Лунный камень Сатапура

24. Суровая судьба

Ганесан предсказуемо кинулся к нему, начал ластиться. Первин же очень смутил изменившийся облик Адитьи. Увидев его в таком наряде, она вдруг поняла, что и телосложением, и мастью он очень похож на Сварупа. У Адитьи были такие же золотисто-карие глаза, как и у Дживы Рао. Как она не заметила этого сходства, при том что не раз беседовала с ним во дворце? Видимо, понятия об иерархии затмили в ее глазах очевидное.

Адитья улыбнулся, но выражение лица у него было недружелюбное.

— Почему вы здесь? Вы должны были уехать в Пуну.

— А, вот вам что сказали? — уклонилась от ответа Первин. Она заметила в кобуре пистолет и не хотела утратить контроль над ситуацией.

Джива Рао с мольбой взглянул на шута.

— Адитья-ерда, только не дай ей меня отсюда забрать!

— Не бойтесь, — ответил Адитья. — Никуда она не заберет ни вас, ни вашу сестру. Вы останетесь со мной навсегда.

Резкость его тона Первин совсем не понравилась. Она твердо произнесла:

— Дети, моя обязанность — обеспечить вашу безопасность и вернуть вас домой. Адитья, нам многое нужно обсудить, но первым делом мы должны обеспечить воссоединение детей с матерью.

— А ты знал, что ай уехала? — обратилась Падмабаи к брату. — И раджмата умерла.

Джива Рао застыл.

— Что?

— Очень печально, что ваша бабушка скончалась, — заговорила Первин, видя, как ошарашен маленький князь. — Мы будем искать вашу маму, как вот искали вас…

— Да вы его и не искали, — холодно вставил Адитья. — Это я его поймал несколько часов назад.

Первин отметила, какой непочтительный глагол употребил Адитья. Глаза Дживы Рао слегка увлажнились — трудно было понять, что тому виной, дурные вести или странное поведение шута. Если тот обнаружил князя уже несколько часов назад, почему не сообщил об этом никому в охотничьем домике?

Ганесан залаял, шут резко щелкнул его по морде. Стало ясно, что единственный их потенциальный союзник теперь подчиняется Адитье. Первин не знала, каким командам нападения Мирабаи научила пса; да даже если она и догадается, Ганесан явно не станет ее слушать.

Первин осмотрела помещение, пытаясь сообразить, чем шут и князь занимались до ее появления. Комнатка была тесной и почти пустой: лишь несколько незажженных фонарей, кувшин воды, два складных стула с холщовыми сиденьями — на них вышит герб Сатапура — и резной деревянный комод. В центре стояла жаровня, угли на ней почти догорели. Первин представила себе сцену охоты: один из князей со своим оруженосцем мог здесь передохнуть, выпить чаю, дожидаясь появления крупной кошки, которую можно разглядеть в окно. Тогда князь поднялся бы по лестнице наверх, оттуда бы и выстрелил.

Взгляд ее привлекла какая-то вещица, стоявшая на комоде, — она блеснула в полумраке. Золотая табакерка: блеск бриллиантов, алый растительный узор. Где-то она ее уже видела — может, во дворце? Возможно, шут ее украл.

Табакерка была почти той же формы, что и у покойной махарани. Первин подошла поближе, чтобы вглядеться, поняла, что табакерка скорее напоминает портсигар. И тут она вспомнила, как Вандана похвалялась этим портсигаром в гостевом доме, как потом раскладывала на столе у себя дома другие портсигары, которые купила у Картье.

Когда Адитья прибыл в гостевой дом, Первин учуяла легкий запах дыма.

Вопрос не в том, виделся ли он с Ванданой, а в чем была цель их встречи.

— Вы куда смотрите? — резко поинтересовался Адитья.

— Никуда! Тут тесновато, но довольно уютно. — Главное — не дать ему понять, как ее потряс этот портсигар. Ей нужно одно — выйти отсюда невредимой вместе с детьми. Оказаться подальше от Адитьи, а уж там она сложит вместе фрагменты головоломки.

— Кто рассказал вам про эту башню? — требовательно спросил Адитья.

