Есения многозначительно улыбнулась уголками губ, перемены в выразительном лице красивого царевича ее забавляли.
Макс иронично уточнил:
— Мне раскланяться тебе как высокой особе, почтившей меня своим присутствием? По чайку, или так разойдемся?
Его сарказм Есения проигнорировала:
— Я пришла не только понаблюдать твою деградацию, но и остановить ее по необходимости.
Максимилиан снова хмыкнул:
— Спасительница! Что ж, если мы прояснили твои намерения, быть может, ты все же уйдешь? Мои-то намерения абсолютно иные, как ты догадываешься.
Ничего не ответив на эту беспардонность, Есения бесшумно приблизилась к Максимилиану, и поскольку он просто наблюдал за ней, поцеловала его, как когда-то учил ее Магнус. Медленно, невыразимо чувственно. Максимилиан еще ощущал ее прикосновения, когда ошалело понял — гостьи больше нет в его покоях.
Сегодня она выиграла — отправляться теперь к женщинам или принимать их еще совершенно расхотелось. Но преследовать саму Есению Максимилиан тоже не собирался. Если пожелает, она сама появится опять.
— А как я пою! Ты не сможешь не влюбиться!
Расхваливая собственные вокальные способности, Магнус сиял и переливался всеми цветами радуги, Кэйли раззадоривала его:
— Спой, не стыдись.
— В бытность анамаорэ я считался одним из лучших, прикинь, что сейчас!
Кэйли рассмеялась:
— А вот и прикину! Ты давай по-настоящему, не вполсилы.
Магнус хитро улыбнулся:
— Минуточку. Настроюсь. Соберусь.
Кэйли могла бы понять Анелю — Кэйлин милый также ревновал ее к каждому столбу, рискуя оставить мир без электричества.
Но в отличие от Кэйли, оборачивающей мужские подозрения в шутки, Анеля начала ощущать усталость и стремление переложить ответственность на чьи-нибудь широкие плечи…
Ринальдо ассистировал Лукасу только у анамаорэ, в своем городском Кабинете Лукас появлялся в одиночку.
Доверительная атмосфера, Лукасов бархатный голос и тайна располагали к тому, что в какой-то момент воображаемые теплые руки властно обняли тонкий стан Анели.
— Кроха, они нас убьют, если узнают, но именно потому давай отдадимся соблазну!..
Умелые губы Лукаса обжигающе скользили по ее коже, щекоча чувствительные нервные окончания, и на этом Анеля обычно прерывала фантазии. Она хотела не самого Лукаса, а его мудрость в потенциальном избраннике, не желая больше себе врать: чрезмерная страстность Леона бесила ее.
Анеля не хотела ни «искренне любить», ни «работать над отношениями» — она мечтала уткнуться носом в плечо Оливера, которому не надо было ничего объяснять, и вечность сидеть с Оливером на пляже, слушая волны.
Леон каким-то непостижимым образом вызывал у нее чувство вины за свою сущность — за кокетство, жизнерадостность, легкость, подсознательно объявляя те чем-то типа грехов.
Возможно, так просто казалось, но, ощущения давили Анелю, иногда даже мешая ей выступать в ее артистических проектах.