ЛУБЯНКА. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 — март 1953

№ 67. СПЕЦСООБЩЕНИЕ В.С. АБАКУМОВА И.В. СТАЛИНУ О Д.Г. ХАННЕ С ПРИЛОЖЕНИЕМ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА [19]

24 июня 1948 г.

№ 4259/а

Совершенно секретно

СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР

Товарищу СТАЛИНУ И.В.

При этом представляю протокол допроса резидента английской разведки ХАННА Джорджа Герберта, бывшего переводчика Совинформбюро.

ХАННА арестован по показаниям английского шпиона ШЕСТОПАЛА Н.М., протокол допроса которого Вам был представлен 9 апреля с.г. № 4014/А, а также по материалам агентуры и слежки.

ХАННА показал, что до приезда в 1934 году в Советский Союз он в течение девяти с лишним лет служил в английской армии, в чине капрала, и в составе колониальных войск принимал участие в подавлении националъно-освободительного движения в Индии.

В 1933 году ХАННА, по его признанию, являясь членом компартии, на допросе у офицера английской разведки БРЭНДОНА, предал подпольные коммунистические организации, существовавшие в четырех воинских соединениях в лагере Каттрик.

После увольнения из британской армии ХАННА центральным комитетом компартии Англии был направлен в Москву, в школу связи Исполкома Коминтерна, причем он предварительно об этом уведомил английскую разведку.

В школе Коминтерна, как показал ХАННА, он был связан с троцкистом ЖЕРМЕНОМ. После ликвидации школы ХАННА, приняв советское гражданство, остался на постоянное жительство в Москве и работал переводчиком английского языка во Всесоюзном Радиокомитете, а затем в Совинформбюро.

ХАННА показал, что в июне 1940 года с ним восстановил шпионскую связь московский корреспондент британской газеты «Дейли Геральд», английский разведчик Джон ЭВАНС. Последний намекнул на свою осведомленность о том, что ХАННА в Англии предал коммунистические организации в армии и потребовал представления ему шпионских сведений об СССР, что? САННА и делал на протяжении ряда лет, до дня ареста.

Как признал ХАННА, им неоднократно передавались ЭВАНСУ секретные сведения о советской артиллерии и авиации, научно-исследовательской работе ЦАГИ и строительстве новых железнодорожных магистралей на севере СССР.

Кроме того, ХАННА показал, что через ныне арестованного ШЕСТОПАЛА Н.М., секретаря учебного совета Научно-исследовательского Института строительной техники при Академии Архитектуры СССР, он добыл некоторую информацию в области атомной проблемы, которую также передал английской разведке.

Помимо ШЕСТОПАЛА Н.М., как показал? САННА, он привлек к сбору шпионских сведений свою бывшую жену ВЫШИНСКУЮ О.И. — инженера-конструктора ЦАГИ и КАТЦЕРА Ю.М. — зам. начальника кафедры Института иностранных языков Советской Армии, которые нами арестованы.

В первой половине 1944 года с ХАННА связался по шпионской работе находившийся в Москве корреспондент канадской газеты «Сатердэй-найт», американский разведчик Раймонд ДЕВИС.

Как видно из показаний ХАННА, он передал ДЕВИСУ для американской разведки сведения о применяемых в Советском Союзе способах строительства в районах вечной мерзлоты, о работе Научно-исследовательского института Всесоюзной Академии Наук и его опытных станций, о достижениях советских ученых по выведению новых продовольственных культур и продвижению их на Север, о сооружении на Кольском полуострове промышленных предприятий, а также о Среднеазиатских республиках: их промышленности, сельском хозяйстве и методах проведения ирригационных работ.

ХАННА признал, что по договоренности с ДЕВИСОМ за представляемую американской разведке шпионскую информацию ему выплачивалось денежное вознаграждение и на его текущий счет в Канаде поступило 1200 американских долларов.

Допрос арестованного ХАННА продолжается.

АБАКУМОВ

арестованного ХАННА Джорджа Герберта от 24 июня 1948 года

ХАННА Д.Г., 1902 года рождения, уроженец гор. Лондона, англичанин, бывш. член компартии Англии с 1922 по 1939 год, гражданин СССР, с высшим образованием, беспартийный, до ареста — переводчик Совинформбюро.

Вопрос: В метрической выписи, выданной Управлением государственного архива Великобритании в городе Лейтон, указано, что вы родились 31-го декабря 1902 года и зарегистрированы под именем — Джордж Герберт ХАННА.

Обнаруженное при обыске свидетельство о рождении вами не подделано?

Ответ: Нет, конечно. В Лондоне за шиллинг можно удостовериться в подлинности любой метрической выписи, а в моем документе указан номер, под которым я зарегистрирован в книге о рождениях в районе Вестхем города Лейтон за 1902 год.

Вопрос: В Советском Союзе вы были известны и как Джон МУРРЕ. Не вернее ли, что обе ваши фамилии носят вымышленный характер?

Ответ: Я — ХАННА, Джон МУРРЕ — партийная кличка, присвоенная мне в последние годы пребывания в компартии Англии. По приезде в 1934 году в Советский Союз я был прописан на жительство под той же фамилией МУРРЕ.

Вопрос: Скажите, разве в Англии вы не нашли полезной и нужной для' компартии работы?

Ответ: Я вынужден был покинуть свою родину.

Вопрос: Почему?

Ответ: Позвольте изложить все по порядку. Мой отец Вильям ХАННА — почтальон, а мать — белошвейка. Имея несостоятельных родителей, я уже смолоду зарабатывал себе на пропитание.

Вопрос: При обыске у вас найдено несколько писем из Англии, и последнее, датированное мартом 1948 года, с указанием обратного адреса отправителя: Лейтон, Виндзор-роуд 17, Эдмунду ХАННА.

Кто он такой? ·

Ответ: Мой младший брат, по профессии столяр, унаследовавший после смерти родителей их дом в Лейтоне, по улице Виндзор-роуд 17.

В Англии я служил клерком в торговой конторе Хемпфриз, а затем упа-ковшиком на главном складе фирмы Каллен в Лондоне.

В январе 1922 года в районе Саутварк Лондона я вступил в местную организацию коммунистической партии, но вскоре фирма Каллен меня уволила. Предоставленная коммунистами должность в комитете национального движения безработных оказалась мне не по плечу, и в марте 1924 года я поступил добровольцем в королевский корпус связи британской армии.

В войсках мною было получено среднее техническое и высшее педагогическое образование со специальностью связиста первого класса и преподавателя гуманитарных наук.

Вопрос: Ваш аттестат об образовании за подписью начальника Управления по делам подготовки войск британской армии генерал-майора ЭЛЛИСА датирован 15-м октября 1930 года. Значит ли это, что, состоя в войсках, вы только учились?

Ответ: Нет, обучение я совмещал с военной службой, закончив ее по истечении девяти с половиной лет, в октябре 1933 года.

Вопрос: Как видно из документа британского штаба в Вазиристане, вы сдали экзамен на знание языка и письменности Урду. Зачем потребовалось вам изучать язык индусов?

