Лондонский туман

Глава 3

Утром следующего четверга в телефонной трубке послышался голос:

— Матильда?

— Боже мой! Нет! — воскликнула Тильда.

Тем не менее это оказался Рауль.

— Но что ты делаешь в Лондоне?

— Прилетел вчера вечером. У меня дела в Брюсселе, и я подумал, что могу вести маленький бизнес и в Лондоне. Я хотел бы повидаться и поговорить с тобой, Матильда.

— С удовольствием, Рауль! Когда мы можем встретиться? Мне подойдет любое время.

— Сегодня утром и во второй половине дня у меня дела, а в полдень бизнес-ленч. Остается вечер, так как завтра утром я улетаю в Брюссель. Ты могла бы пообедать со мной в отеле «Ритц»?

Матильда, только что уверявшая, что ее устроит любое время, внезапно обнаружила, что это не так.

— К сожалению, Рауль, у служанки сегодня выходной, и дом оставить не на кого. Приходи обедать сюда.

«Господи, что я могу подать к столу?» — подумала она.

— Я бы хотел поговорить с тобой наедине, Матильда. Приходи ко мне в номер.

Но Тильда не собиралась повторять эпизод в Каруже. К тому же нельзя рассчитывать, что Томас останется дома и присмотрит за ребенком и бабушкой.

— Подожди минуту, и я узнаю. — Матильда позвонила в полуподвал спросить, не может ли Мелисса перенести выходной, но у Мелиссы было назначено свидание со Станисласом, и Тильда не считала себя вправе просить о его отмене. — Мне очень жаль, Рауль, но я никак не могу.

— Если ты думаешь, Матильда, что я собираюсь заниматься с тобой любовью, то это не так.

— Какое разочарование! — засмеялась Тильда.

— Для меня тоже, но я должен поговорить с тобой о другом.

— Это касается Роузи! — догадалась наконец Тильда.

— Возможно, но я не могу обсуждать это по телефону. Не удивлюсь, если нас подслушивают. — В трубке раздался щелчок. — Слышала?

— Странно, — промолвила Матильда.

— Не имеет значения — я ничего не сказал. Так я смогу увидеться с тобой наедине сегодня вечером?

— Хорошо, приходи к нам обедать, а потом мы поговорим. Я все устрою.

— Alors... bien!^{11} Вечером я приду в твой дом. A quelle heure?^{12}

— Скажем, в половине восьмого. Я должна приготовить обед, а потом уложить ребенка. Ты ведь помнишь, что у меня есть дочь? Ей два с половиной года.

— Ma foi!^{13} — вздохнул Рауль. И что только делают с собой привлекательные женщины? Наверняка он увидит Матильду в белом фланелевом фартуке, с красными от стирки пеленок руками, с ногами, искривленными от длительного сидения на низком стуле с ребенком на коленях. Впрочем, когда он знал ее три или четыре года назад, она уже начинала прибавлять в весе. Но Матильда была... très gai! Très gai, toujours gai!^{14}. И даже более того. В тот вечер под деревьями в Каруже... Жаль, что в последний момент... Но все англичанки в глубине души девственницы. — Alors, ma chère — à bientôt!^{15}

Матильда положила трубку и печально посмотрела на свои загубленные руки — такие красивые до того, как родилась Эмма, — не маленькие, но белые, холеные, с овальными лакированными ногтями. В былые веселые дни трудовой жизни в Лондоне она зарабатывала достаточно денег и тратила их на одежду, прически и то, что французы так выразительно именуют макияжем. Тогда больше тратить деньги было не на что, но теперь... Ну, в конце концов, она не могла иметь одновременно все это и Томаса с Эммой в придачу, которых не променяла бы ни на какие сокровища! Поднявшись, Матильда переключилась на мысли об уборке, обеде и детской, но, проходя мимо зеркала, бросила в него взгляд. «Боже мой, я толстею? — подумала она. — Хотя что тут удивительного? Если я выгляжу на тридцать восемь лет, то потому, что мне столько и есть». Тильда была не настолько тщеславна, чтобы чураться хорошего черного платья, способного сотворить чудеса. Что до остального, то отсутствие красоты не всегда ставит крест на женщине, а она знала, что еще в состоянии просвистеть мелодию, способную заставить петушков вспархивать с насеста!

Кроме, возможно, Рауля. Подобно многим представителям латинской расы, он был на удивление циничен. Рауль делил свои отношения с женщинами на три категории: привязанность, дружба, смешанная с флиртом, и то, что он именовал «эротической любовью». Матильда после неудавшейся авантюры в Женеве была переведена во вторую категорию, но их дружба продолжалась годами, что позволило ей написать ему перед отправкой Роузи в Швейцарию с просьбой приглядывать за девочкой. Теперь бедняга, несомненно, спешил извиниться за невыполнение оказавшейся неожиданно столь трудной обязанности. Женева — маленький город и, вероятно, переполнен сплетнями о похождениях «английской мисс».

