтобы видел всё творящееся воочию, но чувствовал то же самое, что и его проводник.

— Как? Ну, лунги бессмертны, знаешь ли, — ехидно хмыкнул Эр, продолжая держать ледяную кисть принца в своих руках. — Лишь огонь, уничтожение тела или потеря головы ведёт…

— Я не об этом, — Сэль поднял взор на собеседника и проникновенно посмотрел на него исподлобья. — Вы знаете, о чём я. Не будем это называть.

— Да легко. Особенно, коли отбросить гордость. Разве она нужна в дороге? Разве она пригодится? Это же мусор. Нужно сражаться, не уступать врагу и пяди. Не отдавать ему ни удовольствий, ни страданий. Слышишь? Они — твои, и только.

Пожалуй, раз столь величественное, могущественное и достославное создание сумело умалить гордыню и не позволило разрастить той скверне, что насильно засадили на почвы души чужаки, то уж принц-то, обычный смертный, как-нибудь справится с собственной проблемой.

Эр аккуратно взял принца за подбородок, повернул к себе и медленно смахнул слёзы с его длинных, пепельных ресниц.

— Поведай мне, чего ты хочешь ныне? — на редкость спокойно проговорил демон-оборотень. — Отомстить? Преподать урок обидчикам, дабы они в ответ сами чему-то научились?

— Нет, я… я хочу ничего не хотеть, — мрачно выдал Сэль, уводя взор с ослепительного и непоколебимого лица Данаарна.

— Когда-то я пожелал ничего не чувствовать, и что же со мною стало? Гнусное желание, я этого не приемлю. Проси чего-то нормального!

За спиной демона-оборотня уже сгущались мерклые краски, вся его выдающаяся фигура словно наливалась едва сдерживаемым могуществом.

— Испытание желаниями… это сущее проклятье, — обречённым тоном вымолвил Сэль.

Только Эр не собирался принимать ни его упаднические мысли, ни поражение. Коли судьба вынудит штурмом брать этот замок, то Эйман готов был сражаться до победного, как самый ревностный фанатик.

— Это — проклятие существования любого живого. А тебе рано ещё умирать, я не позволю этому случиться. Чего же ты хочешь, немедля отвечай?!

— Я хочу вернуть себе престол! — взбешённо завопил принц.

Сэль подскочил на ноги и грозно всплеснул руками перед носом Данаарна.

— Я хочу вернуть себе то, что мне принадлежало изначально, но враги и злопыхатели отняли всё это! — физиономия принца покраснела, брови его искривились от ярости, а ноздри надулись, однако от того он показался Эру ещё более прекрасным. — Я хочу помочь своему народу, восстановить славу и честь Элисир-Расара и изгнать из королевства скверну!

— Хорошо, — спокойно и рассудительно заключил Эйман, заводя руки за спину. — Это достойное желание. Но для воплощения его в реальность тебе нужна сила, Твоё Высочество. Что такое сила?

Сэль недоверчиво покосился на бессмертного мага. Сдаётся, это и есть каверзный вопрос?

— Гнев — это сила? Ненависть — это сила? Как думаешь, а? Страх — это сила?

— Скорее препятствие, — отозвался юноша, внимательно следя за тем, как Эйман наворачивал круги возле него.

— Тогда… что? Отчаяние?

— Отягчающее обстоятельство.

— Верно, с тобой вести беседу даже приятней, нежели болтать с самим собой. Тогда что? Что у тебя имеется в запасе? Думаешь, что раздобудешь отцовский меч — и дело уже в кармане? Почто меч тому, кто не знает, как надлежит с ним управляться?

— Куда Вы клоните, Аман-Тар?

— Меч — это славное оружие для битвы грудь на грудь, — прошептал Эр, чуток прислоняясь к левому плечу наследника. — Только что же делает его по-настоящему несокрушимым?

— Крепкий металл? Кованая сталь? Чары? Воин?

— Гибкость. Клинок не ломается лишь потому, что гнётся под ситуацию. Но, как мы выяснили прежде, Его Высочество — вовсе не безделушка в руках власть имущих.

— На… сегодня достаточно, — боязливо вымолвил Сэль.

Он за мгновение вылетел из оранжереи, когда понял, на какие именно земли указывает перст его наставника.