Ответ: С 1927-го по 1932-й год я служил в колониальных войсках в Индии, где изучал язык Урду.

Вопрос: Известно, что в годы вашей службы в колониальных войсках в Индии происходили крестьянские восстания. Вы участвовали в их подавлении?

Ответ: В составе подразделения связи мне пришлось поддерживать боевые операции британских войск против воинственного афганского племени «патанов». Восстание было жестоко подавлено, и многие участники его казнены.

Вопрос: Английское правительство, очевидно, не обошло вас наградой?

Ответ: Меня жаловали медалью за успешную службу в Индии.

Вопрос: И повысили в чине?

Ответ: Точно так. Службу в английской армии я закончил капралом.

Вопрос: Словом, вы свободно совмещали принадлежность к компартии с участием в расправе с национально-освободительным движением в Индии.

Ответ: Я действовал не более как солдат, приученный к повиновению.

Вопрос: Явно неубедительно! При опросе в Москве 8-го марта 1940 года вы показали о попытке вербовки вас английской разведкой, будто бы закон-лившейся безуспешно.

Потрудитесь дать подробные показания о ваших тайных сношениях с «Интеллидженс Сервис».

Ответ: Дело происходило в английском лагере Размак в Вазиристане. Мой командир капитан ГОЛЛУЭЙ учинил экзамен солдатам отрада связи. Понадобился ассистент, и капитан на мне остановил выбор.

Старый бывалый солдат, еще с Первой мировой войны, с немалым числом английских медалей и крестов, капитан ГОЛЛУЭЙ оказался строгим, взыскательным экзаменатором. Не только прочных военных знаний, но и безупречной службы королю требовал он от подчиненных.

Однажды вечером, оставшись со мной наедине, ГОЛЛУЭЙ закурил трубку и обратился ко мне в необычном для него доверительном тоне. Он сказал: «Я давно уже, Джордж, хотел побеседовать с вами по душам. Как вы могли убедиться, я замечаю в солдате больше, чем видят в нем другие. Привычка, говорят, вторая натура, а я еще в 1914 году служил в английской военной разведке», — поведал мне ГОЛЛУЭЙ.

По словам капитана, он принадлежал к кадровым офицерам «Милитари Интеллидженс» и в Первую мировую войну нес службу контрпропаганды в штабе военной разведки «МИ-3».

ГОЛЛУЭЙ затем похвалился самой удачной из его работ, изготовлением серии фальшивых фотоснимков, изображавших переработку на немецком заводе в мыло и химикаты подобранных на поле боя трупов английских солдат.

«Я — стреляный волк, — заявил ГОЛЛУЭЙ, — и теперь меня интересует, можно ли положиться на политическую благонадежность солдат отряда».

Сообразив, к чему клонит капитан, я ответил, что вряд ли следует беспокоиться: солдаты безропотно идут в бой и без жалоб переносят суровый климат страны, лишения и опасности службы в колониальных войсках. «А как коммунисты? — не унимался ГОЛЛУЭЙ. — Они проникли и в нашу часть, я это знаю», — понимающе глядя на меня, продолжал капитан.

Я отдавал себе отчет, что дело нешуточное, если командование в дни боев с повстанцами заподозрит во мне коммуниста, и решил от всего отречься.

Я заявил ГОЛЛУЭЮ, что нахожусь в неведении относительно коммунистов и их подпольной работы в колониальных частях. «Ну, если так, Джордж, — разочарованно произнес ГОЛЛУЭЙ, — вам все же нелишне присматривать за солдатами и докладывать мне о возможных проявлениях неповиновения командирам». Ответив казенной фразой, что долг капрала к этому обязывает, я поспешил ретироваться и с тех пор стал избегать встреч с капитаном ГОЛЛУЭЙ.

Вопрос: Сомнительно, чтобы за откровенным разговором обхаживавшего вас разведчика не последовали другие?

Ответ: Не прошло и месяца, как я вернулся в Англию, и капитан ГОЛЛУЭИ не успел закрепить мое сотрудничество с разведкой.

В конце 1932 года мы встретились на улице Лондона, где ГОЛЛУЭЙ проводил шестимесячный отпуск. Он облобызал меня и накинулся с расспросами: как я живу и не собираюсь ли снова в Индию. Нет, ответил я, служба в колониальных войсках порядком мне прискучила, к тому же в Англии я намерен завершить военное образование.

ГОЛЛУЭЙ не преминул предложить свои услуги, и по его рекомендации я определился на последний курс армейской школы преподавателей, которую окончил с отличием.

В мае 1933 года меня назначили преподавателем центральной школы связи в лагере Каттрик, что в графстве Йоркшир Северной Англии. Капитан ГОЛЛУЭЙ отправился в Индию, и наши пути разошлись.

Вопрос: Но не разошлись ваши пути с английской разведкой. Не так ли?

Ответ: К сожалению, мне не удалось ускользнуть от разведки. После вынужденного трехгодичного бездействия, связанного с пребыванием в коло- ’ ниальных войсках, я с головой окунулся в партийную работу, благо коммунисты оказались поблизости, в индустриальном городке Стокктон, на верфи и паровозостроительном заводе. С местными коммунистами меня сблизили также личные интересы.

Вопрос: А точнее?

Ответ: Я зачастил в дом к областному организатору компартии в районе Тинз шахтеру Джорджу ВУД. Мне приглянулась миловидная родственница ВУДА Ненси БЛЕИДОН, и я прочил ее себе в жены.

Тем временем коммунисты мне доверили распространение в казармах, читальнях и солдатских клубах политической литературы.

Вопрос: К коммунистам вас подослала разведка. Так и показывайте.

Ответ: Специальных заданий я не получал.

Вопрос: Если английская разведка, по вашему утверждению, не сумела вас завербовать, не подлежит сомнению, что слежка за вами продолжалась. Вы подвергались аресту?

Ответ: Нет, меня не арестовывали.

Вопрос: Неужели связь капрала английской армии с коммунистами Сток-ктона осталась незамеченной?

Ответ: Я этого не говорю. Напротив, однажды я был обстоятельно допрошен начальником курса армейской школы связи лейтенантом БРЭНДОНОМ.

Вопрос: Почему, сообщив при опросе в 1940 году о капитане ГОЛЛУЭЙ, вы умолчали о последующих переговорах с лейтенантом БРЭНДОНОМ?

Ответ: Разговор с БРЭНДОНОМ принял щекотливый характер, и показывать о нем в Москве я не имел желания.

Вопрос: БРЭНДОН знал о вашей принадлежности к компартии?

Ответ: Очевидно, знал. Солдату английской армии положена книжка, в которую заносятся пометки о его благонадежности, заслугах или проступках, отношении к службе и к существующему в стране режиму. Вслед за солдатом по канцеляриям секретно путешествует и его книжка, но он, разумеется, не имеет к ней доступа. Я полагаю, что в моей солдатской книжке капитан ГОЛЛУЭЙ сделал компрометирующие меня пометки. Во всяком случае, БРЭНДОН начал разговор издалека, с Индии.

Вопрос: Прежде покажите, что вам известно о БРЭНДОНЕ?