— Мне на нее указали носильщики, — ответила Первин. — Но вчетвером нам тут тесновато. Позвольте, я уведу детей, тем более что они проголодались.

Он решительнее прежнего преградил путь к выходу. Сложил руки на груди и вымолвил:

— Нет.

— А почему ты такой злой? — обиженно посмотрела на него Падмабаи.

— А что бы вы желали услышать, княжна? — Глаза шута странно блеснули. Первин почувствовала, как мурашки побежали по коже.

Джива Рао сел, прислонившись к стене и обхватив колени руками. Сжался в комочек. Первин пыталась понять, что произошло между махараджей и Адитьей до ее появления. Как будто поняв, как мальчик напуган, Ганесан подбежал поближе и лег с ним рядом, но Джива Рао не разжал рук.

— Адитья-ерда, не надо сердиться, — сказала Падмабаи: она, похоже, еще не ощутила той недвижно свернувшейся в кольцо опасности, которую уже почувствовали Джива Рао и Первин. Потом девочка влезла на складной стул и потребовала: — Пока несут чай, расскажи мне историю.

Адитья бросил на нее взгляд, в котором читалось копившееся годами раздражение. Потом глянул на Первин и цинично закатил глаза.

— Ладно, чего бы и не рассказать им историю. Моя история покажется вам интереснее всех ваших «Ветров в ивах». Махараджа, не соизволите сесть на стул рядом с сестрой?

Приглашение прозвучало учтиво, но Первин было не отделаться от мысли, что детей ждет что-то страшное. Наверное, рассказ будет полон всяческих горестей и обличительных тирад в адрес княжеской семьи. Джива Рао поднялся и пересел на стул рядом с Падмабаи; Первин спросила:

— Может, послушаем «Панчантантру» или притчиджатаки?

— Нет, нет, нет! Первин-сагиб, книги и вы нам можете почитать! — взрослым голосом заговорила Падмабаи. — А шуту положено рассказывать нам истории, которых нет в книгах.

Адитья грациозно раскинул руки и слегка поклонился.

— Как пожелаете, любезная княжна.

Первин стояла неподвижно — от этих придворных манер на нее накатывал все больший ужас.

— Две осени тому назад, когда прекратились дожди и дороги подсохли настолько, что по ним смогла проехать почтовая повозка, почтальоны привезли мне письмо, — начал Адитья. — Имя свое на конверте я прочитать смог, а кроме этого почти ничего.

— Это потому, что ты пока не научился читать! — широко улыбнулась Падмабаи.

Первин вздрогнула, испугавшись, что Адитья отреагирует неадекватно на снисходительность княжны. Но он лишь подмигнул девочке и продолжил все тем же фальшиво любезным тоном:

— Да, ведь я не такой богатый, как вы. Меня в девять лет отправили работать во дворец.

Шуту было двадцать четыре года, выходит, родился он примерно в 1897-м. Махараджа Махендра Рао появился на свет в 1879-м, так что именно он мог быть тем высокородным отцом, от которого Адитья унаследовал свои золотисто-карие глаза. А вот муж покойной махарани, махараджа Мохан Рао, на момент его рождения уже достиг зрелости. И ведь мистер Басу говорил, что, еще будучи подростком, танцовщица куда-то исчезла на несколько месяцев. Первин готова была спорить на что угодно, что исчезновение это пришлось на период между 1896 и 1897 годами.

В эти лихорадочные подсчеты ворвался голос Адитьи:

— Ну а теперь догадайтесь. Кто мог прислать мне письмо, если всем известно, что я неграмотный?

— Кто-то, кто тебя не знает! — сообразила Падмабаи. — А как ты выяснил, что там написано?

— Попросил Пратика прочитать мне письмо. А сказано там было, что, если в определенный день я приеду на ипподром в Пуну, меня там будет ждать богатый подарок.

— И что ты сделал? — Падмабаи нетерпеливо застучала ножками по земляному полу.

— Поездку на ипподром мне удалось устроить без труда, потому что, как вы знаете, мне всегда позволяли путешествовать и привозить раджмате свежие сплетни. — Он многозначительно глянул на Первин, та выдавила на лицо улыбку. Нельзя показывать, как ей страшно.

