Лунный камень Сатапура

18. На запад!

Путь к гостевому дому лежал на запад, и Первин предстояло состязаться в скорости с заходом солнца. Успеют ли носильщики добраться до цели прежде, чем опустится темнота? Она вспомнила, сколько неожиданных препятствий ждет их в пути, и молилась об одном — чтобы паланкин не сломался снова. До того поломок было две — не слишком добрый знак.

Прежде чем забраться внутрь, она попрощалась с Адитьей — он вернул ей портфель, который по требованию махарани Путлабаи вынес из зенаны. Бросив на Первин грустный взгляд, Адитья сказал:

— Спасибо, что так человечно отнеслись к Бандару. И мне очень жаль, что они отказались вас слушаться.

Первин была ему признательна за доброту.

— Надеюсь, они все осмыслят спокойно, — сказала она.

Шут ссутулился, лицо заострилось. Он ничем не напоминал шустрого лицедея, которого Первин видела накануне. А потом он тихо добавил:

— Я услышал, как вы сказали, что Бандара, возможно, отравили.

— Я этого не исключаю. Но понятия не имею кто, — добавила она поспешно, вспомнив, что у шута при себе нож. Еще не хватало, чтобы он пошел восстанавливать справедливость.

— Уезжайте скорее, пока махарани не велели слугам вас задержать, — произнес он тихо.

Поэтому Первин уехала сразу, даже не стала искать детей, чтобы попрощаться, хотя на душе и было неспокойно.

Она, к своему облегчению, обнаружила, что багаж ее уже загрузили в паланкин. Прежде чем она села, Лакшман показал ей результат ремонта. Оба шеста заменили на прочные балки из черного дерева.

— Они тяжелее бамбуковых, зато не сломаются. Сил, конечно, больше уходит. — Уголки его губ опустились в усталой улыбке.

Эти слова ей совсем не понравились.

— Надеюсь, вы успели отдохнуть, — сказала Первин.

— Нас — тех, кто пришел с вами, — здесь хорошо приняли. Но те, кто добрался только к сегодняшнему утру, почти не отдыхали и не ели.

Читра ей сказала, что для слуг готовят отдельно.

— А чем их накормили?

— Роти и далом. Потом кто-то принес похе…

— Нет! — выкрикнула Первин. Потом заметила рядом дворцовых стражников и густо покраснела.

— Я им не разрешил его есть. Похе был несвежий, а мне не нужно, чтобы кто-то заболел перед дорогой.

Слава богу. Она лишь смогла ему улыбнуться и тем самым поблагодарить за смекалистость. Впрочем, с какой целью давать яд этим мужчинам — они-то ни для кого не представляют угрозы, — ей было не понять.

Вот разве что, если им станет плохо, она не доберется до гостевого дома.

Первин залезла внутрь и плотно задернула шторы, чтобы скрыться от глаз раджматы, наверняка стоявшей с биноклем у окна. Мысленно попросила прощения у Мирабаи. А потом, сама плохо понимая почему, просунула руки под сари и отыскала свой кушти. Принялась перебирать священный шнурок, читая про себя молитву за князя и княжну.

Через полчаса пути носильщики опустили паланкин на землю. Первин услышала их ворчание, голоса зазвучали раздраженно. Неужели им, в отличие от нее, не хочется вовремя добраться до места? Или они поставили паланкин, потому что он того и гляди сломается снова?

Лакшман подошел к окошку.

— Они очень голодны. Нужно поесть.

Голодные — значит, без сил, да она и сама изголодалась.

— Я понимаю. Где ближайшая деревня?

— Деревни тут нет, — ответил Лакшман, оправляя складки своей лунги. — Но впереди старый охотничий домик. До всех этих трагедий там охотились князья. Там же мы взяли балки для ремонта паланкина. Люди, которые там живут, сделали всю работу, им нужно заплатить.

Вот в чем подлинная причина остановки. У Первин тут же возник еще один вопрос:

— А почему по пути во дворец мы не проходили мимо охотничьего домика?

— Проходили поблизости. Помните, вы заметили башню? Дорогу туда часто заливает. — Лакшман повел рукой по диагонали, обозначая склон. — Поэтому в сезон дождей мы идем более длинной дорогой.

— Хорошо. — У Первин в голове мелькнула одна мысль. — Давайте там остановимся, я не возражаю.

Носильщики сменились, охранники взяли паланкин и наоборот. Первин показалось, что после решения пойти поесть они шагают быстрее.

Через полчаса они были на месте. Охотничий домик оказался местом примечательным — деревянная постройка, напомнившая ей поместья, которые она видела в сельской Англии, но с индийскими деталями: стрельчатые окна, тяжелая медная дверь. Штукатурка кое-где облупилась, ее явно пора было поновлять, на участке рядом с домом росли овощи — Первин сообразила, что ими питаются здешние работники, поскольку правители больше не приезжают на охоту. При приближении паланкина из домика выбежало полдесятка детишек в живописных лохмотьях и поношенных дворцовых форменных курточках; вслед за ними, но более степенно, вышли несколько мужчин.

Паланкин опустили на землю более плавно, чем раньше, Первин вышла, завернувшись в кашемировую шаль, приняла предложенную ей медную чашку с чаем. Чай был горячий, но не слишком сладкий. Она едва не попросила сахара, но тут же сообразила, что его, скорее всего, нет. До ближайших деревень отсюда было далеко, и, если работники жили в покинутом охотничьем домике и не получали жалованья, вряд ли они могли позволить себе такую роскошь.