Ответ: Он, как и ГОЛЛУЭЙ, старый солдат и имел за плечами 25 лет службы в английской армии. Оба они принадлежали к корпусу преподавателей, преобразованному английским правительством в прошедшую войну с Германией в институт политических руководителей, наподобие существовавшего в Советской Армии института политических комиссаров.

Подтянутый, высокий, с сединой на висках, БРЭНДОН перед низшими чинами разыгрывал роль отца-комиссара и доброго наставника. Однако иначе он повел себя со мной.

Вопрос: Когда произошла эта памятная для вас встреча?

Ответ: В августе 1933 года. БРЭНДОН после опроса о моей службе в Индии заявил: «Нам известны ваши связи с коммунистами Стокктона. Вы посещаете их дома, — укоризненно заметил он, — и поддерживаете дружбу с местным активистом ВУДОМ. Вряд ли ваше поведение можно признать достойным английского солдата, — ничем не смущаясь, продолжал отчитывать меня БРЭНДОН. — Вы еще обратились с рапортом, чтобы вам разрешили жениться, выдали пособие и отвели казенную квартиру. Ну, что ж, мы простим ваши проступки и пойдем навстречу, но вам впредь придется тайно служить только одному хозяину». «Кому?» — спросил я. «Английскому королю», — быстро ответил БРЭНДОН. «Что от меня потребуется?» — с потерянным видом обратился я к БРЭНДОНУ. «Немногое, — сказал он. — Уведомлять меня о местонахождении коммунистов в воинских частях».

«Итак, вы согласны, или вам придется расстаться со свободой», — строго заключил разговор БРЭНДОН. Я едва вымолвил свой ответ.

Вопрос: Таким образом, вами было дано согласие на сотрудничество с английской разведкой?

Ответ: Я вынужден был пойти на это.

Вопрос: Закрепив свое согласие на бумаге?

Ответ: Не совсем так. Учинивший допрос БРЭНДОН полученные показания занес в протокол, но письменных обязательств от меня не потребовал.

Вопрос: Воспроизведите ваши показания на допросе у БРЭНДОНА?

Ответ: Я сообщил о нахождении и работе подпольных коммунистических организаций в Хемпфширском стрелковом полку, королевском армейском медицинском корпусе, бронетанковом дивизионе и пехотном батальоне в лагере Каттрик. «Это как раз то, что нужно», — с удовлетворением произнес БРЭНДОН, записав мои последние слова, и любезно протянул перо, чтобы я расписался.

Вопрос: Как вы расписались?

Ответ: Фамилией и инициалами, добавив свой чин и армейский номер.

Вопрос: В отобранном у вас при обыске аттестате службы в Британском королевском корпусе связи указан ваш номер: 2316133.

Этим ли номером вы обозначили свои показания БРЭНДОНУ?

Ответ: Совершенно верно. За годы службы в английской армии я твердо запомнил свой порядковый номер: 2316133.

Вопрос: Какой номер был вам присвоен по работе в английской разведке?

Ответ: Номера или клички я не имел.

Вопрос: В том же аттестате указано, что 6-го октября 1933 года вас уволили из армии. В связи с чем?

Ответ: Увольнение произошло с непостижимой для меня поспешностью. Я был вызван в кабинет коменданта батальона рекрутов, где служил преподавателем. Комендант молча протянул мне приказ военного министра об увольнении из армии и приказал через два часа покинуть лагерь.

Вопрос: Английская разведка, надо полагать, приняла решение использовать вас на новом месте?

Ответ: Мне это неизвестно. В тот же день я выехал в Лондон и разыскал своего друга Джека ЛАЙНА, члена компартии, начальника отдела сбыта акционерного общества «Русские нефтяные продукты». Уведомив ЛАЙНА о происшедшем, я спросил, не следует ли переговорить с Джорджем ЭЙТКИНЫМ, уполномоченным ЦК английской компартии по работе в армии и флоте. ЛАЙН посоветовал воздержаться от личной встречи с ЭЙТКИНЫМ, обещав, что сам поговорит обо мне.

Через день на квартире у ЛАЙНА появился ЭЙТКИН. Выслушав меня, он предложил подождать, покуда секретарь ЦК английской компартии Гарри ПОЛЛИТ не примет окончательного решения.

Вопрос: ЦК компартии вы поставили в известность о допросе вас разведчиком БРЭНДОНОМ?

Ответ: Нет, я умолчал о постыдном для меня эпизоде. Прошло еще три дня, и ЭЙТКИН от имени ПОДЛИТА объявил, что решено послать меня в Москву, в Исполком Коминтерна, для работы по специальности. «Пока же, — распорядился ЭЙТКИН, — соблюдайте конспирацию и живите в Лондоне под чужой фамилией». Так я и сделал, назвавшись Джорджем ГРЕЙХЕМ.

Временно мне была предоставлена работа в филиале лондонской организации МОП Ра, ведавшем помощью жертвам фашизма. В Лондоне я оставался в течение трех месяцев, по январь 1934 года.

Вопрос: Английскую разведку вы уведомили о предстоящем отъезде в Москву?

Ответ: Уведомил.

Вопрос: Каким образом?

Ответ: Письмом на имя БРЭНДОНА в лагерь Каттрик я сообщил о предстоящем отъезде за границу и указал свой лондонский адрес.

В декабре 1933 года, в канун рождества, от имени БРЭНДОНА ко мне явился молодой человек в штатском. Он отрекомендовался лейтенантом корпуса связи БАРРОУЗОМ. Предупредив, что БРЭНДОН по-прежнему заинтересован в моей судьбе, БАРРОУЗ спросил: что я делаю в Лондоне, куда еду, когда и для чего? Я ответил, что служу в МОПРе, но собираюсь в Москву, в Исполком Коминтерна для работы по. линии связи, а в остальные подробности ЦК компартии меня еще не посвятил.

БАРРОУЗ условился о новой встрече после рождественских каникул, но мне пришлось выехать в Стокгольм, а затем и в Москву, не повидавшись с ним.

Вопрос: Выходит, что вы покинули Англию без всяких инструкций от ее разведки?

Ответ: Было так, хотя некоторые инструкции я получил.

Вопрос: От кого?

Ответ: Джек ЛАЙН определил линию моего поведения в Москве.

Вопрос: Как понимать ваше заявление?

Ответ: ЛАЙН оказался троцкистом и не зря принял участие в моей судьбе. ЛАЙН помог мне снять комнату в Лондоне, по улице Гилфордстрит.

Вместе со мной поселился Джон ГИББОНС, член английской компартии, сотрудник редакции «Дейли Уоркер». Мой угрюмый, молчаливый, как и все шотландцы, сосед о себе не распространялся. Только через месяц ГИББОНС поделился со мной, что он учился в Москве, в Ленинской школе, и ожидает назначения на партийную работу в город Портсмут. Зато ЛАЙНУ нельзя было отказать в разговорчивости. Он рассказал, что в 1920 году посетил Москву, где слушал речь ЛЕНИНА на III съезде Комсомола.