— И что за подарок? — настороженно поинтересовался Джива Рао.

— Очень красивая дама вручила мне пачку рупий. Я спросил, кто она такая и зачем так поступает. И тут она призналась, что она моя мама! Я ужасно удивился. Всем известно, что я вырос в деревне, в семье шута. Так вот, дама эта попросила его меня вырастить, пока сама она работала.

Падмабаи просияла.

— А где работала такая замечательная мама? Она была красавицей юристкой, как Первин-мемсагиб?

Первин понравилось, что, в понимании Падмабаи, существовал целый мир женщин-юристок, а вот то, что девочка назвала ее красавицей, она сочла нелепым. Сама-то она уж всяко не видела в себе никакой красоты: руки перепачканы, к юбке для верховой езды прилипли листья и сучки.

— Вот какая у нее была работа. — Шут округлил руки, изображая исполнительницу классических индийских танцев. — Некоторое время она танцевала в том самом дворце, который вы так хорошо знаете, для всех приезжавших в гости махараджей. А потом, вместо того чтобы забрать меня из деревни, как поступила бы хорошая добрая женщина, она уехала во Францию и Швейцарию. И на ипподром мама меня позвала затем, чтобы попросить прощения и сказать, что никогда про меня не забывала. А еще — если бы все пошло как надо, я стал бы махараджей.

— Она была танцовщицей, а ты бы стал махараджей! — Падмабаи захлопала в ладоши, явно не понимая скрытого смысла этих слов. — Какая хорошая история! Только слишком короткая.

Первин заметила, как Джива Рао бросил быстрый взгляд на дверь. Дождалась возможности встретиться с ним глазами, потом ободряюще кивнула. Если понадобится, она бросится шуту наперерез. Но когда Джива Рао начал медленно вставать со стула, шут тут же глянул в его сторону.

— Сидите. Это еще не конец истории.

— А, он теперь расскажет нам про свой дворец! — обрадовалась Падмабаи.

Князь Джива Рао неловко присел на краешек стула и презрительно посмотрел на сестру:

— Ты совсем глупая? Не понимаешь, что он говорит не про какое-то другое место? Он хочет править Сатапуром вместо меня!

— А вы умнее, чем о вас говорят! — Голос шута так и сочился сарказмом.

Первин почувствовала, как виски взмокли от пота. Ей очень хотелось избежать конфронтации.

Падмабаи затрясла головой, так что косички запрыгали.

— Но наш махараджа — Вагх.

— Будет им… если не произойдет несчастного случая. — Шут умолк, сверля взглядом то Дживу Рао, который сердито сжал губы, то Падмабаи, на лице у которой отражалось одно лишь смятение. — Дети мои дорогие, вы забыли про своего покойного старшего брата!

— Не будем об этом! — взмолилась Первин, увидев, как глаза княжны затуманились от слез.

— Это случилось неподалеку, — с непонятной улыбкой продолжал Адитья, и Первин почувствовала, как у нее холодеет внутри. Неуместно говорить о смерти с улыбкой. — Я старательнее других искал князя Пратапа Рао. Свистел вот так. — Он умолк, поднес пальцы ко рту; раздался пронзительный свист, Ганесан вскочил и подбежал ближе. — Князь вышел ко мне. И какую же он мне рассказал историю!

— Рассказал историю? — не удержавшись, выпалил Джива Рао.

— Да, про то, что преследовал тигренка, но тут появилась его мама-тигрица, страшно оскалила зубы, а потом увела сына прочь.

— Какой он был храбрый! — похвалила Падмабаи.

— Нет, он очень испугался, — возразил Адитья, гладя Ганесана по спине. — Так испугался, что выронил пистолет.

— Наш старший брат выронил пистолет? Не может быть. Он же был очень сильным! — воскликнул Джива Рао.

— Это же выдуманная история, в ней все может быть! — вмешалась Первин. А сама подумала: возможно, сейчас у Адитьи на поясе как раз тот самый пистолет. Хауда, с прочными стволами, предназначен для защиты от хищников.

Шут посмотрел на пистолет, потом широко улыбнулся:

— Хотите — верьте, хотите — нет.

