Ловушка для матери

Глава 5

За столиком у стены «Голубого алькова» на Чехчилл света немного, зато холл освещен хорошо. Беатрис Эппс была точна, когда говорила, что Энн Тензер приблизительно ёе роста, но далее ничего не совпадало. Мисс Тензер вполне могла возбудить в каком-нибудь мужчине, возможно даже в Ричарде Вэлдоне, эмоции, служащие важнейшим стимулом к размножению, а, может быть, даже не в одном мужчине. Она по-прежнему была блондинкой, хотя и не рекламировала этого. Энн потягивала «кровавую Мэри» с видом полнейшего равнодушия. С пуговичным вопросом мы разделались в десять минут. Я объявил, что фирма «Исключительно пуговицы-новинки» специализируется на редких и необычных пуговицах. Что один человек, работающий там, где когда-то трудилась она, рассказал мне о пуговицах на её блузке. И спросил о них:

— Ведь они сделаны вручную из конского волоса?

— Да, — ответила она, — тетя делала их в течение многих лет — это её хобби — и подарила шесть пуговиц мне на день рождения. Пять из них у неё до сих пор на блузке, а одна где-то потерялась.

Она не напомнила о имевшейся у меня пуговице. Я спросил, не думает ли она, что у тети есть запас пуговиц, которые она будет продавать. Энн не знала, но думала, что у неё пуговиц немного, потому что на плетение одной уходит целый день.

Тогда я напросился к её тетке и получил согласие. Энн дала мне адрес мисс Элен Тензер (Рурел Роут 2, Махонак, Нью-Йорк) и номер телефона. Выяснив, где находится источник производства пуговиц, я решил рискнуть и поближе познакомиться с племянницей. Это, конечно, было опасно, но могло значительно упростить дело. Я улыбнулся Энн хорошей мужской улыбкой и сказал:

— Я не все вам сказал, мисс Тензер. Я не только слышал об этих пуговицах, но и видел некоторые из них. Они у меня с собой.

Я положил бумажный пакет на стол и вытащил комбинезон.

— Здесь было четыре, но две я оторвал. Узнаете?

Её реакция решила все. Она не говорила о том, что у неё никогда не было ребенка, или что она не приложила руку к появлению его в вестибюле Люси Вэлдон. Если она и сделала это, то не могла не знать, что на ребенке был плисовый синий комбинезон с пуговицами из белого конского волоса.

Энн взяла комбинезон, взглянула на пуговицы и протянула его обратно.

— Это точно тети Элен, — сказала она. — Или чертовски хорошая подделка. И не рассказывайте мне сказки о каких-то людях, которые видели меня в блузке с этими пуговицами.

— Ясно, — согласился я. — Я показал их вам, потому что вы были очень любезны и мне хотелось вас развлечь. Если вам интересно, могу рассказать, где я их взял.

Она отрицательно покачала головой.

— Не беспокойтесь. Я никогда не интересуюсь вещами, не имеющими для меня значения. Это мой недостаток. Возможно, ваша любезность простирается только на пуговицы. А, может, хватит о пуговицах?

— Вполне. — Я убрал комбинезон в пакет. — Я похож на вас: любопытен только в том, что имеет ко мне отношение. Вот сейчас я интересуюсь вами. Кем вы работаете?

— О, у меня специфическая работа. Секретарская, особого типа. Когда личная секретарша выходит замуж, берет отпуск или получает нагоняй от жены босса — приглашают меня. У вас есть секретарь?

— Конечно. Ей восемьдесят лет, она никогда не берет отпуск и отказывается от всех предложений выйти замуж, и у меня нет жены, готовой учинить скандал. А у вас есть муж?

— Нет. Был в течение года, но это оказалось для меня слишком долгим сроком. Я прыгнула, не посмотрев куда, и никогда больше этого не сделаю.

— Возможно, ваше решение связано с тем, что вы выполняете секретарскую работу для важных лиц. Может быть, вам следует немного разнообразить её — пойти к ученым, ректорам университетов или писателям. Должно быть очень интересно работать для знаменитого писателя. Вы никогда не пробовали?

— Нет, никогда. Я думаю, у них есть личные секретари.

— Конечно, есть.

— Вы кого-нибудь знаете?

— Я знаю человека, который пишет книгу о пуговицах, но он не очень знаменит. Повторим?