После смерти ЛЕНИНА в Советском Союзе, заявил ЛАЙН, произошли, с его точки зрения, отрицательные изменения. ЛАЙ НА не «устраивала» сама идея пятилетнего плана и вызывала в нем брюзжание политика индустриализации страны, осуществляемая Советским правительством.

ЛАЙН ежедневно приносил мне газету «Дейли Уоркер». События международной жизни и сообщения из Советского Союза он постоянно комментировал с троцкистских позиций. От ЛАЙНА я наслышался немало клеветы по адресу руководителей советского государства и лично СТАЛИНА.

«В Москве, даже в Коминтерне, — уверял ЛАЙН, — ты найдешь одинаково с нами мыслящих людей. — Договорись с ними и действуй заодно в общих интересах», — инструктировал меня ЛАЙН.

Вопрос: Как была обусловлена ваша дальнейшая связь с троцкистом ЛАЙ-НОМ?

Ответ: В конце 1934 года я направил ЛАЙНУ из Москвы письмо, но ответа не получал.

Вопрос: Кто вам поверит, арестованный ХАННА, что с отъездом в Советский Союз прервалась ваша связь как с троцкистами, так и с английской разведкой?

Ответ: В отъезде в Москву я видел избавление от угнетавшего меня сотрудничества с разведкой и готов был без конца менять фамилии и поселиться хоть на край света, лишь бы меня не разыскали английские агенты.

Вопрос: Вы были засланы в Советский Союз со шпионскими заданиями, о чем свидетельствовал образ ваших действий с первого же приезда в Москву.

Ответ: Шпионской работы в СССР я не вел.

Вопрос: Факты говорят иное. Знаете ли вы МЕЛЬНИКОВА Бориса Николаевича, бывшего начальника отдела международной связи Исполкома Коминтерна?

Ответ: Знаю.

Вопрос: МЕЛЬНИКОВ, признавшись на следствии в шпионаже, назвал и вас в числе секретных сотрудников английской разведки.

Как совместить его показания с отрицанием вами причастности к шпионской работе в СССР?

Ответ: Фактами МЕЛЬНИКОВ располагать не мог, да и знакомство наше не было близким.

Вопрос: Достоверными фактами располагает и арестованный нами ШЕСТОПАЛ Николай Михайлович. Вы с ним знакомы?

Ответ: Знаком.

Вопрос: Еще бы! Его домашний телефон К 7-22-29 обнаружен в вашем блокноте, а его квартиру по улице Чернышевского, дом 37, как показала слежка, вы посещали неоднократно.

Чем объяснить эту привязанность к ШЕСТОПАЛУ?

Ответ: Личная симпатия, и только.

Вопрос: Неправда! ШЕСТОПАЛ также признался в совершении сообща с вами преступлениях и может напомнить о них. Вы в этом нуждаетесь?

Ответ: Отнюдь нет, хотя ШЕСТОПАЛ всего обо мне не знает. Для ШЕСТОПАЛА я — американский разведчик, но, как вам известно, мое падение началось еще в Англии. В Советском Союзе английская разведка восстановила со мной связь в 1940-ом году.

По приезде в Москву, в первых числах февраля 1934 года, я явился к заведующему отделом международной связи ИККИ АБРАМОВУ. Он направил меня преподавателем радиодела в секретную школу связи под условным наименованием «Второй пункт Коминтерна», размещавшуюся близ станции Челюскинская по Ярославской дороге.

Зная, что через два-три года мне предстоит вернуться в Англию и не миновать отчета ЛАЙНУ, я принялся за выполнение его инструкций.

Вопрос: Или, точнее, приступили к поискам связей с троцкистами?

Ответ: Да. В школе я сблизился с троцкистом, работавшим начальником материальной части. Немец по национальности, он присвоил себе французское имя — Жан ЖЕРМЕН. Его жена, немка, также величала себя по-французски — Ивонн. Однако слушатели школы, разобравшись в причудах ЖЕРМЕНА, прозвали его в насмешку Ганцем, и жену Лоттой.

ЖЕРМЕН при встречах со мной не скупился на краски, чтобы в мрачных тонах обрисовать положение в СССР. Оба мы утверждали, что страна бедна техникой, а население ее испытывает лишения.

В беседах со слушателями я и ЖЕРМЕН внушали, что они зря теряют время и учеба им впрок не пойдет. Слушателей мы настраивали против политики Коминтерна.

Связь с троцкистом ЖЕРМЕНОМ я поддерживал до его ареста в конце 1937 года.

Вопрос: Однако не в этом ваше главное преступление. Переходите к показаниям о вашей шпионской работе в СССР.

Ответ: В конце 1937 года школа связи была ликвидирована и, поступив на работу в Учпедгиз переводчиком, я через некоторое время принял советское гражданство. Не имея права оставаться в английской компартии, заявление о переводе в ВКП(б) я, однако, не подавал.

Вопрос: В силу своих враждебных убеждений?

Ответ: Я это признаю.

Вопрос: В таком случае что же помешало вам вернуться в Англию, если не по вас оказалась жизнь в советской стране?

Ответ: Меня обременила семья: жена и появившийся у нее ребенок.

Вопрос: На ком вы женились?

Ответ: ВЫШИНСКАЯ Ольга Ильинична, вышедшая за меня замуж, работала в Центральном Аэрогидродинамическом Институте инженером-конструктором пропеллеров. Впрочем, с женой мне явно не повезло. Она старше меня почти на девять лет, и ей сейчас 54 года. ВЫШИНСКАЯ до меня имела мужа и от него двое детей.

Вопрос: Тем не менее вы вступили в этот неравный брак?

Ответ: Я совершил опрометчивый, безрассудный поступок, и совместная жизнь с ВЫШИНСКОЙ в одной квартире с ее бывшим мужем оказалась мне в тягость.

Вопрос: Не прикидывайтесь наивным! Вас, старого английского разведчика, интересовала не столько сама ВЫШИНСКАЯ, сколько место ее работы, ЦАГИ. Так и говорите.

Ответ: Не стану отрицать, что брак с ВЫШИНСКОЙ я использовал в преступных целях.

Вопрос: О ВЫШИНСКОЙ — позже, а пока обстоятельства, при которых с вами восстановила связь английская разведка?

Ответ: Осенью 1939 года в Москве меня разыскал Джон ГИББОНС. Он уже несколько лет проживал в СССР и работал редактором английской секции Всесоюзного Радиокомитета.

ГИББОНС обрадовался нашей встрече. «О, мой друг, — сказал он, — в поисках я сбился с ног, но вас не находил». — «В этом нет ничего удивительного, — возразил я ГИББОНСУ. — Вы искали Джона МУРРЕ, а я теперь пользуюсь своей настоящей фамилией — ХАННА».

ГИББОНС без лишних слов предложил перейти на работу под его началом, в английскую секцию Радиокомитета. Мой отказ он и слушать не хотел. Через неделю я оказался на новой службе, в должности переводчика.

