Ловушка для матери

Глава 12

В субботу, седьмого июля, в половине четвертого позвонил Сол и доложил о том, что закрыл последний пробел, исключив девушку, работавшую в конторе Уиллиса Крага. Второй этап охоты за матерью оказался законченным. Мы пятеро (я включаю и Вулфа) проделали работу высшего класса. 148 девушек и женщин находились под прицелом и были вычеркнуты. Весьма удовлетворительно. Великолепно. Я сказал Солу, что пока все, но позже может быть работа. Фред и Орри тоже были отпущены.

Вулф сидел и окидывал грозным взглядом все, что попадалось ему на глаза. Я спросил его, есть ли у меня какая-либо программа действий. Но он дал мне понять, что я этого не заслужил. Тогда я сказал ему, что собираюсь на побережье немного поплавать и вернусь поздней ночью в воскресенье. Он даже не спросил, где сможет меня найти, но перед уходом я положил на его письменный стол листок с номером телефона коттеджа на некоем острове, который сняла на лето Люси Вэлдон.

Лай Кремера оказался не страшнее, чем укус окружного прокурора. Её имя даже не появилось в газетах. Когда но вторник днем я заехал на Одиннадцатую улицу предупредить Люси о предстоящем посетителе, она немного испугалась и во время ужина почти ничего не ела, но когда около трех часов пришел сыщик из отдела по раскрытию убийств, у него даже не было ордера. Только письменное уведомление, подписанное окружным прокурором. Через четыре часа она позвонила и сказала, что находится уже дома. Ею занимались по очереди капитан из отдела и два помощника окружного прокурора. Один из них был довольно груб, но она не потеряла самообладания. Трудности с людьми, которые что-то скрывают, заключаются только в выборе одного из двух путей: просто сидеть и смотреть на них или же сажать их под замок. Но Люси была Армстед, у неё был собственный дом, она имела много друзей и возможность оказаться убийцей Элен Тензер равнялась одному из десяти миллионов. Поэтому четвертое июля она провела в коттедже на берегу моря с ребенком, няней, кухаркой и служанкой. Там было пять спален и шесть ванных комнат. Что если все комнаты окажутся заняты, а сыщик из бюро по расследованию убийств, который вздумает посетить коттедж, за хочет принять ванну? Нужно быть готовым ко всему.

Обычно, когда я отдыхаю, то забываю наш кабинет, текущую работу и, особенно, Вулфа. Но в это воскресенье моей хозяйкой была клиентка. Поэтому, лежа на песке, пока она в доме кормила ребенка, я пытался заглянуть в будущее. Стопроцентный мрак. Часто бывает так, что не знаешь с чего начать, но всегда находится крохотная площадка для разбега. На этот раз было не так. Мы бились над делом около пяти недель. Мы проследили две линии и оба раза зашли в тупик, а третьей возможной линии не было видно Я готов был остановиться на мысли, что Ричард Вэлдон не был отцом ребенка и никогда не встречал девушки, ставшей его матерью. Она была просто чудачкой, читала его книги или видела по телевизору, и когда родился ребенок, воспитывать которого не хотела, решила дать ему фамилию Вэлдон. Если дело обстояло именно так, единственное, что оставалось — преследовать убийцу, то есть делать то, чем в течение уже двух месяцев без перерыва занималась полиция. Я громко произнес нечто нецензурное, и услышал голос Люси:

— Арчи! Я полагаю, мне бы следовало покашлять.

Я вскочил на ноги и мы побежали в море.

В одиннадцать утра в понедельник Вулф прошел в кабинет так, как будто не собирался задерживаться здесь надолго, поставил в воду орхидеи, сел и, не взглянув на почту, сказал:

— Достань записную книжку.

Так начался третий этап.

К ленчу мы обсудили последние детали программы, и все, что осталось, это только выполнить её. Это была уже моя работа. Три дня ушло на подготовку, и еще четыре оставалось до того момента, когда клубок начнет разматываться, потому что воскресный выпуск «Газетт» выходит только по воскресеньям. Мои три дня прошли следующим образом.

Понедельник. День. Вернулся обратно на побережье, чтобы ввести в курс дела клиентку. Она заартачилась, и я остался обедать. Она не столько была против моего возвращения в город, сколько боялась огласки. Дело не двинулось бы дальше, если бы я не растянул свое пребывание в коттедже и не путал бы личные отношения с деловыми. Я уезжал с её обещанием вернуться на Одиннадцатую улицу в среду днем и остаться там сколько потребуется.