Коренастый мужчина в грубой крестьянской одежде готовил пшеничную ротию — пшеница, вспомнила Первин, изображена на княжеском гербе. Она допила чай и взяла миску с ротией, которую ей в знак почтения протянули первой. Потом накормили и носильщиков — они с жадностью принялись за еду.

Доев ротию, Первин спросила, сколько должна за ремонт паланкина. Старик в выцветшей дворцовой форме назвал сумму, шесть анна — гораздо меньше, чем она ожидала.

— Черное дерево — ценная порода, — заметила Первин, передав ему монетки. — Если у вас тут целая роща, древесину можно продавать столярам.

— Черное дерево здесь не растет, — ответил старик, вглядываясь в нее глазами, помутневшими от катаракты. — Балки мы сняли со сломанной кареты, которую бросили здесь год назад.

— А могу я зайти в дом? — спросила Первин.

Мужчины нахмурились и что-то забормотали, обращаясь к Лакшману. Он сделал шаг вперед и тихо сказал:

— Бабурам говорит нет. Это теперь их жилище, не на что там смотреть.

— Я никому не стану сообщать, что они сделали с мебелью и прочим. Меня это не волнует. Но я хотела бы видеть, куда принесли Пратапа Рао… после трагедии. — Она умоляюще посмотрела на пожилого Бабурама; тот заколебался, но потом кивнул.

Окна стояли нараспашку, чтобы впускать свежий воздух, железные решетки были все в пыли, паутине и мертвых насекомых. С больших старинных люстр и с изящной лепнины на потолке тоже свисала паутина.

Из мебели остался один лишь стол из красного дерева. Лепные стены оголились, на месте картин остались бледные квадраты. Сохранился лишь портрет бывшего вице-короля Индии лорда Чемсфорда в полный рост. От длинного носа до самого низа картины змеилась черная полоса.

Что это — след от сырости или подспудный политический комментарий?

Первин перевела взгляд с испорченного портрета на Бабурама. Негромко спросила:

— Вы были здесь в день гибели князя?

Бабурам кивнул.

— Я здесь уже пятьдесят два года. И тогда был, и сегодня на месте.

Первин пошарила в кошелечке, который носила на поясе, под паллу сари. Вытащила две анна, вложила в руку старика.

— Полагаю, в ту ночь поднялся страшный переполох. Вы его помните?

Старик взял монетки, опустил в карман на кушаке и кивнул.

— Мы его все искали. Князь Сваруп всем велел идти в лес, с факелами. Но ночью мы его не нашли. Только на следующий день.

— А кто именно нашел?

— Князь. Собственноручно принес мальчика домой. Плакал так, будто погиб его собственный сын.

— Что еще случилось?

— Он же велел инженеру съездить за чужеземным врачом. Как будто чужеземный врач умеет возвращать к жизни! — Старик качнул головой.

— Инженеру? — повторила Первин, потрясенная. — А как его звали?

— Он не сказал. Смуглый англо-индиец.

Первин соображала: Родерик Эймс водил дружбу с сатапурскими князьями, но ни словом не обмолвился об этом за ужином в гостевом доме. А может, все было не так: он просто проезжал мимо и предложил свою помощь.

— А до того вы видели этого инженера в обществе князя Сварупа?

Бабурам отрицательно покачал головой.

— Кто еще участвовал в охоте?

— Главным был князь Сваруп, а с ним шут, шесть грумов и четыре загонщика.

— Загонщика? — Первин повторила незнакомое слово, которое старик произнес по-английски.

— Которые выгоняют диких зверей с лежки.

Первин стало жалко зверей, но нельзя было отвлекаться от человеческих дел. Похоже, возможность убить князя была у многих — равно как и возможность его найти.

— А почему князь Сваруп послал инженера за врачом?

— Я там не был, не знаю. Но если погибает махараджа, всегда зовут английского врача, чтобы он определил причину смерти. Он приехал только на следующий день, погребальный обряд пришлось отложить. Тем и накликали беду. Семья до сих пор скорбит.

Возможно, доктор Эндрюс проводил операцию или принимал пациентов, выехать сразу не смог. Наверняка именно из-за этой задержки махарани его и недолюбливают. Первин заподозрила, что врач просил ее не задавать лишних вопросов потому, что не хотел, чтобы его перед ней выставили в дурном свете. Что, интересно, он пропустил?

— Я хотела бы осмотреть комнату, куда положили махараджу.

Бабурам тут же насторожился.

— Не стоит.

Это убедило ее, что провести осмотр необходимо. Первин вдохнула поглубже, почувствовала, как кушти плотно облек талию, напомнив ей о ее долге.

— Я вас очень прошу. Мне нужно узнать как можно больше о гибели князя. От этого зависит благополучие всей семьи.

— Махараджу положили в старой детской, — пробормотал Бабурам. — Я не хочу ее никому показывать, потому что там нечисто.

Спросить Первин, охотничий домик вообще не отличался чистотой. Но старик, возможно, имел в виду что-то другое.

— Вы хотите сказать, комната в том же состоянии, что и в момент его смерти?

Он коротко кивнул.

— Я туда не заходил. Да никто и не стал бы трогать его вещи. Накличешь беду.

Нетронутая комната может о многом ей рассказать.

— Вам не обязательно туда со мной заходить. Я готова пойти на риск.

Бабурам закрыл глаза и, видимо, произнес молитву. Потом открыл и ответил чуть слышным шепотом:

— Да хранит вас ваш бог.

По всему верхнему этажу охотничьего домика тянулся широкий коридор. Стены были увешаны шкурами и головами животных — Первин старалась на них не смотреть. Вот и верь в охранительную силу Араньяни. Первин спросила у Бабурама, есть ли в домике зенана, он покачал головой.

— Женщины сюда приезжают редко, — сказал он. — Одна только чоти-рани.

