Попасть в наш дом через заднюю дверь посложнее, чем через переднюю. Вы входите с Тридцать четвертой улицы в узкий проход между двумя зданиями. Перед вами массивные деревянные ворота в семь футов вышиной. На них нет ни звонка, ни щеколды, ни кнопки звонка. И если у нас нет ключа и вы не были приглашены, то вам, чтобы открыть их, необходим рабочий инструмент, скажем, тяжелый топор. Но если вас ожидают и вы постучите в ворота, то они откроются. Вас проведут по выложенной камнем дорож-ке между двумя рядами растений, на четыре ступеньки вниз, потом наверх по лестнице из двадцати ступеней. Там вы поворачиваете направо в кухню, налево — в кабинет или прихожую. Так отпиралась дверь для Люси Вэлдон в десять минут седьмого в понедельник вечером. Я провел её в кабинет. Когда мы вошли, Вулф едва кивнул, сжал губы и безо всякого энтузиазма принялся наблюдать за тем, как она села в красное кожаное кресло, поставила сумку и отбросила назад боа из соболя или чего-то еще в этом роде.
— Я уже сказала Арчи, что прошу извинения за то, что немного опоздала, — произнесла она. — Я не думала, что ему придется ждать там из-за меня.
Это было плохое начало. До сих пор никто из клиентов Вульфа не называл его «Ниро» и вряд ли когда-нибудь назовет, и это «Арчи» означало для него, что она либо слишком много себе позволяет, либо я допускаю такое обращение с собой. Он метнул на меня гневный взгляд, повернулся к ней и перевел дыхание.
— Я этого не люблю. Обращаться за помощью к клиенту — необычная для меня процедура, — сказал Вулф. — Когда я беру работу — это моя работа. Но меня вынудили обстоятельства. Мистер Гудвин вчера утром обрисовал вам ситуацию.
Она кивнула. Восстановив равновесие её согласием называть меня мистер Гудвин, он откинулся на спинку стула.
— Но может быть он объяснил недостаточно ясно. Мы в весьма неприятном положении. Очевидно, что простейшим путем к решению задачи было выяснить, откуда прибыл ребенок. Мы считали, что если мы это узнаем, все остальное будет просто. Хорошо, мы нашли, откуда появился ребенок. Но попали в тупик. Элен Тензер мертва, так что этот канал информации полностью закрыт. Это вы понимаете?
— Конечно.
— Если у вас остались какие-нибудь сомнения, выбросьте их из головы. Пытаться выяснить, как, откуда и кем был доставлен ребенок к Элен Тензер было бы глупо. Это — работа для полиции, имеющей армию обученных людей, вполне компетентных и обладающих официальными полномочиями, а не для мистера Гудвина и меня. По-видимому, в полиции уже работают над этим, как и над всем, что имеет отношение к расследованию убийства. Итак, оставим Элен Тензер полиции. Мы знаем, что не она положила ребенка в вестибюль. Но мы...
— Откуда вы это знаете? — Люси нахмурилась.
— Чисто логический вывод. Не она прикалывала записку к одеялу простой булавкой, и не Она заворачивала в него ребенка. Мистер Гудвин нашел в её доме коробку с английскими булавками, но там не было гектографа — а именно он был использован для написания записки. Вывод не окончательный, но весьма весомый. Я больше не сомневаюсь в том, что двенадцатого мая Элен Тензер вручила кому-то ребенка или в своем доме, или, что более вероятно, в каком-то заранее назначенном месте. Возможно, она знала, а может и нет, что он окажется в вашем вестибюле. Я в этом сомневаюсь. Но вообще ей было слишком много известно о начале этой истории. Поэтому она и была убита.
— Вы так считаете? — Люси всплеснула руками. — Только поэтому?
— Нет. Но было бы глупо отбросить такое предположение. Возможно, Элен Тензер не только не оставляла ребенка в вашем вестибюле, но даже и не знала о том, что от пего собираются избавиться подобным образом. Если бы она знала об этом, то не одела бы его в тот комбинезон. Ей известно, что пуговицы уникальны и расследование может привести к ней в дом. Чтобы...
— Постойте. — Люси нахмурилась, собираясь с мыслями. Вулф ждал. Через минуту она продолжила: — Может быть она хотела, чтобы её нашли.
