ЛУБЯНКА. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 — март 1953

№ 226.СПЕЦСООБЩЕНИЕ С.А. ГОГЛИДЗЕ И.В. СТАЛИНУ С ПРИЛОЖЕНИЕМ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА Л.Л. ШВАРЦМАНА

28 ноября 1952 г.

№ 7313/г

Совершенно секретно

Товарищу СТАЛИНУ

Представляю Вам протокол допроса арестованного ШВАРЦМАНА Л.Л. — бывшего заместителя начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР и справку о результатах проверки его показаний.

ШВАРЦМАН показал, что он вынашивал террористические замыслы в отношении товарища МАЛЕНКОВА Г.М. и дважды — в августе 1950 года, находясь в служебной командировке в гор. Сочи, и в июле 1951 года — после ареста АБАКУМОВА имел намерение совершить террористический акт.

По утверждению ШВАРЦМАНА, покушение на жизнь товарища МАЛЕНКОВА Г.М. он замышлял в силу своего озлобления, вызванного националистическими взглядами и участием с 1937 года в заговорщической организации.

При выяснении у ШВАРЦМАНА вопросов о том, кто входил в состав этой организации, какие цели она преследовала, кто направлял ее деятельность, ШВАРЦМАН дает нарочито путаные показания, заявляя, что «заговор» был направлен не против существующего в СССР строя, а против «интересов русского народа». В числе участников заговорщической организации ШВАРЦМАН в провокационных целях называет некоторых руководителей партии и Советского правительства.

Наряду с этим ШВАРЦМАН, прикидываясь раскаявшимся преступником, называет себя диверсантом и шпионом английской, американской, французской, японской и норвежской разведок, однако при уточнении у него вопросов, касающихся обстоятельств вербовки, характера переданных сведений и лиц, связанных с ним по шпионской работе, ШВАРЦМАН дает явно надуманные показания, которые при проверке не находят подтверждения.

За время пребывания под следствием ШВАРЦМАН несколько раз подвергался судебно-психиатрической экспертизе, которая квалифицировала его поведение как притворное.

ШВАРЦМАНУ создан строгий тюремный режим, и допросы его продолжаются.

С. ГОГЛИДЗЕ

Стенограмма

обвиняемого ШВАРЦМАНА Льва Леонидовича (Ароновича) от 21 ноября 1952 года

ШВАРЦМАН Л.Л., 1906 года рождения, уроженец местечка Шпола, Киевской области, еврей, гражданин СССР, бывший член КПСС, до ареста — зам. начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР, полковник.

Допрос начат в 13 час. 30 мин.

Вопрос: Уточните, кто ваш отец?

Ответ: Мой отец ШВАРЦМАН Арон Львович. Сам я его плохо помню, но от матери мне было известно, что во время Первой мировой войны отец находился на службе в царской армии, а в период Гражданской войны служил на стороне белых. В одном из боев с Красной Армией отец был убит.

Вопрос: У кого вы воспитывались в последующем?

Ответ: До совершеннолетнего возраста я находился на иждивении матери и отчима КОЗЛЕНКО Наума, которые до 1922 года проживали в местечке Шпола, Киевской области, а затем переехали в Киев.

Немалую роль в моем воспитании сыграл и мой дядя — ШВАРЦМАН Абрам. И отчим, и дядя являлись состоятельными людьми. Первый из них имел свой магазин и занимался частной торговлей, а второй — спекуляцией золотой валютой на черном рынке, в связи с чем подвергался аресту органами ВЧК.

В 1925 году я устроился на работу в редакцию газеты «Киевский пролетарий» и с тех пор начал жить самостоятельно.

Вопрос: Произведенной проверкой установлено, что ваш отчим КОЗЛЕНКО состоял в сионистской организации и являлся активным еврейским националистом. Очевидно, вы помните и это обстоятельство?

Ответ: Да, помню, и очень хорошо, поскольку отчим не только сам был сионистом, но он вовлек в сионистскую организацию и меня.