Мелисса что-то стряпала в маленькой кухне полуподвала, сопровождая это стуком и звоном, проникавшем Матильде в самое сердце. «Неудивительно, что я страдаю от головных болей, — подумала она, — не говоря уже о расстройстве пищеварения!»

— Мелисса, — окликнула ее Тильда, стоя на лестнице, — ты уже поднималась к миссис Эванс?

— Еще нет, — отозвалась Мелисса.

— Не могла бы ты сделать это поскорее? Должно быть, она уже интересуется, что случилось.

— Пока не могу. Я готовлю печенье.

— Разве его нельзя отложить на потом?

— Боюсь, что нет, — сказала Мелисса. — Понимаете, печенье должно отстояться, — снисходительно добавила она, будучи непревзойденной мастерицей учить ученого.

— Не это печенье, — возразила Матильда. — Только из слоеного теста. В любом случае, я не понимаю, почему ты должна заниматься печеньем, еще не побывав наверху. И вообще, почему обязательно делать это сегодня?

— Вторая половина дня у меня выходная, — ответила Мелисса, как будто это объясняло все. Перенеся военные действия на территорию противника, она заявила, что, к сожалению, не может в последний момент отменять назначенные встречи, так как нужно думать и о других...

— Никто не просил тебя об этом, — рассудительно заметила Тильда.

— Вот как? Но ведь вы звонили... Если джентльмен придет к обеду...

— Откуда ты знаешь, что джентльмен придет к обеду?

— Вы же звонили, — повторила Мелисса.

— Это мосье Рауль Верне, — объяснила Матильда, скрывая смущение, вызванное тем, что она поймала Мелиссу на подслушивании по параллельному аппарату. — Он француз — точнее бельгиец — и познакомился с Роузи в Женеве.

— Ah, quelle domage!^{16} — Мелисса пожала плечами чисто галльским жестом. — Mais je suis...^{17} — Не найдя нужного слова, она прибегла к буквальному переводу: — Сегодня вечером я занята.

— Но я и не собиралась причинять тебе неудобства, — отозвалась Матильда на небезупречном, но беглом французском. — Просто мой очень старый друг завтра улетает в Бельгию, и я бы хотела встретиться с ним вечером, пока он в Лондоне, но раз ты занята, ничего не поделаешь. Я не стану унижаться, прося тебя об одолжении, а ты ведь все равно не понимаешь ни единого моего слова, не так ли, мой драгоценный знаток французского языка?

— Конечно, конечно, — кивнула Мелисса, героически улыбаясь.

— Пожалуйста, поднимись наверх и помоги миссис Эванс одеться.

Бабушка, несмотря на упражнения по выбрасыванию вещей из окон, не могла поднять пораженную артритом правую руку и толком причесать волосы, которые, строго говоря, принадлежали не ей, а Томасу, так как он заплатил за них крупную сумму в магазине на Бонд-стрит^{18}. (Если бы Деймьян мог видеть, как мало осталось от состояния, которое старый Том нажил недостойным капиталистическим способом, он бы, несомненно, подверг презрению почтенного джентльмена, извлекшего так мало прибылей при таких безграничных возможностях).

В саду находились Томас и Эмма, которая обнаружила старую грязную тряпку на дереве, приняла ее за птицу и была оскорблена до глубины души тем, что она не улетает. Томас был маленьким невзрачным человечком — осень жизни превратила золото его волос в тускло-коричневый цвет опавших листьев; лицо расплывалось в глуповатой улыбке, а точеные докторские руки делали бесполезные жесты, поощряя птичку взлететь. Тильда подошла к ним.

— Томас, ты будешь дома к обеду сегодня вечером?

— А что? — настороженно осведомился Томас.

— Придет Рауль Верне — ты его знаешь, француз из Женевы.

— В Женеве живут швейцарцы.

— Ну, вообще-то он бельгиец. А ты не будь таким занудой и постарайся вернуться к обеду. Рауль придет в половине восьмого.

— А когда он уйдет?

— Откуда я знаю, дорогой? Но если тебе станет скучно, — небрежно добавила Матильда, — ты всегда можешь притвориться, что тебе нужно работать, и ускользнуть в кабинет.

— В самом деле? Очень хорошо, — простодушно одобрил Томас.

— Значит, договорились: когда Рауль придет, я предупрежу его, что тебе придется покинуть нас после обеда. Только не подведи меня и не забудь извиниться перед уходом.

