Лунный камень Сатапура

9. Глаз княгини

Спала Первин крепко, проснулась всего один раз, когда Дези залился лаем. Что происходило снаружи? Первин так уютно устроилась, что решила об этом не думать, а еще сильнее ее успокоило шлепанье босых ног по веранде. Видимо, Рама пошел разбираться, что к чему.

Разбудил ее крик петуха. Снова в пять утра. Поразившись петушиной точности, Первин накинула халат поверх ночной сорочки и босиком направилась в ванную — совершать утренний туалет. Там она с удивлением обнаружила, что ванна уже наполовину наполнена теплой водой.

— Рано ты проснулся! — обратилась она к стройному юноше, который вошел через полуоткрытую дверь ванной, которая выходила в сад и предназначалась для слуг.

— Прошу прощения, мемсагиб. — Он поставил на пол ведро с горячей водой и отвернулся. Видимо, его смутила небрежность ее наряда, и он отступил к самому порогу.

— Ты Хари? — спросила Первин, сообразив, что мальчик — ровесник Мохита.

Он кивнул, все еще очевидно стесняясь.

— Все хорошо, Хари. Я очень рада, что могу принять ванну пораньше, — сказала Первин, зевнув. — Рама тебя предупредил, что я рано утром уезжаю?

— Нет. Я его не видел. Просто дверь со стороны сада была открыта, вот я и решил, что можно войти.

— Открыта? — Первин взглянула на узкую дверку, соединявшую ванную с садом: она могла поклясться, что с вечера дверь была закрыта на щеколду. Значит, кто угодно мог сюда проникнуть, а отсюда и в комнату, где она спала! Первин повернулась, пошла назад в спальню. Ее саквояж стоял на низкой деревянной скамье в середине комнаты. Вечером она начала складывать туда одежду. Не на шутку встревожившись, Первин подошла ближе, тревога перерастала в ужас. Похоже, одежду все-таки трогали. У нее почти не осталось сомнений, что кто-то шарил в саквояже. Хотя — кто знает. Первин перебрала одежду, папки с документами — вроде бы все на месте. Книги для детей тут, особый фонарь Колина тоже. Только потом она сообразила, чего не хватает.

«Кодака».

Первин перерыла всю комнату на случай, если положила его куда-то еще. Ведь накануне она выпила бокал вина. Могла что-то и перепутать.

Фотоаппарата нигде не было.

— Ванна готова! — позвал ее Хари.

Она подумала было спросить у Хари, не брал ли он фотоаппарат, но сама мысль, что мальчик мог его украсть, показалась нелепой. На лице Хари читались невинность и желание угодить. Да, фотоаппарат стоит больше, чем он зарабатывает в год, но станет ли он, равно как Мохит и Рама, рисковать хорошей работой? Служба в гостевом доме — это надолго и надежно.

Когда Хари вышел, Первин заперла все двери в ванную. И все равно ей не хотелось раздеваться и лезть в воду. В результате она все-таки это сделала, но чувствовала себя очень уязвимо, как будто вор все еще был здесь.

Когда это могло произойти? Например, когда она ушла в сад с доктором. С такой версией смириться было проще, чем с тем, что неизвестный проник сюда, пока она спала. Она лежала в постели в запертой комнате — и он мог натворить что угодно. Если родители об этом узнают, они потребуют ее немедленного возвращения.

Потом она вспомнила про лай Дези. Возможно, пес предупреждал о появлении чужака. Вора со стороны, которого уже и не вычислишь.

Первин поспешно заколола волосы и надела то же самое голубое с золотом сари, в котором была два вечера назад. Вышла из комнаты, посмотрела, нет ли на веранде Рамы, и только потом вспомнила, что он, наверное, упражняется с Колином. А потом в голову вкралась самая неприятная мысль: что, если ночью к ней вторгся Колин или Родерик Эймс? Ведь только они ночевали в доме. Но что могло их заинтересовать в ее багаже? Вроде бы гостевой дом должен быть безопасным местом, а он ничем не лучше дешевой гостиницы.

Первин шагала по тропе в сторону дома Мехта и чувствовала, как в груди клубком сворачивается ярость. Под подозрением оказались не только обитатели дома. Вандану и Язада могли заинтересовать бумаги, имеющие отношение ко дворцу. А доктор Эндрюс предупредил, чтобы она не задавала слишком много вопросов. Что, если он вернулся выяснить, нет ли в ее бумагах чего-то такого, что может выставить его в дурном свете?

Первин знала, что на завтрак с Ванданой может прийти слишком рано. Индусы из высших классов обычно завтракали часов в десять, а сейчас еще не было семи. Но уж очень ей хотелось выбраться из гостевого дома и обсудить с Ванданой свои тревоги.