— А я хочу еще историй про нашего храброго брата. О нем никогда не говорят. Хотят забыть.

От этих безыскусных слов Падмабаи у Первин потемнело в глазах. Она испугалась, что шут сейчас расскажет про гибель Пратапа во всех подробностях — даже страшнее, чем было на самом деле. Ведь его задача — нанести детям душевную рану, которую потом уже не залечишь.

Шут бросил на нее презрительный взгляд, а потом, глядя на Падмабаи, преувеличенно затрясся всем телом.

— Смотрите, как Первин-мемсагиб замерзла! Попьем чаю?

Падмабаи захлопала в ладоши.

— Да! Меня не покормили, а я такая голодная! Хочу чаю и роти!

— Человек, который печет роти, тут неподалеку. Он может накормить детей. Пусть сходят и попросят, — тут же предложила Первин.

Если княжеские отпрыски чего-то попросят, им не откажут. Кроме того, Первин подумала: вдруг Рама неподалеку и сможет вмешаться.

— Роти потом. Сперва выпьем чаю. — Настойчивость Адитьи тут же насторожила Первин. Покойная махараджи была единственной отравительницей во дворце — так ли? Однако ходить она не могла, значит, кто-то принес ей яд. Возможно, что шут.

Адитья взял спичечный коробок, лежавший рядом с портсигаром Ванданы, зажег спичку, поднес к непрогоревшим веткам в жаровне. Пламя быстро занялось. Адитья перелил воду из кувшинчика в чайник, подвесил его на полукруглую дугу над жаровней. Пока он всем этим занимался, Первин подумала, не попробовать ли схватить Падмабаи, не броситься ли к двери — но придется оставить Дживу Рао, а он из-за его статуса в самом уязвимом положении.

Падмабаи подскакивала на стульчике:

— Адитья-ерда, расскажи дальше! Ты сказал, что наш брат увидел тигра и выронил пистолет.

— Да. И очень переживал, где этот пистолет потерялся. Я сказал, что возвращаться за ним слишком опасно. Но махараджа боялся, что князь Сваруп рассердится, это же был его пистолет. И знаете, что я тогда сделал? — Шут раскинул руки на всю ширину комнаты. — Я сказал: «Идите сюда. Поплачьте в моих объятиях, вам полегчает».

— Вы и с ним так всегда делаете, — заметила Падмабаи и улыбнулась князю Дживу Рао — тот выглядел так, будто увидел призрака.

У Первин возникло страшное предчувствие насчет того, что сейчас последует. Она покачала головой:

— Не будем говорить об умершем, которого они очень любили. Их это травмирует.

Шут скривился.

— А меня не травмировали? Тысячу раз! — Он снова повернулся к Падмабаи и Дживе Рао, поднял руки, начал изображать: — Я завел руку ему за голову, вот так, чашечкой. И без труда толкнул его лицом в землю. А потом держал много минут, пока он не перестал дергаться.

— Прекратите! — в бессилии выкрикнула Первин. Нельзя так жестоко поступать с детьми. Что еще он им изобразит — как князь боролся за жизнь?

Но Джива Рао ничего не слышал, он спрятал лицо в ладонях.

Падмабаи же по-прежнему ничего не понимала. Она с любопытством спросила:

— Вы его положили лицом на землю, чтобы он увидел Крота?

Адитья сознался в убийстве; Первин все еще пыталась сообразить, что к чему, а плечи Дживы Рао вздрагивали от рыданий.

Первин чувствовала: Джива Рао понял, что этими подробностями шут пытается нагнать на него страху перед его собственной смертью. Но поддаваться этому чувству она не имела права. Вспомнила, как отец однажды велел ей провести беседу с клиентом, насчет которого имел серьезные опасения, что тот — хладнокровный убийца. Посоветовал ей говорить спокойно, без страха. Но как сбить с мысли этого человека?

Он опытный лицедей. И что ждет в конце представления?

Первин сложила ладони и принялась хлопать.

— Давайте все похлопаем шуту, подбодрим его. Какой отличный рассказ!

Падмабаи тоже захлопала, Джива Рао — нет. Он глубже прежнего спрятал лицо в ладонях — и у Первин промелькнула страшная мысль: мальчик мог подумать, что она радуется гибели его брата.