— Испугался потому, что я и есть твоя сила? — самодовольно хмыкнул демон-оборотень, когда остался совершенно один.

Ну, или же почти один.

— Хозяин! — хором позвали Эра волшебные вихри — его подручные.

— Вы знаете, чем заняться, и что делать дальше.

— Как повелите!

Получив очередное распоряжение, вихри взметнули вверх, помигали фиолетовыми искрами и затем исчезли.

— Какой же я дурак. Снова хотел что-то почувствовать. Словно бы не знал, что буду чувствовать совсем не то, что хочется.

Маг дотронулся до грудной клетки в том месте, где обычно залегало сердце, и принялся растирать ноющую область. Эру уже давным-давно было пора заключить договор хоть с кем-то, и новая привязанность лишь тяготила его, будто отравляя внутренности и разрастаясь в мышцах болезнетворными язвами. Всё-таки, кочевники-лунги всегда предпочитали одиночество, гордо именуя его «блаженным уединением». Одному по дорогам идти легче, ничто не утяжеляет сердца, ведь не нужно брать с собой чужую ношу или выравнивать с кем-то собственный темп.

А что… если попробовать достичь мира и гармонии в компании других живых и разумных существ? Нет… невозможно. Иначе придётся что-то выращивать и копаться в почвах. Земледелие — совместная работа; однако слишком грязная.

После эпизода в оранжерее с пальмами Данаарн снова исчез, он не посещал опочивальни принца, не помогал Его Высочеству разобраться в иноземных заклятьях и не учил его колдовству, Сагар продолжал отмахиваться от своих обязанностей, ссылаясь на подагру, и даже Зармалессия не желала видеть сына, ведь её пугало повреждённое лицо наследника.

Глубокой ночью Сэлю Витару опять не спалось, и он восседал на своём ложе, облачённый в штаны из тонкой ткани до щиколоток, просторную рубашку до колен и шёлковый халат. Принц ждал, пока что-нибудь случится, но ничего не происходило, только занавески, огораживающие постель, слегка покачивались на слабом ветерке, что доносился из окна. В покоях стояла тьма, и все предметы выкрасились в чёрно-синие и серебристые цвета. Рядом с Его Высочеством снова находились его привычные компаньоны — две подушки: Белобокая и Булочка, и казалось, будто ничего не изменилось с самого первого дня появления в замке Данаарна.

Конечно, теперь у Его Высочества имелся ключ от собственных комнат, только от подобного подспорья мало прока — двери всё равно закрывались лишь снаружи. Получается, что Сэль не мог запереть их на замок, даже если хотел того. Он был неспособен защититься от внешней угрозы, и ощущение непреходящей опасности, наряду с бессилием, не давали ему сомкнуть глаз. Однако, Сэль не спал ещё и по иным причинам.

Вскоре в дверь два раза робко постучали — то был знак, которого выжидал наследник. Повременив ещё чуток, он поднялся с постели, засунул ноги в туфли с мягкой подошвой и направился на тайное свидание.

В огромном и запутанном Янтарном дворце наличествовало слишком много узких переходов, секретных комнат, незаметных апсид и альковов, которые частенько использовались недобросовестными слугами и дворянами не по назначению: например, для запретных переговоров или внебрачных связей. У Сэля было мало верных сподвижников, поэтому вряд ли бы кто-то захотел заключать с ним тайные союзы или стал бы вводить мальчишку в суть заговоров. А предаваться похоти за гобеленами и знамёнами — вообще занятие не благородное, на которое у самого наследника не было ни малейшего желания. Впрочем, и у Его Высочества тоже имелось кое-что, что надлежало скрывать от посторонних глаз.

Прежде, когда ещё был жив Тэй Алькосур, прислуживать наследному принцу считалось за величайшую честь среди придворных, и любой высокопоставленный вельможа пытался снискать такую милость для собственного отпрыска. Везло, разумеется, далеко не всякому, ибо здесь, как и в праздничных поединках или на турнирах, победить хочет каждый, и никто не желает проигрывать, но выиграют только единицы, а проиграют тысячи. Поэтому сызмальства Его Высочество окружали лишь наиболее выдающиеся и доблестные сыны знатных и могущественных домов. Правда, когда удача отвернулась от семьи Амуин, заодно с ней от наследника отвернулись и все былые «верные пажи» и «преданные наперсники», кроме одного — Э́мерона Чёрного Вереска.