Эта организация ставила своей целью воспитание еврейского населения, и в частности молодежи, в националистическом, сионистском духе.

Из числа участников организации мне припоминаются ГИЛЬГУР Муня — сын торговца, ПОРТЯНСКИЙ Мендель и ТУЧИН Герш. С этими лицами я поддерживал связь до 1992 года, то есть до момента переезда из Шполы в город Киев.

Вопрос: Какую националистическую работу вы проводили как участник сионистской организации?

Ответ: Мне в то время было 15–16 лет, вследствие чего я не мог занимать ни выборной должности, ни проявлять особой активности в деятельности организации сионистов. Вместе с тем пребывание в организации в сочетании с влиянием, которое оказывал на меня КОЗЛЕНКО, не могло не отразиться на формировании моих националистических взглядов.

Посещая еврейскую школу «хедер» и участвуя в нелегальных сборищах сионистов, я слушал выступления руководителей сионистской организации, их клевету на советскую власть, а также призывы к отъезду в Палестину. Одновременно я изучал талмуд и древнееврейский язык. Все это в конечном счете и предопределило то обстоятельство, что в последующем я в душе всегда оставался еврейским националистом и стремился сблизиться с людьми одинаковых со мной взглядов.

На националистических позициях я оставался и в 1925–1929 годах, в период работы в редакции «Киевского пролетария» и в дальнейшем, когда переехал на работу в Москву, устроившись литературным сотрудником вначале в редакцию газеты «Московский комсомолец», а затем, с 1930 года, — в газету «Рабочая Москва».

Вопрос: Вы не только продолжали оставаться на националистических позициях, но и занимались активной антисоветской деятельностью.

Показывайте об этом.

Ответ: Не могу отрицать, что, работая в Киеве, а затем в Москве, я поддерживал знакомство с рядом лиц, враждебно настроенных по отношению к советской власти, и еврейскими националистами, взгляды которых я раздел ял.

В частности, я был близко знаком с МИРОНЕРОМ Хаимом, отчества не помню, бывшим редактором газеты «Киевский пролетарий», в прошлом бундовцем, который хотя и вступил в коммунистическую партию, но тем не ׳ менее остался убежденным еврейским националистом и далек был от того, чтобы в какой-то мере симпатизировать советской власти. Национализм МИРОНЕРА проявлялся на каждом шагу, вплоть до того, что и кадры в редакции он подбирал по национальному признаку.

После переезда в 1929 году в Москву связь с МИРОНЕРОМ я прекратил, и где он находится сейчас, мне неизвестно.

Знаком я был также с ИВИЧЕМ Леонидом, бывшим литературным сотрудником газеты «Московский комсомолец», который ранее проживал в Ленинграде и имел связь с зиновьевцами. В 1950 году ИВИЧ был арестован органами МГБ и осужден к высшей мере наказания.

Кроме МИРОНЕРА и ИВИЧА моим единомышленником являлся КОВАЛЕВ Леонид, бывший редактор газеты «Рабочая Москва», который, как мне известно с его слов, еще в начале 20-х годов являлся троцкистом и голосовал за троцкистскую платформу об отношении к профсоюзам.

Примерно в 1937 году КОВАЛЕВ был репрессирован органами НКВД.

МИРОНЕР, ИВИЧ и КОВАЛЕВ были резко враждебно настроены к советской власти и в разговорах со мной, что называется, отводили душу, возводя всевозможную клевету на мероприятия партии и правительства. Однако в какой-либо организационной связи ни с кем из них я не состоял.

Вопрос: Из сказанного вами видно, что вы, будучи выходцем из социально чуждой среды, поддерживали связь с врагами советской власти и с давних пор являлись активным еврейским националистом.

Скажите, каким образом при наличии такого «багажа» вам удалось пробраться на работу в органы государственной безопасности?

Ответ: Должен признать, что при вступлении в партию, а также при оформлении на работу в органы НКВД мне приходилось скрывать свои подлинные националистические взгляды и делать вид, что я всецело симпатизирую советской власти.