Она не возражала. А мне уже не хотелось пить, но я не сказал об этом. Ничего больше не ожидая от неё, я хотел было откланяться, но Энн могла оказаться полезной в будущем, и я дал ей понять, что она произвела на меня впечатление. На неё вообще было приятно смотреть и тем более слушать, а если ваш ум должен руководствоваться опытом, то его надо приобретать. Все это означало, что приглашение пообедать было принято и обошлось Люси Вэлдон по крайней мере в двадцать долларов.

Я вернулся домой вскоре после семи и, войдя в кабинет, извинился перед Вулфом. Он читал «Его собственный образ», закончил абзац и, поскольку приближалось время ужина, вставив закладку, отложил книгу. Он никогда не загибает углы книг, занимающих место на книжной полке. Я много раз видел, как Вулф использует закладку для книг, и в знак протеста стал после этого загибать страницы.

Взгляд патрона означал вопрос, и я на него ответил. Он требует подробного отчета только тогда, когда больше уже нечегого делать, поэтому я просто изложил ему факты, включая, конечно, реакцию Энн Тензер на комбинезон. Когда я кончил, он сказал:

- Удовлетворительно.

Потом, решив, что это слишком скромно добавил:

— Вполне удовлетворительно. Но ты, конечно, учел и такой вариант: она видела' объявление, знала о том, что ты притворяешься и дурачила тебя.

— Могу побиться об заклад, что объявления Энн Тензор не видела. Комбинезон её совсем не интересовал, хотя она отнюдь не молчала.

— Где этот Махонак?

— Шестьдесят километров к северу. Я могу перехватить что-нибудь на кухне и быть там к девяти часам

— Нет. На это будет утро. Ты слишком стремителен.

Он взглянул на часы. С минуты на минуту должен был появится Фриц и сообщить о том, что ужин подан

— Ты можешь сейчас найти Сола?

— Зачем? — спросил я. — Я же не сказал, что брошу работу, если не получу повышения

Вулф хмыкнул.

— Утром ты поедешь в Махонак. Тем временем Сол узнает, что делала в январе племянница мисс Тензор. Могла ли она дать жизнь этому ребенку? Ты думаешь — нет, но необходимо в этом убедиться. Сол сможет это сделать без..

Он повернул голову. В дверях стоял Фриц.

Поскольку было упомянуто имя Сола, то я представлю и его. Из трех детективов, к которым Вулф всегда обращался за помощью, когда нам требовались глаза, уши и ноги, Сол Пензер — лучший. Если даже вы переберете всех отличных детективов, то все равно он будет лучшим. Хотя его час стоит десять долларов, ему предлагают в пять раз больше работы, чем он берёт. Если вам когда-нибудь понадобится хороший детектив — найдите его, если сможете. Но и ему далеко до Ниро Вулфа, который стоит, похоже, десять долларов в минуту

Итак, в пятницу, прекрасным ярким утром, необычным для начала июня, я спокойно ехал вдоль Сомил Рива Перквей в седане марки «герон» Автомобиль принадлежал Вулфу, но ездил в нем я. Других забот у меня не было, поскольку Энн Тензер проверял Сол. Если бы понадобилось, он мог бы узнать, где и в какое время она завтракала семнадцатого января, независимо от того, помнил ли об этом кто-нибудь или нет, не возбуждая при этом ни в ком любопытства,

В 10.25 я заехал на бензоколонку на окраине Махопака остановился, вышел, подошел к парню, который мыл ветровое стекло у клиента, и спросил, не знает ли он, где живет мисс Элен Тензер. Он сказал, что нет, но хозяин, может быть, знает. Я зашел во внутрь и разыскал босса, который оказался вдвое моложе своего помощника. Он точно знал, где живет Элен Тензер и рассказал, как туда добраться. По его тону и поведению было ясно, что он знает все и может ответить на любой вопрос, но я не задал ни одного. Ограничиваться только теми вопросами, ответ на которые вы действительно хотите получить — совсем неплохая привычка.

