Возможно, экскурс в Город, к Норико, был не лучшей затеей.
Как отблески фар и фонарей в оконных стеклах не могут заменить солнце, так другие девушки бессильны были вытеснить образ той, что особенно ярко вспыхнул в без того немеркнущих воспоминаниях Алехандро.
Аурелия, мудрая юная царевна…
Несмотря на частые вспышки их ссор, на нежелание Аурелии уступать ему и подчиняться, Алехандро продолжал любить эту жаркую, словно июльский полдень, малышку.
Они оба оповестили свои семьи о расставании, ведь им было невыносимо сложно общаться, оставаясь в пределах светских норм — так, чтоб ни один брат-военачальник не выпытал слабости о вражеской Стороне. Было трудно сдерживаться, когда сердца тянулись друг к другу и жаждали раскрыться.
Старшие царевичи обсудили и одобрили перерождение Аурелии, но в минуты слабости, недовольств и столкновений Аурелия, вспыльчивая, импульсивная, живая, могла бы пожалеть о своей «загубленной жизни». Они схлестнулись бы, а Алехандро не терпел обвинений.
Бескомпромиссно подавленные обиды Аурелии приводили бы к его депрессиям… Аурелия любила Алехандро и решила его уберечь.
Оба вовсе перестали посещать встречи на высшем уровне, чтобы не пересечься там случайно.
Алехандро радовало, что родственники Аурелии встретили их прегрешение много более лояльно, чем его родня. Все анамаорэ считали основным виновником нарушения правил Алехандро.
Им позволили бы встречаться и теперь с соблюдением ограничений, но Алехандро упрямо повторял, будто уже Аурелию не любит.
Поверила ли Аурелия в это, подумала ли она, что Алехандро специально ее ранит — попытки возобновления отношений с ее стороны закончились.
Алехандро не желал принимать подобный исход за действительность. Сердце отчаялось верить, что все совсем кончилось.
Недавний загул с Натальей показал Алехандро, что полное отсутствие женщин за государственными делами не шло ему на пользу. Потому он решил заводить кратковременные интрижки с кем угодно. Тем более, что холостым царевичам предписывалось этак обучать подданных любви и прочим наукам в ближайшем контакте. Не возбранялся и даже приветствовался гарем.
Вволю наерзавшись и настрадавшись, Оливер решил навестить Лукаса с Тамико, полностью облачившись в белое и ощущая себя невольной жертвой их коварных замыслов.
Что будет, если царевич и его жена осознают символичность его одеяния, Оливер думать не хотел. В конце концов, светлый цвет ткани невинно контрастировал с его блестящими каштановыми прядями, усиливая пожар, полыхающий в изумрудных глазах.
Лукас и Тамико встретили его радушно. Их улыбки даже не казались особо хищными, и Оливер решился на вопрос:
— Так почему я?
Тамико пожала плечами:
— У нас потенциально хорошая совместимость характеров, говорят. Вот ты последовал моему совету насчет Анели? Помогло?
Оливер смутился:
— Да. Очень!
— Вооот! — Тамико возликовала. — Может, и ты мне невзначай посоветуешь что-то важное.
Ее восторженность показалась Оливеру столь наивной, что он широко улыбнулся:
— Я попробую!
Лукас вмешался в беседу:
— Что ж, поскольку повод для встречи у нас неофициальный, кто хочет свежих сплетен?
Оливер удивленно поднял брови. Но вскоре он не заметил, как оказался уютно устроившимся на удобном ложе, потягивающим отменное вино и увлеченно слушающим царевича. Его страх куда-то отступил, и даже вид то и дело хохочущей Тамико рассеивал опасения.
По окончании Тамико напутствовала Оливера:
— Приходи к нам еще. А так мы скажем, когда ты сможешь шушукаться со своими приятелями.
Оливер решил прояснить тревожащее:
— Я вам понравился?
— Ммм, — Лукас неопределенно покачал головой, — мы пока думаем.
Оливер напрягся:
— А что не так?
Лукас смотрел на него чрезвычайно лукаво:
— Все так, приходи к нам как-нибудь. Мне просто нравится нагнетать обстановку.
Оливер прокашлялся.
— Иии? — Тамико аж привстала от любопытства на цыпочки, когда он ушел.
Лукас улыбнулся:
— Он уже хочет быть с нами. Пока хочет только по уму и расчету, но сам еще не осознавая, уже начинает привязываться к нам сердцем. Он довольно впечатлителен, а мы его хорошо накормили.
Тамико констатировала:
— Главное, тебе он нравится. Мне он тоже не противен.