Адитья снисходительно улыбнулся.

— Не получится. Домик далеко, хлопки двух человек никто не услышит.

Что еще ей оставалось? Эффект неожиданности.

— А я вам говорила, что недавно разговаривала с вашей матерью?

В первый миг он явно изумился, потом качнул головой.

— Вы не из наших краев. Точно ее не знаете.

— Я прекрасно знаю Вандану Мехта. У нас был длинный разговор, который я успела включить в отчет.

— Она про вас не упоминала. Но это неважно.

— На деле очень важно. Она пользуется большим уважением в правительственных кругах.

— Скорее всего, ее уже нет в живых. Датура убивает за полсуток.

Он упомянул тот же самый яд, который приняла и махарани. Значит, именно он ей его и достал и часть оставил себе. Первин напомнила себе, что доктор Эндрюс все-таки добрался до «Райского пристанища». Может, Вандана и выживет.

Пытаясь не выдать волнения, Первин спросила:

— Почему вы так поступили с собственной матерью?

— Она все пыталась дарить мне деньги и всякие красивые вещицы из Европы. А у меня была к ней единственная просьба, с самого начала последнего сезона дождей мы только о том и говорили. Но ее было не переубедить.

— О чем вы ее просили?

— Об очень простой вещи. Чтобы она открыла правду, написала в письме, кто был моим отцом. У нее были высокопоставленные друзья-англичане, они бы ей поверили. — Он качнул головой и добавил: — А она говорила всякие глупости — что лучше останется с мужем, а ко мне переедет, только когда я стану правителем.

— Ваша мать вас уже однажды бросила — бросила и на сей раз, — произнесла Первин, сознавая, как он разгневан.

— Моя мама тоже иногда уезжает. Но потом всегда возвращается, — попыталась утешить его Падмабаи.

Первин глубоко вздохнула.

— Я знаю, вам нанесли глубокую рану. Но это не значит, что нужно ранить других. Счастья на таком не построишь.

Адитья вскинул руки, будто она говорила ерунду.

— А вы думаете, раньше я был счастлив? Думаете, когда я улыбался и паясничал на публике, я радовался жизни?

— Ситуацию, в которой ваша мать вынуждена была вас покинуть, создала раджмата, — ровным голосом произнесла Первин. — Но ее больше нет в живых. Выпустите нас с детьми из башни. Они вам ничего не сделали.

— Ни за что! — Рука его метнулась к кобуре. — Если глупый мальчишка, который хнычет там на стуле, останется в живых, не видать мне трона!

Первин покачала головой. Желание Адитьи не имело ничего общего с действительностью — и не будет иметь, даже если умрут все члены правящей семьи, включая и Сварупа. Если она ему это скажет, отринет ли он свой маниакальный план? Первин сглотнула и начала:

— Я, как юрист, считаю своим долгом дать вам правильный совет.

Выражение его лица переменилось на более заинтересованное.

— Да-да. Мне очень нужна помощь юриста.

Первин в надежде, что он не сорвется, продолжила:

— Беда в том, что ваше требование возвести вас на трон, скорее всего, будет отвергнуто.

— Разумеется, нет! — Он шагнул к ней ближе и лихорадочно заговорил: — Я очень похож и на отца, и на братьев. Мать мертва, но я могу найти свидетелей, которые подтвердят, что у моей матери была связь с махараджей.

— А который из махараджей был вашим отцом? — Первин старалась говорить деловым тоном.

Он помолчал, а потом почтительно выговорил:

— Махараджа Мохан Рао.

— То есть вы сводный брат князя Сварупа.

— Старший брат, — уточнил, приподняв бровь, шут. — И когда сведения об этом выйдут наружу, все жители Сатапура захотят, чтобы ими правил именно я.

— Но наш махараджа — мой брат! — выпалила Падмабаи.

Лицо Дживы Рао застыло в исступлении. Он достаточно был сведущ в жестокой истории Маратхи, чтобы понимать, какую судьбу ему уготовил Адитья.