Из прозвища этого статного и физически развитого молодого мужчины сразу становилось ясно, что он принадлежал дому Кирн, дому Чёрных Ворот, чьим родовым символом были скромные цветы вереска, украшающие нежно-сиреневыми и бледно-розовыми росчерками песчаные пустоши, гари, дюны и склоны гор самого восточного края Элисир-Расара. Первоначально одногодки Эмерон и Дуностар были заклятыми друзьями, постоянно сражающимися за внимание подрастающего наследника престола, но, когда звезда Аонов взошла над зелёными озёрами Исар-Динн, а светило Кирнов, наоборот, упало за горизонт, для великолепного и несравненного Дуностара уже никто не был истинным соперником. Всех приближённых принца разогнали взашей, лишив Сэля и свиты и возможности построить отношения с выдающимися дворянами, которые бы основывались на взаимной привязанности и общих интересах. У Дуностара попросту исчезла необходимость добиваться благосклонности будущего правителя, когда власть перешла в руки его семьи — дяди, двоюродной тётушки, отца, занимающего пост одного из донгов, и многих других представителей фамилии.

А вот отстранить от двора Эмерона у королевы-регента и Главного советника так легко не получилось, всё-таки его отцом являлся Эйлетт Чесферон, первый ар Кирн, донг от дома Чёрных Ворот, и единственный приближённый Тэя Алькосура, уцелевший из свиты безвременно погибшего мага-короля. Дело в том, что, когда Тэй отправился на царскую охоту, Эйлетта с ног свалила корь. Пережить столь страшную болезнь уже в зрелом возрасте — тяжёлое испытание. Однако именно корь уберегла Эйлетта от неминуемой кончины, а также подарила его сыну и дочери основания для мечтаний о куда более славном будущем.

Эмерона Чёрного Вереска не изгнали из дворца, ибо он находился под покровительством собственного отца и всего дома Кирн, который имел плотные связи с другими видными домами, и даже со жрецами Дубовых Рощ. Тогда ещё самонадеянные Аоны были не готовы вступать с Кирнами в открытое противостояние, и потому пришлось отписать Эмерону некоторый пост. Сейчас он управлял подразделением дворцовой стражи, но главным образом работал по ночам. Эмерон всегда испытывал приязнь к Сэлю, не только во имя долга или ради блага семьи, в конце концов, он был на шесть с половиной лет старше наследника и заботился о Его Высочестве в детстве, словно о дорогом братишке.

Теперь за Эмероном пристально следили шпионы королевы и соглядатаи Зархеля, однако у Чёрного Вереска в тайниках тоже были припрятаны опасные вещицы. Он не желал отрекаться от принца, и, хоть и вынашивал в голове некоторые честолюбивые планы, всё же его сердце оказалось куда более чистым, чем у других.

Сэль Витар ожидал появления Эмерона за одним из гобеленов, на индиговом и тёмно-бордовом фоне которого был изображён белоснежный единорог в окружении доблестных рыцарей и прекрасных дам в пышных нарядах. Сначала послышались шаги, отзывающиеся гулкой поступью в коридорах, затем шуршание кожи и лязг металла, и дыхание Его Высочества замерло, ведь так давно ему не выпадал шанс мирно побеседовать с Эмероном. Вообще-то, Чёрный Вереск, двадцатидвухлетний пятый ар дома Кирн, частенько передавал какие-нибудь гостинцы принцу через Сагрену, которую специального для этого и охмурил. Именно через руки Эмерона проходил целительный настой, помогающий выводить из организма всё вредоносное, который изготавливала Ирмингаут для своего бывшего воспитанника. Но это — уже иная история.

Рядом с занавеской кто-то остановился и по материи пробежала лёгкая волна. Сэль видел ноги стража в элитном обмундировании, но побоялся заговаривать первым. В конечном счёте, он доподлинно не знал, кто именно придёт на тайную встречу — всегда можно перехватить секретное послание, подсмотреть чужие знаки и предупредить нежеланное свидание.

— Приветствую Вас, Ваше Величество наследный принц, — шёпотом отчеканил человек за гобеленом.