ГИББОНС враждебно относился к внешней политике Советского правительства. По поводу воссоединения Прибалтийских республик и Бессарабии с СССР он утверждал, что под благовидным предлогом происходит-де передвижка советских границ на запад, а в период войны с Финляндией временную задержку Красной Армии у линии Маннергейма расценивал как проявление ее слабости.

В 1940 году ГИББОНСА тревожило положение Англии, терпевшей бедствия в результате войны с Германией.

В радиопередачах из Москвы, готовившихся ГИББОНСОМ, в оценке происходивших военных событий слышался голос англичанина и нарушался нейтралитет, которого следовало тогда придерживаться советскому радио.

ГИББОНС в Радиокомитете группировал вокруг себя англичан. В январе 1940 года он познакомил меня с московским корреспондентом английской газеты «Дейли Геральд» Джоном ЭВАНСОМ, представив его как старого друга.

Английская разведка дала знать о себе.

Вопрос: Через ГИББОНСА?

Ответ: Нет, ЭВАНС явился связующим лицом между мною и разведкой.

Вначале он возбуждал во мне патриотический порыв, хотя и без того я чувствовал себя англичанином, обязанным помочь родине. ЭВАНС — единственный из моих знакомых англичан овладел русским языком еще до приезда в Советский Союз. Он знал культуру и быт страны, получив, по-видимому, в Англии специальную подготовку. Между собой, однако, мы разговаривали только по-английски.

Сближение наших точек зрения началось с одинаково враждебной оценки советско-германского договора, от которого якобы выиграла Германия, накопив значительные ресурсы сырья и продовольствия для войны с Англией. «Мы — соотечественники, — постоянно подчеркивал ЭВАНС, — и наедине можем беседовать по душам, оценивая события под углом интересов своей страны. В Советском Союзе, — утверждал он, — мы чувствуем себя чужими, тут все не по нас».

В связи с введением в стране карточек он с издевкой говорил, что незачем было прибегать к нормированию снабжения продуктами питания, так как рабочие и служащие все равно нормированы их низкой-де заработной платой. В начале войны с Германией ЭВАНС уверял меня, что Советский Союз потерпит поражение.

По мере сближения со мной ЭВАНС проявлял возрастающий интерес к сведениям, составляющим государственную тайну СССР. Его интересовали советская военная авиация и артиллерия.

Началось с оценки в феврале 1940 года разрушительных действий советской артиллерии при прорыве финской укрепленной полосы. Воспользовавшись снимками разрушений, произведенных на линии Маннергейма, я разъяснил ЭВАНСУ, что советская дальнобойная артиллерия крупнее по калибру и обладает большей подвижностью, чем английская. Советские пушки, — продолжал я, — по своей конструкции и управлению гораздо проще английских, что делает артиллерию массовым оружием, не говоря уже о больших количествах, в которых она поступает на вооружение Красной Армии.

Вопрос: Уточните, откуда вы располагаете сведениями о советской артиллерии?

Ответ: Получив у себя на родине солидную военную подготовку, я хорошо разбирался в материалах о Красной Армии, публикуемых в прессе, и снимках, которыми располагал Всесоюзный Радиокомитет, а также в отрывочных сведениях, проскальзывавших, в разговорах между советскими людьми. Кроме того, выписывая свыше двадцати московских и местных газет, я регулярно делал выборки или вырезки из них.

Вопрос: Следовательно, вас не удовлетворяли случайные источники информации, и вы стали действовать методами кадрового разведчика, пользующегося прессой в шпионских целях?

Ответ: К этому меня обязал имевший место в июне 1940 года разговор с ЭВАНСОМ.

Вопрос: Какой?

Ответ: ЭВАНС, уединившись со мной у себя на квартире по Капельскому переулку, дом 13, указал на угрожающее для Англии положение ввиду усилившихся бомбежек ее германской авиацией. «Мы обязаны подумать о своей стране и сделать для нее все, от нас зависящее, — заявил ЭВАНС, — памятуя старую английскую пословицу, которая гласит: нет места, равного родному дому».

ЭВАНС далее, не называя фамилии БРЭНДОНА, дал понять, что ему из- вестно о моей вербовке английской разведкой, и в обязывающем тоне потребовал от меня представления сведений о состоянии советской авиации, в которых заинтересована Англия. «Мы не дети, а взрослые люди, — были его слова, — и вы понимаете о чем идет речь».

Я попытался сослаться на отсутствие источника информации, но ЭВАНС возразил, сказав, что достоверными материалами, вероятно, располагает моя жена, инженер ЦАГИ. Было решено, что я у ВЫШИНСКОЙ осведомлюсь о подробностях ее научно-исследовательской работы и проинформирую ЭВАНСА. Так я и сделал.

Вопрос: Охарактеризуйте шпионские сведения, переданные вами ЭВАНСУ.

Ответ: Во время очередной встречи, в июне 1940 года, я сообщил интересовавшие ЭВАНСА сведения о порядке хранения секретных чертежей и выдачи пропусков на право входа в здание ЦАГИ.

Мне удалось выведать у ВЫШИНСКОЙ данные о разработанных ЦАГИ новых типах воздушных винтов из многослойной фанеры, пластмассы и алюминия. Передав эти сведения ЭВАНСУ, я добавил, что в последнее время ученые ЦАГИ поглощены разработкой конструкции трехлопастных винтов, приспособленных к высотным полетам.

ЭВАНС предложил разведать общее направление научно-исследовательской работы в ЦАГИ. «Вы сами раньше вникните в суть дела, — посоветовал он, — а потом уже проинформируйте меня».

ЦАГИ, — донес я ЭВАНСУ через месяц, в июле 1940 года, — ведет исследования в области борьбы с обледенением самолетов путем электрического прогрева их и разрабатывает наиболее приемлемые профили винта для работы в разреженной атмосфере.

По требованию ЭВАНСА я добыл через ВЫШИНСКУЮ технические данные о советском штурмовике: размеры, грузоподъемность, мощность мотора, скорость полета и вооружение.

Кроме того, ЭВАНСУ были мною переданы полученные у ВЫШИНСКОЙ сведения о воздушной трубе ЦАГИ в районе Раменского с описанием способов испытания в ней самолетов.

Вопрос: ВЫШИНСКАЯ знала, что ее информацию вы поставляли английской разведке?

Ответ: Я не делал тайны от жены из встреч с ЭВАНСОМ, но она его знала как английского журналиста, а не разведчика. Незачем было отпугивать ВЫШИНСКУЮ, делившуюся со мной всеми новостями по службе.

ВЫШИНСКАЯ увлекалась английской литературой и уверяла, что непрочь уехать в Англию, к которой испытывала симпатии еще с детства.

ВЫШИНСКАЯ, по ее словам, до ЦАГИ работала в учреждении, ведавшем импортом текстильных машин из Англии, и убедилась в том, что английские рабочие разбирались в технике лучше якобы, чем советские инженеры. Я же, подогревая проанглийские настроения ВЫШИНСКОЙ, сокрушался о своем поспешном переходе в советское гражданство и превозносил Англию, заявляя, что предпочел бы быть убитым бомбой в Лондоне, чем оставаться в Москве.