Другая глава книги, которую я никогда не напишу, была бы посвящена инструкции, как лучше всего получить необходимую информацию. Первый поворот у церкви был действительно тот самый, но приблизительно через милю передо мной оказалась развилина, о которой босс не упомянул. Я остановил машину, минут пятнадцать безуспешно пытался кого-нибудь поймать и повернул налево. В подобных случаях трудно удержаться от крепких слов. Выбор оказался правильным, так как еще через милю я подъехал к мосту, о котором упоминал рассказчик, и, проехав еще немного, оказался у развилки, от которой свернул направо. Очень скоро начался подъем, и я очутился на вершине, с обеих сторон окруженной лесом. Через полмили слева показался почтовый ящик. Я выехал на узкую подъездную аллею с ответвлениями, стараясь не задеть деревья, и оказался у дома производителя пуговиц из белого конского волоса. Вылезая, я оставил бумажный пакет с комбинезоном в отделении для перчаток. Он мог мне потребоваться.

Я огляделся — со всех сторон лес. На мой взгляд, слишиком много деревьев подходило близко к дому. Очищена площадка только шагов шестьдесят в длину и сорок в ширину. Входная дверь в гараж на одну машину была открыта. Там стоял «Ромблер-седан». Гараж соединялся с он постенным домиком, доски которого были набиты «елочкой». Дом был окрашен в белый цвет. Краска казалась совсем новой и все, включая цветочные клумбы, выглядело чистым и опрятным. Я направился к двери, но она открылась прежде, чем я дошел.

Когда вы без шляпы, то, естественно, не можете её снять. Это печально, когда встречаетесь с приятной невысокой женщиной средних (а может быть и преклонных) лет, с седыми волосами, уложенными в аккуратный пучок, и серыми глазами, живыми и чистыми. Я спросил:

— Мисс Элен Тензер?

Она кивнула и ответила:

— Да, так меня зовут.

— А меня — Гудвин. Мне следовало бы позвонить вам, но я так обрадовался возможности освободится от работы и приехать за город в такой прекрасный день. Я занимаюсь пуговицами, и вы, я знаю, тоже. Ведь это ваше хобби. Я заинтересовался пуговицами из конского волоса, которые вы делаете. Можно войти.

— Почему вас это интересует?

Вопрос меня поразил. Было бы гораздо естественнее, если бы она спросила: «Как вы узнали, что я делаю пуговицы из конского волоса?» или: «Кто вам сказал, что я делаю пуговицы из конского волоса?»

— Что ж, — сказал я, — предполагаю, вам больше понравилось, если бы я сделал вид, что мой интерес чисто эстетический, но, как я и говорил, моё занятие коммерция и специализируюсь я на пуговицах, что совсем другое дело. Я думал, что вы, может быть, захотите продать мне свои изделия, я прилично бы заплатил.

Она бросила взгляд на пролетевшую ворону и снова посмотрела на меня.

— У меня осталось всего семнадцать штук, — она не проявляла никакого любопытства.

Возможно, как и её племянница, мисс Тензер интересуется только тем, что касается лично её.

— Для начала этого достаточно, — сказал я. — Не будете ли вы любезны принести мне стакан воды?

— Пожалуйста.

Она вошла в дом, и, поскольку не закрыла дверь, я двинулся за ней и осмотрелся. У меня острый взгляд, и с расстояния в шесть ярдов я могу узнать вещь, которую видел раньше. То, что меня интересовало, лежало на столе у противоположной стены между окнами. Это полностью изменило программу моего поведения относительно Элен Тензер. Вполне возможно, что пуговицы на комбинезоне были из тех, которые она дала кому-то несколько лет назад. Но я в этом сильно сомневался.

Не желая, чтобы она узнала о моем открытии, я направился к двери и прошел в кухню. Она наливала мне воду из-под крана.

Я выпил.

— Хорошая вода. Чистая.

Она не ответила. Вероятно, даже и не слышала моего вопроса, поскольку в голове у неё вертелся собственный.

Его она и задала:

— Как вы узнали, что я делаю пуговицы?

Сказано слишком поздно. Если бы она задала этот вопрос раньше, и если бы я не увидел на столе то, что мне надо, я бы ответил ей, как собирался. Но теперь я только допил воду и поставил стакан на стол.

— Большое спасибо. Чудесная вода. Как я узнал — вопрос довольно сложный, да это и не имеет значения, не так ли? Могу я их посмотреть?

— Я сказала вам, что у меня только семнадцать.

— Но ведь меня это устраивает.

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Гудвин. Арчи Гудвин.