Вопрос: Работая в органах МГБ, вы, разумеется, не изменили своих националистических и антисоветских убеждений?

Ответ: Я признаю это. Моя последующая преступная деятельность была тесно связана именно с национализмом. Вскоре после поступления на работу в центральный аппарат НКВД СССР я был зачислен на должность оперативного уполномоченного секретно-политического отдела. Моим непосредственным начальником был РАЙХМАН Леонид Федорович. Первое время мы присматривались друг к другу, но потом нашли общий язык, и между нами установились близкие, доверительные отношения.

Постепенно я убедился, что РАЙХМАН так же, как и я, является еврейским националистом, маскирующимся под советского человека.

В беседах, происходивших между нами, мы откровенно высказывали недовольство национальной политикой партии.

Вопрос: Только ли антисоветскими националистическими разговорами ограничивалась ваша преступная связь с РАЙХМАНОМ?

Ответ: В то время — да, поскольку я, как новый человек в органах НКВД, не успел еще как следует осмотреться, занять прочное положение и кроме РАИХМАНА не располагал еще другими связями из числа единомышленников.

Вместе с тем уже в тот период и я, и РАЙХМАН выражали определенное сочувствие по отношению к тем лицам еврейской национальности, которые агентурно разрабатывались или арестовывались органами государственной безопасности.

Вопрос: Когда же вы приступили к более активной вражеской деятельности?

Ответ: В 1946 году, когда Министерство государственной безопасности возглавил АБАКУМОВ, ранее работавший вместе со мной и РАЙХМАНОМ в секретно-политическом отделе НКВД СССР. Еще до этого, за время войны, я приобрел себе новых единомышленников по националистическим убеждениям в лице бывшего заместителя начальника секретариата АБАКУМОВА по военной контрразведке — БРОВЕРМАНА, прокурора по спецделам ДОРОНА, начальника следственного отдела 2-го Главного управления ИТКИНА, начальника отдела «Д» ПАЛКИНА.

Со всеми этими лицами я поддерживал тесную связь и обменивался националистическими настроениями.

Особо следует сказать о моих взаимоотношениях с БРОВЕРМАНОМ. С последним мы откровенно беседовали на националистические темы и выражали симпатии американским и палестинским евреям.

Я и БРОВЕРМАН пренебрежительно отзывались о русских, всячески восхваляли евреев, превозносили их ум и способности, заявляя о том, что, мол, евреи самой историей призваны властвовать над миром. При этом мы высказывались о том, что евреям, находящимся в СССР и в других странах, следует брать пример с американских евреев, которые проникли во все звенья экономической и политической жизни страны, оказывая влияние на внешнюю и внутреннюю политику американского правительства.

Вопрос: Выше вы заявили, что практической преступной деятельностью начали заниматься после того, как АБАКУМОВ стал министром государственной безопасности.

Почему вы активизацию своей националистической деятельности связываете с назначением АБАКУМОВА?

Ответ: Это объясняется многими причинами. Прежде всего, с самого начала пребывания у руководства Министерством АБАКУМОВ стал вводить свои порядки, начав дело с перемещения кадров. Под видом укрепления руководящего аппарата МГБ СССР квалифицированными работниками он перетащил с собой из военной контрразведки целую группу послушных и преданных ему людей, расставив их на руководящих участках работы.

АБАКУМОВ сменил все руководство Следственной части по особо важным делам, оставив на месте одного лишь меня как пришедшегося ему по душе. Следственную часть возглавили его ставленники ЛЕОНОВ, ЛИХАЧЕВ и КОМАРОВ, которые не отличались деловыми качествами, но зато были воспитаны в духе безропотного повиновения АБАКУМОВУ и готовы были выполнить любое его указание, мало задумываясь над тем, правильно оно или нет. От них то и дело можно было слышать: «Министр приказал», «хозяин дал указание» и т. д.