Первин продолжила осмотр и вскоре поняла, что постройка напоминает ей охотничий домик в Котсвольде, где она была на приеме вместе с Элис, — стало ясно, что махараджа Мохан Рао пытался создать обстановку, способную впечатлить гостей-англичан. Многие двери были приоткрыты, за ними виднелась мебель в пыльных заплесневелых чехлах. Тут и там она подмечала гнезда, а также приметы того, что в комнатах живут, — правда, спят не в кроватях, а на циновках на полу. Комнатами явно пользовались слуги, которые остались охранять дом.

В конце коридора находилась дверь отчетливо ниже других.

— Детская, которую вы желали видеть, — тихо пояснил Бабурам.

Внутри стояли две кровати под балдахинами и колыбель. Одна кровать была застелена, на другой лежала кучка полуистлевшей ткани.

Первин медленно подошла к этой кровати.

— Вещи так и лежат тут? Почему?

— Одежда осквернена, прикасаться к ней — накликать беду, — ответил слуга. — Убирать ее незачем. А тело увезли во дворец, чтобы раджмата могла его омыть.

— Она, а не мать князя, — уточнила Первин, вспомнив про горе Мирабаи.

— Да. Князь сказал, она слишком сильно горюет после смерти своего достопочтенного мужа, махараджи. Нельзя ей показывать тело. — Бабурам смотрел мимо Первин, лицо его было мрачно, он явно вспоминал тот тяжелый день. — Когда тело омыли и облекли в чистые одежды, обряд совершили на озере, и он отправился в следующую жизнь.

Первин протянула руку и приподняла кусок ткани, надеясь, что не нарушает никаких правил. То была наволочка от подушки, снизу к ней прилип черный волос. Волос князя. Чувствуя, что все на нее смотрят, Первин сложила наволочку и вернула на место.

После этого она взяла в руки хлопковые штанишки, почти полностью истлевшие, хлопковую жилетку. От джодпуров остались лишь длинные полосы ткани, заляпанные грязью и кровью. При виде бурых пятен сердце ее пустилось вскачь. На месте была и маленькая зеленая бархатная пагри, украшенная сапфирами, — она, видимо, свалилась у князя с головы.

Первин поразило, что эти очень бедные люди все-таки не продали пагри. А потом мысли ее обратились к тому, чего здесь не хватало.

— А на князе был кафтан или рубаха?

Старик покачал головой.

— Кафтана не было.

Тут ей пришла в голову еще одна мысль. Если князя загрыз леопард, вся одежда должна быть залита кровью. А тут ржавые потеки, при этом джодпуры, если не считать крупных дыр, все в мелких порезах — как будто ткань кололи острым ножом.

Может, это действительно следы зверя. Она вспомнила слова Мирабаи о том, что накануне того дня, когда обнаружили тело князя, она видела в небе стервятников. Вдруг это следы их клювов? Значит, когда они прилетели, князь, скорее всего, был уже мертв, но еще не растерзан. Выходит, убил его не леопард, как считал доктор Эндрюс.

И куда пропала верхняя одежда?

Возможно, нетронутый кафтанчик может рассказать о том, что нападения леопарда или тигра не было вовсе.

— Я вас очень прошу, — сказала она, зная, что, скорее всего, получит отказ. — Мне нужно забрать эти вещи с собой.

— Они вам не принадлежат, — возразил Бабурам. — И накличут беду.

— Их нужно показать представителям властей, — сказала Первин. А не услышав ответа, добавила: — У вас внизу висит портрет очень могущественного англичанина.

Старик бросил на нее опасливый взгляд и ничего не ответил.

— Я не хочу, чтобы новый вице-король, лорд Рединг, вынужден был сюда приехать, — произнесла Первин внушительно. — Если я доставлю эту одежду к нему в кабинет, ему не придется ехать за ней лично. И тогда вы все будете в безопасности.

Все сомнения тут же слетели с лица у Бабурама. Он не стал возражать, когда Первин сняла свою дорогую шаль и аккуратно завернула в нее все тряпки.

Когда они снова тронулись в путь, солнце уже скатилось вниз до половины. Лакшмана явно сердило то, что она надолго ушла наверх с Бабурамом. Это отняло примерно двадцать минут. Пути оставалось около полутора часов, света — около часа.

— Сделайте что сможете, — сказала Первин.

Она знала, что спереди на паланкине есть фонари, которые можно зажечь. Оставалось надеяться, что их света хватит и осветить дорогу, и отогнать хищников. Первин больше не задергивала шторы, а вместе с носильщиками высматривала диких животных. Взглядом она искала во тьме горящие глаза, а мысли все возвращались к опасности, исходившей от людей. Вандана и Язад — они достаточно богаты и родовиты, чтобы попирать общественные преграды. Родерик Эймс, страдающий от своего положения парии и среди индийцев, и среди англичан. Князь Сваруп, которому не суждено править Сатапуром, потому что он родился вторым. И даже Адитья, который в приступе гнева тут же выхватил нож, представлял определенную опасность.

Кроме того, ее угнетала мысль об изуродованном портрете бывшего вице-короля. Нужно было спросить Бабурама, знает ли он, кто совершил этот дерзкий поступок. Скорее всего, кто-то из аристократов — ибо кто еще мог позволить себе такое?