Первин пришлось сменить тему:

— В вашем плане есть одна нестыковка. Дело в том, что трон Сатапура не переходит к сыновьям махараджи Мохана Рао в порядке старшинства. Он переходит к потомкам следующего правителя, покойного махараджи Махендры Рао.

Адитья в ярости закусил губу.

— Но это несправедливо! Ведь совсем недавно трон перешел от брата к брату. И англичане это одобрили!

— Да, но лишь потому, что у князя Пратапа Рао не было детей. — Первин продолжала говорить медленно, внятно, чтобы Адитья не запутался: — Англичане и члены правящей семьи установили жесткие правила касательно престолонаследия. — А потом, вспомнив слова Колина про махараджу Бароды, она добавила: — Они могут даже назначить преемником обычного мальчика из правящей касты, проживающего в княжестве. Важно другое: чтобы к правящей касте принадлежали оба его родителя.

Лицо Адитьи застыло. А через миг он произнес:

— Вы лжете.

— Не лгу. И ваша мать отказывалась вам содействовать именно потому, что она это знала. — Пытаясь его успокоить, Первин продолжила: — Ваша мать вас любит и хочет вам помочь — но ей-то известно, что по закону осуществить ваш план невозможно.

Лицо Адитьи вновь ожило и приняло угрожающее выражение.

— Тогда вы скажете англичанам, что правителем они должны назначить меня.

Первин покачала головой.

— Я этого не сделаю, если вы не отпустите детей. Махараджа должен любить своих подданных. Не может на троне сидеть убийца.

Рискованно было так резко ему отказывать, но пусть лучше обрушит весь гнев на нее — может, тогда детям удастся сбежать. Первин следила за тем, как у Адитьи вытянулось лицо: он понял, что все его потуги были тщетны. Потом он вымученно улыбнулся.

— Вы раскрыли мне вещи, про которые я не знал, Первин-мемсагиб. Тут есть что обдумать. Давайте выпьем по чашке чая.

— Конечно, — согласилась Первин, думая, что, возможно, пока он разливает чай, можно будет осуществить побег.

— Я не хочу чаю, — дрожащим голосом произнес Джива Рао.

— А я — да! Большую чашку! — объявила Падмабаи.

— Вы не дома. Я не уверена, что вода здесь достаточно чистая для детей княжеской крови. Сперва я должна сама попробовать, — вызвалась Первин. Не хотелось ей, чтобы дети принимали хоть что-то из рук Адитьи.

Падмабаи насупилась:

— Вы же обещали, что мы здесь остановимся, чтобы поесть и попить!

Адитья подозвал Падмабаи к себе.

— Вслушайтесь. Слышите, как поет чайник? Будьте добры, княжна, снимите чайник с огня.

— Что? — удивленно спросила Падмабаи.

— Да-да. Вы уже большая, справитесь, — стоял на своем шут.

— Нет, не смейте! — вмешалась Первин, пытаясь перехватить Падмабаи, но дорогу ей перегородил пес. Девочка заспешила к жаровне, Первин взмолилась: — Не трогайте! Обожжетесь!

Шут расхохотался, и Первин разгадала его уловку: он вынудил ее запретить княжне что-то сделать, и теперь Падмабаи этого захочется еще сильнее.

Адитья перегородил Первин дорогу и не дал ей схватить княжну, а та протянула ладошку к огню и сомкнула ее на железной ручке. Закричала, отдернула руку, чайник закачался. Девочка потеряла равновесие и упала прямо на край железной жаровни.

Первин с криком бросилась к ней, но Адитья схватил ее за плечи.

— Стоять! Ее заберет огонь, как потом и ее брата.

Услышав крик Падмабаи, Ганесан залаял. Адитья пнул его в бок, пес отскочил. Первин чувствовала, как руки Адитьи сжимают ей плечи, — она билась, но вырваться не могла.

— На помощь! — закричала она, зная, что за лаем никто не услышит.

— Прекратите! — яростно перебил ее Адитья, заламывая ей руку за спину. Из этого положения она увидела, что Джива Рао исчез. Боль в плече была невыносимой, но она вырывалась и билась, чтобы отвлечь Адитью. И при этом молилась про себя, чтобы князь побежал не в лес, а к охотничьему домику, а там позвал на помощь.

