Lvl 2: Рок-н-ролльное сердце

TRACK_38

— Такое вот сраное говно, — сказал Мэйтата, залпом осушив первую кружку ерша. — Кенийский филиал е**чего проекта.

— Разрешение-то давал? — спросил я.

— Какой там на**й? — возмутился Мэйтата. — Вообще не знал, что такое бывает. Главврачу, видать, бабла дали — он и слил им меня. Помню, что-то подписывал, какие-то обследования башки проводили. П**дели в глаза, пидарасы, и не морщились. А как в деревню к пациентке приехал — там меня и пристрелили эти ушлёпки... Не суть. Глаза открываю — а я в охренительно бескрайней...

— ...белой херне, — кивнул я.

— Белой херне, — согласился Мэйтата. — И — всё, говорят, пути назад нет. Ты представь?

— Давай, братуха, ещё по одной, — вздохнул я и щелчком подозвал неписаную красавицу. — Дорогая, нам по полкружечки.

— Ага, — фыркнул Мэйтата. — А то мы, знаешь, в завязочке.

Мы заржали, глядя друг на друга. Эх, сколько лет сколько зим!

— Мёрдок, ты нас не представишь? — дёрнула меня за рукав Сандра.

— Канеш. Это — Мэйтата. Самый охеренный врач из всех, кого я знаю.

— Во вселенной, сучара! — поправил меня Мэйтата.

— Самый охеренный врач во вселенной, — согласился я. — Он в этой своей Кении без всяких лекарств и аппаратов таких покойников поднимал, что хер какому доктору Хаусу приснится.

— Шаманская кровь, ё**на!

— Шаманский род, ё**на! — подхватил я. — Меня он от передоза лечил, потом опять от передоза, снова от передоза, потом я забухал — и он меня из запоя выводил. А когда мне после концерта ноги сломали...

— Мёрдок, ты что в Кении делал? — перебил Иствуд.

— Как, что? — уставился я на него. — Выступал. Гастроли.

— Выступал он, б**дь! — рыкнул Мэйтата и щедро влил крепкого из бутылки в полкружки пива. — Видал я такие выступления знаешь, на чём?

— Есть пара догадок, — оскалился я. — А ты как меня нашёл-то, братуха?

— Как нашёл! — снова заорал Мэйтата так, что пыль с потолочных балок посыпалась. Не настоящая, конечно. Так, чисто антураж, чтобы визуально показать, как всё трясётся. — Как мир открылся — так повидал одного путешественника из вашего трахнутого Линтона. Он-то мне и рассказал, что ты, говна кусок, тут вперёд меня оказался! Я ж охерел! Сразу собрал всё, что было — и в дорогу. И что ты, сука, думаешь?

— И что же, сука, произошло? — наклонился я вперёд.

— Я пришёл ровно на твой грёбаный концерт, на твоё сраное выступление! Вот в этом самом говённом сарае. — Мэйтата постучал кулаком по столу. — И какой-то маг прибил меня фаерболлом! А я ж сразу сюда, у меня сейв — в другом городе. Там и реснулся.

— Засада, — посетовал я и поднял кружку. — Ну ты даёшь, Мэйтата. Вот не ждал тут знакомую рожу встретить.

Мы стукнули кружки и дружно выпили. Мэйтата закашлялся, а я перехватил задумчивый взгляд Сандры. Задумчивость передалась и мне.

— Братуха, — сказал я. — А ты по классу-то кто будешь?

***

Ну что? Ну что, мать вашу так, кто самый крутой? Правильно, я самый крутой! Вы вот сидите там и п**дите, мол, он нихера не делает... Так, кажется, я повторяюсь. Но ничего страшного, повторенье — мать ученья, как это нам в школе заливали.

Кто нашёл жреца? Я нашёл жреца. Причём, даже не совсем так: он меня нашёл. И не какой-нибудь там скучный ссаный конченый жрец-задрот, у которого не хватило тестостерона даже в игрушке под пристойным классом зарегаться, а козырный мега-жрец, врач от бога (или от чего там, во что они в Африке своей верят), с которым, к тому же, интересно разговаривать и выпивать.