Смеркаться начало, когда они добрались до деревни, где они с Лакшманом побывали два дня назад. Перед хижинами горели костерки, на которых готовили еду, они казались маяками и указывали путь. Когда они вышли из деревни и углубились в лес, огоньки скрылись. Первин увидела очертания деревянного указателя — она знала, что им отмечена тропа, ведущая в гостевой дом. Указатель вроде бы говорил о том, что путешествие скоро благополучно завершится, но он же напомнил Первин, что ее ждет неловкая ситуация. Она объявила Колину, что не будет ночевать в гостевом доме. Теперь-то она понимала: столь бурная реакция вызвана тем, что она боялась самой себя. Ей очень не хватало эмоциональной и физической привязанности, столь же реальной, сколь и изгиб его спины, когда он занимается йогой, столь же реальной, как и пот, бегущий по спинам носильщиков. Она знала: если она станет и дальше встречаться с Колином, чувство это только окрепнет, — а это ни к чему.

Первин высунула наружу голову и обратилась к Лакшману:

— Остановитесь, пожалуйста, у дома Мехта.

Он обернулся, не замедлив быстрого шага.

— Вы велели доставить вас в гостевой дом.

Не поспоришь.

— Оставите меня у Мехта, а сами возвращайтесь к мистеру Сандрингему и скажите ему, что я приеду завтра.

Лакшман не ответил; интересно, что будет дальше. Пока они разговаривали, носильщики шли, не снижая темпа. Тем не менее у ворот дома Мехта Лакшман отдал приказ опустить паланкин.

Первин, довольная, что просьбу ее исполнили, вылезла наружу. В спине, бедрах и шее после двух дней езды в паланкине и почтовой повозке поселилось множество болевых точек, и Первин чувствовала себя настоящей старухой. Она робко подошла к привратникам. Сказала, стараясь, чтобы голос звучал любезно:

— Я была здесь в гостях два дня назад. А сейчас хотела бы видеть бурра-мемсагиб.

— Имя? — отрывисто поинтересовался привратник постарше, рослый, с встопорщенными усами.

— Первин Мистри, эсквайр.

— Вас не могут принять, — ответил он безапелляционно, и второй страж согласно кивнул.

— Почему? — не сдавалась Первин.

— Бурра-сагиб еще вчера уехал по делам. А бурра-мемсагиб неважно себя чувствует.

По суровому лицу привратника было не определить, не хочет ли он попросту ее спровадить.

— Тревожная новость. Давно она болеет?

— Довольно давно.

Еще сутки назад Вандана была воплощением здоровья. Первин недоверчиво уточнила:

— Могу я к ней пройти и спросить, не нужно ли позвать врача?

— Она не расположена никого видеть.

Может, старший привратник все-таки говорит правду? По всей видимости, повторяет то, что его просила говорить Вандана, так что силой в дом не прорвешься. Первин пристально взглянула обоим стражам в лицо и сказала:

— Вызовите, пожалуйста, доктора Эндрюса. И сообщите мемсагиб, что я волнуюсь. Я буду в гостевом доме и вернусь сюда, если мне дадут знать, что она нуждается в моем обществе или просит позвать врача.

Они двинулись к гостевому дому, небо из темно-синего стало густо-багровым, потом черным. Первин заговорила погромче, чтобы услышал Лакшман:

— А почему бы не зажечь фонари?

Лакшман подбежал поближе, чтобы ответить.

— Слишком много масла изведем на такой короткий участок. — И тут же резко выкрикнул: — Айо! Стой!

Паланкин замер, и из разноса, который Лакшман устроил носильщикам, Первин поняла, что они подошли к самому краю обрыва. И все равно отказываются зажигать фонари! Дальше они двигались медленнее, и Первин оставалось только молиться. Голоса животных и насекомых слились в единый оркестр. Первин подумала: слишком близко к цивилизации для тигров и леопардов, зато невидимых змей хоть отбавляй.

Еще четверть часа медленной напряженной ходьбы — и вот они оказались на территории гостевого дома. Больше можно не переживать за незримые утесы, остался лишь крутой подъем. Его она преодолевала и раньше, а еще знала, что у ворот горят фонари.

— Опустите паланкин. Дальше я пойду пешком. — Первин вылезла и двинулась шагом, сперва легко, потом с усилием. Сердце колотилось и от нагрузки, и от волнения — ведь путь ее был окончен. У открытых ворот гостевого дома она переложила портфель из правой руки в левую. Тут же раздался лай, и к ней кинулся Дези. — Дези! — проворковала Первин, зная, что пес ее не видит, и рассчитывая только на то, что он узнает ее голос. Она вытянула руку в надежде, что он запомнил ее запах. Не просчиталась. Ее приветствовал теплый мокрый язык Дези, он застучал хвостом о ее сари. Первин засмеялась и сказала: — Дальше ты меня проводи, ладно?

«Летучие мыши», горевшие на веранде, озаряли Колина в белой льняной рубахе и индийской лунги с сине-зеленым узором — он устроился в плетеном кресле. Когда Первин с Дези подошли ближе, он встал, нащупал трость. Но вместо того, чтобы шагнуть им навстречу, стремительно двинулся по веранде к одной из дверей. Первин заметила пустоту на месте протеза. Видимо, он решил скрыться, чтобы не показываться ей в своем естественном состоянии.

С другой стороны, возможно, он ушел, чтобы предупредить кого-то, кто находился внутри.

Первин тут же подумала про Вандану. А что, если она не болеет дома, а пришла к Колину, воспользовавшись отсутствием мужа? Допустим, сатапурский агент так или иначе связан с темными делишками, которые она проворачивала во дворце. Не исключено также, что у них роман.

Первин почувствовала, как у нее горят щеки. Ну закрутил англичанин роман с привлекательной женщиной постарше, своей соседкой, — ее это никак не касается. А в том, что он проявил интерес к ней, Первин, она могла и заблуждаться; значит, в дальнейшем она свободна в своих действиях.