Вулф покачал головой.
— Нет. В этом случае она приняла бы мистера Гудвина совершенно иначе, когда узнала, что путь пуговиц прослежен. Что бы она ни знала о прошлом ребенка, ей ничего не было известно о его будущем. А тот, кто оставил мальчика в пашем доме, видимо решил, что не оставил никаких улик. Следовательно, он не знал, что пуговицы необычны, даже уникальны, и путь их может быть прослежен. Но мистер Гудвин понял это, и я тоже.
— А я не поняла.
Он взглянул на неё.
— Это уже свойства вашей натуры, мадам, а не проблемы. Проблема — моё дело. Сейчас я не только должен выполнить порученную мне работу, но и избежать вместе с мистером Гудвином обвинения в совершении преступления. Если причина убийства Элен Тензер была в том, чтобы помешать ей сообщить сведения о ребенке, а это почти наверняка так и было, то мы с мистером Гудвином оба отказываемся от дачи показаний и, как я уже говорил, попадаем в неприятное положение. Я не хочу сообщать полиции ваше имя и сведения, которые вы мне доверили строго конфиденциально. Вас будут беспокоить, вам будут надоедать и даже изводить, а вы — моя клиентка. Может быть, я хвастаю, но могу выносить упреки только от других и никогда от самого себя. Если же мы с мистером Гудвином откажемся назвать ваше имя, то примем на себя обязательство не только найти мать ребенка, но и убийцу или же установить, что между смертью Элен Тензер и её делами, связанными с младенцем, не было ничего общего. Но последнее маловероятно, и я собираюсь преследовать убийцу от вашего имени и за ваш счет. Это ясно?
Глаза Люси остановились на мне.
— Я же сказала вам, что мне все это отвратительно.
Я кивнул.
— Беда в том, что вы просто не можете отказаться. Если вы прекратите это дело, то уже не будете нашей клиенткой, и нам придется раскрыться. Я, по крайней мере, это сделаю. Ведь я — очень важный свидетель, последний, кто видел Элен Тензер. Следовательно, вам придется иметь дело с полицией. Вы должны сделать выбор, миссис Вэлдон.
Она посмотрела на меня, повернулась, взяла сумку, открыла её, вытащила лист бумаги, поднялась и протянула его мне.
Я прочел:
«Понедельник. Арчи Гудвину.
Зовите меня Люси.
Люси Вэлдон.»
Можете себе представить: в кабинете Вулфа, в его присутствии, клиентка передает мне записку, которую я предпочел бы ему не показывать. Я высоко поднял одну бровь, что всегда его раздражало, потому что сам он так делать не умел, и положил записку в карман. Она уже сидела в кресле, обитом красной кожей. Наши взгляды встретились.
— Зачем же, если вы больше не наша клиентка.
— Но я ваша клиентка. Мне отвратительно все, что происходит, но моё поручение остается в силе.
Я посмотрел Вулфу в глаза.
— Миссис Вэлдон предпочитает нас полиции. Лестно для нашего, самоуважения.
Она обратилась к Вулфу:
— Вы сказали, что будете преследовать убийцу от моего имени. Следовательно вы с этого и начнете?
— Нет, — огрызнулся он.
Мало того, что она была женщиной, теперь она была еще и человеком, посмевшим передать мне личную записку у него на глазах.
— Мы будем заниматься убийством, но и ваше дело должно быть закончено. Итак, будем продолжать?
— Да.
— Тогда вам придется нам помочь. Оставим пока Элен Тензер полиции и начнем с другого конца — рождения ребенка и его зачатия. Во вторник вы неохотно предоставили мистеру Гудвину имена четырех женщин, которые были или могли быть в контакте с вашим мужем, хотя бы кратком, весной прошлого года. Всех.
— Нет, это невозможно. Я не могла бы назвать их всех. — Она повела рукой. — Мой муж встречался с сотнями людей, которых я никогда не видела, например, я не ходила с ним на литературные коктейли. Мне было на них скучно, а он предпочитал, чтобы меня там не было.
Вулф хрюкнул:
— Несомненно вы дадите мистеру Гудвину все имена, которые знаете, все без исключения. Их обладательницам не будет причинено никакого беспокойства, потому что наведение справок о них может быть ограничено только одним вопросом: местонахождение в день рождения ребенка. Беременная женщина не может не изменить установившийся образ жизни. Только с несколькими из них может быть придется вести переговоры. Вы не должны упустить ни одну.