Мои вражеские оценки советской действительности находили отклик у ВЫШИНСКОЙ, и в тон мне она клеветнически заявляла, что советское правительство за грандиозными планами забывает о жизненных нуждах населения и не заботится о его материальном благополучии.

В первой половине 1941 года я разошелся с ВЫШИНСКОЙ, хотя продолжал навещать оставшегося при ней сына.

Вопрос: ВЫШИНСКАЯ по-прежнему работает в ЦАГИ?

Ответ: В 1941 году она ушла с работы в авиационной промышленности.

Вопрос: Не потому ли вы потеряли к ней интерес?

Ответ: Нет, попросту меня тяготила совместная жизнь в одной квартире с бывшим мужем ВЫШИНСКОЙ.

Вопрос: Помимо сведений о советской авиации и артиллерии, какими еще шпионскими материалами вы снабжали ЭВАНСА?

Ответ: Я поставил в известность ЭВАНСА о происходившем до войны строительстве двух новых железнодорожных магистралей на Севере СССР в районе Печоры. Весной 1941 года я сообщил, что Советским правительством принято решение о переводе железнодорожного транспорта на военное положение, добавив, что после освобождения западных областей Украины и Белоруссии железные дороги были подведены к границам Германии, укреплены и перешиты на широкую колею.

ЭВАНСА весьма заинтересовала моя информация о Советском Военно-Морском флоте. Я передал, что Советский Союз намерен в войну использовать не столько крупные боевые корабли, наподобие «Кирона» или «Червонной Украины», не вполне пригодных к современным условиям ведения морского боя, сколько мелкие суда: торпедные катера, бронекатера и подводные лодки, а также миноносцы. «Москитный флот», — продолжал я свою информацию, — в большом количестве сооружается советскими верфями на Севере и Дальнем Востоке.

С началом советско-германской войны я снабжал ЭВАНСА информацией о положении на фронтах и клеветническими материалами о состоянии продовольственного снабжения и политических настроениях населения СССР. Мою информацию ЭВАНС, по его заявлению, пользуясь дипломатической почтой или оказией, направлял в Лондон.

Вопрос: Кто вас снабдил сведениями о советском транспорте и Военно-Морском флоте?..

Ответ: КАТЦЕР Юлий Моррисович, заместитель начальника кафедры Института иностранных языков Советской Армии, мой знакомый с 1938 года.

Вопрос: КАТЦЕРА вы также привлекли к шпионской работе?

Ответ: Да.

Вопрос: При каких обстоятельствах?

Ответ: КАТЦЕР — мой коллега, переводчик и преподаватель английского языка. В 1938 году Учпедгиз поручил мне редактировать его изложение для детей романа Вальтера СКОТТА — «Айвенго».

КАТЦЕР по происхождению венгерский еврей, но его родители проживают в Уругвае. КАТЦЕР враждебно настроен к советской власти. Называя по-английски «свободным обменом мнениями» наши клеветнические разговоры, мы поносили Советское правительство, утверждая, что жизненный уровень населения в СССР ниже, чем в Англии, что советская система среднего и высшего образования уступает принятой за границей, что литература и искусство в стране обречены на прозябание.

Окончательно распоясавшись, в сентябре 1947 года, в день 800-летия Москвы, в разговоре с КАТЦЕРОМ я заявил, что положение в стране изменится к лучшему только после смены правительства, и сделал злобный выпад по адресу СТАЛИНА.

В 1942 году КАТЦЕР высказывал намерение выехать на родину своей жены в Баку, который, по его предположениям, англичане заняли бы своими войсками в случае приближения к Кавказу немцев, и он тогда сумел бы перейти на сторону англичан и скрыться за границей.

КАТЦЕРА в прямой форме я не уведомлял о своей работе на англичан, но однажды как бы невзначай заметил, что шпионаж необходим в большом масштабе для защиты государства. КАТЦЕР понял мой намек, ответив, что и он не против шпионов-патриотов и лишь противник мелких доносчиков.

Мое отношение к Англии было известно КАТЦЕРУ, и он без труда мог догадаться, чем вызван неослабевающий интерес с моей стороны к сведениям, составляющим государственную тайну. Тем не менее КАТЦЕР продолжал снабжать меня материалами о советском транспорте, которыми располагал от своих близких знакомых, сотрудников Министерства путей сообщения, а также данными о положении на советско-германском фронте.

Вопрос: Разве сам ЭВАНС не имел возможности осведомляться о положении на советско-германском фронте?

Ответ: ЭВАНС, являясь представителем английской правительственной газеты в Москве, имел доступ к материалам о ходе военных действий, но всегда спрашивал у меня оценку обстановки, чтобы сравнить ее со своей, и прибегал к моей консультации.

ЭВАНС, однако, не уклонялся и от личной разведки, позволяющей пополнять багаж накопленных сведений и проверять их достоверность. Он посещал людные места, был завсегдатаем московских театров и ресторанов, иногда приглашая и меня с собой в «Метрополь» и «Коктейль-холл».

ЭВАНСА на людях можно было принять за иностранца, погруженного в размышления, но в действительности, зная русский язык, он чутко прислушивался к происходившим вокруг разговорам. Его можно было принять и за пьяницу, но спиртные напитки он употреблял осмотрительно, предпочитая, чтобы его собеседники поскорее охмелели, а сам, я видел это не раз, тайком выплескивал содержимое своей рюмки под стол.

При встречах с советскими людьми ЭВАНС был сдержан, следуя английскому правилу: держи рот закрытым, а уши открытыми, слушай всех, а говори с немногими. К таким немногим, перед которыми ЭВАНС открывался, принадлежал и я, его соотечественник.

В узком кругу ЭВАНС менял свои повадки и с ненавистью говорил о Советском Союзе, особенно после возвращения в 1945 году из Англии и имевших там место встреч с высокопоставленными лицами из лейбористов, которые, по его отзыву, вершат теперь судьбой империи.

К близкому окружению ЭВАНСА принадлежали: уроженец Америки, переводчик Совинформбюро Яков ГУРАЛЬСКИЙ, англичане Томас БЭЛЛ и Артур ИНКПИН, сотрудники газеты «Москау Ньюс».

Я не берусь утверждать, что они поставляли шпионские сведения, но ЭВАНС не стал бы попусту тратить время, деля с ними досуг, без того, чтобы не извлечь пользу для дела из близости с ГУРАЛЬСКИМ, ИНКПИНЫМ и БЭЛЛОМ.

Вопрос: Ссылкой на других лиц не пытайтесь уклониться от показаний о себе. Какими еще сведениями вы снабдили английскую разведку?

Ответ: Я показал все о представленной ЭВАНСУ шпионской информации.

Вопрос: Между тем, как показывает ШЕСТОПАЛ, вы располагали особо секретными сведениями в последний период связи с ЭВАНСОМ. Не хотите ли вы сказать, что наиболее серьезными данными обошли англичан?

Ответ: Теперь я вспомнил содержание информации, полученной мною от ШЕСТОПАЛА, и уточняю свои показания.

ЭВАНС после возвращения во второй половине 1945 года из Лондона приступил к сбору сведений о состоянии научно-исследовательской работы в СССР по атомной проблеме. Я и в этом случае оказался полезным.