— «Высочество», — поправил Сэль пришельца, в котором мигом опознал Эмерона по характерной ошибке. — Ныне пока ещё ко мне надлежит обращаться как к «высочеству», а не «величеству», и тебе известно это, Эмерон.

Стоящий за тканью воин широко и лучезарно улыбнулся, положив правую руку в перчатке на круглый набалдашник меча.

— Сердце моё ликует при звуках Вашего голоса. Ничто не бодрит так, как бесконечные упрёки Его Высочества.

— Как… как там твоя сестрица поживает? Ещё не нашла себе нового суженого?

— Как!? — Эмерон чуть не поперхнулся от возмущения. — Да как Вы можете вообще произносить такие мерзости? Вы же знаете, что рука Гилмиры уже принадлежит Вам, и лишь Вы по-прежнему занимаете её мысли.

— Ей уже двадцать четыре года нынче исполнилось, — безрадостно, но спокойно заключил Сэль. — Весьма почтенный возраст для невесты, не считаешь? Вот я и подумал, что раз моя удача не улыбается мне больше, раз она почернела и прохудилась, то не разумней ли подобрать более подходящего супруга для твоей старшей сестры? Что предпринял твой отец?

— Ничего! Клянусь! — Эмерон Чёрный Вереск рад был бы выкрикнуть это и во всеуслышание развеять страхи и сомнения своего будущего зятя, однако сейчас обоим приходилось блюсти и порядок, и тишину. — Моя сестра навечно предана Вашему Высочеству, и коли всевышним небожителям угодно разлучить вас и не давать согласия на сей союз, то она лучше навсегда останется девицей, подастся в затворницы или направится в монастырь при храме, лишь бы не предавать доверия Нин-дар-дина и не доставаться другому!

— Как… её здоровье? — более мягко и менее уверенно вышептал неубеждённый принц.

— Славно, славно. Только тоскует по Вам. Впрочем, как и все мы.

— Тогда передавай ей мой поклон с наилучшими пожеланиями.

— Непременно передам.

После недолгой заминки Эмерон, нервно постучав сапогом по каменному полу, отважился на неслыханную дерзость — он резко отодвинул в сторону занавески, желая воочию узреть всё непревзойдённое величие Его Высочества, будущего мага-короля и надежды Исар-Динн. Уж слишком голос Сэля показался пятому ару дома Кирн тихим и… отчаявшимся, что ли?

— Ваше Величество, как Вам вообще мог прийти в голову такой вздор? Мой род всецело предан Вам, батюшка мой верой и правдой служил Вашему отцу, а я служу Вам, и буду служить до последнего вздоха, или «верен в жизни, верен в смерти» — девиз не моего дома!

— «Ваше Высочество», — строго проворчал принц, опуская взор.

Он предполагал, что Эмерон выкинет нечто подобное. Всё-таки, принц неплохо знал своего оруженосца, пускай и отставного, тот всегда был чрезмерно пылок, спешен и неосмотрителен, как в выражениях, так и в действиях. Виной чему — врождённая честность, горячий нрав, и, конечно, молодость.

Столкнувшись с принцем с глазу на глаз, Эмерон не сразу заметил постепенно растворяющиеся следы побоев на лице Его Высочества, но, когда блуждающий взгляд Чёрного Вереска задержался на рассечённой левой брови Сэля, молодой человек быстро уловил суть произошедшего и всерьёз перепугался.

— Твоё сердце ликует при звуках моего голоса, но вот глаза совсем не рады видеть меня, — печально усмехнулся принц, дабы хоть как-то разрядить накалившуюся атмосферу.

— О, священные озёра и отражённые в них небеса! — поражённый Эмерон сам шагнул в тень алькова, где скрывался принц, и задёрнул гобелен уже за двумя. — Имею ли я право спрашивать, что с Вами приключилось?

— Не имеешь, — отразил наследный принц, почти прижатый к стенке высокой и могучей фигурой сподвижника.

