Ободрённый, даже больше скажу — окрылённый, я сам не заметил, как оказался у дверей Доротеи. Попинал, крикнул:
— Открывай, сова, медведь пришёл!
Дверь, не долго думая, открылась.
— Припёрся всё-таки, — буркнула Доротея и зевнула.
Я даже почти поверил, что спала. Если б дверь через три секунды после стука не открыла, и если бы на столе не стоял пузырь красного с двумя бокалами. Сама Доротея принарядилась в какое-то п**датое платье, до такой степени по-бл*дски ярко-красное, что я ощущал себя эпическим грешником даже просто стоя рядом.
— Ну что, — сказал я, соображая, с какой ненавязчивой фразы начать разговор, — как там твои булки?
— Проходи, попробуй, — пожала плечами Доротея и закрыла за мной дверь.
Ну, собственно, светские приличия вроде как соблюдены. А выпить — оно и опосля можно.
***
Избаловала меня Сандра, ох, избаловала своей мега-прокачкой навыков любовницы. Доротея, видать, поспокойней к этому делу относилась. В прошлой жизни мне б такой бабы за глаза хватило. Я бы, может, даже бухать бросил и начал бы шансон петь, вот какая баба!
Но конкретно сейчас, без всяких техник, на одном голом энтузиазме, зрительных и тактильных впечатлениях мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем я себя удовлетворил. Доротея моих мучений вообще не заметила, ей эти полтора часа показались раем небесным, как в песенке Вейдера.
— Я сейчас помру второй раз, — простонала она, когда мы, покончив со своим гнусным делом, повалились без сил на простыни. — Ты что — каменный?
— Местами — да, — тяжело дыша, отозвался я. — А вот сердце, говорят, мягкое, доброе и ранимое. Оттого бухаю много. Тяжело, понимаешь, жить индивиду без защитной ракушки...
Золото-баба, намёк поняла прежде, чем я сам его понял. Встала, халатиком принакрылась, подогнала пузырь красного со стола и два бокала. Эх, не привык я, из мелкой-то посуды... Ну да ладно, первое свидание, как-никак.
— Ну и как тебе мои булки? — игриво спросила Доротея, когда мы оприходовали по первому бокалу.
— Шикарные, — не стал я кривить душой. — За такие и жизнь отдать не жалко.
Доротея — не Вейдер, я у неё ничего не покупаю. Значит, можно и похвалить, только на пользу. Доротея и впрямь сразу расплылась в улыбке, довольная стала.
— Закурить хочешь?
Я с удивлением посмотрел на Доротею, она озорно сверкнула глазами.
— Не знал? Правду говорят, ты как в бункере живёшь. Вернули курево. Дома можно, плюс — пара заведений специальных открылась. На улице — блок.
— А давай, — осторожно сказал я.
Доротея достала из инвентаря пачку сигарет.
— Ещё чуть-чуть — и я на тебе женюсь, — пробормотал я, когда она поднесла горящую спичку.
— Вот ещё! — фыркнула Доротея и прикурила сама.
Ну реально — в рай попал, слов других нет. Затянулся, вспоминая давно забытое ощущение. Полоска здоровья чуток дрогнула, да и хрен с ней. Кто другой затеял бы проверять, как и на каких характеристиках отражается каждая затяжка. Мне, как обычно, было насрать.
— Идиотство, правда? — сказала Доротея, беззаботно стряхнув пепел на пол.
— Конечно. А что именно?
— Ну, вот это. — Она показала мне сигарету. — Создали мир, в котором невозможно ни умереть, ни даже окончательно испортить себе жизнь. Ввели туда сигареты. Могли бы сделать их безвредными, но — нет, привязали к курению здоровье и всякие характеристики, типа объёма лёгких. Зачем?..
У-у-у, у кого-то философское настроение проснулось. Ладно, поддержим.
— Идиоты мечутся между идентичностью с реальностью и её усовершенствованной версией. Никому пока в голову не стукнула простая мысль: прежде чем совершенствовать или хотя бы тупо копировать реальность, нужно понимать, как она устроена.
— Угу, — не глядя на меня, сказала Доротея, — а они свели всё к цифрам и думают, что взяли под контроль.
— Не, — выдохнул я дым в потолок. — Они-то как раз так не думают. Это все, кто тут живёт — думают. Слыхала о вампирах?
— Чего? — покосилась на меня Доротея.