— Не могли бы вы попросить сагиба выйти и поговорить с нами? — Лакшман слегка запыхался после подъема на холм. Он, а с ним и носильщики вошли сразу после нее.

— Разумеется. — Она про них почти забыла. — С вами нужно сегодня же расплатиться.

Первин шагнула на веранду, и тут из своей комнаты вышел Колин. На нем были льняные брюки, на обеих ногах — запомнившиеся ей крепкие ботинки. Лицо выглядело настороженным.

— Добрый вечер, — произнес он.

— Простите. Я вернулась без предупреждения. — Едва слова вылетели, она почувствовала, что сказала глупость. Любому видно, что она вернулась.

— Вы разве не собирались переночевать у Мехта? — спросил он с явным намеком.

— Да. Я туда заходила, но привратник сказал, что Язад в отъезде, а Вандана плохо себя чувствует. Слегла, — добавила она, следя за выражением его лица.

Ей показалось, что его зеленые глаза, отражавшие свет лампы, увеличились в размерах.

— И вы расстроились, что не смогли там остаться, не так ли?

Первин взглянула на Лакшмана — тот, похоже, пристально вслушивался. Не хотелось ей, чтобы этот разговор потом разнесли по всей деревне.

— Нет, конечно. Я готова забыть былые недоразумения. Но сперва нужно рассчитаться с носильщиками.

— Сейчас, — сказал Колин и, засунув руку в карман брюк, вытащил несколько монет.

— Сколько они получат? — Первин показалось, что сумма недостаточная.

— Сколько положено. За два дня работы — по рупии каждому, плюс две рупии Лакшману.

Эти люди сделали все возможное и невозможное, чтобы обеспечить ее безопасность. Первин тихим голосом произнесла:

— Учитывая все, что с нами произошло, полагаю, они заслужили большего.

Колин поджал губы.

— К сожалению, заплатить им больше я не могу. В агентстве считают, что если одной артели носильщиков платить больше, чем другой, возникнет недовольство.

— Хорошо, выдайте им каждому по рупии. А я из своих суточных доплачу им бакшиш. Когда буду сдавать отчет о расходах, перечислю все, что они для меня сделали на пути во дворец и обратно.

— Значит, вас впустили? — Брови его поползли вверх.

— Разумеется. — Первин отвернулась и принялась раздавать монеты, которые достала из матерчатого кошелечка.

Усталые носильщики просияли, когда она вложила еще по рупии каждому в ладонь. Первин сказала на маратхи:

— Вам пришлось преодолевать трудности, которых никто не ждал. Погода была ужасная. Вы двигались с хорошей скоростью, при этом осторожно. Благодарю вас от всего сердца.

Лакшман с носильщиками ушли в сторону деревни — они несли опустевший паланкин и пели.

— Они очень довольны, — заметил Колин, глядя им вслед. — Ну, если вы не слишком устали, я хотел бы перед вами извиниться.

— По поводу оплаты? Нет никакой нужды…

— Нет. — Колин откашлялся и продолжил: — Простите меня за то, как я себя вел. Я все обдумал и понял, в каком положении вы находитесь.

Первин облегченно выдохнула. Они все-таки смогут работать вместе, а ей это просто необходимо, потому что маленькие князь и княжна в опасности.

— Благодарю вас от всей души. Нам многое нужно обсудить, вот только мои ботинки… — Она умолкла, давая ему возможность рассмотреть ее перепачканную обувь.

Он вгляделся и покачал головой.

— Похоже, они испорчены бесповоротно. Может, вы их просто снимете?

Первин смутилась.

— Если это не идет вразрез со здешними понятиями о приличиях.

— Нет, конечно!

Первин нагнулась, развязала шнурки и вдруг поняла, что нежелание ходить босиком вызвано тем, что она не хочет показывать ему свое тело. Пока он видел только лицо и руки. Ей очень хотелось соблюдать приличия, но какое же она испытала облегчение, когда мокрые натруженные ступни расправились и коснулись чистых плиток на полу веранды.

— А кто-то еще в гостевом доме ночует? — спросила она в надежде, что никто больше не увидит ее в столь неприбранном виде.

— Странно, что вы об этом спросили. — Колин усмехнулся — к нему явно вернулась свобода обращения. — В обед заезжал Родерик Эймс.

Все ее подозрения касательно Родерика Эймса тут же всколыхнулись вновь.

— А с какой целью?

— Просто сказать, что возвращается в Пуну. За едой я его спросил, не знает ли он чего о вашем пропавшем фотоаппарате.

— И как он отреагировал? — спросила Первин, и в тот же момент на веранде появился Рама — он держал поднос со стаканами и небольшим графином.

Первин очень хотелось освежиться, и это отвлекло ее на время. Она улыбнулась седовласому слуге и сложила ладони в приветствии-намасте.

Колин снова уселся в кресло и жестом пригласил Первин сесть тоже.

— Он сказал, что никогда, естественно, не стал бы присваивать чужие вещи, — и уехал, даже не доев.

Рама поставил стаканы на стол и спросил:

— Вы ищете фотоаппарат мисс Мистри?

— Да, — подтвердила Первин. — Вам известно, где он?

Рама поднял повыше еще один предмет — Первин раньше его не заметила, потому что он скрывался за серебряным графином. Передавая Первин ее «Кодак», Рама сказал:

— Он лежал на каменной стене рядом с той частью веранды, где вы делали фотографии. Я увидел его сегодня на закате, когда расставлял фонари.

Но принес только после ее возвращения — и после того, как разговор зашел про Родерика Эймса.

— Можно взглянуть? — Колин бросил взгляд на Первин, она кивнула, он взял фотоаппарат в руки. — Я только сейчас сообразил, что эта модель — картонная. Если бы фотоаппарат пролежал там все время, он бы промок под дождем и испортился. Но он совершенно сухой — выходит, его вернули.