Вторник. Утро. Нанес визит Элу Пензеру, совладельцу «Посарт Камера» на Сорок седьмой улице, чтобы уговорить его пойти со мной и помочь купить коляску для ребёнка. Обратно к нему уже с коляской. Я оставил ему набор фотоаппаратов, объяснив, каким образом они должны быть использованы и он обещал подготовить все к среде.

Вторник. День. Зашел в контору Лона Коэна на двадцатом этаже Газетт-билдинг. Если Лон и занимает какую-нибудь должность, я её не знал. На дверях маленькой комнаты было написано только его имя, причем дверь была второй по счету от той, которая вела в комнату издателя. Я бывал там, наверное раз сто за последние несколько лет, и, по крайней мере, семьдесят из них он при моём появлении звонил по одному из телефонов, стоящих на его письменном столе. Так было и в этот вторник. Я сел на стул у письменного стола и приготовился ждать.

Лон повесил трубку, провел рукой по гладким черным волосам, повернулся и нацелил на меня взгляд своих черных глаз.

— Где это ты так обгорел?

— Разве это называется «обгорел». У тебя что астигматизм. — Я похлопал себя по щеке. — Добрый коричневый загар.

Когда этот вопрос был решен или, скорее, остался нерешенным, я скрестил ноги.

— Ты — счастливый парень, — сказал я Лону. — Просто потому что я люблю тебя безо всякой к тому причины. Я пришел и принес тебе нечто исключительное, за что хорошо заплатила бы любая газета в городе.

— Так-так. Говори, Арчи.

— Это тебе не дареная лошадь, которой не нужно заглядывать в зубы. Может быть, ты слышал имя Люси Вэлдон? Вдовы писателя Ричарда Вэлдона?

— Да.

— Получится сенсационная газетная статья, целая страница, в основном фотографии. Хороший здоровый заголовок, может быть что-то вроде: «Женщины любят детей». Дальше пойдет текст. Его будет немного. Им займется один из твоих мастеров слова. В нем расскажут о том, как миссис Вэлдон, молодая, красивая, богатая вдова знаменитого человека, не имеющая собственных детей, взяла в свой роскошный дом младенца и окружила его любовью и заботой. О том, как она наняла опытную няню, которая предана маленькому карапузу... Может быть ангелочку или ягненочку. Не мне это писать. Как няня дважды в день вывозит его на прогулку в дорогой коляске с десяти до одиннадцати утра и с четырех до пяти вечера. Она гуляет с ним у Вашингтонской площади, чтобы дитя могло наслаждаться красотой природы — деревьями, травой и так далее, — я сделал жест рукой. Какая поэма! Если в вашей платежной ведомости значится поэт — прекрасно, но есть и некоторые детали, которые должны быть включены. Фотографии могут быть любыми: миссис Вэлдон кормит младенца или даже купает его, если ты имеешь право помещать обнаженную натуру. Но одна фотография обязательна: няня с коляской на Вашингтонской площади. Я буду на этом настаивать. И также на том, чтобы все это было помещено в ближайшее воскресенье, фотографии могут быть сделаны завтра днем. На досуге ты можешь меня отблагодарить. Вопросы есть?

Едва он открыл рот, хотя, судя по выражению его лица, вовсе не затем, чтобы меня благодарить, зазвонил телефон. Лон повернулся, взял трубку зеленого аппарата, заговорил, но большей части слушал и через пару минут повесил трубку.

— Ты обладаешь наглостью и ослиным упрямством, — сказал он.

— Это не только вульгарно, но и не относится к делу, — ответил я.

— Черта с два. Может быть, ты помнишь тот день, месяц назад, когда ты был здесь, спрашивая об Элен Тензер, и я задал тебе вопрос, нашел ли ты пуговицы.

— Сейчас, когда ты мне напомнил, припоминаю.

— И ты тогда увильнул. А сейчас слушай. Ты знаешь о пуговицах больше моего, но и я знаю немало. Знаю о том, что они были на комбинезоне ребенка, о том, что их сделала Элен Тензер, что несколько подобных пуговиц было на комбинезонах, найденных в её доме, что в этом доме жил ребенок, а после того, как ты с ней встретился, она была убита. И сейчас ты являешься с этой сказкой о Люси Вэлдон и младенце, и еще спрашиваешь, есть ли у меня вопросы. Увы, есть. Ребенок в доме Люси Вэлдон и ребенок, живший в доме Элен Тензер — один и тот же?