А остальные что сделали? Экси? Сандра? Иствуд? Дон? Да ровным счётом нихерашечки они не сделали. Только ныли всю дорогу: Мёрдок много бухает, Мёрдок много е**тся, Мёрдок не держит слово, Мёрдок гоняет гусей! А Мёрдок по итогу самый ценный кадр. Вот как такому не налить? Такому, я вам доложу, просто невозможно не налить. На, Мёрдочек, пей, хороший, заслужил, умничка. А пока Мёрдок пьёт, я немного расскажу вам про Мэйтату.

Мы с ним познакомились и вправду, когда я приехал в Кению на гастроли. Жарища, кругом негры недобрые. Бухло в глотку не лезет. Пришлось упарываться в сопли. В общем, в местную клинику меня привезли за полчаса до концерта в таком состоянии, что врач, который меня принимал, кажется, спросил на своём изнасилованном английском, за каким хреном эти бледнолицые полудурки выкопали на кладбище труп.

Потом ему объяснили, что этот труп обладает огромным рок-н-ролльным потенциалом, и его надо срочно оживить. Врач благоразумно с**бнул, а вместо него надо мной повис другой.

«Ну чё, зёма? — услышал я родную речь из типично африканских уст. — Отпидарасила жизнь, братуха? Не ссы в трусы, дядя Мэйтата тебя починит!»

И ведь починил, зараза такая. Пустил что-то по вене, поджёг какую-то вонючую херь, начал стучать в бубен, петь и танцевать. И через десять минут меня как подбросило! Шары по полтиннику, сердце е**нит ударов двести в минуту, хрен брюки разрывает.

«Дух за тобой ходит, — сказал Мэйтата, постукивая в бубен уже чисто для просто так, без шаманских муток. — Жирный, как жопа жены нашего главврача. Отожранный, педрила. Я ему всёк, конечно. Он охерел мальца, но всё равно рядом топчется».

Я его даже поблагодарить толком не успел. Меня пацаны уволокли играть концерт. «Заходи, если чё!» — сказал Мэйтата. Я пообещал, что зайду обязательно.

Концерт я отыграл — как никогда. Энергия с меня так и пёрла. Публике, правда, было накласть три кучи — ну, всё как всегда. Но это не испортило мне настроения. После концерта я радостно упоролся какой-то местной дрянью, и меня снова увезли в клинику.

«Пацан сказал — пацан сделал!» — обрадовался мне Мэйтата и достал бубен...

Помню тихую ночь. На заднем дворе мы сидели с ним в двух шезлонгах, пили прохладное пивко и курили трубки. Меня так попустило, что как будто только вчера родился и про наркотики ещё даже по телевизору не слышал.

«Жирный, — устало говорил Мэйтата. — Как пидарас, жареный на сале другого пидараса, тоже очень жирного».

«Кто?» — вяло поинтересовался я.

«Дух. Проклятие твоё. Которое тебя уничтожит. Всегда рядом, пидарасина. Никуда ты от него не денешься, вот как в небесах написано». — Он указал горлышком бутылки в бескрайнее и непостижимо глубокое звёздное небо.

«Охеренное», — сказал я и глотнул пивка.

Вообще, после двух передозов в день пить пиво — самоубийство. Но мастерство Мэйтаты меня реально просто воскресило.

«Небо ж, ёп, — дёрнул плечом Мэйтата. — Не хер собачий. Но ты за небо не переживай, оно тебя не ждёт».

«Угу. И угроз не слышит», — пригорюнился я.

«Слышь! Ты мне тут пидарасячьи сопли не разводи, понял? А то я тебе эту бутылку в задницу засуну, разобью там и выход зашью. И мне за это ничего не будет, я тут вообще без лицензии».

«Почему ты вечно про пидарасов гонишь?» — не выдержал я.

«Потому что суть вселенной в вечном слиянии мужского и женского начал, только оно позволяет вселенной продолжаться и развиваться. А пидарасы е**т друг друга в жопы, чем ослабляют вселенную. На самом деле мне срать на вселенную и говномесов всех мастей, так что когда я говорю „пидарасы“, я имею в виду абстрактно е**ническое зло. Ну, или всё, что угодно».