— Совершенно верно, — кивнула Первин: ее подозрения в адрес Родерика Эймса все крепли. — Меня интересует одна вещь. Вы в дружеских отношениях с Родериком?

Лоб Колина рассекли морщины.

— Я бы сказал так: мы приятельствуем, но не более. А почему вас это волнует?

— Он не слишком… любезен, — сказала Первин, пытаясь воспитанно описать свои ощущения на вечернем приеме.

— Светскому лоску не обучен, — подтвердил Колин с мимолетной улыбкой. — Но сезон дождей долог, и я не вижусь почти ни с кем, кроме Рамы. Если появляется хоть какой-то посетитель, я ищу с ним точки соприкосновения — большое счастье поговорить с посторонним.

— Если вы меня простите, — мягко вмешался Рама, — я пойду приготовлю чай.

— Большое спасибо, — откликнулся Колин.

Когда Рама ушел, Первин сказала:

— Интересно, пленка все еще внутри или нет?

Колин перевернул фотоаппарат, подумал.

— Хороший вопрос. Проблема в том, что, если открыть заглушку, мы пленку засветим.

Первин прикинула: так уж ли дороги ей фотографии животных и друзей Колина? Важнее выяснить, что мог натворить Родерик. Она пожала плечами:

— Обезьян я могу сфотографировать снова. Невелика беда — давайте я сама открою.

Она взяла у Колина фотоаппарат и убедилась в том, что пленка исчезла.

— А откуда вы знали, что пленки там нет? — Колин посмотрел на нее едва ли не с восхищением.

— Наверное, пришла к такому выводу потому, что мистер Эймс очень не хотел оставлять свое изображение потомкам, — сказала Первин.

— Он простой инженер гражданской службы. — Колин не сводил с Первин глаз, а потом, не дождавшись ответа, заметил: — Похоже, вы знаете о нем что-то такое, чего не знаю я.

— От одного из старых слуг, проживающих в охотничьем домике, я узнала, что мистер Эймс присутствовал на охоте, на которой погиб князь Пратап Рао. Примечательное совпадение.

— Мне он об этом никогда не говорил. А вы уверены, что слуга не ошибся?

— Он мне сказал про инженера — англо-индийца; у слуги явно не было никаких оснований мне врать. — Первин смущенно огляделась. — Так кто-то еще ночует сегодня в гостевом доме?

— Только Рама — а так мы одни.

— Я хотела быть уверенной в том, что этот разговор останется между нами.

— Безусловно. И давайте временно забудем про Родерика Эймса. Я хочу знать про все, что случилось с вами с того момента, как вы сели в паланкин.

— Самая подходящая точка для начала рассказа. — Первин рассказала про поломку паланкина — у Колина вытянулось лицо, потом он немного расслабился, услышав, как она добралась до дворца пешком в сопровождении Лакшмана и четверых носильщиков. Она как раз дошла до истории о том, как кулон с лунным камнем обеспечил ей доступ во дворец, когда вернулся Рама. Он поставил на стол чайник ароматного чая и тарелку с зелеными конвертиками. Первин сразу догадалась, что это рисовые блинчики, завернутые в банановый лист, и вздохнула от предвкушения.

— Панки! Я думала, их делают только в Гуджарате.

— Гуджарат отсюда недалеко, — заметил Рама, плавно поведя рукой. — Теперь я пойду готовить настоящий ужин. Какой курятины вы сегодня изволите?

— Да мне все равно, что вы приготовите. Я этих могу съесть целую дюжину! — объявила Первин, перекладывая три панки к себе на тарелку. В охотничьем домике ей было некогда, она съела лишь одну пшеничную ротию и теперь умирала с голоду.

Рама просиял.

— Сейчас приготовлю вам обоим еще панки.

Когда он ушел, Колин озабоченно посмотрел на Первин:

— Вас плохо кормили во дворце?

Первин так радовалась возвращению, что теперь могла вспоминать об этом с юмором.

— Поначалу все шло хорошо. Но вскоре я поставила перед собой цель есть как можно меньше. Давайте расскажу.

И она выложила ему все: про обстановку во дворце, про наставника, который при этом еще и управляющий, про страхи Мирабаи и возможную попытку отравления, а потом про свои все растущие подозрения, что Пратап Рао погиб не от когтей тигра, как это написано в заключении врача. Она понимала, что последняя тема особенно деликатна. Возникали сомнения в квалификации врача — и вставал вопрос, не идет ли речь об убийстве.

Но Колин не стал сразу развивать эту тему. Он вдумчиво произнес:

— Мне стыдно, что я отправил вас на такое опасное дело, при этом я очень рад, что вам хватило смекалки выжить и вернуться ко мне. Однако меня тревожит, что вы забрали из охотничьего домика одежду. Меня учили, что из дворцов ничего нельзя уносить — полагаю, те же ограничения относятся и ко всем домам, принадлежащим правителям.

— Оуэн Маклафлин чего только не забирал из дворца, — возразила ему Первин. — А эту одежду нужно показать представителям властей. Перед нами неопровержимые доказательства того, что не зверь загрыз князя.

Первин сходила в свою комнату, куда Рама отнес ее саквояж. Отперла его, достала завернутую в шаль одежду князя. На веранде, в свете фонарей, сразу стали видны дыры в одежде и потеки крови.

— Дырки в джодпурах могли проделать своими клювами птицы, — сказала Первин, указывая на поврежденную ткань. — Как мне представляется, к телу князя слетелись стервятники — кстати, они же клевали мертвую обезьяну во дворце. Судя по небольшому количеству крови, на момент появления птиц князь уже был мертв.