Возможно, сейчас и Сэль и пятый ар дома Кирн хотели одного: отбросить прочь приличия, позабыть разницу в статусе и формальную речь, и просто заключить друг друга в крепкие объятья после долгой разлуки, только они не могли поступить столь импульсивно и безрассудно. И неважно, что дворец окутала тьма, что ближайшие залы и коридоры пустовали, о чём заблаговременно позаботился Эмерон, капитан королевской стражи, и что они оба стояли в алькове за занавеской. Чёрный Вереск не осмелился даже придержать Его Высочество за локоть, ибо смертные и верноподданные были недостойны прикасаться к телу мага-короля.

— Могу я что-то сделать для Вас? — промолвил ар, наклоняясь к плечу Сэля.

— Да, можешь. Раздобудь для меня настоящее оружие. Меч, или кинжал. Лучше кинжал, то, что можно легко спрятать, и что не бросается в глаза.

Только такие речи ничуть не прибавили радости Эмерону. Возможно, он всё неправильно воспринял, либо батюшка, старшие ары и донги дали ему соответствующие наставления, неизвестно. Одно было ясно: пылкий князь почему-то не горел желанием добывать оружие для Его Высочества. Чёрный Вереск искривился от неприязни, давая понять Сэлю, что подобная затея ему не по душе.

— Слёзно прошу Вас, Ваше Высочество, потерпите ещё чуток. Я не… мне не позволено вдаваться в подробности, однако, коли Вы проявите стойкость, упорство и терпение, то Вам вознаградится с лихвой.

— О чём ты говоришь, Эмерон? — прищуриваясь и впиваясь в собеседника взглядом, прошипел принц.

— О том, что час свершения ещё не пробил. Плющ и вьюнок процветают лишь тогда, когда крепка их опора. Будьте крепким, будьте опорой для своего народа. Знаете, Ваше Ве… Высочество, — вдруг выражение лица Эмерона стало каким-то мечтательным и беззаботным, и он чуть повернулся в сторону, склоняя голову на бок, — жители Элисир-Расара и особенно Исар-Динн проклинают Зархеля и все нечистоты, которые он принёс с собой в Янтарный дворец. Люди презирают алчность Аонов и безрассудство королевы-матери, однако они до сих пор полны любовью к Вам. Одна Ваша фигура придаёт им уверенности и питает надеждой на лучшее, Вы для них, и для нас тоже, словно восходящее солнце на горизонте. Пока ещё не согревает, но уже очаровывает видом, вселяя в сердца тёплые чувства.

— Эмерон! Кинжал! Разве это столь трудно для тебя?! — возмущённо, но тихо прорычал Сэль Витар.

— Я, мой батюшка, моя старшая сестрица, дом Кирн, дома Гао и Линн с Вами, — почти совсем неслышно прошептал пятый ар, приближаясь к королевскому носу. — Мужайтесь. И возьмите, пока что, это.

Темноглазый мужчина с коротко остриженными волосами быстро пробежался рукой по своему облачению и изъял наружу пригоршню блестящих пригласительных табличек, которые назывались жемчужными и являлись пропусками в лучший «сказочный дворец» Исар-Динн — то есть, попросту в роскошный и благоустроенный бордель.

— Что? Зачем ты даёшь мне эту гадость? Мне это не нужно.

— Пока могу предложить лишь это. Быть может, оно не нужно лично Вам, зато пригодится кому-то другому, тому, кто за небольшую плату сам сумеет принести Вам выгоду.

— Эмерон, зачем такие сложности…

Вдруг в глубине проходной галереи раздался ритмичный шум, и заговорщики замолкли.

— Ваше Высочество, отрадно было повидаться, но мне уже пора. Долг призывает обратно.

— Но, послушай же меня…

Сэль попытался удержать собеседника и даже занёс руку, чтобы ухватиться за одежды Эмерона, однако последний мигом выскочил из алькова, а за ним только и остались, что занавески из гобеленов, раскачивающиеся туда-сюда.

— Ох, Эмерон, чёрт бы тебя побрал… — ворчал принц, пряча за пазуху злополучные жемчужные таблицы, к которым ему даже прикасаться было противно. — Я ведь должен стать мужем твоей сестры, как ты посмел вручать мне подобную гнусность?

Выждав положенное время, Сэль медленно и печально побрёл назад в покои, делиться впечатлениями и переживаниями с подушками, которые всегда были рады подставить участливое ухо своему хозяину — как слушатели, или как то, во что можно спокойно выплакаться.