Мэйтата много говорил той ночью. А я смотрел на него, слушал и учился. Впитывал мудрость. Мне ж тогда было всего-то двадцать три года. Пацан совсем.

«Скажи, Мэйтата, а почему ты так по русски бодро шпаришь? Я сперва подумал, у меня приход».

«Это всё потому, что моя русская мать приехала сюда на экскурсию, отбилась от группы, заблудилась в джунглях, и её нашёл великий шаман. Через две недели он её отпустил, она вернулась в гостиницу и вскоре улетела обратно домой. А потом родился я. И однажды духи позвали меня обратно. Я бежал на Родину своего духа, нашёл отца своего духа и десять лет учился у него. Да так и остался. Х*ли тут — тепло, валенки покупать не надо, плюс никто мозги не е**т, что черножопый».

В три часа ночи Мэйтата встал и сказал, что у меня режим и мне пора спать. Спал я так себе. В больнице были тонкие стены, и я сначала полчаса слушал, как Мэйтата трахает медсестру. Потом ещё полчаса — другую медсестру. Потом я не выдержал, пошёл на звуки, и там обнаружилась третья медсестра.

Мэйтата записал в журнале, что я прошёл курс лечебной физкультуры.

Утром я ушёл, но обещал вернуться. Привезли меня тем же вечером, опять после концерта.

«Зря ты эту херню местную берёшь, — сказал ночью за пивком Мэйтата. — Этак сдохнешь скоро. Дух всё жирнее. Я его п**жу пока. Но скоро он меня от**здит».

«Да что за дух? Как его вообще чего?» — спросил я невнятно.

В этот раз колдовство Мэйтаты сработало чуть хуже («А х*ли ты хотел, ё**ный? Я тебе господь, что ли, сука?» — сказал он мне), и в голове стоял кумар.

«Дух как дух, — сообщил Мэйтата так, будто я в день по десять духов вижу, и этот в среднем ровно такой же. — Выглядит, как ты. Он всё у тебя забирает. Душу твою высосет. Жизнь заберёт. И будет жить вместо тебя, а ты будешь у него штатным пидарасом для опытов. Читал „Портрет Дориана Грея“? Вот примерно такая же х**та, только вообще не похоже».

После этого разговора я и начал читать мудрую литературу.

Но на тот момент мне было не очень интересно про духов, и даже пиво было так-сяк. Мне хотелось трахать медсестёр, и я втайне ждал отмашки от Мэйтаты.

«Что, понравились местные? — усмехнулся он и залпом допил бутылку. — Ну пошли, проведём пару тестов».

Пошли. И провели. Все тесты были сугубо положительными. Так что утром я опять выписался.

Послушал Мэйтату и не стал больше упарываться всякой неведомой хренью. Предпочёл бухнуть. Ну, бухнул я прям на отличненько, так что вскоре мы с Мэйтатой снова увиделись.

«Сколько он? — слышал я сквозь сиреневый туман его голос. — Неделю? Неделя — херня. Я если бухаю — так на месяц минимум. А? Концерт? А-а-а, музыканты, б**дь. Знаю-знаю, „Арлекина-Арлекина“, Муслим Магомаев, ёптыть. Ладно, валите из палаты, починю вашего Элвиса е**чего».

Той ночью Мэйтата не дал мне пива и сам не пил. Был бледен и вял. Я с любопытством смотрел на бледного негра. Взрыв мозга.

«Ваня, — тихо сказал Мэйтата, глядя в небо, — п**дец. Духа твоего мне не победить. Мне кажется, он и меня однажды убьёт. Не дух это, а сам дьявол».

«Вот ты, Мэйтата, огорчаешь! — воскликнул я. — Тоже сейчас погонишь про то, что надо завязать и остепениться? Да я ж рок-звезда, я...»