АБАКУМОВ не обошел своим вниманием и БРОВЕРМАНА, который был выдвинут на должность заместителя начальника секретариата МГБ СССР. Одновременно АБАКУМОВ ввел новый, или, как он говорил, «особый» порядок расследования дел, находившихся в производстве Следственной части, который открывал широкие возможности для обмана ЦК партии и сокрытия важных показаний арестованных.

Вопрос: Что это был за порядок?

Ответ: По распоряжению АБАКУМОВА показания арестованных оформлялись вначале «справками» и «рабочими заметками», на основании которых в дальнейшем составлялись так называемые «обобщенные» протоколы допроса, направлявшиеся в порядке информации в инстанцию.

В процессе, если так можно выразиться, изготовления обобщенного протокола отдельные места в нем по несколько раз переделывались, большое внимание уделялось красочному изображению процесса разоблачения преступника, который зачастую задолго до составления протокола давал уже показания о своей вражеской деятельности.

Но дело не только в этом. Главное заключалось в том, что в протоколах иногда вовсе не находили отражения такие весьма важные моменты, как показания арестованных об их террористических замыслах и приготовлениях.

Непосредственно подобной корректировкой и составлением «обобщенных» протоколов занимались БРОВЕРМАН и я — ШВАРЦМАН.

Вопрос: Почему именно вас и БРОВЕРМАНА АБАКУМОВ привлек к участию в таких тяжких преступлениях, как обман ЦК партии и сокрытие вражеской деятельности опасных государственных преступников?

Ответ: Для видимости наше участие в корректировке и составлении «обобщенных» протоколов объяснялось тем, что мы якобы лучше и грамотнее других могли составлять и отрабатывать документы.

Вопрос: А фактически?

Ответ: Фактически дело обстояло иначе. Не каждый мог согласиться на обман ЦК партии и сокрытие от руководящих органов важных показаний арестованных.

Вопрос: Вы хотите сказать, что АБАКУМОВ знал, с кем имеет дело, и видел в вашем лице и лице БРОВЕРМАНА надежную опору в своей вражеской деятельности?

Ответ: Да, это так. Я и БРОВЕРМАН повседневно чувствовали с его стороны поддержку, несмотря на то, что ему было хорошо известно об аресте органами НКВД и осуждении дяди БРОВЕРМАНА, а также о социально чуждом прошлом моих близких родственников.

Вопрос: А разве АБАКУМОВУ не были известны ваши и БРОВЕРМАНА националистические убеждения?

Ответ: АБАКУМОВ, конечно, видел, что и БРОВЕРМАН, и я являемся еврейскими националистами.

Однажды я, движимый националистическими чувствами, не мог сдержать себя и совершил необдуманный поступок, который при других обстоятельствах мог бы послужить основанием к моему разоблачению и, по крайней мере, к увольнению из органов МГБ.

Произошло это следующим образом. В 1948 году в Следственной части велось дело о группе националистов из бывшего Еврейского антифашистского комитета. Услышав, что один из следователей проявил в процессе допроса арестованного участника указанной группы нетактичность, я не стерпел и немедленно побежал жаловаться к АБАКУМОВУ, преподнеся ему этот факт как оскорбление национальных чувств евреев вообще.

АБАКУМОВ не пожелал разобраться в обстоятельствах дела, а встал на мою сторону и сделал следователям соответствующее внушение.

Не мог АБАКУМОВ не видеть и того, как я при корректировке протоколов допроса арестованных из числа лиц еврейской национальности сглаживал острые углы и всячески старался смягчить их показания.

Больше того, от БРОВЕРМАНА, а также ЛЕОНОВА, КОМАРОВА и ЛИХАЧЕВА я слышал, что АБАКУМОВ очень хорошо отзывался обо мне, ставил меня в пример другим и говорил, чтобы от меня не скрывали никаких секретов.

Эта поддержка со стороны АБАКУМОВА окрылила меня, и я стал вести себя смелее.