Вопрос: Чем?

Ответ: В начале 1947 года я сообщил ЭВАНСУ, что в Советском Союзе успешно развертывается научно-исследовательская работа по получению атомной энергии из урановой руды, причем разработан свой технологический метод, экономически более выгодный, чем американский.

Далее, я поставил ЭВАНСА в известность, что ожидается пуск в районе Урала промышленной установки по получению атомной энергии. Кроме того, — продолжал я, — советские ученые разрабатывают методы защиты от атомных бомб, самоуправляемых реактивных снарядов и других средств мае-сового уничтожения. Эти сведения были получены мною от ШЕСТОПАЛА.

Небесполезным для ЭВАНСА оказалась и специальная литература по атомной проблеме, статьи из газет и стенограммы публичных лекций, добытые мною в 1947 году в Москве.

Моя последняя информация чрезвычайно заинтересовала ЭВАНСА, и он просил усилить сбор сведений по атомной проблеме, но новых подробностей у ШЕСТОПАЛА выяснить не удалось.

Вопрос: Переходите к показаниям о вашей шпионской связи с ШЕСТОПАЛОМ?

Ответ: ШЕСТОПАЛ познакомился со мной в сентябре 1944 года в Совинформбюро. Представившись специалистом по жилищному строительству, он обещал подготовить Совинформбюро для опубликования за границей несколько статей о достижениях советской архитектуры. Посоветовав ШЕСТОПАЛУ изучить зарубежный опыт, я передал ему серию изданных в Англии книг: «Вопросы послевоенного градостроительства и восстановления жилищ». Со временем мы сблизились и уговорились даже о строительстве на паях дачи под Москвой.

ШЕСТОПАЛ высказывал неудовлетворение условиями своего существования в СССР, утверждая, что, при его специальности, за границей он был бы богат, имел бы собственный дом, загородную виллу и автомобиль. Конечно, я подогревал вражеские настроения ШЕСТОПАЛА, говоря, что в советской стране и будущее ему ничего хорошего не сулит. ШЕСТОПАЛ в ответ заявил, что его положение стало невыносимым и он готов в любую минуту бежать за границу. Мне запомнилось, что говорил он все время шепотом, очень быстро, в взволнованном тоне.

Откровенность ШЕСТОПАЛА при встречах со мной зашла так далеко, что он не скрывал от меня и секретных сведений, к которым имел доступ по роду своей службы в строительных организациях Москвы, сообщив и некоторые подробности о состоянии работ в области атомной проблемы.

Вопрос: ЭВАНСУ было известно, что шпионскую информацию вы собирали через ШЕСТОПАЛА и других лиц?

Ответ: Фамилию ШЕСТОПАЛА я не упоминал, сославшись лишь на то, что информация по атомной проблеме добыта из надежного источника, у вполне осведомленного, авторитетного инженера. ЭВАНС также знал, что я пользуюсь сведениями от КАТЦЕРА и ВЫШИНСКОЙ.

С КАТЦЕРОМ он был знаком, а с ВЫШИНСКОЙ имел намерение повидаться. Я пригласил ЭВАНСА к себе на день рождения, 31 декабря 1940 года, но он не явился, объяснив позже, что не мог уклониться от встречи Нового года в компании английских дипломатических представителей в Москве.

Вопрос: Круг лиц, вовлеченных вами в шпионскую работу, был шире, чем вы показываете.

Требуем выдачи всех ваших преступных связей.

Ответ: Кроме ВЫШИНСКОЙ, КАТЦЕРА и ШЕСТОПАЛА, шпионской информации я ни от кого больше не получал.

Вопрос: Ваша роль не сводилась лишь к сбору секретных сведений, а на протяжении ряда лет вы выполняли функции резидента английской разведки, привлекая новых лиц к ведению шпионажа против СССР.

Вы это признаете?

Ответ: Признаю.

Вопрос: В ваших личных документах обнаружено удостоверение от канадского газетного агентства «Уорлд Ньюс Сервис», подписанное его редактором Раймондом ДЕВИС.

Вы с ним были знакомы?

Ответ: Проживавшего в Москве канадского журналиста ДЕВИСА я знал.

Вопрос: На квартире у вас обнаружены также письма от ДЕВИСА и изданные им в Канаде антисоветские бюллетени за февраль 1948 года.

Следовательно, с ДЕВИСОМ вы находились в переписке?

Ответ: Да, я переписывался с ДЕВИСОМ и получал его бюллетени из Канады.

Вопрос: В вашем блокноте записан канадский адрес ДЕВИСА и его телефон в городе Торонто: Мидуей 83–76.

По телефону вы вели переговоры с ДЕВИСОМ?

Ответ: Не я, а он мне звонил из Канады, обычно раз в месяц.

Будучи представителем канадского пресс-агентства, я поставлял ДЕВИСУ корреспонденции для его изданий за границей.

Вопрос: Известно, что и с ДЕВИСОМ вы поддерживали шпионскую связь. Показывайте об этом сами, не ожидая предъявления улик.

Ответ: Впервые мы увиделись в марте 1944 года во Всеславянском Комитете, где я работал переводчиком от Совинформбюро.

Предприимчивый ДЕВИС начал с уведомления, что в Канаде под его руководством учреждается новое пресс-агентство и он намерен зачислить меня в штат своих постоянных корреспондентов. ДЕВИС добавил, что обо мне получены самые лестные отзывы.

Вопрос: От кого?

Ответ: От ЭВАНСА, который, по утверждению ДЕВИСА, ценил и уважал меня за жизненный опыт и познания в области науки, техники и политики. «Мне также было бы приятно видеть вас в числе сотрудников канадского пресс-агентства», — заявил ДЕВИС. Я не возражал, и он попросил навестить его в гостинице «Метрополь». В номере у ДЕВИСА после этого разговора я бывал не раз.

ДЕВИС, с его же слов, родился и воспитывался в Америке, но в 1941 году, по каким-то соображениям, преобразился в стопроцентного канадца. В предисловии к книге ДЕВИСА об Азии, изданной в том же году в Нью-Йорке и Лондоне, указывалось, что он родился и воспитывался в Канаде, работал там фермером, но бросил плуг и взялся за перо.

ДЕВИС об Англии говорил с усмешкой, называл ее закатившейся, потускневшей державой, за счет которой укрепила свои позиции Америка. «Вот страна прочная и деловая, — внушал мне ДЕВИС, — на нее и нужно ориентироваться, действуя в ее интересах. — Я также высказывал ДЕВИСУ свои симпатии к США, заявляя, что американцы делают все лучше, чем русские. — Ну, теперь я убедился, что мы с вами обо всем договоримся», — удовлетворенно произнес ДЕВИС, предложив мне собирать для американцев всестороннюю информацию об СССР.

ДЕВИСА интересовало положение на Крайнем Севере Советского Союза, в районах вечной мерзлоты: освоение земель и естественных богатств, промышленное и жилищное строительство. ДЕВИС объяснил свой интерес тем, что почти одну треть территории Канады составляют районы вечной мерзлоты, а советский опыт строительства на Крайнем Севере признан самым передовым в мире.