Как бы там не было, а плющу и вьюнку, как и любому заговору, действительно требуется крепкая, надёжная опора. Но, несмотря на то что такие растения частенько разводят для услады взора в садах, они всё равно являются вредителями, и коли оплетут тугими стеблями-душителями живое деревце, то непременно его погубят. Поэтому, для их поддержки лучше всего подходят каменные жерди и деревянные решётки, ибо ползучие корни способны иссушить даже столетние дубы, что и говорить о хрупких водных кувшинках.

Но наследный принц начинал думать, что было бы славно, случись с ним что-то поистине ужасное. Так он хотя бы обзавёлся весомой причиной для того, чтобы отказаться от собственного долга, бросить всё к чертям на дно самого чёрного и непроглядного омута и забыться вечным сном.

— Пускай на белом поле маки расцветут, — шептал Сэль Витар, снова восседая с прямой спиной на ложе в опочивальнях холодного крыла.

Вокруг него подрагивали нежные, полупрозрачные занавески, а позади стоял безобразный бледный призрак с лосиной мордой, сложив на груди свои лапы-серпы. Призрак по-прежнему хранил тишину, и принц не заметил его присутствия.

Обычно в летний период в Исар-Диннах стояла славная и ясная погода, и уж точно это время было самым лучшим для морских путешествий. После первого в году появления на ночном небосклоне созвездия Голова Льва, которое всегда происходило в двадцать пятый день последнего весеннего месяца, и вплоть до восхода звезды Аркса́х, то есть до восемнадцатого дня первого осеннего месяца, плавания обещали быть тихими и спокойными, ибо под благодатными небесами и счастливыми светилами даже ветры усмирялись, снижая свою резкость и нагревая морозный нрав. Преимущественные в зимнюю пору северные и северо-западные ветра сменялись на устойчивые западные, а иногда даже обращались вспять и дули уже с востока.

Считалось, что могущественная звезда Арксах несла с собой пелену из облаков и порождала сильные бури в открытых водах, поэтому моряки не слишком жаловали её. Однако до двадцатого дня последнего осеннего месяца ситуация ещё была терпимой, и многие купцы, ведомые наживой, без долгих раздумий поднимали якоря и покидали порт Исар-Динн. Но когда на небесах впервые в году загоралась Мион, или Пети́на, — звезда, которую в Мирсварине звали дождливой, а в Элисир-Расаре — ненастной, уже никакой здравомыслящий путешественник без крайней надобности не спешил пользоваться услугами кораблей, ведь тогда наступала настоящая зима. А зима, как известно, водворялась не одна, она с собой приводила ледяные ветры, бури, ураганы и стихийные бедствия, и тогда-то уж точно разумней было взять экипаж или жалкую кибитку, или даже отправиться в путь по суше пешим — так доберёшься до пункта назначения целым, или, хотя бы по завершении «приключения» кто-нибудь участливый соберёт твои жалкие останки и похлопочет о должном погребении. А в море всех погибших пожирали рыбы, уграши или воплощения утопших, и не суждено им было получить упокоение.

Вообще, жители Элисир-Расара не особенно чтили звёзды. Обыватели здесь не умели толковать небесные знаки и не внимали знамениям, они редко поднимали голову настолько высоко, да и толку было бы немного от подобных упражнений — всё равно в большой, расцвеченной яркими красками столице звёзд виднелось гораздо меньше. Разумеется, деревенские земледельцы поглядывали вверх, однако и они давно жили по календарю настольному, а не небесному. Обычно жрецы Рощи Дубов отвечали за наблюдения за высшей сферой и занимались астрономией, однако по большему счёту они просто сравнивали свои данные с ходом светил, дабы убедиться в том, что события движутся по порядку, в гармонии с природой. Жрецы говорили народу, когда надлежит пахать, сеять, жать и молотить зерно, а не какая-то там белая точка на горизонте. Исключение составляли путешественники и моряки, для которых звёзды издревле служили надёжными и верными ориентирами. А ещё, безусловно, они были неиссякаемым источником различных фантазий и суеверий.

