— Что господа желают курить? — спросил официант.
— Сигареты есть? — спросил я, оторвав взгляд от принта.
— Сигарет нет. Могу предложить сигары, трубку, кальян...
— Давай трубку, — пожал я плечами. — А чё с сигаретами не так?
Приняв заказ, непись удалился, тьма за ним сомкнулась, и мы с Доброжелателем остались один на один. Он был наполовину лысый, в круглых очёчках. В целом, такой, приятный дядька, доброжелательный.
— Сделали два заведения, — пояснил он в ответ на мой вопрос. — Разного уровня. Сюда вход только от пяти тысяч социального статуса. А в другой курильне — без ограничений, там сигареты, папиросы...
Он затянулся сигарой.
— Так это чё, у меня такой статус офигенский? — не поверил я.
Доброжелатель погрустнел, взгляд отвёл.
— Ясно, — сказал я. — Это ты докрутил, чтоб меня впустили. Поэтому и тот, одноочковый на входе так охреневал.
— Ну, в общем, да... Я просто хотел посидеть в тихом и спокойном месте. Где нет пьяных и вообще... Слушай, спасибо тебе, что присматривал за моим сыном.
— А ты как-то подозрительно неплохо держишься, — не выдержал я. — В смысле, у тебя ж сын — того? Или нет?
Доброжелатель нахмурился и выпустил целое облако дыма, которое почти закрыло его от меня.
— Мёрдок, я стараюсь мыслить, как прогрессор. Умерла оболочка. Но сам он — здесь, он жив и будет жить вечно. Погоди, не перебивай, я знаю: все пидарасы, виртуал бессмысленен. Просто прими, что есть и другие позиции.
— Да позиций — полно. Е**тесь там меж собой как угодно, хоть всю «Кама-сутру» испробуйте, если она существует в переложении для глиномесов.
Доброжелатель засмеялся. И так, сука, по-доброму засмеялся, что даже я улыбнулся. А тут официант из тьмы вылез, выдал мне забитую трубку и спички. Я затеялся прикуривать.
— Твой брат, — говорил Доброжелатель, пока я раскочегаривал трубу, — создал то, что изменит мир. Прежним он уже не станет. Нравится нам это или нет — прогресс не остановить. Даже если сейчас проект не одобрят, даже если его продолжат держать в секрете — он будет развиваться. Рано или поздно мир будет готов к переменам, и тогда... Ну, ты понял. Пройдёт сто лет максимум — мелочь в масштабах только человеческой истории! — и оцифровка сознания станет естественным делом. Это будет реальная жизнь после смерти, которую можно увидеть и потрогать. Протестующие, размахивающие библиями, станут поводом для шуток в интернете, горсткой психов, не более. А ходить раз в месяц снимать цифрокопию с собственной головы станет так же естественно, как делать страховые взносы или проверять электронную почту.
— Отродясь ни того, ни другого не делал.
— Знаю. Поэтому я — твой фанат.
Не говоря ни слова, одним движением харизматичных бровей я попросил его развить мысль.
— Ну... — усмехнулся Доброжелатель. — Знаешь, как в шестидесятые мальчики и девочки из обеспеченных семей одевались в лохмотья и сваливали жить в коммуны, проповедуя свободную любовь? Это было, есть и будет всегда. Мы живём в своей среде, которая нам уютна и необходима, как воздух. Но мы видим все её недостатки. И когда кто-то вроде тебя всей своей жизнью, всем своим творчеством изобличает эти недостатки, наши сердца не могут не откликнуться. Это, разумеется, не значит, что я разрушу проект, или хотя бы уйду с него, ни в коем случае. Я подобен диктатору, который развязывает войну, а по вечерам включает Give peace a chance или Come together. Вообрази.
— Обосрались, — вздохнул я.
— В смысле? — нахмурился Доброжелатель сквозь табачный дым.
Я затушил спичку, бросил её в пепельницу и присоединил своего туманища к Доброжелательскому.
— Ты ведь Imagine [1] имел в виду? А ваша тупая система перевела: «вообрази».
— Дерьмо! — Доброжелатель в сердцах стукнул ладонью по столу. — Да тут, конечно, полно скользких моментов, которые не свести к алгоритмам. Но у нас целый отдел совершенствует переводчики. Сдвиги есть.
Я закинул ноги на стол, достал из инвентаря пузырь, хлебнул. Затянулся. А жизнь-то налаживается! Доброжелатель с осуждением глядел на бутылку. Я протянул ему.
— Глотнёшь?
— Благодарю, не хочется.
— И правильно, мне больше достанется.
Доброжелатель занервничал и заторопился. Он явно меня хорошо знал и понимал, что если я начал бухать — я набухаюсь, причём, в довольно скором времени. А значит, если нужно вложить мне в бошку какую-то информацию или, того хуже, получить от меня внятные ответы, нужно переходить к сути незамедлительно.
— Ты ведь уже понял, почему я хотел с тобой встретиться?
— Ну, есть догадки, — хмыкнул я. — Сообразил, что случилось с твоим пацаном?
— У тебя спросить хотел.
Я одарил Доброжелателя охреневшим взглядом:
— Ты что, до сих пор не в теме?!
— Я только понял, что он застрял в Яме, и...
— У-у-у, мужик, да ты лошара.
Скинув ноги со стола, я наклонился вперёд и тщательно врубил Доброжелателя в тему с Коляном.
— Ты нахера его бессмертным-то сделал? — спросил я под конец. — Даже я — уж на что дуб дубом в задротских делах, но соображаю, что идея — тупее не придумаешь.
Доброжелатель выглядел несчастным. Сигара погасла, взгляд — тоже.
— Я... хотел его защитить. Ну, уберечь, ты понимаешь.
— Ты что — отец-одиночка?
— Ну... в общем, да. Учитывая то, что жена после всего этого...
— Оно и видно, — перебил я. — Гиперопека с одной стороны и полнейшая невменяемость принимаемых решений — с другой. Ну, теперь-то ты всё понял. Давай, как там это у вас делается... Выделить, вырезать, вставить. В общем, верни мне пацана на место. Я к нему привык. Со своей стороны обязуюсь больше не про**ать такое.
Во взгляде, который бросил на меня Доброжелатель, сквозило чувство, которое я ненавидел пуще всего: беспомощность.
— Мы... не можем такого сделать, Мёрдок. И я прошу тебя об одолжении...
______________________
[1] Give peace a chance, Come together, Imagine — песни Джона Леннона про свободу и мир во всём мире или около того. Come together — больше про какую-то шизу, очень годная песня. Но Доброжелатель, наверное, её просто до кучи приплёл, как символ эпохи.