— Хорошо. Я согласна.
— Вы также дали мистеру Гудвину имена некоторых мужчин; нам пригодится этот список, но и для этого нам нужна ваша помощь. Я хотел бы их увидеть, и они должны прийти сюда, так как я никогда не выхожу из дома по делам. Не обязательно приводить их сюда по одному. Можно пригласить всех сразу. Вы устроите это после соответствующего отбора.
— Это значит, что я попрошу их прийти к вам гости?
— Да.
— Но что я им скажу?
— Что вы наняли меня для небольшого расследования, в котором очень заинтересованы, и я хочу с ними поговорить.
- Но тогда... — Она нахмурилась. — Арчи сказал, чтобы я никому не рассказывала о своем деле, даже самому лучшему другу.
— Мистер Гудвин следует инструкции. При дополнительном обсуждении я сделал вывод, что мы должны рискнуть. Вы говорите, что ваш муж знал сотни людей, с которыми вы не встречались. Я надеюсь, что «сотни» это преувеличение, но если речь идет о нескольких дюжинах, то я должен знать каждое имя. Вы говорите, что вам отвратительно все происходящее. Черт возьми, мадам, я тоже так думаю. Если бы я знал, что эта работа приведет к убийству, в которое впутан и я, а также к ловле рыбки в безбрежном море, я бы за неё не взялся. Я должен увидеть четырех человек, наиболее осведомленных, способных дополнить список знакомых вашего мужа. Короче, эти люди дадут мне информацию, которой вы не располагаете. После того, как мистер Гудвин выберет этих людей, вы приведете их сюда.
Она прониклась еще большей ненавистью к этому делу.
— Что я им отвечу, если меня спросят, какое дело вы для меня расследуете?
— Скажете, что я им это объясню. Конечно, здесь есть риск. Я, естественно, не упомяну о ребенке, оставленном в вестибюле. О том, что в вашем доме находится младенец, известно более широкому кругу людей, чем вы предполагаете. Если кто-нибудь спросит о нем, я отвечу что для меня это несущественно. Когда я точно решу, что буду им говорить, вы будете поставлены об этом в известность до нашей с ними встречи, и если у вас будут возражения, мы их рассмотрим.
Он повернулся, чтобы взглянуть на часы. До ужина оставалось полчаса.
— Сегодня вечером вы с мистером Гудвином выберете из ваших знакомых трех-четырех человек. Мне бы хотелось видеть их завтра в одиннадцать утра или в девять вечера. Кроме того, вы составите список женских имен. Но сейчас я хочу задать вам один вопрос: не соизволите ли вы сказать мне, где были вечером в прошлую пятницу? С восьми часов?
Её глаза расширились.
— В пятницу?
Он кивнул.
— У меня нет никаких оснований, мадам, сомневаться в вашей честности. Но сейчас мне приходится иметь дело с человеком, уклоняющимся от ответственности за убийство. Элен Тензер была убита в пятницу около полуночи. Где вы были в это время?
Люси посмотрела на него в изумлении.
— Но ведь вы не... не можете же вы думать...
— Совершенно неправдоподобно и все же вероятно. Вам должно льстить само предположение, что вы одурачили меня с помощью великолепного набора хитростей и уловок.
Она попыталась улыбнуться.
— У вас весьма странные методы утешения, — она взглянула на меня. Почему вы вчера не спросили меня об этом?
— Я просто забыл.
— Что все это значит?
— Ничего, но он прав — это комплимент. Подумайте, как бы было хорошо, если бы вам удалось обмануть и его, и меня. Так где же вы были в пятницу вечером?
— Хорошо. — Она минуту подумала. — Я ужинала у моей приятельницы Лины Гузри, а к девятичасовому кормлению ребенка вернулась домой. Там была няня, но я люблю присутствовать при этом сама. Потом я спустилась вниз, немного поиграла на рояле и пошла спать. — Она повернулась к Вулфу. — Это просто какая-то ерунда.
— Нет, — проворчал он. — Все, что имеет отношение к причудам человеческого поведения, не может быть ерундой. Если няня была у вас вечером, мистер Гудвин обо всем её расспросит.