Колин поморщился.

— Неприятно об этом думать. И все равно картина, которую вы пытаетесь нарисовать, от меня ускользает.

Прежде чем ответить, Первин отхлебнула чаю. Горячий напиток согрел ее и придал столь необходимых сил.

— В тот день, когда князь уехал на охоту, Мирабаи заметила в небе стервятников — возможно, примерно в это время он и умер. Если бы его загрыз хищник, крови было бы гораздо больше. Из чего я делаю вывод, что князь Пратап Рао погиб от руки человека. Тело махараджи сожгли в соответствии с обрядом в тот же день, когда доктор Эндрюс подтвердил, что причиной смерти стало нападение хищника. Соответственно, единственное наше доказательство — отсутствие более серьезных повреждений на

одежде.

Колин так стремительно поставил чашку на блюдце, что она задребезжала.

— Серьезное обвинение.

— Согласна, иначе фактов не объяснишь. Кроме того, подозрительно отсутствие кафтана. Порой то, чего нет, даже важнее того, что есть. Вряд ли вы станете отрицать, что леопард не стал бы есть ткань, не мог он и раздеть князя и оттащить кафтан в другое место. — Первин сделала паузу, чувствуя, что Колин слушает ее очень внимательно. — Это мог сделать только неизвестный нам человек.

— Или неизвестная! — вставил Колин.

Первин подумала, могла ли женщина убить князя. Первой под подозрение попадала Мирабаи, которая свободно передвигалась за пределами дворца. Кроме того, она, по слухам, впала после смерти сына в меланхолию, хотя доктор Эндрюс и признал, что не сам поставил ей этот диагноз. Первин припомнила свои разговоры с махарани — ничто не свидетельствовало о душевном расстройстве, она не выглядела женщиной, способной убить собственного ребенка. Первин покачала головой и ответила:

— Возможно, но маловероятно, если учесть, сколько мужчин участвовали в охоте и имели прямой доступ к князю. В любом случае завтра утром я бы хотела как можно раньше переговорить с доктором Энюрюсом и спросить у него, видел ли он кафтан князя Пратапа Рао.

Колин медленно выдохнул.

— То есть новый вопрос звучит так: кто из участников охоты мог убить князя Пратапа Рао?

— Обитатели охотничьего домика сказали, что кроме князя Сварупа и инженера они видели нескольких слуг и Адитью — придворного шута. Он — один из немногочисленных мужчин, с которыми общаются махарани.

— Если Родерик действительно участвовал в охоте, возможно, он и забрал ваш фотоаппарат: не хотел, чтобы все эти люди видели его рядом с вами и мной.

Первин подняла брови.

— Причудливая теория. Тогда он должен был исходить из того, что по ходу визита во дворец у меня найдется время проявить пленку.

— На курсах для гражданских служащих младших чиновников учат, что во многих дворцах есть собственные фотографы и фотолаборатории — для того чтобы снимать портреты правящих особ прямо на местах. Соответственно, можно было представить себе такое развитие событий: вы сделаете во дворце еще несколько фотографий, а потом вам предложат проявить пленку.

— Занятная мысль, но князь Сваруп наверняка знает, что Родерик состоит на государственной службе. — Первин еще немного подумала. — Князь Сваруп прибыл во дворец неожиданно. Возможно, узнал о моем приезде от Родерика Эймса, который ради этого специально заехал к нему в резиденцию.

— Поскольку они оба причастны к гибели князя Пратапа Рао? — Колин качнул головой. — Не хочется мне в это верить.

Он отметает все обозначенные ею возможности — может, ему самому есть что скрывать?

— Это одна из гипотез. Но я в паланкине думала о другом.

— Важно учесть все.

Первин молчала. Вторую ее гипотезу вообще-то не стоило бы излагать Колину. Если он доложит это начальству, ее тут же уволят.

— О чем именно? — не отставал Колин.

Первин вздохнула. Не ей решать, как он распорядится этой информацией.

— Князь Сваруп сказал мне, что британские власти оставили за собой право присоединять независимые княжества к империи. Вы можете это подтвердить?

Колин явно насторожился.

— Да. Такое в прошлом случалось. Но я не слышал ни о чем подобном в отношении Сатапура.

Ее это не удивило.

— Вы живете в удалении и не предпринимали никаких активных действий. А вот мистер Оуэн Маклафлин, ранее занимавший пост сатапурского агента, похоже, вел себя совсем иначе.

— Вы хотите сказать, что правительство разработало схему-многоходовку с целью обескровить правящее семейство и забрать себе Сатапурское княжество? — медленно произнес Колин. — А меня, человека неопытного и не способного на дальние поездки, они назначили сюда для того, чтобы я не задавал лишних вопросов?

Первин склонила голову.

— Не исключено. Вот только сомневаюсь, чтобы сотрудники агентства стали действовать без распоряжений сверху. В охотничьем домике висит портрет вице-короля, его лицо изуродовано черной краской. В первый момент я подумала, что это натворили слуги. А теперь понимаю, что сделать это мог князь Сваруп, которого страшно злит эта ситуация.

Колин посмотрел ей за спину, в скрытый тьмою сад.

— Попортить портрет могли и Сваруп, и Мирабаи — в приступе ярости, будучи убеждены, что это англичане убили князя Пратапа Рао. Но если гибель князя — часть правительственного заговора, придется признать, что никаких намеренных отравлений во дворце не происходит. Как вы сама считаете?