Ворота «Райского пристанища» оказались открытыми. То ли кто-то уже выходил, то ли ее появления ждали. Первин склонялась ко второй мысли, потому что никаких объяснений от нее не потребовали: два дурвана[22] в голубой униформе молча указали ей на длинную вымощенную камнем дорожку, которая вела к главному входу в поместье. Горничная в черном платье французского кроя и белом кружевном передничке проводила ее по коридору, выстланному отполированным мрамором, в сад, на широкую веранду. Вандана нежилась в плетеном кресле и курила сигарету, вставленную в тот же стильный черный мундштук, который Первин видела накануне. На Вандане были голубоватый пеньюар и ночная сорочка, однако глаза она подвела черным, губы накрасила сочно-розовой помадой. Странно было смотреть на человека в одежде для сна и с макияжем.

— Добро пожаловать, милочка! Как я рада, что вы смогли прийти! — Вандана приветливо улыбнулась.

— Хорошо, что я не слишком для вас рано. — Первин устроилась в кресле рядом с хозяйкой.

Вандана погладила ее по руке.

— Рано, но я встала попрощаться с мужем. И знала, что вы тоже хотите отбыть пораньше.

Первин заключила, что хозяйка подкрасилась ради трогательного прощания с супругом.

— Выяснилось, что паланкин починили, однако я не спешу. Из гостевого дома мы выезжаем около десяти.

Вандана затянулась и выдула колечко дыма.

— Судя по вашему лицу, вам не терпится двинуться в путь. Это же так заманчиво — погостить во дворце.

— Безусловно. — Первин старалась придать голосу беспечность, хотя и уловила в словах Ванданы оттенок покровительственности. Вельможная дама из Сатапура привыкла к подобной роскоши, а Первин со всей ее ученостью и опытом путешествий к этому миру не принадлежала. — Я хотела бы перед завтраком задать вам несколько вопросов.

Вандана кивнула.

— Вопросов я жду, и много — и готова оказать вам любую посильную помощь.

— Вчера ночью кто-то забрался ко мне в комнату и забрал фотоаппарат. Вам об этом что-то известно?

Вандана резким движением отложила мундштук.

— Нет. Откуда?

Собственно, такого опровержения Первин и ждала и тем не менее не нашлась, чем ответить на эту контратаку. Она произнесла скованно:

— Ну, не знаю. Просто решила опросить всех, кто был за ужином.

Вандана поерзала в кресле, очевидно смущенная.

— Вчера вечером вы предложили повару Колина подержать этот фотоаппарат. Возможно, он не устоял перед соблазном.

— Я убеждена, что Рама не вор, — поспешно возразила Первин.

Вандана взяла сигарету, затянулась, а потом задала вопрос:

— А что об этом думает Колин?

— Я с ним еще не говорила.

— А меня спросили. — Уголок правого глаза у Ванданы задергался.

Первин с опозданием поняла, что обидела собеседницу.

— Я вовсе не думала вас в чем-то обвинять. Просто вы вчера присутствовали за ужином. Могли заметить, как кто-то выходит из моей комнаты…

— Я ничего не видела. Вы завтракать приехали или допрашивать?

— Я приехала, потому что вы мне очень понравились. И еще хорошо бы вы рассказали мне про дворец. — Первин в упор посмотрела на собеседницу, и лицо Ванданы постепенно смягчилось.

— Вы мне тоже понравились. Надеюсь, до вашего отъезда фотоаппарат отыщется. — Голос звучал добродушно.

— Да. Кроме того, после поездки во дворец я вернусь в гостевой дом — если пропажа найдется, Колин мне ее вернет.

На веранде появился слуга в такой же новенькой голубой форме, что и дурваны у ворот. Он негромко оповестил:

— Завтрак готов, мемсагиб.

— Сегодня на завтрак любимое блюдо Язада, канде-похе[23]. Местный деликатес.

— В Бомбее он очень популярен. — Первин обрадовалась, что не придется пробовать что-то вычурное, французское. — Очень хочется узнать, как его готовят в «Райском пристанище».

— Идем! — Вандана двинулась вперед, шелковый шлейф элегантно тянулся за ней следом.

На веранде с другой стороны дома их ждал стол, накрытый длинной белой скатертью, — с видом на теннисный корт. Первин села и приготовилась наслаждаться. Угощение — смесь пропаренного риса, крошечных перчиков чили, мелко нарезанных помидоров, листьев карри и специй — оказалось очень вкусным, особенно с поданной отдельно яичницей и большим блюдцем тех же красных ягод, которые накануне она пробовала в гостевом доме, только здесь они были присыпаны сахарной пудрой.

