Ловушка для матери

Глава 7

Я находился под арестом с 3.42 воскресенья, когда инспектор Кремер забрал меня из дома, до 11.58 понедельника, когда Натаниэль Паркер, адвокат Вулфа, приехал в кабинет прокурора с бумагой, подписанной судьей, установившим залог в двадцать тысяч долларов. Поскольку средний залог по Нью-Йорку за Особо важных свидетелей по убийствам составляет около восьми тысяч, то такая сумма поставила меня на высшую ступень. И я это оценил.

Если не считать бессонницы, двух пропущенных приемов пищи, приготовленной Фрицем, а также того, что я не почистил зубы, моё заключение не было великим испытанием и совсем меня не утомило. Я изложил историю, предложенную Вулфом, плюс пара усовершенствований, сначала Кремеру у нас в кабинете в присутствии Вулфа, потом помощнику окружного прокурора по фамилии Мандель, которого я встречал раньше, и нескольким сыщикам из отдела по убийствам. Что касается окружного прокурора, то тут мне оставалось только гнуть свою линию. Тон был установлен Вулфом в его схватке с Кремером в воскресенье днем, особенно в конце его, когда инспектор поднялся, чтобы уйти.

Вулфу пришлось откинуть голову назад, что всегда его раздражало.

— Я ничего вам не должен, — сказал он Кремеру, — и не нуждаюсь в вашей снисходительности. Вы понимаете, что было бы бессмысленно забрать меня вместе с мистером Гудвином, так как я все равно бы молчал. Более того, если бы я нашёл, что посоветовать вам, то все равно бы не предложил свой совет.

— Может быть и так, — проскрипел Кремер, — что пройдет еще много времени, прежде чем вы сможете давать какие-нибудь советы.

— Тьфу. Неужели вы действительно думаете, что такой человек, как вы, может взять надо мной верх. У вас в кармане лежит подписанное мною заявление, в котором я утверждаю, что совершенно не знаю и даже не подозреваю, кто является убийцей Элен Тендер. У меня есть достаточно оснований для того, чтобы утверждать: мой клиент тоже ничего не знает. Что же касается вашей угрозы лишить меня лицензии, то скорее я буду спать под мостом и есть объедки, чем беспричинно представлять клиента официальным властям.

Кремер покачал головой.

— Вы едите объедки. Боже милосердный! Идемте, Гудвин...

Ко всему прочему мы не имели даже намека на личность матери и не предпринимали никаких шагов к тому, чтобы что узнать, хотя и не бездельничали. Мы отпустили Сола, Фреда и Орри. Мы читали газеты. Мы были у Лона Коэна, пытаясь узнать, нет ли в «Газетт» чего-нибудь, что не было опубликовано. Мы также послали меня встречаться с клиенткой. Мы отправили пятьдесят долларов Беатрис Эппс. Мы отвечали на телефонные звонки, два из которых были от Энн Тензер и Николаса Лоссафа.

Я считал, что было бы напрасной тратой денег клиентки нанимать Сола, Фреда и Орри для проверки связей Элен Тензер, поскольку этим занимались специалисты и журналисты. Из газет и от Лона Коэна мы получили больше фактов, чем могли использовать. Но они не могли особенно заинтересовать. Элен Тензер была дипломированной медицинской сестрой, но бросила работу десять лет назад, когда умерла её мать. Получив в наследство дом в Маконаке и достаточно денег, Элен могла жить безбедно. Она никогда не была замужем, но, по-видимому, очень любила детей, поскольку вырастила их за десять лет не меньше дюжины. Откуда они появлялись и куда исчезали, было неизвестно. Интересно, что о последнем воспитаннике никто ничего не знал. Разве что мальчику было около месяца, когда он появился у неё в марте, и что называла она его Бастером. Увезли его около трех недель назад. Если кто-нибудь и навещал ребенка, то никто не видел входящего туда и выходящего оттуда человека. Лучшим источником информации о младенце был местный доктор, которого она вызывала в случае надобности, но он оказался крайне молчаливым. Лон утверждал, что даже Пэрли Стеббинсу вряд ли удалось бы что-нибудь из него вытащить.

Кроме племянницы, единственными родственниками Элен были брат и его жена, родители Энн, которые жили в Калифорнии. Энн отказалась разговаривать с репортерами, но Лон сказал, что она. вероятно, не так уж часто видела тетю и почти ничего о ней не знает.

Когда я встал, собираясь уходить, Лон произнёс:

— Все взято и ничего не отдано. Что же, пока достигнуто равновесие. Но я хочу задать один вопрос. Ты нашел пуговицы? Да или нет?

Проиграв в покер много ночей напролет, я хорошо научился управлять своим лицом в его присутствии.