— Вампиры. Пидарасы такие, которые сосут, но — кровь.
— Ну. А где ты их тут видел?
— В гробу, — ржанул я, но тут же стал серьёзным. — Короче, есть легенда, или предание, а мож — анекдот такой, не в теме. В общем, древняя байка. Вампиры обладают одной слабостью.
— Солнечный свет?
— Солнечный свет тебе сильно не поможет, если ночью до тебя до**ался вампир.
— Крест? Святая вода?
— Угу, а если на тебя напал мусульманский вампир?
— Сдаюсь. Так что делать, если на меня ночью напал вампир-мусульманин?
— Рекомендуют бросить ему горсть риса или любой другой крупы. Есть мнение, что у вампиров существует на эту тему устойчивый загон: пока все зёрнышки не пересчитает — ничего больше делать не будет.
— Серьёзно? — фыркнула Доротея.
— Поверье, — пожал я плечами. — Когда-то люди, если доводилось ночью через погост куда-то пилить — клали в карман горсть зерна, чисто на всякий случай.
— А при чём здесь?..
— А при том, что люди — те же вампиры. — Я затушил пальцами окурок и, допив залпом вино, бросил его в опустевший бокал. — Кидаются на тебя — и сосут, сосут, пока ты весь не кончишься. Чтобы их хоть как-то отвлечь — дай им чего-нибудь посчитать, они и отъ**утся. Деньги. Проценты по кредиту. Будущую пенсию. Это если в реале. А в нашей педовне — на́тебе ё**ную тучу характеристик, навыков и прочего унылого говна, считать — не пересчитать. А оно ж ещё движется всё, меняется. Вот и сидит всё это стадо упырей, упоённо считает, где у них какой кач, а где наоборот. А как наоборот называется, кстати? Дизкач? — Я хихикнул.
— Не знаю, я в эту чушь вообще особо не лезу, — поморщилась Доротея.
— Ну и правильно. — Я встал, потянулся и покрылся стандартным шмотом из инвентаря. — В целом, что я тебе скажу... Человечество — штука унылая и бессмысленная. И всё, что оно высирает, может быть только ещё более убогим и бесполезным. Такие, как я, это понимают. Оттого и предпочитают про**ать жизнь вчистую на дурацкие мечты, не усираясь ради того, что всё равно превратится в песок. И, знаешь, интересная херь: на таких, как я, и девки чаще вешаются. Задроты думают, это из-за какого-то там «звериного начала», или типа того. Но на самом деле каждый человек в глубине души понимает простую вещь: всё летит в п**ду. Вот и тянутся к тем, кто живёт так, будто весь мир уже умер. Я — самурай наоборот.
— Вроде ж выпили немножко, — вздохнула Доротея. — А тебя чего-то накрыло. Пойдёшь?
— Ну, — хрустнул я нарисованными шейными позвонками. — Есть у меня ещё пара неясностей, надо бы свет пролить. Давай, зайду ещё как-нибудь.
— Угу. Каждую ночь буду у окна сидеть, дожидаться.
Я посчитал это прощанием и молча двинул к выходу. Но в дверях спальни меня настиг задумчивый голос Доротеи:
— Всё ты верно говоришь. Только вот тут-то ничто не обратится в прах. Здесь всё, что мы сделаем, может существовать вечно. Как и мы. Но чувство-то всё равно такое, будто всё это — бессмысленно. Почему так, Мёрдок?
Я повернулся, посмотрел на неё. Доротея ответила туманным взглядом хорошо удовлетворённой и немного выпившей женщины.
— Ты вот надо мной смеялся, что я на рынке булками торгую... А я, знаешь, в прошлой жизни тем и занималась. Так жизнь сложилась. Очутилась тут — и... А какие у меня мечты? А чего я хочу? Спросила себя, ответа — нет. Раньше думала... Ну, не думала, так... понимала, что доживу до пенсии, покачаюсь в кресле-качалке, внуков побалую, да и кремируют. А тут?
Она сильно, зло затянулась, и столбик пепла дополз до фильтра. Окурок швырнула в сторону.
— Пошла и вцепилась в эти чёртовы булки. Чтобы забыть. Чтобы не думать. Я такой же вампир, как все остальные, да! Хочешь, отсосу?
— Не, — попятился я. — Ну его на**й, после такой прелюдии. Ладно, я, это...
— Вали уже, — поморщилась Доротея.
Я и свалил. Было бы попрошено.