Вопрос: Не только смелее. Вы окончательно обнаглели. Арестованный КОМАРОВ на одном из допросов показал:

«Следует сказать, что, чувствуя постоянное поощрение и поддержку со стороны АБАКУМОВА, ШВАРЦМАН все более наглел и откровенно бравировал тем, что АБАКУМОВ поручает ему корректировать протоколы допросов еврейских националистов, направляемые в порядке информации в ЦК партии».

Вы подтверждаете показания КОМАРОВА?

Ответ: Да, подтверждаю. Я действительно кичился тем, что АБАКУМОВ поддерживает меня и поручает такое ответственное дело, как корректировку протоколов допроса еврейских националистов.

Вопрос: Значит, АБАКУМОВ, зная вас как еврейского националиста, поручал вам корректировать протоколы допроса еврейских националистов?

Ответ: Получается так.

Вопрос: Покажите, как вы использовали это обстоятельство в своих преступных целях?

Ответ: Я старался не упустить ни одного случая для того, чтобы выгородить или облегчить судьбу близких мне по взглядам людей. Каждый раз, когда мне приходилось сталкиваться с делами по еврейским националистам или вообще по арестованным, по национальности евреев, я сочувственно относился к ним и делал все от меня зависящее, чтобы смазать показания и предупредить возможность ареста новых людей.

Так, например, летом 1948 года я преднамеренно смазал показания арестованного КАТЦЕРА, протокол допроса которого мною составлялся для направления в ЦК КПСС. В частности, я постарался смягчить показания этого арестованного, свидетельствовавшие о том, что под прикрытием Еврейского антифашистского комитета орудуют еврейские националисты. В этот же протокол я не включил показания КАТЦЕРА об одном его единомышленнике, намеревавшемся бежать в Палестину.

Или второй случай. Арестованный за шпионаж и двурушничество бывший агент органов МГБ АЛЕКСАНДРОВ на следствии признал, что художественная мастерская Бюробина, под видом которой органами МГБ должна была проводиться контрразведывательная работа среди иностранцев, по вине бывших работников 2-го Главного управления ФЕДОТОВА, РАЙХМАНА, МАТУСОВА и БОРОДИНА фактически превратилась в притон иностранцев. Последние стали использовать мастерскую как место для завязывания связей среди советских граждан в целях проведения шпионской работы.

АЛЕКСАНДРОВ на допросах показал о неприглядной роли в этом деле РАЙХМАНА, который, нарушая элементарные правила конспирации, приезжал в мастерскую в генеральской форме вместе со своей женой балериной ЛЕПЕШИНСКОЙ, получал от агентов подачки в виде подарков и установил с агентом НАВРОЦКОЙ связь, выходившую за рамки взаимоотношений агента с оперативным сотрудником.

Поскольку РАЙХМАНА я знал как еврейского националиста, а МАТУСОВ и БОРОДИН мне были известны как лица еврейской национальности, то при составлении обобщенного протокола для посылки в инстанцию я из националистических побуждений намеревался опустить эти фамилии. Однако, поразмыслив, пришел к выводу, что действовать открыто и подвергать себя риску нет необходимости. Поэтому, докладывая проект составленного протокола АБАКУМОВУ, я в осторожной форме спросил, целесообразно ли сообщать о показаниях АЛЕКСАНДРОВА в отношении РАЙХМАНА. АБАКУМОВ ответил, что о РАЙ ХМ АНЕ в ЦК партии можно не сообщать. Мне это как раз и было нужно. Заодно с РАЙХМАНОМ я уже по своей инициативе вычеркнул из протокола допроса фамилии БОРОДИНА и МАТУСОВА, оставив лишь фамилию бывшего начальника 2-го Главного управления МГБ СССР ФЕДОТОВА.

У меня еще ранее складывалось впечатление, что АБАКУМОВ почему-то благоволит к лицам еврейской национальности, но после этого случая я окончательно убедился, что он не хочет разоблачать преступников из числа евреев.