Как и накануне, Вандана перед едой затушила сигарету. Она призывала Первин поесть как следует.

— Заранее не скажешь, что вас там ждет в смысле еды. Махарани часто постятся по соображениям веры.

— Понятно. Кроме того, мы из разных классов, возможно, они захотят, чтобы я ела отдельно, — вслух подумала Первин.

Вандана поджала розовые губки.

— Не исключено. Попросите Раму приготовить вам побольше воды и еду на время пути. Рис, пури и что-нибудь овощное вам не повредят.

— А где дядюшка Язад? — поинтересовалась Первин.

Вандала широко распахнула глаза с длинными ресницами.

— Поехал осмотреть одно место с Родериком, прежде чем тот вернется в Лонавалу. Думает, где бы проложить нормальную дорогу.

Выходит, его «Увидимся с утра пораньше!» относилось не к ней, а к Родерику Эймсу. Первин обуяло любопытство.

— А зачем вашему мужу строить дорогу?

— Мы уже не раз видели, как земля проваливается во время дождей. Если вымостить дорогу железом, можно будет вывозить урожай на телегах; а еще это будет полезно для доставки почты и для других нужд. — Вандана повела плечами. — И нам хорошо, и другим.

Первин поняла, что Мехта куда богаче, чем ей представлялось.

— Но ведь для этого нужно одобрение правящего семейства?

— Речь идет о том, что будет полезно и нам, и всем жителям. Вряд ли правители станут возражать. — Вандана посмотрела на Первин. — Можете шепнуть об этом на ушко младшей махарани. Она, полагаю, отнесется к этому одобрительнее, чем старая вдова.

Первин поняла, что во дворце так и роятся интриги, о которых обе махарани даже и не подозревают. Она скованно произнесла:

— Не уверена, что имею право затрагивать эту тему.

— Почему?

— Меня сюда прислали с конкретным поручением. Понять, что лучше для махараджи Сатапура.

— Что лучше? — Вандана подняла выщипанные в ниточку брови. — Бедный маленький махараджа. Ну, неважно. Забудьте мои слова.

По скованности тона Ванданы Первин поняла, что та обиделась. Тем не менее после завтрака она отвела Первин в гостиную, где стояла плавных очертаний мебель без всякой резьбы — такая в моде только в Европе. На блестящем столике из красного дерева лежали стопкой щеголеватые коробочки. На одной из них Первин тут же подметила эмблему своего любимого производителя часов. Остальные были из кожи и бархата и явно содержали в себе разные предметы роскоши.

— Язад обожает Англию и ездит туда каждые несколько лет. При этом у него слабость к французским аксессуарам. Не приехал бы он в Париж за первыми своими часами «Лонжин», мы бы с ним не познакомились.

— А вы там учились?

Вандана чуть помедлила с ответом.

— Нет.

— Значит… путешествовали с семьей?

— Я об этом предпочитаю не распространяться, но в Париже я работала. — Помолчав, Вандана чуть смущенно добавила: — Танцевала.

— Надо же! Как замечательно! — Первин попыталась таким образом скрыть свое потрясение. Она и не знала, что женщины из высшего общества, тем более аристократки, танцуют. С другой стороны, у Ванданы короткая стрижка — она явно из бунтарей. — Где, в балете?

— Нет. Я исполняла традиционные индийские танцы в составе Королевского индийского оркестра. Скажу без ложной скромности, мы пользовались большим успехом.

— А где же вы научились? Вам родители позволили?

— Нет. Но глаз у меня зоркий, верно? — Она кокетливо глянула на Первин сквозь опущенные ресницы. — В любом дворце есть танцовщицы, живущие при зенане. А девочкам свойственно играть вместе вне зависимости от их касты.

— Видимо, вы очень талантливая! — заметила Первин.

— Да, у меня талант перенимать движения — и не упускать возможности, — заносчиво сообщила Вандана. — И вот тогда, двенадцать лет назад, я покупала себе вещички от «Эрмес», тут-то наши с Язадом пути и пересеклись. Он узнал меня, потому что накануне видел мое выступление, и кинулся целовать мне руку.

— Прямо как в сказке! — вздохнула Первин, воображая себе эту сцену.

Большие глаза Ванданы сверкнули.

— Так все и было.

— Я вам верю, — поспешила заверить ее Первин. — Просто хотела сказать, что это очень романтично. Встретить в далеком краю другого индуса, найти настоящую любовь — а теперь вы вместе наслаждаетесь жизнью в Индии!