— Не могу ничего сказать. И про Родерика Эймса тоже. Не знаю, замешан он в эту историю или нет, но мне неспокойно. — Первин тяжело вздохнула. — Наверное, зря я так подробно рассказываю о прошлом. На деле мы с вами прежде всего отвечаем за безопасность князя Дживы Рао.

Колин забарабанил пальцами по длинному подлокотнику плетеного кресла.

— Если вы хотите знать ответ на вопрос, что больше похоже на правду: что в еду подсыпали яд или что она просто была несвежей, — возможно, Вандана сможет вам это разъяснить.

— Я попыталась к ней заехать по дороге сюда, но внутрь не попала. Привратники сказали, она больна, — не знаю, правда это или нет. Надеюсь, ее навестит доктор Эндрюс.

— Не переживайте! С Ванданой не может случиться ничего серьезного.

Ее покоробило от его уверенности.

— Почему?

— Утром я видел, как она скакала верхом мимо того места, где мы занимаемся йогой.

Первин вспомнила, что сказал врач о холере в деревне.

— Надеюсь, она не ездила туда, где много больных. А как быстро проявляются симптомы холеры?

— Деревня ее никогда не интересовала, так что за это можете не беспокоиться. Наверное, она просто ехала по дороге мимо деревни, к лесу. Она мне не раз говорила, что любит посещать храм Араньяни.

Опять Араньяни. За ужином Вандана говорила, что оставляет Араньяни приношения. Может, она повезла кому-то деньги. Но все это беспочвенные предположения.

— Давайте завтра вместе ее навестим. — Колин взял в руку чайник, и Первин подставила чашку, чтобы он наполнил ее заново.

— Возвращаясь к вопросу об образовании князя Дживы Рао, — сказала она. — Поскольку махарани не согласились с моими рекомендациями, они могут потребовать, чтобы дело передали в суд. Женщины, соблюдающие пурду, имеют право посылать в суд своих представителей; одним из них может быть мистер Басу, но он, полагаю, всецело встанет на сторону вдовствующей махарани.

— А кто будет говорить от лица Мирабаи? — Колин снова откинулся на спинку кресла и вгляделся в Первин. — Кто-то еще из обитателей дворца?

— Князь Сваруп не разделяет ее позицию. — Первин помолчала, подумала. — Я упоминала Адитью, придворного шута, который, по сути, является членом семьи, но у него нет достаточного веса, чтобы выступать в суде от лица княгини.

— Ну, вряд ли нам стоит лезть вон из кожи и помогать им после того, как они не согласились с вашим решением, которое мне представляется логичным. — Колин отпил чая. — Жаль, что у меня нет возможности повидаться с князем Дживой Рао. Всего восемь лет — и он достигнет совершеннолетия! Думаю, если мы позаботимся о его благе, он сделает то же самое для своего государства.

Он сказал «мы». Значит ли это, что он собирается и дальше приглашать ее сюда, чтобы она посещала Сатапур? Или он думает, что она станет помогать махарадже освоиться в школе?

Уточнить Первин не успела — беззвучно появился Рама.

— Мальчик наполнил ванну в комнате у мемсагиб. Не желаете принять ее до ужина?

Первин поблагодарила старика. Самый подходящий момент, чтобы прерваться: ей нужно было спокойно обдумать все эти сложные комбинации, которые всплыли в разговоре с Колином, а заодно прогреть ноющие кости.

— А ужин поспеет примерно через час? — поинтересовался Колин.

— Да, но мне придется сходить в деревню. Для блюда, которое я задумал, нужны особые овощи и орехи. — Рама с легкой улыбкой взглянул на Первин. — Специальное блюдо в честь вашего возвращения.

Рама взял у Колина деньги и вышел, Первин отправилась в комнаты для гостей. Быстро приняла ванну, усилием воли выталкивая из головы разные мрачные гипотезы. Она в безопасности; нужно отдохнуть, а там станет ясно, как действовать дальше.

Первин вытерлась, повязала чистый кушти вокруг пояса. Она как раз облачилась в зелено-золотое сари, когда раздался стук в дверь.

— Что такое? — осведомилась она, набрасывая паллу спереди так, чтобы образовался изящный изгиб, считающийся у парсов очень женственным.

— Все планы отменяются. У нас неожиданные гости. — Колин говорил шепотом.

Шептать в собственном доме вообще-то не принято; что-то явно не так.

Первин открыла дверь, Колин стоял на пороге.

— Какие гости?

Вместо ответа Колин втолкнул ее обратно в комнату, в спешке ударив палкой по книжному шкафу. Пробормотал:

— Князь Сваруп и несколько мужчин из дворца.

— Но… — Первин осеклась, лихорадочно думая. Похоже, теория о вмешательстве государства, которая все больше укреплялась у нее в голове, оказалась неверной. Она вспомнила слова старого Бабурама из охотничьего домика о том, как можно накликать беду. — Видимо, князь узнал, что я забрала одежду покойного махараджи.

Колин заговорил с пулеметной скоростью:

— Вряд ли они об этом знают. По крайней мере, ничего не сказали. Князь Сваруп сказал, что они со спутниками пытались перехватить ваш паланкин. Он очень расстроен тем, что они вас не нашли.

Первин передернулась при мысли, что князь Сваруп мог перехватить ее в лесу, — спасло лишь то, что они отклонились в сторону охотничьего домика. А что бы было, если бы перехватили?

— Он пояснил, почему меня преследует?

Колин оперся на палку, будто не мог без нее устоять.

— Он говорит, махараджа пропал.

У Первин зазвенело в ушах. Не может быть.

— Вы точно его правильно поняли? Что именно значит «пропал»?

Колин кивнул.

— Князь Сваруп говорил по-английски, чтобы я ничего не перепутал. Они считают, что вы похитили юного князя!