«Знаю, какая ты рок-п**да, — оборвал меня Мэйтата. — Ты чё во мне — мамку, что ли, увидел? Завязать... Да ты можешь себе хоть х*й морским узлом завязать, если хочешь — толку не будет. Дух тот бухлом и ширевом твоим не кормится. Он иную сеть сплёл. И п**дец тебе, бабочка, в этой сети. И мне п**дец. И весь мир по п**де пойдёт...».

«Ты какой-то грустный, Мэйтата, — сказал я. — Пойдём, трахнем кого-нибудь?»

И мы пошли.

Крайний раз Мэйтату я увидел ещё через пару дней. Тут надо заметить, что мы, конечно, не сидели на одном месте. Тур проходил по разным городам, но в том, где жил Мэйтата, мы бывали постоянно из-за долбанутого гастрольного менеджера, который вечно пытался перебухать и переторчать меня. В результате постоянно получалась всякая херня. Едем в одно место в автобусе, тут этому хмырю звонят на мобилу, он туда минуту матерится, потом даёт водиле команду разворачиваться. Мол, выступаем мы не там, не тогда, да и вообще не мы.

В общем, городок Мэйтаты стал для нас этакой регулярной перевалочной базой. Из-за кучи таких вот перегазовок мы теряли уйму времени, и я что есть силы п**дил гастрольного менеджера, чтобы он организовывал нам выступления тут, на месте. А хрен ли сидеть на жопе ровно, когда можно нести папуасам культуру и просвещение!

В результате сложилась идиотская ситуация. Подкупами, уговорами, угрозами набить е**ло мы фактически монополизировали самый крутой местный клуб. Местные команды жёстко обламывались и оказывались не у дел. И вот после одного из таких концертов произошло неизбежное.

Мы вышли с пацанами покурить через заднюю дверь и увидели пару десятков агрессивно настроенных местных жителей с цепями, битами, разводными ключами, обрезками труб, арматурой и прочими атрибутами переговоров на самом высоком уровне.

Пацаны свалили бы, но кто-то из администрации был в теме, и дверь закрыли изнутри.

Началась драка. Наши все пересрались, так что толк был только от меня. Ну, а учитывая сильно превосходящие силы противника, мне же и наваляли сильнее всех.

Мэйтата, когда меня привезли, раскурил для меня прямо в палате здоровенный косяк.

«На, — сказал он, ткнув этой эпохальной гаваной мне в зубы. — Кури, а я тебе ноги починю».

Ноги мне сломали. Пацаны всё-таки были музыкантами, по-своему гуманно поступили. Мол: «Вань, мы против твоей музыки ничё не имеем, играй что хочешь и как умеешь, руки мы тебе ломать не станем. Но вот то, что ты, беложопый кусок говна, приехал хер победи откуда и отработал клуб — это нехорошо, Ваня, плохо это. И мы тебе за это ноги сломаем. Ты, Ваня, не обижайся, так надо».

Я и не обиделся. Подумаешь — ноги. Да и вообще, сложно было обижаться, затягиваясь таким конским косяком. Я даже боль чувствовать перестал. А от танцев Мэйтаты вообще ушёл в нирвану, где чей-то наглухо убитый голос снова и снова повторял мне на ухо: «If you wouldn’t mind I would like to blew».

«Уезжай отсюда, — сказал Мэйтата, когда я оклемался. — Давай, братуха. Не могу я больше, слишком уж жирный пидор этот твой дух, я так сам скоро кончусь».

Я его послушался. Потому что выглядел Мэйтата и вправду хреново. На все восемьдесят, при своих-то сорока пяти. На костылях и в гипсе я покинул гостеприимную Кению и вернулся в Россию писать альбом. Альбомы писать я предпочитал в России, не вы**ывался, ибо топил за гаражный звук, которому охеренное качество, как известно, только во вред.

Больше мы с Мэйтатой не виделись. До сего дня.

***

— Братуха, пойдёшь со мной в рейд? — спросил я, допив кружку.

Язык у меня уже заплетался, что автоматом означало, что рок-музыкант Мёрдок к рейду готов.

— С тобой, братуха — хоть в домну, — сказал Мэйтата и хлопнул меня по плечу.