Конечно, я знал, что он задаст этот вопрос.

— Только между нами.

— О’кей.

— Тогда, да.

— Является ли Люси Вэлдон его матерью?

— Нет.

— Я не спрашиваю, клиентка ли она мистера Вулфа, это ясно. Если бы это было не так, ты не стал бы так изощряться Что же касается статьи, то я — пас. Не льсти...

— Здесь нет никакой ловушки. Она даст подписку.

Он покачал головой.

— Это не поможет, если кто-нибудь швырнет бомбу. То, что Элен Тензер была убита из-за ребенка — неплохое предположение. Этот ребенок — невзорвавшаяся мина. Не знаю, почему, но это так. Ты просишь сделать центром внимания не только тот дом, где он живет, но и те места на улице, куда его привозят дважды в день. Это может иметь нехорошие последствия. «Газетт» поместит материал, а на следующий день младенца украдут, задавят, убьют или сделают Бог знает что. Не выйдет, Арчи. Благодарю тебя за предложение.

— Я могу сказать тебе точно, что никакого риска нет, совсем никакого.

— Пока я в этом не уверен.

Я скрестил ноги.

— Все, о чем мы здесь говорим, не для печати.

— Хорошо.

— Есть еще неофициальные сведения. Ставлю тысячу против одного, ловушки не будет, никто не нарушит общественного порядка. Миссис Вэлдон наняла Ниро Вулфа ровно пять недель тому назад для того, чтобы выяснить, кто мать ребенка. Он был оставлен в вестибюле её дома и она ничего не знала о нем, да и до сих пор ничего не знает. Мы потратили немало денег клиентки, нашего времени и энергии, пытаясь найти мать, но безрезультатно. Данная попытка основывается на предположении, что женщина, родившая ребенка шесть месяцев назад и бросившая его, независимо от того, почему она это сделала, захочет взглянуть на сына. Она прочитает страницу в «Газетт», пойдет на Вашингтонскую площадь, узнает по фотографии няню с коляской и подойдет посмотреть.

Лон поднял голову.

— Но она может не знать, что ребенок, усыновленный миссис Вэлдон, её?

— Она, вероятно, знает. Если же нет, мы понапрасну тратим столько времени, энергии и денег.

— Тираж «Газетт» около двух миллионов. Стоит нам поместить заметку об этой истории и на следующий день вокруг коляски соберется полно женщин. Не так ли?

— Надеюсь, не толпа. Да, кое-кто будет. Няню заменит детектив, лучшая женщина-детектив. Может быть, ты слышал о ней — Салли Корбет?

— Да.

— Сол Пензер, Фред Даркин и Орри Кэтер будут под рукой, в пределах площади. В коляске — скрытые камеры, и няня будет снимать каждого, кто подойдет к коляске. Фотографии покажут миссис Вэлдон. Поскольку ребенок был оставлен именно у неё в доме, вполне возможно, что она узнает мать. Фотографии будут также показаны и другим людям, имена которых тебе не надо знать. Конечно, шансы не так велики, но что из того? Если ты переходишь улицу на зеленый свет, то имеешь шанс вернуться домой живым. Ты же патриот своей газеты. А раз так, то ухватишься за это предложение. Если дело выгорит, то ты получишь фото матери и историю о том, как мы его добыли.

— Это действительно реальный путь к разрешению загадки?

— Настолько реальный, насколько надежны туз, король, дама, валет и десятка.

— Кто убил Элен Тензер?

— Откуда я знаю? Спроси фараонов или окружного прокурора.

— Ты сказал, что Пензер, Даркин и Кэтер будут под рукой. А ты?

— Нет. Меня могут узнать. Я — знаменитость. Моя фотография публиковалась в «Газетт» три раза за последние четыре года.

Он наклонил голову и пять секунд тер щеку кончиками пальцев. Затем поднял глаза.

— Отлично. Фотографии для воскресного номера должны быть к восьми часам в четверг.

Еще час ушел на то, чтобы обсудить все детали, так как нашу беседу четыре раза прерывали телефонные звонки.

