Его слова должны были разозлить, унизить, но, наоборот, на меня словно вылили ушат ледяной воды, охладив зашкаливающие эмоции. Должна была сразу обо всем догадаться, но мешали страх за близких, боль от встречи с прошлым, старые чувства, вспыхнувшие едва увидела Данте.
Бантик, значит? Дура? Что ж, отлично.
Усмехнулась, положила ладони на грудь Данте. Он вздрогнул от моего прикосновения, а я прижалась к нему, полукружия мягко коснулись его каменной груди.
— Ты знал, с самого начала знал, где искать и куда идти, но играл со мной, хотел сделать больнее, не наигрался в прошлый раз, мало показалось? — Заглянула Данте в глаза. Обрезалась об острый лед.
— Мне тебя всегда было мало, Инга, — ответил Данте, накрывая мои ягодицы ладонями и впиваясь в плоть жесткими пальцами. Но во мне ничего не откликнулось на его жест. В глубине души я надеялась, что у Данте все же были ко мне чувства, пусть не любовь, но привязанность, капля тепла, из которой может родиться что-то большее. Поэтому так больно было от его условий, так невыносима его близость.
Рассмеялась, встряхнула волосами. Господи, какая же я на самом деле дура, думала, что причинила ему боль, когда приняла предложение Макара. Но ранить ведь можно только того, кому на тебя не плевать. Моя рана все еще кровоточила, потому что мое чувство было настоящим. Данте всегда интересовало лишь мое тело, желание утвердить надо мной свою власть, лишив невинности.
Сейчас не осталось и этого. О, нет, несомненно, он хочет меня, надо же закрыть гештальт. Унизить, добить, растоптать.
— Мало?! — На глазах выступили слезы от смеха, — конечно, я же единственная девушка, которую ты не смог уговорить или заставить переспать с тобой.
— Да, но теперь все иначе, уже этим вечером на привале я попробую тебя всю и накажу за пощечину.
— Наказывалка маловата, — прошипела, вырываясь из его рук.
— Тебе хватит, — Данте отпустил меня, — утро самокопания закончилось? Я могу, наконец-то, идти искать твоих утырков?
— Да, — надела рюкзак на плечи.
Невольно охнула от тяжести, похоже, Данте добавил в него кирпичей килограмм двадцать.
Он ухмыльнулся и подмигнул, надел на пояс кобуру с глоком и запасной обоймой и патронташ. Взвалив на плечи рюкзак, на плечо закинул винтовку.
Улыбку стерло с моих губ, а уверенность поколебалась. Данте прав мы не на прогулку по лесу приехали. Опасности, поджидавшие на маршруте, мне не преодолеть одной, как бы я ни храбрилась.
— Эй, чего скисла, Ириска? В первый раз трахну нежно, жестко драть буду потом, — Данте подмигнул мне, захлопнул багажник, словно отрезал нам путь назад.
Данте бодро пошагал в лес, а я посеменила за ним, привыкая к тяжести рюкзака, выравнивая дыхание и шаг.
Ранним утром идти было легко, но скоро солнце начнет припекать, и тогда рюкзак отяжелеет еще на двадцать килограмм. Но я справлюсь, должна.
Данте шел вперед, словно забыл про навязавший на его голову «хвост». Обещала, что не буду обузой, но за ним мне было не успеть, хотя он шел даже не вполовину так быстро, как мог бы без меня. Мелькнула предательская мысль, что я зря не осталась в городе. Ее я подавила в зародыше. Если Данте нужны украшения, то он запросто мог солгать мне, сказав, что Роман и Макар мертвы или сам убить их… сбилась с шага от этой мысли. Споткнулась об корень и едва не упала. Нет, он, конечно, мудак, но не убийца…
Разве? Девочка, год назад ты думала, что он тебя замуж позовет, а вместо этого…
Хватит!
Мой внутренний голос может быть той еще стервой. Но сейчас об этом думать нельзя. Хотя вопрос доверия оставался открытым. Ничто не мешает Данте просто изнасиловать меня в этом лесу и бросить. Даже убивать не надо, все сделает природа.
Солнце поднималось выше, становилось жарче. По вискам струился пот. Плечи начали ныть от тяжести рюкзака. Но Данте шел вперед, как терминатор, останавливаясь на сложных участках, чтобы помочь мне перебраться через овражек, поваленное дерево или ручей. Молча подавал руку, которую я также молча принимала и плелась дальше. Сил строить из себя бабу-мужика не осталось. Я привыкла к физическим нагрузкам и походам, но по сравнению с Данте была как чахлая осинка рядом с благородным кедром. Жалкая и слабая.
— Привал, — приказал Данте, когда я чуть не свалилась в ручей и свалилась бы, если бы Данте меня не удержал.
— Я в порядке, могу пройти еще столько же, — кажется, получилось слишком бодро, потому что Данте стащил с меня рюкзак и протянул флягу с водой.
— Конечно, можешь, а еще умереть от обезвоживания.
Он даже не запыхался и не вспотел.
К фляге я припала жадно. Не пила всю дорогу, боясь отстать.
Как старуха подползла к ручью и умылась, прохладная вода освежила. Прогнала весь бред, который я себе придумывала, пока мы шли.
В лесу было тихо, только где-то очень далеко стучал дятел и деревья шептались о чем-то в вышине.
Данте сунул мне в руки бутерброд с колбасой и сыром, который я съела со скоростью, для девушки неприличной. И протянул кружку с остывшим кофе, ничего вкуснее в жизни не пила.
Передышка была краткой. Через десять минут мы снова шли по лесу, с каждым шагом уходя от цивилизации все дальше.
— Переночуем на берегу, дальше обойдем озеро и двинемся к заимке Лешего, — Данте снял рюкзак, а я как зачарованная уставилась на золотистое в лучах заходящего солнца озеро, обнятое изумрудным кольцом деревьев.
Заметив, что я не реагирую на его слова, Данте подошел ко мне, стащил с меня рюкзак. Я едва подавила болезненный стон.
— Устала, маленькая? — Спросил он с прежней мягкостью.
— Ни капли, еще поплавать хочу, — упрямо поджала губы.
— Поплавать, — Данте усмехнулся, — это мысль.
Он снял футболку, расстегнул ремень, снял ботинки и брюки вместе с боксерами. Я опешила, но слишком вымоталась, чтобы испугаться. Но взгляд приковал его член. Какой же он у него все-таки большой и тяжелый.