— Хорошо, вы выпили воду и теперь можете уходить.

— Но, мисс Тензер, я проехал шестьдесят миль, чтобы...

— Это меня не касается, даже если бы вы проехали шестьсот миль. Я не собираюсь показывать вам никаких пуговиц, и даже говорить о них.

Это меня вполне устраивало, о чем я, конечно, ей не сказал. Когда-нибудь в будущем развитие событий убедит её говорить о пуговицах и притом подробно, но торопить её, пока я не узнал ничего больше, было бы ошибкой. Ради приличия я немного понастаивал, но она не слушала. Я еще раз поблагодарил за воду и ушел.

Разворачиваясь и выезжая, я думал о том, что если бы у меня в машине было специальное приспособление, я бы рискнул перехватить её телефонный разговор. Мне срочно нужен был телефон. Когда я ехал мимо бензоколонки, то заметил одну телефонную будку у церкви за поворотом. Через пять минут после визита к мисс Элен Тензер, я был в будке и называл телефонистке номер, который мне не нужно было искать в телефонной книжке. Было больше одиннадцати, поэтому Вулф должен был ответить.

И он ответил.

— Да?

Никогда мой патрон не научится правильно отвечать по телефону.

— Это я. Из Махонака. Сол звонил?

— Нет.

— Тогда он позвонит около полудня. Считаю, что вы должны послать его сюда. Племянница может подождать. Тетя знает, кто одел ребенка в комбинезон.

— Вот как? Она тебе сама сказала?

— Нет, но есть три бесспорных обстоятельства. Во-первых, она не задала мне правильный вопрос. Во-вторых, разнервничалась и выгнала меня. В-третьих, вчерашний «Таймс» лежит на её столе. Она не знает, что я его видел. Газета сложена и на ней стоит ваза с фруктами, но сверху хорошо виден заголовок, начинающийся словами «Элен отказывается...». Объявление было на этой странице, следовательно, Элен Тензер его читала, но когда я зашел и сказал, что интересуюсь пуговицами из конского волоса, она о нем не упомянула. Когда она, наконец, задала вопрос, то сформулировала его неверно. Она спросила, как я узнал, что она делает пуговицы. С таким же успехом Тензер могла бы спросить, каким образом это объявление так быстро навело Ниро Вулфа на след. Потом она поняла, что задала вопрос неправильно, и прогнала меня. Но готов побиться об заклад, что мать не она. Если ей не шестьдесят, то весьма близко к этому. Но ум её ясен, и она знает, во что был одет ребенок. Может быть, знает и больше. Быстро я уложился?

— Нет. Ты хочешь рассказать все Солу?

— Нет. Я бы хотел этого, если бы он мог её расколоть. Но я не думаю, что кто-нибудь может это сделать, пока мы не узнаем о ней больше. Возможно, она сейчас кому-нибудь звонит, но это нам не поможет. Я возвращаюсь обратно к дому Тензер. Если она позвонила, то кто-нибудь может к ней приехать, или она сама куда-нибудь поедет. В это время мы можем её накрыть. Нужны Фред и Орри. Вы пошлете за Солом?

— Да.

— Ему будут нужны указания, а вам нужен карандаш.

— У меня есть.

— О’кей. — Я рассказал о дороге, не забыв упомянуть о развилке. — В трех десятых мили от того места, где Сол обнаружит дорогу, покрытую гравием, есть широкая площадка, на которую он может отъехать и следить не выходя из машины. Если я не показываюсь в течение часа — меня рядом нет. Она уехала, и я тоже. Тогда ему лучше подъехать к телефону и позвонить вам, чтобы получить от меня известия. Он может подъехать к дому и посмотреть. Возможно, у неё будет гость, и я засуну голову в окно, пытаясь что-нибудь услышать. У вас есть какие-нибудь другие предложения?

— Нет. Я достану Фреда и Орри. Когда ты будешь обедать?

— Наверное, завтра.

Вернувшись к «герону», я сел в него и, решив, что день еще далеко не на исходе, направился на Майн-Стрит, зашел в магазин, где купил несколько плиток шоколада, бананы и пакет молока. Мне следовало бы сказать об этом Вулфу: он не мог понять человека, пропускающего обед.

