Любить буду жестко (СИ)

Глава 31

— Инга, маленькая, открой глаза, пожалуйста, посмотри на меня…

Голос точно принадлежал Данте, но с такой нежностью он обращался ко мне только, когда мы были вместе.

— Амазонка, давай же, приди в себя, ты сильная, ты сможешь…

Могу, но не хочу. Вообще больше не хочу ничего и никого видеть, слишком страшно.

Я лежала на кровати, грудь болела и ее сдавливала тугая повязка. Меня ранили, Макар в меня стрелял, а Данте… Застонала, вспомнив, как Данте сломал шею насильнику, как он бросился на тех, кто меня бил.

Стоило подумать об ударах, как заныли ушибы на спине и животе. Снова застонала, если я в клинике, то почему так больно? Почему мне не сделают укол и не дадут воды. Ужасно хотела пить, в горле пересохло, а язык напоминал наждачку.

— Милая, тебе больно? Инга, посмотри на меня.

Пришлось открыть глаза, пришлось взглянуть на Данте. Он сидел рядом с койкой и держал меня за руку, слегка поглаживая кожу.

— Пить, — прохрипела, как старая развалина. Собственно, именно так я себя и чувствовала, будто мне не двадцать, а все сто двадцать.

Данте осторожно положил мою руку на кровать, взял с тумбочки графин с водой и налил в высокий стакан. Глаза постепенно привыкали к свету, заливавшему больничную палату, и я смогла его рассмотреть. На левой щеке алел белел широкий пластырь, скрывавший порез, полученный в драке. Правая рука забинтована от запястья до плеча.

На Данте были не привычные джинсы, а пижамные брюки. Бинты виднелись из ворота футболки. Похоже, ему тоже надо было лежать, а не нянчиться со мной, и все же он был здесь, рядом.

По щеке скатилась слеза.

Данте ее заметил, нажал кнопку вызова медсестры, решив, что мне больно. Мне и было больно, но от этой боли не поможет ни одно лекарство. Ныло и кровоточило сердце.

— Давай, я тебя подниму, — он осторожно приподнял меня за плечи и помог сесть повыше, поднес стакан к моим губам и ждал, когда я напьюсь.

— Они хотели меня изнасиловать, Данте, они хотели, — разрыдалась, едва он убрал стакан от моих губ и поставил на тумбочку.

— Знаю, малыш, тише, с тобой все хорошо. Тебя больше никто не тронет, я не позволю, — произнес Данте, стирая слезы с моих щек, но не решаясь обнять.

— Макар был с ними, как же так? Данте, как же так? — Слезы не останавливались, я потянулась к нему и осторожно обняла, чтобы не растревожить ни его раны, ни свои.

Данте гладил меня по голове и тихо повторял, что все хорошо, что никто больше меня не тронет. Я так хотела ему верить, так хотела думать, что боль закончится. Данте не отпускал меня, пока медсестра, пришедшая сделать укол обезболивающего, проверяла показания приборов и ставила мне капельницу. Он баюкал меня как ребенка, а я доверчиво льнула к нему, уверенная, что в этот момент он меня не обидит, не причинит зла.

— Прости меня, Инга, — прошептал Данте, когда мы остались одни, — прости за то, что не врезал по роже Ромке, чтобы добраться до тебя год назад. Я должен был выяснить, что произошло еще тогда, а не вести себя, как подросток в пубертате, обидевшись на то, что ты начала встречаться с этим ублюдком. Прости, что не убил Макара раньше. Прости, что пытался изнасиловать, и за то, что на берегу было тоже прости. Я таким мудаком был.

Данте нежно поцеловал меня в лоб, стер поцелуями слезы со щек. Мы льнули друг к другу, как спасшиеся после кораблекрушения. Единственные выжившие в страшный шторм, выброшенные на необитаемом острове. Нам надо было разрушить до основания мир, чтобы остаться вдвоем на руинах и признаться в первую очередь самим себе, как много мы потеряли из-за недомолвок и нашей слабости.

— И ты меня прости, что не выслушала тогда, что замкнулась в своей боли, и приняла предложение Макара, что отталкивала тебя, — прикоснулась губами к его шее, лизнула, пробуя на вкус его кожу.

— После выписки я отвезу тебя домой, забудь про соглашение, я не должен был предлагать тебе такое, снова повел себя, как козел. Малыш, только скажи, как мне все исправить, я костьми лягу, ради тебя.

— Не бросай меня больше, не уходи никогда.

Данте замер, осторожно взял меня за плечи и чуть отстранил.

— Инга, я думал… блядь, я же с тобой, как с последней шалавой поступил, девочка, ты уверена, что хочешь быть со мной?

— Глупый, я всегда хотела только этого, — добавила, проведя кончиками пальцев по контуру пластыря, заклеивавшего рану на его лице, — я хотела, чтобы ты меня любил.

Данте задрожал, сжал мои плечи сильнее.

— Я любил, Инга… и люблю.