Девочка моя, сладкая, нежная, всегда стремящаяся быть сильнее, прыгнуть выше головы и еще чуть-чуть повыше. Но только я знаю, какая она хрупкая. Знаю, потому что сломал однажды и снова ломаю.
Ее упрекал в жажде страдания, но сам, блядь, плавлюсь от него. Беру ее жадно, жестким хочу быть, чтобы мы снова не упали в бездну чувств, из которой потом каждый выбирался, срывая ногти и разрывая тело в кровь.
Никаких чувств, только секс, но и больно ей делать не хочу. Дерьмом себя редкостным чувствую с того вечера, как не сдержался и выеб ее на берегу озера. Романтично, блядь, при свете умирающего костра, шум леса и плеск воды. Только романтика была с привкусом пепла от наших сгоревших иллюзий. И Инги, и моих.
Не сдержался, не смог усмирить яростное желание, разрывавшее меня последние два года, быть с ней, в ней быть.
Моя девочка была такой, как я и представлял все эти дни. Восхитительно маленькой, узкой, член в нее входил, как в теплый упругий шелк. Она не хотела меня, плакала, но я уже не мог остановиться. В прошлый раз остановился, но в этот не смог. Порвал ее, присвоил. Первым стал. На миг в сердце вспыхнула злая радость, что ее невинность мне досталась, а не тому богатенькому мажору. До сих пор за тот порыв стыдно. Не для того я ее трахал, чтобы другому не досталась. Хотел, чтобы моей была. И по хуй было, что веду себя, как козел и не мужик.
Она была моей на том берегу, и сейчас моя.
Только моя.
Уперся в кровать локтями, чтобы наши тела соприкасались максимально. Первый раз я с ней, как со шлюхой обошелся. Злой, как черт был. Весь день только и думал о том, как ее натягивать буду, а как дорвался, то зверем лютым себя с ней повел. С моей милой обманщицей.
Больше не буду, ласкать буду, нежно брать, пить по глоточку, как нектар свежий и пряный.
Вдохнул ее запах, лесной, диковатый, дурманящий лучше любой наркоты. Зарычал и толкнулся, всем существом ловя ее алчный спазм и дрожь, пробежавшую по телу.
Инга выгнулась и вцепилась в мои плечи.
Да, девочка, хорошо. Сейчас еще лучше будет.
Наклонился и поцеловал коралловые губки, Инга приоткрыла рот, впуская меня. Я трахал ее одновременно языком и членом, и она отвечала мне. Втягивая, посасывая мой язык, полизывая, сначала несмело, потом все больше увлекаясь. Наши тела сплетались, наши языки кружили в замысловатом танце.
Инга все уверенней поглаживала мои плечи, иногда вцепляясь ногтями и оставляя бороздки, но легкая боль лишь добавляла остроты ощущениям. Трахая ее, я словно овладевал целым миром. Она была моей вселенной.
— Да-а-а — анте, о-о-о-о, Данте-е-е-е, — простонала Инга, закатывая переменчивые глаза, сейчас они были зеленоватые, как молодая листва за окном. Дневной свет безжалостно обнажал всю ее суть. Все ее страхи, комплексы открыты были для меня сейчас, как и ссадины, синяки, пятнавшие ее прекрасное тело. Лишь глаза-александриты привычно меняли цвет, завораживая, очаровывая, покоряя.
Вышел из нее почти полностью и резко ворвался на всю длину, по самые яйца. Инга протяжно застонала, извиваясь подо мной, словно стремилась убежать от яростного напора, но бежать было некуда. Не отпущу ее больше.
Даже измотанная она была самой красивой женщиной на свете, моей женщиной.
Трахал ее жадно, не торопясь достигнуть оргазма. Я слишком долго ждал этого дня. Не насытился ею на берегу, лишь раззадорился, лишь надкусил сочный дивный плод.
Сегодня я возьму от нее все, что захочу и дам столько, что она забудет о других, забудет о своем женихе-утырке, затащившим ее брата во все то дерьмо.
— Смотри в зеркало, Амазонка, смотри, как я тебя трахаю, и кричи, — прохрипел, а сам снова поцеловал ее и провел кончиком языка по капризному изгибу на верхней губе.
Инга открыла затуманенные удовольствием глаза и посмотрела в зеркало над кроватью.
Я задвигался еще быстрее, делая небольшие круги бедрами и толкаясь в нее с оттяжкой.
Сначала Инга то бросала неуверенные взгляды на меня, покусывая губы и постанывая, потом как завороженная смотрела только на наши отражения в зеркале.
Да, амазонка, тебе нравится. Я припал жадным посасывающим поцелуем к ее шее над горевшим разноцветными всполохами колье, оставляя свою метку. И начал долбиться с такой скоростью, что Инга не успевала кричать, лишь сильнее впилась ногтями в мою спину. Ее лоно яростно сжималось вокруг члена. Моя малышка была готова кончить и в этот раз я не хотел ее мучить, просто дал ей все, чего требовало ее тело, чего она желала.
— А-а-а-а! Данте! Данте! — Инга закричала, выгибаясь подо мной, содрогаясь в сильнейшем оргазме.
Я обещал, что сделаю, как для нее будет лучше, даже если она сама того не хочет. И сдержал обещание. И только убедившись, что Инга получила все, отпустил себя. Все предыдущие толчки были для моей девочки, но последние для меня.
Двигался, ловя вспышки ее оргазма, жадно вбивался в нее, таранил, пока не скрутило от агонизирующего удовольствия, пока не сдох на ней от радости, пока не вернулся к жизни снова.
— О, Данте, — прошептала Инга и сама потянулась к моим губам. Поцелуй был тягучим и нежным, мы пили друг друга, пьянея от обладания, я ею, она мной.
Как бы я не притворялся и не стремился доказать обратное. Эта хрупкая девочка владела мной безраздельно, только я бы ни за что в этом ей не признался и не показал, как сильно она мне нужна.