Вернувшись, я стал думать, где оставить машину. Неподалеку от почтового ящика было несколько мест, в которых можно легко было бы спрятать её среди деревьев. Но, если Элен Тензер поедет на машине, мне придется выводить свою очень быстро, иначе она исчезнет с моих глаз. Я не знал, где шоссе пересекает холм. Следовало бы увезти машину в лес, чтобы спрятать её там, но в то же время держать её под рукой. Она видела её, и если заметит на дороге, то, несомненно, узнает. Я мог лишь надеяться, что она останется дома до тех пор, пока не приедет Сол на незнакомой ей машине. Я оставил «герои» на открытом месте, менее чем в ста ярдах от почтового ящика, где просвет между деревьями составлял достаточное расстояние, и направился в лес. Я не индеец и не скаут, но не думаю, чтобы она заметила меня, если бы выглянула из окна, так как я скрывался за к устами, но мог держать весь дом и гараж в поле зрения.

Гараж был пуст.

Стоило бы выругаться самыми последними словами. И я делал это, причем довольно громко. Я не прошу прощения ни за свое богохульство, ни за создавшуюся ситуацию. При тех же обстоятельствах я проделал бы то же самое. Если мы собирались её накрыть, я должен был добраться до телефона, и немедленно. Этот вариант казался мне не хуже других и даже лучше. Но пустой гараж говорил об обратном.

Ну, ладно, не повезло. Я пробрался сквозь деревья к расчищенному участку, пересек его, подошел к двери и постучал. В доме мог быть кто-нибудь еще, хотя в моё первое посещение я никого не заметил. Я Подождал полминуты и постучал снова, погромче, потом крикнул:

— Кто-нибудь дома?

Еще через полминуты попытался нажать ручку. Заперто. Справа были два окна. Я пошел и попробовал их открыть. Тоже заперто. Я зашел за угол дома, стараясь не наступать на цветочные клумбы, что говорило о моих хороших манерах при подобных обстоятельствах, и увидел широко открытое окно. Она оставила его в спешке. Теперь достаточно было перекинуть ногу, а затем и все тело через подоконник. Я нарушил закон, но вошел.

Это была спальня. Я громко заорал.

— Пожар!

Постоял, прислушался. Ни звука. На всякий случай обошел дом: две спальни, ванную, гостиную и кухню. Никого, даже кошки.

Может быть, она просто поехала в аптеку за аспирином и вернется через несколько минут. Я решил, что если так, то пусть она найдет здесь меня. Уж я бы за неё взялся! Она была в чём-то соучастницей почти наверняка. Я не помнил наизусть все законы штата Нью-Йорк, но там непременно должен был быть закон о подкидышах. Поэтому я мог не беспокоится и не прислушиваться, не подъезжает ли машина.

Самым простым выходом было найти письма, телефонные номера или, быть может, записную книжку, и я отправился в гостинную. «Таймс» до сих пор лежал на столе под вазой с фруктами. Я развернул газету — посмотреть, не вырезала ли она объявление, но оно было не тронуто. Письменного стола не было, но в тумбочке под телефоном оказалось три ящика. В одном из них лежала карточка с полудюжиной телефонов, но все они были местными. Писем нигде не было видно. На стене висели книжные полки с книгами, журналами и безделушками. Чтобы просмотреть книги, необходимо время, так что я оставил это занятие для другого раза и пошел в её спальню.

И именно там я нашел главное. Осмотр был поверхностный, не очень тщательный, и я чуть было их не пропустил. На дне, под тонкой сорочкой, лежали два синих плисовых комбинезона, каждый — с четырьмя белыми пуговицами из конского волоса. Такого же размера, как и тот, что лежал в «героне», в «бардачке». Неделю назад я бы и не подумал, что когда-нибудь получу такое удовольствие от вида детской одежды. Я пожирал их глазами в течение минуты. Потом положил их обратно в ящик, вышел и открыл дверь в туалет. Я не хотел ограничиваться своей находкой.

В конце концов я нашел, что хотел, но не в туалете. И даже, строго говоря, вообще не в доме — в погребе. Это был настоящий погреб, а не просто ящик. Место для печки было отделено перегородкой, а остальное пространство занимали полки для банок и консервов. Там была даже полка с бутылками вина. Несколько металлических предметов, прислоненных к стене в углу, после несложного монтажа образовали детскую кроватку. Еще там стояло три маленьких чемодана и два больших. Один оказался набит пеленками, прорезиненными штанишками, нагрудниками, погремушками, воздушными шарами, рубашечками, нижним детским бельем, свитерами и другой одеждой для ребенка.