Наконец, о симпатиях АБАКУМОВА к еврейским националистам свидетельствует и еще одно немаловажное обстоятельство.

Вопрос: Что конкретно вы имеете в виду?

Ответ: В марте 1951 года в Следственной части велось дело на участников молодежной еврейской организации «СДР» («Союз борьбы за дело революции»).

По указанию АБАКУМОВА мне было поручено откорректировать для направления в ЦК партии протокол допроса арестованного СЛУЦКОГО — главаря еврейской националистической организации «СДР».

Ознакомившись с проектом протокола, составленным следователем, я обратил внимание, что участники организации вынашивали террористические замыслы против руководителей партии и правительства и неоднократно обсуждали эти замыслы на антисоветских сборищах.

Побуждаемый националистическими чувствами и симпатиями к врагам советской власти, я и на этот раз смягчил показания СЛУЦКОГО о практической преступной деятельности участников антисоветской организации, а самое главное — добился исключения из протокола допроса СЛУЦКОГО всякого упоминания о терроре.

Вопрос: Каким образом вам удалось это сделать?

Ответ: При помощи АБАКУМОВА. С проектом протокола я заходил к нему несколько раз. Первый раз АБАКУМОВ дал мне указание изобразить «СДР» как локальную группу молодежи из числа евреев, начитавшихся троцкистской литературы и без чьего-либо влияния ставших на путь борьбы с советской властью.

Вопрос: Почему АБАКУМОВ был в этом заинтересован?

Ответ: АБАКУМОВ довольно недвусмысленно раскрыл свои цели. Он прямо заявил мне, что ЦК КПСС может указать, чтобы МГБ искало центр, который руководил и направлял деятельность указанной организации.

Когда я занимался новой переделкой протокола допроса, меня еще раз вызвал к себе АБАКУМОВ и дал преступное указание выбросить из протокола допроса арестованного СЛУЦКОГО показания о терроре.

Должен сказать, что указание АБАКУМОВА мною было выполнено самым тщательным образом. Никаких намеков на террористические замыслы и подготовительные действия к их осуществлению в протоколах допроса СЛУЦКОГО и его единомышленников не осталось.

Вопрос: То же самое, как установлено следствием, вы сделали и с другими протоколами допроса участников «СДР».

Вы это признаете?

Ответ: Да, всего по делу участников «СДР» я составил четыре протокола допроса: СЛУЦКОГО, ФУРМАНА, ГУРЕВИЧА и ПЕЧУРО. Из всех этих протоколов мною были исключены показания о террористических замыслах членов указанной националистической организации, хотя арестованные об этом давали подробные показания.

Вопрос: Известно, что вы неслучайно оберегали террористов, этих наиболее опасных врагов Советского государства.

Ответ: Это тоже имело свой смысл. Я не намерен отрицать того, что у меня самого были террористические замыслы.

Вопрос: Против кого конкретно вы намеревались совершить это гнусное злодеяние?

Ответ: В 1948 году были разгромлены националисты, орудовавшие под прикрытием Еврейского антифашистского комитета. В порядке мести я решил совершить террористический акт против Г.М. МАЛЕНКОВА.

Вопрос: Какие практические меры вы предпринимали для осуществления своих вражеских планов?

Ответ: Вначале я полагал, что мне удастся совершить террористический акт в отношении Г.М. МАЛЕНКОВА в 1950 году.

Вопрос: Каким образом?

Ответ: В августе 1950 года я узнал, что вместе с ЛЕОНОВЫМ и КОМАРОВЫМ мне предстоит выехать в служебную командировку в Сочи для составления и согласования одного важного документа с Главой Советского правительства, который проводил свой отпуск на юге.

Полагая, что одновременно с Главой правительства на отдыхе будет находиться и Г.М. МАЛЕНКОВ, я решил воспользоваться этим случаем для совершения террористического акта.