Среда. Днем. Продолжение. Наведался в контору Дол Боннер на Сорок пятой улице, чтобы встретиться с Салли Корбет, так как утром назначил ей свидание. Дол и Салли несли ответственность за то, что шесть лет назад я пересмотрел свое отношение к женщинам-детективам, и за это я был настроен против них. Так же, как Вулф против Дойн Остин, заставившей его признать, что женщина может написать хороший роман. В этот день Салли еще раз показала мне, что раньше я был не прав. Она сделала только те заметки, которые были необходимы. Она скрыла любопытство в темно-синих глазах и задала только те вопросы, которые должна была задать. Мы договорились встретиться утром в Плосарт Камера Иксчендж.

Среда. Утро. Салли и я провели больше двух часов в рабочей комнате с двумя механиками, наблюдая, как они устанавливают и проверяют камеры. Они стоили бы клиентке шестнадцать сотен, если бы Эл Познер не дал мне их на прокат. Салли показали, как с ними работать, но полностью подготовить её должны были позднее... Я пригласил её позавтракать у Рустермана.

Среда. Днем. Мы с Салли посетили дом миссис Вэлдон, вернувшейся с побережья во вторник вечером. Она рассчиталась с няней, сказав ей, что на неделю, или около этого, кто-то заберет ребенка. То же самое сказали кухарке и служанке. Я не Знаю, как она объяснила новую шикарную коляску, которая была доставлена перед тем, как мы приехали. К тому времени, где-то около трех, когда пришли люди из «Газет», журналистка и фотограф с помощником, Салли была в униформе, коляска оборудована, а Люси нуждалась в выпивке.

Газетные фоторепортеры работают быстро, и к половине четвертого он закончил детскую коляску с Люси и Салли. Я прошелся вдоль Вашингтонской площади посмотреть, как Салли везет коляску. Я никогда не изучал этого вопроса, но мне показалось, что она делала все как надо, еле волоча ноги и опустив плечи. Когда я вернулся в дом, журналистка все еще была там с Люси, но вскоре она ушла, и я приготовил мартини.

Четверг. Пятница. Суббота.

Первое, что я сделал в четверг утром — это поехал в «Газетт» посмотреть снимки. Фотографии Салли на площади с коляской и ребенком были превосходны. Два фото в детской — одно Люси с ребенком на руках, и другое — Салли причесывает малыша, а Люси смотрит на них — получились тоже неплохо, пожалуй что только выражение лица Люси было не слишком нежным. Она выглядела как женщина, пытающаяся улыбнуться, несмотря на зубную боль. Лон сказал, что другие снимки были еще хуже. Я не видел смысла в фото, сделанном перед домом, но возражать не стал. Лон согласился с четырьмя поправками, которые я сделал в тексте.

Все три дня Салли возила ребенка на прогулку на Вашингтонскую площадь дважды в день, а её инструктаж и практика с фотокамерами проходили в доме, в большой комнате на втором этаже, с Элом Познером, Люси и мной. Руководил Эл Познер, а мы с Люси служили фотомоделями. Люси была на семь дюймов ниже меня, и таким образом Салли училась фотографировать людей разного роста. Две камеры были установлены за украшениями на концах ручек коляски, а одна — впереди, в узкой коробке с погремушкой и прочей дребеденью. Она давала возможность проводить съемку на расстоянии. В течение этих трех дней я видел свое фото, снятое по крайней мере тысячу раз. В четверг большинство фотографий было не в фокусе, в пятницу они стали лучше, а в субботу утром Салли достигла совершенства. Любой прохожий посмотревший на ребенка с расстояния в шесть ярдов или меньше, должен был оказаться запечатленным на фотографии и вполне качественно.

Сол, Фред и Орри в субботу вечером до полуночи пробыли в старинном каменном особняке Вулфа. Первые полчаса они провели в кабинете, получая инструкции. (Сол должен был подготовить боевые позиции утром на площади), а следующие три часа со мной в столовой за выпивкой и игрой в пинокль.

Воскресенье. Утро.

Девять тридцать — Позавтракали в кухне. В десять часов, в тот момент, когда Салли вступала на площадь, толкая впереди себя коляску, я правой рукой взялся за третий кусок пирога, держа в левой «Газетт», открытую на странице с крупным заголовком: «Женщины любят детей». Это дело вкуса, но, по моему мнению, «Женщинам нравятся дети» было бы более точно.