— Не о таком я мечтала в молодости, но такой оказалась моя карма, — изрекла Вандана. — Ну, давайте; выберете, что надо.

— Мне так неудобно что-то у вас брать, — сказала Первин, когда Вандана принялась открывать коробочки. — Я же знаю, что вы это покупали для себя.

— Нет, не для себя. Я никогда никуда не езжу без подарков, разве что к Колину — он государственный чиновник и не может принимать подношения. Вот, посмотрите — четыре портсигара от Картье!

Первин принялась рассматривать дивную золотую сигаретницу, инкрустированную сапфирами.

— А махарани курят?

— Про младшую понятия не имею — полагаю, старшая ей не разрешает. — Вандана взяла в руки плоскую прямоугольную коробочку оранжевого цвета. Открыла, начала пояснять: — Перчатки для верховой езды от «Эрмес», наилучшего качества. Я слышала, что Мирабаи обожает ездить верхом.

— Но какой у нее размер руки? Вы знаете?

Вандана нахмурилась — на лбу проступили морщины, которых Первин раньше не замечала.

— Я слышала, она очень стройная, у таких людей, как правило, тонкие пальцы. Примерите?

Первин с трудом натянула бледно-серые лайковые перчатки до половины.

— Очень узкие!

— Они тянутся, — заметила Вандана. — Возьмите еще пару побольше, которая вам по мерке, — на случай, если вас пригласят на верховую прогулку.

Первин кивнула, сознавая, что перчатки, которые она привезла, в сравнении с этими выглядят очень лапидарно.

— Большое спасибо. А что вы предлагаете для вдовствующей махарани?

— Пожилой даме подобает особый подарок. — Глаза Ванданы заискрились. — Есть у меня одна мысль!

Она вышла из гостиной и через несколько минут вернулась с кожаным футлярчиком, на которым было вытиснено слово «Картье». Открыла и продемонстрировала кулон из матового лунного камня в оправе из розового золота.

— Надо же, какая красота! — воскликнула Первин. — А вам не жалко с ним расставаться?

— Для меня он ничего не значит, — заверила ее Вандана. — Я его купила в Париже, но камень наверняка индийский. Лунный камень считается полудрагоценным, но у этого особый приглушенно-молочный оттенок, что делает его уникальным.

— Да, прекрасная вещь. — Первин глубоко вздохнула. — Я должна вам как-то за него заплатить. И за перчатки тоже.

С собой у нее денег не было, а просить дополнительные средства у Колина казалось неловко.

Вандана закурила очередную сигарету, затянулась и только потом ответила:

— Не говорите глупостей. Правительство никогда не одобрит таких расходов.

— Но для подарка это слишком дорого…

Вандана остановила ее движением руки.

— Зато члены правящей семьи это оценят. Закончим на этом разговор — все это оплачено давным-давно, так что деньги меня совсем не волнуют.

— Мне очень неудобно перед вами, — созналась Первин. — Для меня как юриста это совершенно непривычный подход.

— Берите, — распорядилась Вандана. — Взамен я прошу одного: пообещайте, что в ближайшее время снова приедете в Сатапур и погостите у меня несколько дней. Женщин здесь нет, мне одиноко.

— С превеликим удовольствием! — искренне ответила Первин.

Еще минут двадцать приятной беседы — и Первин отправилась обратно в гостевой дом на запряженной лошадью тонге; управлял ею кучер Ванданы. Он с многочисленными извинениями остановился в том месте, где заканчивалась дорожка и начинался подъем, ведущий к гостевому дому. Первин слезла и последние десять минут шла пешком.

Она сразу заметила восьмерых мужчин, сидевших рядом с верандой вокруг грубо сколоченного бамбукового паланкина: два шеста, а между ними квадратный короб метра в полтора. С одной стороны в тканой стене короба имелось отверстие, обеспечивавшее приток воздуха, однако отверстие перекрывали грязноватые бежевые занавески. Первин ожидала увидеть дюжих мужчин, но носильщики оказались довольно тщедушными. Судя по шрамам на ногах, за спиной у них лежало уже много тяжелых дорог.

Первин быстренько подсчитала. Сама она весит под шестьдесят килограммов. Еще килограммов семь — ее саквояж. Носильщиков восемь, но ей уже сказали, что нести будут четверо и регулярно сменяться. Тяжкий это и неблагодарный труд — подниматься по узким тропам и крутым склонам горного хребта.

Вчера она целый день дожидалась этого момента, а теперь ей совсем не хотелось лезть в паланкин. Но жаловаться сейчас точно было не к месту.