Есть какая-то старая песня... Деталей не помню, но как-то там было, типа, «чем длиннее дорога из дома, тем короче дорога домой», во. Мудры были древние. Обратно мы с Коляней действительно пролетели, как лом через говно. Ну, он летел, а я только поспевал, изредка прикрывая его широкую жопу своей божественной музыкой.
Да он бы и без меня прекрасно справился, ей-богу. Давненько я малыша в деле не смотрел, а он прокачался. Вона и уровень над башкой виднеется, двадцать седьмой уже.
— Я чувствую в себе безграничную силу! — орал Коля, кроша толпу вурдалаков, которых я, двигаясь сюда, просто обездвижил и на**ал.
— Хера лысого! — пытался я образумить сопляка. — Как шкала запаса сил кончится — так и п**да тебе приснится!
Но Колян не слушал голоса разума. Его можно понять. С какого вообще перепугу я — Я! — вдруг оказался голосом разума? Голосом безумия — окей, голосом, зовущим бухать — разумеется. Но разума?.. Нет, сынок, это — фантастика.
Ответственность. Ответственность, Мёрдок! Жизнь твоя не научила тебя этому, так вот, учись в посмертии: каждое твоё действие влечёт за собой шлейф последствий, и иногда последствия эти такие, что мама дорогая.
Думал я о последствиях, когда крыл х*ями создателей и проклинал этот мир? Не-е-е, зачем! Мне прикольно было, что пацан сидит, уши развесив. Представлял, как он подрастёт, и мы с ним вместе будем бухать и крыть х**ми создателей.
Но это я — взрослый человек, я понимаю, что крыть х**ями создателей и на полном серьёзе устраивать революцию — две разные вещи. Первое — выпуск пара, а второе — идиотизм чистой воды. Анархия прекрасна, когда стоит в оппозиции к порядку. А предоставленная себе, она тут же начинает рожать какой-нибудь убогий и обоссанный порядок. Во какую я умную мысль загнул! Доброжелатель бы мною гордился.
— Окей, Колян, — сказал я, когда нечисть вроде бы закончилась, и потянулись пустые залы (мы уже поднимались по ступенькам и то и дело останавливались на перекур). — Обоснуй мне, как ты конкретно видишь войну с создателями?
— Пока не знаю, — беспечно отозвался мальчуган. — Они ведь не живут в том меняющемся здании на холме?
«Меняющемся здании»... Ну да, тут уж сами, идиоты, накосматили. Сперва храм был, потом — офисное здание, теперь дворец зае**нили. Чем бы дитя ни тешилось...
— Не, нифига, — подтвердил я. — Там только так... Иллюзии. Рожи свои показывают.
— Я так и думал, — кивнул Колян. — Значит, они прячутся от нас. А раз прячутся — значит, боятся. Нужно выяснить, где они живут на самом деле — и уничтожить. Свободу Линтону! — и Коляня потряс над головой здоровенным молотом.
Любить-колотить, для него весь виртуальный мир — Линтон...
— Ты, Колян, тама вообще пока не светись, — сказал я.
— Почему? — нахмурился он.
— Вишь, сынку, какая штука... Они про тебя вообще не знают. Ну, то есть, батька твой — он тебя сюда тайно заслал.
Рука Коляна задрожала. Он резко опустил молот, я даже шарахнулся. Но молот тут же исчез, а глаза Коляна затуманились каким-то новым чувством, которое мне ни разу не понравилось.
— Коляня? — осторожно позвал я, чувствуя, что сейчас опять сп**данул какую-то херню, которая аукнется, как у Ржевского.
— Вот как, — шёпотом произнёс Колян. — Как же я ошибался...
— Во! — обрадовался я. — Говорю ж — х**ню погнал. Короче, давай уже пошли домой, я тебя там с одним негрилой лютым познакомлю. Закатимся втроём к Дону и как следует обмоем твоё спасение! А потом, Колян, раз уж ты взрослый, я тебе бабу какую-нибудь хорошую найду. С вот такенными си...
— Мой отец, — Колян не столько меня перебил, сколько вообще не заметил, что я чего-то говорю, сражённый откровением, внезапно, с моей же подачи, его постигшим, — на самом деле враг создателей, хотя изначально и был одним из них. И он пожертвовал мной, единственным сыном, чтобы я, придя в этот мир, преодолев мучения и смерть, осознал свою миссию и повёл за собой людей!
— Че... Чего, б**дь? — пропел я фальцетом.
— Ты был моим земным отцом, Мёрдок, а Сандра — моей земной матерью. Мой великий подвиг прославит вас в веках.
— Коляня! — в ужасе заорал я, но Коляня положил на меня (фигурально выражаясь, слава всевышнему) болт и продолжал загоняться:
— Я — Избранный, вот что я понял! Я не просто один из людей, я отмечен высшим светом. Меня призвали сюда для того, чтобы этот мир изменился раз и навсегда, стряхнул с себя рабские оковы...
— Угу, — кивнул я, доставая бутылку. — Борьба лишь начата, и нам передан молот, цепями всё ещё окутан шар земной...
— Что? — Коля, наконец, решил заметить моё существование; может, потому что я бутылку открывал — хер их, революционеров, знает. — Что ты сказал?
— Ну, это, — пожал я плечами. — Классика ж. «И, опутанный цепями, пламенеет шар земной, и молотом тяжёлым цепи рубит рабочий молодой». Вон у тебя и молот подходящий — только рубить и остаётся.
Иронию Колян не срисовал — по юности и неопытности. И по тем же двум причинам снова вознёс молот над головой.
— Я запомню эти стихи! Они станут гимном нашего величайшего и ох**ннейшего рейда! «И, опутанный цепями, пламенеет...»
— Ага, ага, — кивал я. — Воистину, Коль. Аминь. Но пасаран. Извини на минуточку.
И, запрокинув голову, я начал пить. Быстро и отчаянно. Хотя в глубине души понимал, что очень скоро даже водка перестанет давать мне облегчение и забытье. Потому что п**дец грядёт, и грядёт он, сука, одновременно со всех сторон.