Адитья перехватил ее за запястья. Начал медленно подталкивать к огню, туда, где лежала, баюкая обожженную руку, плачущая Падмабаи — над нею стоял Ганесан. Девочке было так больно, что она не обращала внимания на угли, тлевшие совсем рядом с юбкой ее кружевного белого платьица.

Адитья прошептал Первин на ухо:

— Вам нужно одно — подтолкнуть угли к ней поближе. Это сочтут несчастным случаем. Вы были в безвыходном положении.

— Нет! Моя задача — оберегать их. И я никогда…

— Даю вам последний шанс. Мы можем стать партнерами. Напишете складную бумагу, какую написали для махарани. Поменяете даты. Докажете, что правителя лучше меня не найти.

Первин затрясло. Нужно бы согласиться, умиротворить его, попытаться успокоить — она знала, что поступить нужно именно так, — но будто бы застыла. Слишком мало места, слишком много страха. Он получит от нее этот документ, а потом он их всех убьет. Поэтому она промолчала.

— Прощайтесь с ними, — сказал Адитья.

Первин, задыхаясь, выкрикнула:

— Беги, Падмабаи! Джива Рао, беги!

Про титулы она забыла.

Адитья, взревев от ярости, толкнул ее прямо в огонь.

На Первин нахлынула волна невыносимого жара, дым удушал. Она попыталась отстраниться и увидела, что бок и рукав ее кафтана для верховой езды охвачены пламенем. Боли Первин пока не чувствовала, но знала, что она скоро придет.

Джива Рао тянул сестру к дверям башни. Первин всем телом навалилась на Адитью и закричала во всю силу легких. Страх в этом крике появился сам собой, а если шут решил сосредоточиться на ее уничтожении, возможно, он не поймает детей.

Первин боролась с человеком гораздо ее сильнее, и тут в голове у нее мелькнула мысль: вот что значит быть опекуном. Не собиралась она умирать за юных правителей Сатапура, но судьба распорядилась иначе.

Первин закричала снова и услышала за спиной какой-то шум. Она с ужасом следила, как пес опустил морду к ее предплечью и погрузил в него зубы.

Но боли укуса она не почувствовала. А вот рука едва не вылетела из сустава, потому что Ганесан дернул ее прочь от огня. Она перекатывалась с боку на бок, пытаясь сбить пламя. Поняла, что Адитья ее больше не держит. Посмотрела в сторону, увидела ноги в твидовых джодпурах, стремительно поднимавшиеся по лестнице.

Почему Адитья решил подняться наверх, а не выбежать в дверь?

Потому что с охотничьей башни открывается отличный обзор.

Первин, шатаясь, встала и побрела к лестнице. Первый шаг дался ей с трудом — руки почти не слушались, равновесие было не поймать. Но она сделала второй шаг, а потом и третий.

Она поднялась всего лишь на метр, когда чьи-то сильные руки ухватила ее за локти. Вновь накатила паника. Видимо, пламя и страх сделали свое дело, она все перепутала, ей просто показалось, что шут убежал наверх.

— Первин! Остановитесь!

То был голос Колина.

— Первин!

Она качнулась назад, привалилась к нему, и от этого движения оба потеряли равновесие и вместе рухнули на земляной пол.

— Простите, — извинился Колин, выкарабкиваясь из-под нее. Первин посмотрела на него, радуясь своему спасению и одновременно сгорая от стыда после столь тесного соприкосновения. Все те ощущения, которые посетили ее в гостевом доме, так при ней и остались.

Чтобы заговорить, пришлось хоть немного выровнять дыхание. Далось ей это с трудом.

— Я все еще горю?

— Уже нет. Господи, чьих это рук дело? — Колин посмотрел на обожженный рукав, на кружившего рядом перепуганного пса.

— Это Адитья — тот человек, который приезжал вчера вечером. Вы видели детей? Они спаслись?

— Они снаружи, их утешает князь Сваруп. Все с ними в порядке.

Три человека, которых Адитье необходимо уничтожить. Первин прошептала:

— Но Адитья на крыше! Он может выстрелить.