Практически я намеревался осуществить свой вражеский замысел в зависимости от обстановки: или непосредственно на правительственной трассе, или в случае приема Г.М. МАЛЕНКОВЫМ АБАКУМОВА, ЛЕОНОВА, КОМАРОВА и меня по вопросу составления упомянутого документа. С этой целью я и захватил с собой из Москвы личное оружие — пистолет «Вальтер».

Вопрос: Вы имеете в виду пистолет «Вальтер» № 777602, изъятый у вас при аресте?

Ответ: Да, я хотел использовать этот пистолет.

Должен сказать, что я был настолько озлоблен, что, не питая надежды на возможность скрыться после совершения террористического акта, предполагал там же, на месте, покончить жизнь самоубийством.

Через десять дней, в связи с окончанием срока командировки, я возвратился из Сочи в Москву.

В дальнейшем, продолжая питать злобу и ненависть к Г.М. МАЛЕНКОВУ, я не оставил своих вражеских замыслов.

Когда в июле 1951 года ЦК КПСС при участии Г.М. МАЛЕНКОВА разоблачил вражескую деятельность АБАКУМОВА и его сообщников, я снова решил действовать.

Вопрос: Что практически вы предприняли?

Ответ: План террористического акта у меня был такой: я написал письмо в ЦК КПСС. С первого взгляда это было покаянное заявление, но в нем я, по существу, ничего не сообщал о совершенных мною преступлениях. Я рассчитывал, что по этому заявлению буду вызван в Комиссию ЦК лично Г.М. МАЛЕНКОВЫМ и во время приема совершу террористический акт, используя свое личное огнестрельное оружие.

Вопрос: При вашем аресте изъят черновик написанного вами заявления в ЦК ВКП(б). В нем, в частности, говорится:

«Что касается Следственной части, то об известных мне фактах могу подробно сообщить при личном вызове в Комиссию ЦК ВКП(б)».

Об этом заявлении вы говорите?

Ответ: Да, об этом. Я не успел отправить свое заявление в ЦК партии, так как был арестован. ·

Заявление было найдено в кармане моего пиджака при аресте 13 июля 1951 года.

Вопрос: Кто из ваших сообщников был посвящен в эти террористические замыслы?

Ответ: Об этом знал АБАКУМОВ.

Вопрос: Расскажите подробнее, какой в действительности характер носила ваша преступная связь с АБАКУМОВЫМ?

Ответ: АБАКУМОВА, как мною отмечалось уже выше, я знаю с 1938 года. С этого же периода мы вместе с ним являлись участниками заговора, направленного против интересов русского. народа.

Для того, чтобы полностью охарактеризовать этот заговор, рассказать о целях, которые он перед собой ставил, а также назвать всех его участников и показать об их связях с иностранными разведками, я должен начать с руководящего звена заговора и назвать те фамилии, которые, по мнению следствия, я называю с провокационной целью.

Вопрос: Следствию ясно, что вы умышленно прибегаете к провокациям, мешаете правду с вымыслом, стремясь таким путем уйти от ответственности.

Учтите, вам это сделать не удастся!

Допрос окончен в 17 час. 00 мин.

Протокол с моих слов записан правильно, мною прочитан.

ШВАРЦМАН

ДОПРОСИЛИ:

Пом. нач. следчасти по особо важным делам МГБ СССР

подполковник госбезопасности ГРИШАЕВ

Cm. следователь следчасти по особо важным делам МГБ СССР подполковник госбезопасности ОЖЕРЕЛЬЕВ

Совершенно секретно

о результатах проверки показаний арестованного ШВАРЦМАНА Л.Л.

1. ШВАРЦМАН признал, что, проживая до 1922 года в местечке Шпола, Киевской области, он состоял в сионистской организации, руководителем которой являлся его отчим КОЗЛЕНКО Наум.

Допросом свидетелей установлено, что указанная организация в местечке Шпола действительно существовала и что участником этой организации являлся упомянутый КОЗЛЕНКО.