— Если бы у тебя была такая же натренированная память, как у меня, — сказал я, — ты не задавал бы подобного вопроса. Мы поместили это объявление, а сейчас хотим все знать об Элен Тензер. И ты предполагаешь, что одно с другим связано? Ничего подобного. Просто Вулф любит носить на брюках белые пуговицы из конского волоса.

— Понимаю.

— И на подтяжках, — добавил я и вышел.

Телефонный звонок Николаса Лоссефа раздался в субботу днем. Я ожидал его, поскольку Энн Тензер, конечно же, должна была сообщить фараонам об Арчи Гудвине из фирмы «Исключительно пуговицы-новинки». Они, конечно, навестили Лоссефа, а встреча с сыщиками из отдела по расследованию убийств никому не может доставить удовольствия. Итак, он должен был быть в обиде. Но он совсем не обиделся. Представьте себе, он всего лишь хотел узнать, выяснил ли я, откуда взялись пуговицы. Я спросил, были ли у него официальные гости. Ответ был положительным. В связи с этим визитом, Лоссеф решил, что у меня должны быть для него новости. Я ответил ему, что боюсь, у меня их никогда не будет, и вот тогда он огорчился. Если я когда-нибудь огорчусь из-за чего-нибудь так, как огорчился он, то это будут не пуговицы.

Энн Тензер позвонила в воскресенье утром, Я ожидал и этого звонка, поскольку в газетных выпусках появилось моё имя, а в «Ньюс» я был назван убийцей няни по найму. В одной газете говорилось, что я помощник Ниро Вулфа, в другой — что я его слуга. Не знаю, какую из них видела Энн Тензер. Она была расстроена, но, казалось, сама не знала из-за чего. Энн не обижалась на то, что я выдавал себя за пуговичного коммерсанта и не винила в смерти тети. Когда нас разъединили, я поразмышлял над этим с минуту и решил, что она была огорчена тем, что мне позвонила. Я ведь мог подумать, будто она просто хочет еще раз услышать мой голос. И, кстати, именно так я и подумал. Ей следовало бы разобраться в своих чувствах прежде, чем набрать мой номер.

Ни один человек, включая и меня, не знаменит настолько, насколько он это воображает. Назначив по телефону встречу, я, в воскресенье утром, нажал кнопку звонка дома на Западной Одиннадцатой улице и был впущен Мэри Фолтц. У нашей клиентки я не заметил никаких признаков тою, что она видела в газетах моё имя. Я помешал её занятиям музыкой. Закончив пассаж, она повернулась ко мне и вежливо произнесла:

— Доброе утро. Полагаю, у вас есть новости?

Мне страшно хотелось спросить, допила ли она в тот раз мартини, но я все же удержал себя.

—- Что-то вроде того... Если вы видели утреннюю газету.

— Видела, но не читала. Я никогда не читаю газет.

— Тогда я расскажу вам вкратце.

Я взял стул, пододвинул его к ней поближе и сел.

— Если вы никогда не читаете газет, то, думаю, не видели в четверг объявление мистера Вулфа.

— Объявления? Нет.

— Помните, я подумал, что пуговицы на комбинезоне необычны, и мистер Вулф согласился со мной. Объявление предлагало награду за информацию о белых пуговицах из конского волоса, и мы получили эту информацию. После некоторых маневров, которые не будут вам интересны, я поехал в пятницу утром в Махонак. Вы знаете, где находится Махонак?

— Конечно.

— Я заехал к женщине по имени Элен Тензер, так как узнал, что белые пуговицы из конского волоса делает она. Сейчас мы знаем о ней больше, хотя и не от неё самой. Она сделала пуговицы, которые были на комбинезоне ребенка. И младенец жил у неё дома. Домик маленький. В нем не жил никто, кроме неё и мальчика. Он пробыл там около трех месяцев.

— Тогда она — мать.

— Нет. По весьма веским причинам — нет. Я не...

— Но она знает, кто мать?

- Возможно. По крайней мере она знала, где и от кого получила ребенка. Но сна не расскажет об этом, потому что мертва. Она была...

— Мертва?

— Я же сказал вам. После короткой беседы с ней в пятницу утром я ушел, чтобы позвонить по телефону и попросить помощи, а когда вернулся к дому, там уже не было ни её, ни машины. Я провел три часа, исследуя дом. Я рассказываю только детали, которые требуются для того, чтобы понять ситуацию. Элен Тензер больше не вернулась домой. Вчера, в шесть часов утра, в Манхэттене, полицейский нашел в машине мертвую женщину. Тридцать восьмая улица, неподалеку от Третьей авеню. Она была задушена куском шнура. Этой женщиной была Элен Тензер. И машина была её. Вы бы все знали об этом, если бы читали газеты. Итак, она ничего больше не сможет нам рассказать.