Колин посмотрел на стремянку, исчезавшую в квадратном отверстии — а выше голубело небо.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это охотничья башня, — прошептала она. — А он там, наверху, с пистолетом.

Колин бросил ее с той же стремительностью, с какой пришел ей на помощь. Он выскочил из башни с проворством, какого она от него не ждала. Первин так быстро двигаться не умела: закусив губы от боли, она выволокла свое ноющее тело наружу. От Колина она сильно отстала, зато отчетливо разглядела на полянке правящее семейство. Дети прижались к князю Сварупу, Джива Рао уткнулся лицом в рукав его камзола. Похоже, маленький махараджа плакал. Всех троих обуревали столь сильные чувства, что они не замечали человека, стоявшего на площадке башни с пистолетом в руке.

Взгляд Первин перелетел с Адитьи на Колина. Он обогнал ее метра на три и медленно продвигался вперед. На нем были ботинки, а значит, и протез тоже. Видел ли его Адитья?

Ответ на этот вопрос она получила через миг.

— Кто тронется с места, сразу умрет, — прозвучал голос Адитьи с вершины башни.

Князь Сваруп поднял голову и посмотрел на шута, стоявшего на верхней площадке. Князь явно его не узнавал — видимо потому, что одет Адитья был не так, как обычно. Сваруп сурово осведомился:

— Ты кто такой?

— Для тебя — ничтожество! — ответил Адитья. — А на деле — твой старший брат. Ты обязан меня почитать.

Князь Сваруп отреагировал не сразу. Прищурился, потом спросил:

— Это… Адитья-ерда? В моем ездовом костюме?

— Вчера вечером в гостевом доме я вытащил его из багажа. Все, что принадлежит тебе, по праву мое. — Адитья навел пистолет на двух князей.

— Не говори глупостей. Ты даже не знаешь, как стреляют из хауды. Ты же не воин, — презрительно бросил Сваруп.

Первин поморщилась, помня, как чувствителен Адитья ко всему, что касается статуса. Сваруп дразнил скорпиона, плохо сознавая, что укус может оказаться смертельным.

— И это говоришь мне ты — князь, который только и умеет, что пить и транжирить деньги? Вот за это и выпей! — Адитья взвел курок.

Первин увидела, что лужайку пересекает маленькая гибкая фигурка. Рама спешил к княжескому семейству. Что он хотел — заслонить их собой? Тут грянул выстрел — и сердце ее разбилось.

Первин инстинктивно упала в траву, прикрывая голову. Поняв, что ничего не случилось, она приподнялась, посмотрела на князя. Дети прижались к Сварупу, а Рама подбежал к Колину — тот лежал на земле.

Первин с ужасом поняла, что Колин вновь пожертвовал собой, — и тут Падмабаи закричала.

— Ложитесь! Ложитесь! — взывал князь Сваруп. Первин и так лежала — беспомощная, неподвижная. Сколько пуль в этом пистолете — что, если хватит на них на всех?

Она опасливо обернулась, чтобы понять, в кого теперь целится Адитья, но шута не увидела. Возможно, он распростерся на крыше башни, потому что ей была видна только его левая рука, вцепившаяся в низкий парапет. Может, он упал после выстрела — или выстрелил в себя?

— Как… — прошептала Первин, ни к кому не обращаясь, но договорить не успела.

Из-за кустов появилась стройная невысокая женщина в синем костюме дворцового вестника. В руках у нее была длинноствольная охотничья винтовка. Черные волосы разметались и спутались, но по угловатому смуглому лицу нетрудно было узнать махарани Мирабаи. Впервые за все время, что Первин ее знала, она улыбалась.

Глаза у Сварупа расширились — Первин поняла, что он недоумевает, откуда взялась его невестка. А вот Падмабаи и Джива Рао дружно завопили от восторга.

— Мама, ты его застрелила! — кричал Джива Рао.

— Ты молодчина! — добавила Падмабаи и расплакалась.

Первин поняла: это запоздалая реакция. За веселой болтовней Падмабаи все это время скрывала безграничный страх.

Махарани кивнула оцепеневшим зрителям. А потом спокойно положила винтовку на землю и, раскинув руки, бросилась к своим детям.