Я взялся добыть сведения, в которых нуждался ДЕВИС.

Вопрос: Вам удалось и его снабдить шпионской информацией?

Ответ: Да. ДЕВИСУ я вручил карту распространения вечной мерзлоты на территории СССР с подробным описанием способов возведения на Севере инженерных сооружений, дорог, мостов, производственных и жилых зданий.

Я передал характеристику деятельности Научно-исследовательского института Академии Наук СССР и его опытных станций, а также материалы о последних достижениях советской научной мысли по изысканию способов борьбы с наледями и получения грунтовых вод из-под мерзлотных слоев, что имеет значение при строительстве на Крайнем Севере железнодорожных и промышленных сооружений.

ДЕВИСА я затем информировал о достижениях советских ученых по выведению новых продовольственных культур и продвижению их на Север, а также о применяемых в Москве и других городах СССР методах строительства в зимних условиях производственных и жилых зданий.

Для ДЕВИСА я собрал материалы о советских среднеазиатских республиках, их промышленности, сельском хозяйстве и последних достижениях в области ирригационных работ.

Кроме того, я передал ДЕВИСУ подробные данные о строительстве на Кольском полуострове с приложением фотоснимков, показывающих месторасположение рудников, электростанций, обогатительных фабрик и других промышленных предприятий.

Все эти материалы были получены мною от ШЕСТОПАЛА или добыты лично путем просмотра поступавших в мой адрес советских газет и журналов.

ДЕВИС, в свою очередь, по моей просьбе через канадское посольство выяснил местонахождение выехавшей до войны из СССР в США жены ШЕСТОПАЛА, американской подданной Сусанны РОТЕНБЕРГ. От нее удалось получить письмо, которое я вручил ШЕСТОПАЛУ.

Вопрос: Слежкой за вами установлено, что 3-го мая 1947 года вы посетили проживавшую в гостинице «Метрополь», в номере 393, чехословацкую подданную Дагмар ШТЕЙНОВУ.

Зачем она вам понадобилась?

Ответ: ДЕВИС перед отъездом в конце 1945 года из Москвы поручил мне поддерживать связь с ним через корреспондента чехословацкого телеграфного агентства Дагмар ШТЕЙНОВУ. Она посещала канадское посольство и имела возможность при пересылке материалов за границу пользоваться дипломатической почтой.

ШТЕЙНОВОЙ я передал для ДЕВИСА сведения о ходе выполнения послевоенного пятилетнего плана по черной металлургии, нефтяной промышленности и железнодорожному транспорту СССР. Данные о советской экономике за 1946 и 1947 г.г. мною были добыты в результате ознакомления с имевшимися в Совинформбюро материалами и просмотра советских газет и журналов.

Вопрос: А теперь покажите: как вознаграждались ваши шпионские услуги?

Ответ: Англичанам я служил по доброй воле, хотя меня и подстегивало опасение, что в случае моего отказа от сбора шпионских сведений будет предан огласке документ, подписанный мною в лагере Катгрик на допросе у офицера английской разведки БРЭНДОНА.

Американской разведке я служил из корыстных побуждений, за деньги. ДЕВИС обещал выплачивать мне за каждое представляющее интерес сообщение по 25–30 долларов.

В ноябре 1947 года ДЕВИС по телефону из Канады уведомил, что на моем текущем счету уже накопилась кругленькая сумма, по моим расчетам, не менее 1200 американских долларов.

Допрос прерван.

Записано с моих слов верно и мною прочитано.

ХАННА

ДОПРОСИЛИ:

Зам. нач. следчасти по особо важным делам

МГБ СССР — полковник ШВАРЦМАН

Cm. следователь следчасти по особо важным делам МГБ СССР — подполковник ГАРКУША

лиц, проходящих по показаниям арестованного ХАННА Д.Г.

ШЕСТОПАЛ Н.М. бывш. секретарь ученого совета Научно-исследовательского Института строительной техники при Академии Архитектуры СССР — арестован МГБ СССР

ГУРАЛЬСКИЙ Я.Я. бывш. редактор-переводчик Совинформбюро — арестован МГБ СССР

ВЫШИНСКАЯ О.И. бывш. переводчик Министерства строительства военных и военно-морских предприятий СССР — арестована МГБ СССР

КАТЦЕР Ю.М. бывш. зам. начальника кафедры Института иностранных языков Советской Армии — арестован МГБ СССР

МЕЛЬНИКОВ Б.Н. бывш. заведующий отделом международной связи Исполкома Коминтерна — в 1937 году за шпионаж арестован НКВД СССР и осужден к расстрелу.

АБРАМОВ-МИРОВ А.Л. бывш. помощник начальника Разведупра РККА — в 1937 году арестован НКВД СССР за принадлежность к антисоветской троцкистской организации и осужден к расстрелу.

ЭВАНС Джон — англичанин, корреспондент английской газеты «Дейли Геральд» в Москве, установленный разведчик.

ГИББОНС Джон — московский корреспондент английской газеты «Дейли Уоркер», временно находится в Белграде.

ДЕВИС Раймонд Артур — корреспондент канадской газеты «Са-тердэй-Найт», установленный разведчик. Выбыл в Канаду в 1945 году.

РОТЕНБЕРГ Сусанна — американская подданная, установленная разведчица. В сентябре 1939 года выехала в США, где работает в американском разведоргане «Управление стратегических служб».

ИНКПИН Артур — английский подданный, бывший сотрудник газеты «Москау Ньюс», выбыл в Англию в 1945 году.

ЖЕРМЕН Жак — немец, бывший начальник материальной части школы связи Исполкома Коминтерна, троцкист, в 1938 году выбыл в Париж.

ЖЕРМЕН Ивонн — немка, бывшая слушательница школы связи Исполкома Коминтерна, в 1938 году выбыла в Париж.

ШТЕЙНОВА Дагмар — бывший корреспондент чехословацкого телеграфного агентства, подданная Чехословакии. Проживает в Праге.

ГОЛЛУЭЙ — английский разведчик, капитан, сотрудник военной разведки «Милитари Интеллидженс». Проживает в Англии.

БРЭНДОН — английский разведчик, лейтенант, начальник курса центральной армейской школы связи в лагере Каттрик (Англия).

БАРРОУЗ — английский разведчик, лейтенант корпуса связи британской армии. Проживает в Англии.

ЛАЙН Джек — состоял в компартии Англии, троцкист, работал начальником отдела сбыта акционерного общества «Русские нефтяные продукты». Проживает в Лондоне.

ВУД Джордж — шахтер, областной организатор компартии Англии в районе Тина. Проживает в городе Стоккгон (Англия).

БЛЕЙДОН Ненси — англичанка, медицинская сестра. Проживает в городе Стоккгон (Англия).

ЭЙТКИН Джордж — бывший уполномоченный ЦК английской компартии по работе в армии и флоте. Проживает в Англии.

24 июня 1948 года

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 260. Л. 71—122. Подлинник. Машинопись.