Сейчас в Элисир-Расаре шёл первый летний месяц — чудная пора для морских прогулок. Море демонстрировало только свою щедрую и приветную сторону, преподнося рыбакам богатый улов, а купцов и странников сопровождая попутными ветрами. Впрочем, каждый, кто родился и жил на берегах больших вод, прекрасно знал, что таили в себе звенящие, бирюзово-индиговые пучины, и каким поистине был их нрав — суровым, резким, переменчивым, непримиримым со слабостями. Но над Исар-Диннами сегодня висел выбеленный диск Дион, а ведь любому моряку было известно о том, что дни новолуний куда более опасны, и что они вызывают страшные бури и сулят неприятности, поэтому, согласно всем приметам — суеверным или наблюдательным, — данный день считался весьма благоприятным для того, чтобы взойти на борт судна и пойти в плавание.

Что и собирался предпринять Зархель: его экипаж уже прибыл в порт восточной, меловой гавани, однако Главный советник не торопился покидать повозку. Рядом с ним на сидении были разложены бумаги, и мужчина слишком увлёкся прочтением одного из доносов, настолько, что даже не заметил, как кучер подвёз его к пристани, как слуги доставили на судно всю поклажу и как исчез Дуностар, ушедший наводить в каюте порядок и давать распоряжения на благо дядюшки. Зато Зархель сразу оторвал взгляд от страниц, как только постучал, а затем приоткрыл дверцу повозки его излюбленный шпион Луридас.

— Ваша Светлость, вынужден Вас огорчить, — сразу заговорил о деле светловолосый мужчина, скрывающий лицо за пологим капюшоном, — мы так и не обнаружили следов Эбелиса, он словно в воду канул.

Луридас промелькнул в повозку ловко и бесшумно. Можно было бы подумать, будто напротив Главного советника никто не расположился на сидении, что это — лишь обман зрения, возникший из-за игры света и длинных теней, порождённых сумерками. Подобные соображения бы польстили Луридасу, ибо он, как и всякий лазутчик, уважал тени, а заодно ещё и поклонялся богини ночи, Сагра Соле. Больше Сагра Соле он чтил только Отравляющую Фахарис, на родину которой и стремились эти путешественники.

— Я прикажу наложить на него суровые штрафы, коли он не объявится до поднятия якоря.

На мгновение Зархель задумался и уставился в окно. Чуток поразмыслив, он вдруг изменил своё мнение:

— Впрочем, это не имеет значения. Я вычту с него, если он не прибудет к воротам Орма к сроку, а пока что дам ему увольнительную.

— Ваша Светлость, — обстоятельно и вкрадчиво зашептал Луридас, и сразу стало ясно, что его порядком беспокоит произошедшее, — Эбелис не склонен поступать похожим образом, и я переживаю, как бы он…

— Что? Вздор! — перебил собеседника Зархель. — Он, наверное, в очередной раз напился вусмерть зана и спит в какой-нибудь канаве, ты будто сам его не знаешь?

— Люди пропадают во дворце, — чеканно отбил языком шпион и зловеще улыбнулся.

Как раз в этот момент мимо промелькнула карета, на которой горели фонари, и по блестящим зубам Луридаса пробежалась полоска рыжего света.

— И, в основном, пропадают те из них, которые связаны данническими узами с Её Милостью или Вашей Светлостью.

— Брось, это вздор, — махнул рукой советник, хотя он, безусловно, дураком никогда не был и всё прекрасно понимал. — Никуда не делся твой дражайший братец, скоро он объявится, помяни моё слово. Он ведь тот ещё картёжник и любитель выпивки, и как только получит увесистый мешочек с выплатой, то сразу бежит к продажным девкам тратить, позабыв о тебе. Золото ему, видимо, на сердце давит своей тяжестью, выдавливая наружу остатки совести, он жаждет поделиться удачей с менее везучими…

— Э…

— Сколько раз уже такое было?! — Зархель не позволил подчинённому и рта открыть. — А ну не смей отвлекать меня от важных забот своей безделицей и пустыми переживаниями! Хуже женщины, ей богу… Зрят всевышние небожители… священные воды и отражённые в них небеса… да прославится род Аон! Да прославится!..

Главный советник продолжил раздражённо ворчать себе под нос, пока собирал бумаги. Луридас слегка поклонился покровителю, но не успел он выйти из повозки, как в дверях натолкнулся на высокого, плечистого и в целом пугающего Дуностара, соболиные брови которого искривились от недовольства, образуя глубокую морщинку на переносице.