2. ШВАРЦМАН в числе своих связей назвал бывшего редактора газеты «Киевский пролетарий» МИРОНЕРА, бывшего литературного сотрудника газеты «Московский комсомолец» ИВИЧА и бывшего редактора газеты «Рабочая Москва» КОВАЛЕВА Леонида.

Проверкой установлено, что МИРОНЕР, ИВИЧ и КОВАЛЕВ в разное время были арестованы органами МГБ и осуждены к высшей мере наказания. Просмотром архивно-следственных дел установлено, что в своих показаниях МИРОНЕР, ИВИЧ и КОВАЛЕВ как своего сообщника по преступной деятельности ШВАРЦМАНА не называли.

3. Проходящие по показаниям ШВАРЦМАНА как его единомышленники по националистическим убеждениям БРОВЕРМАН, ДОРОН, ИТКИН и ПАЛКИН арестованы органами МГБ по делу АБАКУМОВА. Следствие по их делу ведется в Следственной части по особо важным делам МГБ СССР. Причем ПАЛКИН и БРОВЕРМАН признают себя виновными в том, что являлись еврейскими националистами.

4. ШВАРЦМАН показал, что он систематически делился своими националистическими убеждениями с БРОВЕРМАНОМ. В частности, они оба всячески восхваляли евреев, заявляли о том, что евреи самой историей якобы призваны властвовать над миром, а также говорили, что евреям, находящимся в других странах, следует брать пример с американских евреев, которые проникли во все сферы общественной и политической жизни и оказывают влияние на внешнюю и внутреннюю политику американского правительства.

Этот факт нашел свое подтверждение в показаниях арестованного БРОВЕРМАНА. БРОВЕРМАН подтвердил также показания ШВАРЦМАНА о том, что АБАКУМОР покровительственно относился к еврейским националистам.

5. Признания ШВАРЦМАНА о том, что он по указанию АБАКУМОВА занимался фальсификацией обобщенных протоколов, направлявшихся в Центральный Комитет партии, подтверждаются показаниями БРОВЕРМАНА и ряда других арестованных.

6. Заявление ШВАРЦМАНА о том, что он в силу своих националистических убеждений сочувственно относился к арестованным еврейским националистам, подтверждается показаниями арестованных КОМАРОВА и ЛИХАЧЕВА.

КОМАРОВ подтвердил также, что АБАКУМОВ не раз одобрительно отзывался о ШВАРЦМАНЕ, ставил его в пример другим и говорил, что от него не следует скрывать никаких секретов.

7. ШВАРЦМАН признал, что при корректировке протокола допроса арестованного АЛЕКСАНДРОВА он по согласованию с АБАКУМОВЫМ исключил из него показания, касающиеся преступной деятельности РАЙХМАНА, МАТУСОВА и БОРОДИНА.

Просмотром архивно-следственного дела установлено, что в обобщенном протоколе допроса АЛЕКСАНДРОВА указанные фамилии действительно отсутствуют.

8. Признания ШВАРЦМАНА о том, что он вместе с АБАКУМОВЫМ исключил из протоколов допроса участников еврейской молодежной организации «СДР» СЛУЦКОГО, ГУРЕВИЧА и других показания о терроре, также находят подтверждение в соответствующих протоколах осмотра архивноследственных дел и в показаниях арестованных.

9. ШВАРЦМАН вместе с КОМАРОВЫМ и ЛЕОНОВЫМ действительно в 1950 году выезжал в служебную командировку в город Сочи.

Из показаний КОМАРОВА и ЛЕОНОВА видно, что в течение десятидневного пребывания в Сочи ШВАРЦМАН большую часть времени находился на месте службы, а свободное время проводил вместе с ними в санатории МГБ СССР. О том, что ШВАРЦМАН за время нахождения в Сочи отлучался куда-нибудь на длительное время или следил за прохождением правительственных автомашин, никто из них показаний не дал.

Cm. следователь следчасти по особо важным делам МГБ СССР подполковник госбезопасности ОЖЕРЕЛЬЕВ

27 ноября 1952 года

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 221. Л. 198–217. Копия. Машинопись.