Глаза Люси были широко раскрыты.

— Вы считаете... Она была убита?

— Да.

— Это ужасно!

— Да. Я хочу вам объяснить кое-что. Если полиция еще не знает о том, что я был там и прочесал весь дом, включая погреб, то скоро узнает. Также станет известно о том, что сразу после моей беседы с Элен Тензер, она уехала в машине. А спустя приблизительно четырнадцать часов была убита. Они захотят выяснить, зачем я поехал к ней. Поскольку мы были одни, а она мертва, то содержание нашего разговора им не будет известно. Но почему я приехал — это скрыть труднее. Станет ясно: я поехал узнать о пуговицах, но для чего? Кто настолько заинтересовался пуговицами, что нанял Ниро Вулфа? Они захотят узнать имя клиентки, фактически потребуют, и если они его получат, то вас пригласят в кабинет прокурора ответить на вопросы. Потом они придумают несколько версий, и одной из них, возможно, будет та, что ребенок не был оставлен в вашем доме и это просто выдумка. На деле — мальчик ваш, а все остальное — просто попытка прикрыть свою беспорядочную жизнь. Ваши друзья будут сильно шокированы. Главное...

— Нет!

— Что «нет»?

— Не спешите, — она нахмурилась и сосредоточилась. - Это не выдумка. Ребенок был оставлен в моём вестибюле...

— Уверен. Версия не самая плохая. Я знал и похуже. И так, если мы назовем имя клиента, вам причинят некоторое беспокойство. Если мы откажемся...

— Подождите минутку.

Она нахмурилась. Я подождал даже больше, чем минутку. пока она не пришла в себя.

— Мне кажется, я запуталась, — призналась Люси. — Вы считаете, что эта женщина была убита из-за... потому что вы поехали к ней? Вы ведь так сказали, или что-то вроде этого?

Я покачал головой.

— Совсем не так. Вернее употребить слово «возможно». Она была убита, возможно, потому, что кто-то не хотел, чтобы она рассказала о происхождении ребенка, оставленного в вашем вестибюле. Можно сказать и так: если бы расследование о ребенке не было начато и дело не дошло до неё, она не была бы убита.

— Вы считаете, что я ответственна за убийство?

— Нет, я этого не говорю. Это было бы глупо. Кто бы ни оставил ребенка в вашем доме с приколотой к одеялу запиской, должен был знать, что вы попытаетесь выяснить, откуда он взялся. Ответственность за убийство падает на него, и не стоит переносить её на себя.

— До чего все это мерзко, — она крепко вцепилась в стул. — До чего ужасно... Убийство!. Вы сказали, что я буду вызвана в прокуратуру. Вопросы, беседы...

— Но это случится, миссис Вэлдон, лишь в том случае, если мы назовем имя клиента.

— Почему вы не называете меня Люси?

— Вы слишком легкомысленны для девушки, не умеющей флиртовать. Я хотел добавить, что если мы откажемся назвать имя клиента, то, возможно, попадем в беду, но это уже наше дело. Мы бы охотнее не называли вас, и не назовем, если... Если вы сами себя не назовете.

— Я... Но зачем же мне это делать?

— Согласен, незачем, но, возможно, вы это уже сделали. О том, что вы наняли Ниро Вулфа, знают три человека: ваша служанка, кухарка и адвокат. Кто еще?

— Никто. Я никому не рассказывала.

— Вы уверены?

— Да.

— Не рассказывали? Абсолютно никому? Даже вашему лучшему другу? Люди болтливы и если слух о том, что вы наняли Ниро Вулфа дойдет до полиции, это сделает свое дело. Адвокатам сплетничать не полагается, но большинство из них только этим и занимается, не говоря уже о служанке и о кухарке. Поэтому нам придется рассчитывать только на везенье. И не просите их не болтать, это редко помогает. Люди дьявольски упрямы, и если попросить о чем-нибудь не упоминать, то у них появляется зуд. К вам это не относится, поскольку вам есть что терять. Вы будете молчать?

— Да. Но вы... Что собираетесь делать вы?

— Не знаю. У мистера Вулфа прекрасная голова, — я встал. — Важнейшая задача — оставить вас в стороне, вот почему я и приехал. Они еще не добрались до нас, хотя и нашли тысячи моих отпечатков в том доме, а мои отпечатки, как зарегистрированного детектива, имеются в картотеке. Они не так уж глупы. И могут даже быть настолько остроумны, что последовали за мной сюда. Когда я вышел из дома, го не посмотрел, есть ли за мной хвост. Если слежку ведут хоть сколько-нибудь грамотно, её не сразу обнаружишь. Но я шел пешком и удостоверился в том, что за мной не следят.

