Путеводная нить бодро вела меня к обиталищу Вейдера, чтобы я мог выполнить свой святой долг и вручить ему письмо. С каждым шагом я всё более мерзко улыбался. Всё-таки хорошую я себе работу выбрал, не устаю восторгаться. Столько плюшек... Вот от кого другого можно свой адрес скрывать — хоть до усёру. А от почтальона не спрячешься.
Вот и домик. У**зднутый такой, маленький, хоть и двухэтажный, с моим не сравнить. Зато садик красивый. Это чё у него там, прудик, что ли? С золотыми рыбками?! Совсем писатель о**ел, даже у меня такого нет. Надо Роме лопату выдать, пусть копает, тоже пруд хочу. Хотя, если подумать, ну его на**й, ещё пьяный утону.
Правда, реснусь тут же, у себя в спальне, время сэкономлю. Так что почему бы и нет.
Я подвалил к двери и заколотил в неё что есть дури, в том числе и ногами.
— Вейдер! — заорал для пущей убедительности. — Вейдер, мать твою так, открывай, утро пришло!
Хлопнуло окно наверху. Сегодня прям ночь хлопающих окон.
— Сейчас два часа ночи! — послышался жалобный голос.
Я сдал чутка назад и задрал голову.
— Вейдер, ты охерел? Я тебе что сказал? Сказал: утро — это когда я проснусь. По мне похоже, будто я сплю?
— Но я сплю! — простонал Вейдер.
— Ну а х*ли ж ты во сне разговариваешь и ходишь? Давай тогда, открывай, стихи читать будем.
— Приходи утром!
Вот охреневшая тварь... Ладно, врубаем режим «шантаж».
— Письмо видишь? — Я помахал конвертом.
Вейдер погрустнел:
— Вижу...
— Ну так смотри, сейчас я его трахну.
— Тр... Чего?! Как можно трахнуть письмо?!
— Как Лену её брат родной, «чего».
— Ты блефуешь!
— Может быть, я, конечно, и блефую. Может быть, мне вовсе даже и не хочется трахать письмо. Но подумай вот о чём. Я — почтальон из клана Почтальонов. Мы можем узнавать адреса, с которых приходят письма. И вот я возьму и пошлю по этому адресу, — потряс я конвертом, — твою книжку про ёплю половых органов!
Вейдер аж с лица спал.
— Ты не посмеешь, — прошептал он.
— Кто? Я?! — Я огляделся. — А ты меня ни с кем не путаешь?
Ну что за охамевшее животное? Я ему лично письмо притаранил, а он стремается дверь открыть. И чего, спрашивается, боится? Даже если я его грохну, воскреснет тут же. Чё я у него, деньги украду? Ну, украду. Их заработать в этой педовне — только тупой не заработает. Хотя нет, п**жу безбожно. Как раз тупой и заработает. А вот наличие мозга наоборот мешать будет. Потому что мозг, буде он нормально развит, лучше, чем у годовалого шимпанзе, будет целыми днями орать: «Какого х*я? Чем я занимаюсь? Убейте меня, пожалуйста!». Вот как у меня.
— Если моя мама узнает, что я пишу, она не переживёт! — взвизгнул Вейдер.
— Твоя мама на Татуине осталась.
— Что?
— Что?
Вейдер несколько секунд беспомощно смотрел на меня, как ягнёнок на мясника, а потом мяукнул что-то неразборчивое и скрылся в окне.
— То-то же, — сказал я и зевнул.
Уставать начал. Возраст, что ли, своё берёт... А может, бухаю много. Или мало. Это по трезвяку сложно понять.
Дверь открылась, в проёме показалось унылое рыло Вейдера.
— Запевай, я подхвачу. — Я оттолкнул его и протиснулся внутрь. — Выпить есть? Поэзия — дело такое, что... Вау.
Я остановился, немного обескураженный зрелищем.
— Это не то, что ты думаешь! — поспешил сказать Вейдер.
— Правда? Это не голая девка, прикованная к стене в гостиной твоего дома? — с любопытством посмотрел я на него. — Она настолько голая, что точно девка. И «браслеты» в свете свечей так и блястят. Так в чём подвох?