— Я могу опоздать — похоже, будет туман. В таком случае, я не появлюсь вовсе, а обед пусть принесут мне в кабинет на подносе. А где Роузи?

— Не знаю — наверное, все еще нежится в постели.

Томас подобрал мячик и бросил его пуделю.

— Она не очень хорошо выглядит с тех пор, как вернулась из... забыл откуда.

— Очевидно, все дело в перемене пищи, — быстро сказала Тильда. — И Деймьян водит ее пить пиво в «Серп и молот» или как там называется его паб.

— Напротив, она совсем отказалась от алкоголя — даже перед обедом. И это тоже странно... — задумчиво промолвил Томас. — Кто, ты сказала, придет к обеду?

— Рауль Верне, дорогой, с которым я когда-то флиртовала в Женеве.

— Ах да, в Женеве, — рассеянно сказал Томас. — А что он делает в Лондоне?

—- Откуда я знаю? Какая-то деловая встреча.

— Понятно. Он придет сюда к обеду, а ты хочешь, чтобы я потом тактично оставил вас наедине. — В саду было странное освещение, как будто они смотрели на высокую кирпичную стену, узкую дорожку, грушевые и тутовые деревья сквозь дымчатые очки. — Как бы то ни было, если будет туман, я, вероятно, вернусь после его ухода и вообще с ним не встречусь. — Томас улыбнулся, но не выглядел веселым, когда шел к дому.

«Что за паршивый день!» — подумала Тильда, следуя за ним. Учитывая туман, стоит ли оставлять Эмму в саду или лучше отвести ее в детскую? Поднялась ли Мелисса к бабушке? Что подать на обед привередливому французу? А Роузи? Она поднялась в маленькую комнату в мансарде с гофрированными занавесками и стеганым покрывалом.

— Роузи! Ты еще не встала?

— Встала, — отозвалась Роузи, подняв круглое лицо, покрытое питательным кремом. — И легла снова.

— Плохо себя чувствуешь?

— Утренняя тошнота. У меня!

— Ты не принимала никаких таблеток?

— Нет. Тедвард не дал мне их. Он заявляет, что от таблеток мне будет только хуже. Как будто это возможно!

— Не знаю, что делать, Роузи. — Матильда ходила по маленькой комнатке, машинально подбирая разбросанные вещи. — Томас заметил, что тебе нехорошо, и начал беспокоиться.

— По-твоему, он догадался?

— Ну, ведь он врач. — Матильда беспомощно пожала плечами. — Честно говоря, дорогая, я сомневаюсь, должны ли мы скрывать это от него. — Но ей отчаянно не хотелось рассказывать мужу о состоянии его сестры. Сердце Томаса было похоронено под столькими слоями сдержанности, отстраненности и суровости, что, если бы он разорвал их из-за своей драгоценной Роузи, было бы трудно подобрать бальзам, который мог бы его исцелить. — Кстати, не знаю, как ты к этому отнесешься, но Рауль Верне в Лондоне и сегодня вечером придет к нам обедать.

Роузи выпрямилась на кровати. Челюсть ее отвисла.

— Рауль?!

«Очевидно, Раулю кое-что известно о тебе, киска моя! — подумала Матильда. Хотя было трудно представить себе, что такого он мог добавить к бесстыдному признанию самой Роузи. — Вероятно, бедняга хочет предупредить нас о ее связи со студентом, не подозревая, что она уже нас об этом информировала».

— Тебе не обязательно с ним видеться, если ты не хочешь, — сказала Тильда.

— Я не хочу видеться ни с кем. — Роузи села на кровати, обхватив себя за плечи. — У меня ужасная боль.

— Где? Какая боль?

— Просто боль, Тильда, вот здесь. — Она описала рукой круг в районе живота.

Матильда с сомнением посмотрела на нее.

— Боль началась внезапно?

— Какое там внезапно! Я все утро металась туда-сюда.

— Ну, побудь немного на месте, — без особого сочувствия сказала Матильда. Вместе с пуделем Габриелем она спустилась к телефону и позвонила партнеру Томаса. — Извини за беспокойство, Тедвард, но Роузи не по себе. Ты не будешь сегодня утром поблизости? Томас уже ушел.

— Обязательно загляну к вам, Тильда, — сразу же отозвался Тедвард.

Мелисса спускалась из комнаты бабушки.

— С миссис Эванс все в порядке?

— В полном, — ответила Мелисса. — Сегодня она в пустыне: очевидно, воображает себя в старом немом фильме вроде «Шейха»^{19}. — С редким проявлением чувства юмора Мелисса добавила, что это к лучшему, так как в пустыне не бывает наводнений и крайне редки пожары или землетрясения, поэтому их ожидает спокойное утро.