- Я повернулся, чтобы уйти, но потом вернулся назад. — Если вы считаете, что мы должны извиниться перед вами за то, что допустили это убийство. Мы готовы это сделать.

— Это я должна извиниться перед вами, — она встала.

— Я была груба. В тот день. Вы уходите?

Она шагнула ко мне.

— Конечно. Я выполнил поручение. И если у меня был хвост, он может сидеть на ступеньках, поджидая меня, чтобы узнать, где я был.

Но он меня не ждал. Я вернулся домой меньше чем за полчаса до прихода Кремера, который начал спор, закончившийся без восемьнадцати четыре моим уходом.

В понедельник Паркер взял меня на поруки и подвез до Восемьдесят пятой улицы. Вернувшись вскоре после полудня в кабинет, я рад был увидеть, что Вулф не сидел без дела во время моего отсутствия. Он положил начало еще одной книге — «Безмолвная весна» Рэчела Карсона. Я стоял, пока он, закончив абзац, не закрыл книгу, заложив страницу пальцем, и не взглянул на меня.

— Двадцать тысяч залога, — сказал я ему. — Прокурор хотел пятьдесят, так что я котируюсь весьма высоко. Один из сыщиков оказался очень способным. Он почти завел меня в тупик, пытаясь поймать на комбинезоне, но я отвертелся. Ни и одного упоминания о Соле, Фреде или Орри, так что они не напали на них и теперь вряд ли нападут. Я подписал два различных заявления девять часов назад, и они с ними согласны. Если ничего срочного нет, я пойду наверх и займусь собой. Я вздремнул только часок под надзором стоявшего рядом сыщика. Как насчет обеда?

— Мясо в кисло-сладком соусе с трюфелями и кервелем, свекла и кресс-салат.

Я мог бы перечислить пять достаточно веских причин, по которым мне давным давно следовало бы бросить эту работу, но мог бы назвать и шесть, весьма значительных, по которым этого не делаю. Хорошенько поразмыслив, я мог бы назвать две, даже три причины, по которым Вулфу следовало бы меня уволить, и десять, по которым он никогда этого не сделает. Одна из десяти, наиболее весомая, та, что не будь меня рядом, Вулф, может быть, спал бы под мостом и ел объедки. Он терпеть не может работать. По крайней мере половину зарплаты я получаю за то, что подталкиваю его — но об этом нельзя говорить.

Однако, если тормошить его усердно, Вулф наверняка спросит, есть ли у меня какие-либо предложения, поэтому когда днем мы вернулись в кабинет, и он устроился с книгой, я не выдал себя даже взглядом. Если бы я стал дергать его, и он спросил бы меня о предложениях, мне пришлось бы спасовать. Никогда я не видел перед собой столь неясную перспективу. Мы выяснили, откуда взялся ребенок, но были в гораздо худшем положении, чем тогда, когда начинали. Прошло три месяца с тех пор, как малыш оказался у Элен Тензер, так что положение представлялось безнадежным. Что же касается имен, адресов и номеров телефонов, то я занимался ими несколько часов в субботу, днем и вечером, и ни один из них не стоил выеденного яйца. Во всяком случае, сейчас они были уже в полиции, и над ними работали. Если можно извлечь что-нибудь полезное для раскрытия убийства из проверки Элен Тензер, фараоны все узнают. Возможно, это представлял себе Вулф, пока сидел, погрузившись в книгу. Конечно, если они найдут убийцу, он сможет оттолкнуться от этого и разыскать мать. Если же убийца окажется еще и матерью подкидыша, Вулфу придется уменьшить счет клиентки, зато он избавится от множества хлопот. Я должен признать, что посылка Сола, Фреда или Орри охотиться вокруг дома в Махонаке была пустой тратой денег миссис Вэлдон.

Итак, я не тревожил патрона, и Он не работал — во всяком случае, я так предполагал. Однако без пяти четыре Вулф закрыл книгу и положил её, а затем, оттолкнув кресло, встал, чтобы отправиться на лифте на вечернее свидание с орхидеями.

Он спросил:

— Миссис Вэлдон может быть здесь к шести часам?

Возможно, он решил это еще несколько часов назад. Скорее всего, даже до обеда, потому что во время чтения Вулф ничего не решает. Но он откладывал принятие решения до самой последней минуты. Ведь тогда придется не просто работать, а беседовать с женщиной.

— Я узнаю, — сказал я.

— Пожалуйста, пригласи её. Если не в шесть, то в девять. Так как наша дверь, возможно, под надзором, то ей лучше пройти через заднюю.

Он пошел к выходу, а я повернулся к телефону.