— Луридас, — едва кивнув, поприветствовал мужчину седьмой ар.

— Я — Эбелис, Ваше Сиятельство, а Луридас в отлучке.

После подобных речей Дуностар ещё грознее нахмурился и просунул голову в повозку дяди.

— Ваша Светлость, нам пора.

— А? Да-да.

Только Зархель Великолепный показался Дуностару каким-то рассеянным, что было совсем не свойственно Главному советнику, превозносящему бумажную, канцелярскую работу и ценящему сосредоточенность.

— Опять дурные вести? — предположил молодой полководец, подавая дяде руку и помогая тому покинуть экипаж с достоинством.

— Люди всё пропадают и пропадают во дворце… Всё этот отвратительный бессмертный маг, всё это — его гнилые происки. Мерзость! — тихим шипением отозвался Зархель, пока Дуностар провожал его до пристани.

Черноглазый красавец вопросительно взглянул на дядю, но советник снова отмахнулся от родственника:

— Нет, забудь об этом. Не перенапрягай свою пустую голову, Дуностар.

— Коли так, то, может, лучше мне остаться и последить за Его Высочеством лично? Кто знает, что этот чё…

— Ох, замолкни уже! Думать у тебя получается скверно. Тем более, ты и твоя грозная репутация нужны мне в Орме, так что ты плывёшь со мной. Принц… не беспокойся за своего кузена, никто не посмеет тронуть его. Не знаю, что на уме у этого проклятого мага, однако даже такой глупец не рискнёт посягать на то, что судьбой предназначено мне. Он ведь сразу понял, что за мной стоит божественное величие. Разумеется, этот дурак перепутал божественное с демоническим, только что взять со слепца? Что он видит? Лишь картинки, которые порождает дурная голова!

Перед мостиком, переброшенным с пирса на палубу корабля, Зархель застопорился. Развернувшись, он кинул беглый взгляд на панорамную картину столицы — славного, возлюбленного богами града Исар-Динны, чьи башни и шпили устремлялись высоко в небеса, а купола дворцов и ратуш простирались на все стороны света, и затем коварно вымолвил:

— Бессмертный говорил, что ему нужна игла Виликарты. Но только ли она? Я никак не могу раскусить его планы… что же он поистине замыслил? Какова его цена? В чём он находит наибольшую выгоду для себя, чего алчет его пропащее сердце? Трудно поверить в праведность зла.

Зархелю действительно было очень трудно поверить в то, что настолько таланливый и могущественный маг, а по совместительству ещё и демон-оборотень, задержался в Исар-Диннах лишь ради блага смертного мальчишки, или чтобы добыть некий древний артефакт. В конце концов, Эйман Эр Данаарн всегда был способен сорваться с места в любое мгновение и раствориться в воздухе, он даже не дал бы взамен возможности поминать его по имени… Потому что имя может быть поддельным. Для демона-оборотня ложь становится второй натурой, или, скорее, это демоны-оборотни превращаются во вторую натуру лжи, так что… неисповедимы не только лишь божественные пути, но и демонические тропы.

Пока что Зархель свято верил в то, что у него имелось достаточно времени в запасе. Лунги ли, демоны-оборотни — все бессмертные твари могли ждать до скончания эпох, а вот личные стремления советника слишком навязчиво призывали его, обычного смертного, исполнить собственный долг, воплотить своё предназначение. Впрочем, в случае Зархеля, «воплотить» и «пожертвовать плотью» — означало одно и то же. Тысячелетняя Фахарис, богиня смерти и пупырей, отчаянно требовала у своего блудного сына, дабы тот немедля вернулся на родину. Всё-таки, она была и матерью всего живого, и капризной женщиной, чьё сердце сгнило после разложения, но чьи привычки остались прежними.

Данаарн волен и дальше точить скрытые кинжалы или окунать в отраву стрелы. Такие бесстыдные, нечестные приёмы — нипочём тому, в чьих жилах вместо крови текут яды, и кто самолично преуспел на поприще умерщвления плоти, кто овладел мастерством обманов. Однако, куда сложней сразить идейную душу проклятого, нежели праведника. Как искусить того, кто сам собой олицетворяет искушение?