Матильда отправила ее за покупками к вечернему обеду и принесла ребенка из сада, где сгущался туман. Приехал Тедвард и поднялся к Роузи. Спустившись, он согласился выпить чашку кофе в кабинете.

— Вряд ли это что-то серьезное. Не знаешь, что вызвало боль?

— Думаю, упоминание о джентльмене по имени мосье Рауль Верне из Женевы. Сегодня вечером он придет к обеду.

— Из Женевы? — переспросил Тедвард.

— Да, он внезапно объявился и сказал, что хочет поговорить со мной. Очевидно, Роузи испугалась, что он сболтнет лишнее — хотя она сама уже достаточно наболтала.

— Роузи все тебе рассказала?

— Да, ничего не скрывая и, похоже, не стыдясь.

— В наши дни девушки этого не стыдятся, — великодушно признал Тедвард. — Кто такой этот Рауль Верне?

— Мужчина, с которым я немного общалась четыре года назад. Я познакомилась с ним, когда Томас был на какой-то конференции в Люцерне или где-то еще, а я не могла вынести общество жен его коллег и осталась в Женеве. Я послала ему письмо с просьбой присмотреть за Роузи, и теперь он, очевидно, переживает из-за случившегося и хочет об этом поговорить.

— Возможно, — согласился Тедвард.

— По правде говоря, я думаю, что Роузи сама на это напрашивалась. Конечно, вечером я поговорю с Раулем. Я попросила Томаса оставить нас наедине.

— Он еще ничего не знает?

— Боюсь, начинает подозревать. Томас заметил, что Роузи плохо выглядит.

— Скажи ему, что я осмотрел ее этим утром и думаю, что у нее приступ гастрита, вероятно, вызванный пищевым отравлением. Это собьет его со следа, а мы тем временем придумаем, что с ней делать. Нужно найти Роузи работу за границей или отправить в Италию изучать язык.

— Боюсь, что Роузи будет говорить на одном и том же языке, куда бы мы ее ни отправили, — вздохнула Матильда. — Нам придется придумать что-то еще — Томас постоянно бывает в Риме. — Наверху заплакала Эмма, и Тильда поднялась. — Я должна идти.

Тедвард тоже встал, поставил чашку на каминную полку и огляделся в поисках пальто и перчаток.

— Мне тоже пора уходить — из-за этого чертова тумана у меня на обход уйдет вдвое больше времени. Жуткий денек.

— Куда уж хуже. — Матильда подала ему пальто, прислушиваясь к детским крикам. — Бедного ребенка таскают то в сад, то в дом; Мелисса занялась печеньем в девять утра под тем предлогом, что вторая половина дня у нее выходная, хотя я не понимаю, какая тут связь; бабушка скачет галопом по пустыне в фильме Рудольфа Валентино. Звуки у нас над головой издает диван, подгоняемый хлыстом и шпорами. Хоть бы она позволила шейху догнать ее — долгий и бесшумный поцелуй утихомирил бы мою головную боль. — Наверху раздался грохот. — Что теперь? Либо злодей Абдул споткнулся о проволоку снаружи ее палатки, либо шейх повалил его наземь. — Тильда подбежала к лестнице в полуподвал, крича, чтобы Мелисса поднялась и выяснила, в чем дело. Мелисса ответила, что не может этого сделать, поскольку как раз вынимает печенье из духовки.

— Не беспокойся, Тил, — засмеялся Тедвард. — Иди к старушке, а я сам себя провожу.

Габриель последовал за ним с громким лаем, подверженный хронической иллюзии, что человек в пальто непременно поведет его гулять, а сиамский кот Аннаран, названный так в честь фильма «Аннаран, король Сиама», напрягся, готовый выбежать на верную смерть под колесами транспорта, бороздящего Мейда-Вейл.

— Габриель! Аннаран! — в отчаянии крикнула Матильда, перекрывая шум. Звонил телефон, Эмма кричала все громче, Роузи вопила сверху, что, если звонит Деймьян, она спустится и поговорит с ним, а из окна второго этажа вылетела шерстяная ночная рубашка с длинными рукавами. Из полуподвала доносился запах горелого печенья.

— Господи, что за дом! — вздохнула Тильда. В холле послышался разочарованный лай, когда Тедвард захлопнул дверь перед носом Габриеля, за которым последовало яростное мяукание, так как дверь прищемила хвост Аннарана. Падение ночной рубашки сменилось гробовым молчанием в комнате миссис Эванс. Как назло, именно сегодня бабушка пребывала в самом худшем настроении.