Так как я удовлетворил свою тягу к детской одежде, а дом все еще был в моём распоряжении, то отправился дальше, в гостинную. Там должно было быть хоть что-нибудь, что навело на след подброшенного ребенка. Но я ничего не нашел. Следующие полтора часа я пропущу. Скажу только, что я умею искать то, чему не полагается быть найденным. И я проделал большую работу. Еще больше времени заняла задача оставить все так, как было, но я справился и с этим. У меня осталось несколько фамилий и адресов из писем на конвертах, найденных в ящике и номера телефонов, но все это не выглядело хоть в какой-то степени обещающим.

Я был голоден, но без приглашения я не осмелился воспользоваться кухней хозяйки. К тому же было без двадцати три, и Сол, вероятно, уже приехал. Поэтому я вылез обратно через то же окно и направился вдоль дороги. Справа, за поворотом, на обочине стояла машина Сола, Заметив меня, он откинулся на сидение и, притворившись спящим, захрапел. На физиономию Сола не станешь смотреть с удовольствием: квадратный подбородок, широкие брови, длинный нос и раскрытый рот. Я протянул руку в открытое окно, чтобы цапнуть его за нос, но в долю секунды он успел схватить меня за запястье и выкрутить руку. Черт возьми! Он знал заранее, что я возьмусь за его нос!

— Дядя... — Прохныкал я.

Он отпустил меня и сел.

Мы перешли на серьезный тон.

— Какой сегодня день?

— Рождество. Ты давно здесь?

— Час двадцать.

— Следуя инструкции, ты должен был уехать отсюда двадцать минут назад.

— Я — детектив. Я видел «герон». Хочешь сандвич, пирог с изюмом и молоко? Я взял с собой.

— Спрашиваешь!

На заднем сиденье лежала картонка. Я влез в машину и открыл её. Два сандвича с солониной. Я взял один из них и сказал:

— Она удрала, пока я звонил. Уехала больше трех часов назад.

— Вот это да. Там есть кто-нибудь еще?

— Нет.

— Ты что-нибудь нашел?'

Я промолчал, проглотил кусок и взял пакет с молоком.

— Если у какой-нибудь из твоих приятельниц есть пара близнецов, то там в погребе, в чемоданах, хватит одежды для обоих. А в ящике, наверху, два синих плисовых комбинезона с пуговицами из белого конского волоса. В них-то все и дело — вот почему они не в чемодане. В погребе есть еще и детская кроватка, в которой спал ребенок.

В четверг вечером я уже кратко излагал Солу ситуацию. Но прояснил её только теперь. Мы с ним почти всегда так делаем. Он переварил мою информацию за полминуты.

— Одежда еще, может быть, как-то объяснима, но детская кроватка решает все, — сказал он.

— Да, — произнес я, продолжая набивать рот.

— Итак, ребенок был там. Может быть, ей неизвестно, кто мать, но знает она достаточно. Её трудно расколоть?

— Она удивила бы даже тебя. Думаю, будет все скрывать. Если бы она вернулась и нашла в доме меня, я бы попытался что-нибудь выведать, но теперь не знаю. Возможно, лучше всего было бы её выследить, по крайней мере в течение двух дней.

Тогда мы не должны оба сидеть в моей машине. Она знает твою?

Я кивнул и выпил молока.

— О’кей, — я положил пакет молока и второй сандвич в картонку. — Пойду и прикончу в «героне» эту легкую закуску, спасшую мне жизнь. Сунь твою машину в лес и присоединяйся ко мне. Если она придет до того, как я уеду, можешь быть свободен. Я поеду домой и обо всем доложу. Если Вулф решит следить за Тензер, то Фред и Орри будут здесь к девяти часам. Подумай, как ты будешь с ними контактировать, и скажи мне. Если патрон захочет пообщаться с ней, то вместо Фреда и Орри приеду я, и мне, возможно, понадобится твоя помощь.

Я вылез наружу вместе с картонкой.

Сол спросил:

— А если она приедет раньше, чем ты дойдешь до дома?

— Тогда оставайся возле своей машины. Я её найду.

С этими словами я вышел на дорогу.