Голыми руками рвать был готов всех, кто вставал на пути. Всех, кто мешал мне добраться до нее… моей прекрасной предательницы с переменчивыми глазами-александритами, моей ненавистной, обожаемой до одури амазонки, ириски, Инги…
Блядь, ведь, все по плану шло. Суки повелись на приманку, пасли нас от самой базы до аэродрома, где ждал частный самолет и засада. Понял, что все пиздой пошло только, когда среди трупов мрази Радимова не нашел. Разделились падлы. Сердце заныло, в отеле оставил приличную охрану, но все равно Инге угрожала опасность и от этой мысли реветь диким зверем хотел.
Не думая больше ни о чем, рванул обратно на базу, запрыгнул в машину и помчал, не дожидаясь, когда мои ребята закончат зачистку. Они и без меня знают, что делать.
Нутром чуял неладное. Крыл себя последними словами и гнал, гнал, гнал. Собрал всех гайцов по дороге. Но когда к базе подъехали, им не до меня стало.
Из окон отеля вырывалось пламя, постояльцы в ужасе разбегались, а на лужайке перед крыльцом лежали тела с пулевыми ранениями. Мои ребята и уродцы из леса, несколько постояльцев.
Выпрыгнул из машины и заорал:
— Инга!
От меня шарахнулись несколько человек, но я их даже не заметил, снова позвал:
— Инга!
Блядь, если не отвечает, значит все еще в номере или…
Нет! Никаких «или». Моя девочка жива, и скоро мы с ней встретимся, в ногах ползать буду, умоляя о прощении, за то, каким козлом с ней был. Жизнь положу, чтобы счастливой сделать, и чтобы слез ее больше никогда не видеть.
Мысленно попросил у ребят своих убитых прощения, потом о них позабочусь. Сейчас к ней! Быстрее к ней! Макар — ублюдок трусливый не поверил или Ингу забрать захотел?
Как же ты, моя хорошая, не разгадала его? Как могла ему верить? Он же обманывал тебя все это время, пыль в глаза бросал, а сам давно без копейки остался. Батя ему все доходы перекрыл, когда он состояние родительское начал на игры и шлюх спускать. В долги залез к таким людям, которым и кружкой воды нельзя быть обязанным. Они же все за ним охотились и цацки Багировой его бы не спасли.
— Инга! — Проревел, вбегая в задымленный холл. Не знаю специально подпалили или случайно, неважно. Быстрее наверх! По лестнице бежал, перескакивая через ступени, легкие драло от дыма, кашель душил, огонь занимался и на верхних этажах.
Ввалился в коридор, вытащил из кобуры на поясе глок. И пошел уже тише, труднее всего было себя в руках держать и не сорваться. Если уроды в номере, то могут Ингу использовать, как прикрытие. А я не мог ею рисковать.
Дым крался по моим следам, пламя трещало где-то внизу. Я дошел до угла и осторожно выглянул из-за него. В тот же момент раздался крик Инги.
— Помогите! Кто-нибудь! Данте!
Меня затрясло от облегчения.
Жива!
Остальное по боку.
Едва глянул на тела своих людей, защищавших номер и трупы беглых зеков, свивших себе уютное гнездышко в старообрядческой деревеньке посреди глухого леса.
В коридоре все еще ждали трое громил, одетых в косоворотки и смазные сапоги.
Решение принял за долю секунды. Убрал глок, чтобы в номере не услышали стрельбу. И бросился на мудаков с охотничьим ножом. Положил всех, но одному удалось меня достать, резанул по лицу финкой, сука, едва глаз не задел.
Адреналин бушевал в крови так, что дверь в номер выбил ногой, а мог и стену снести.
Увидел Ингу под грязнорылым уродом, он уже почти ее трахал. Ярость ослепила, тормоза сорвало окончательно. Голыми руками рвать готов был, нож остался в горле мудака, раскроившего мне рожу, но это не остановило. Замочил обоих зеков и тварь Макара, пытавшегося достать меня из пистолета. Но трясшегося так, что и с двух шагов промазал.
Ударил его по горлу, сломав кадык. И все еще не насытился кровью, все еще готов был рвать и убивать дальше, но за спиной раздался тихий стон.
Обернулся резко и мой мир рухнул. Погрузился в темноту, оставив только хрупкую девушку с блестящими от слез глазами и грудью, залитой кровью. Крошечное отверстие было чуть повыше груди, под ключицей и из него вытекала жизнь моей девочки.
Замер на мгновение не в силах поверить, что это правда, что Инга ранена и может умереть.
Не стал тратить время на бесполезные утешения, сорвал с кровати одеяло, метнулся в ванную. Одеяло бросил под душ и врубил воду. С вешалки сорвал полотенца и быстрее к Инге, перевязать рану. Вот теперь можно и утешить.
— Я тебя вытащу, только держись. Не умирай, Инга, слышишь? Ты нужна мне, маленькая. Я же без тебя жить не смогу, — шептал, пока одним полотенцем прижимал рану, а вторым бинтовал наспех.
Внизу наверняка уже кареты скорой ждут. Сквозь рев огня я слышал вой сирен.
Ей помогут, обязательно помогут, надо только спуститься, пройти сквозь огонь.
— Данте, прости… — прошептала Инга бледными губами и ее переменчивые глаза закрылись.
— Нет! Блядь, Инга! С тобой все будет хорошо, слышишь?!
Она не ответила, обмякла у меня на руках и не шевелилась, замерла, как истерзанная колючей проволокой птица.
Приник к ее губам, уловил дыхание, слабое, прерывистое. Дыхание смерти.
Моя малышка говорила, что я немного влюблен в смерть, но почувствовав ее привкус на губах Инги я едва не потерял рассудок.
— Ты не умрешь, — прорычал моей амазонке, моей бесстрашной, сильной девочке.
Вернулся в ванную за одеялом, накрылся им с головой и поднял на руки Ингу. В коридоре уже ревело пламя, ад разверзся на земле, чтобы отнять ее у меня.
Родители будто что-то знали, когда давали мне имя. Данте прошел сквозь преисподнею, и я пройду. Должен, ради Инги. Должен, ради того, чтобы исправить то, что сломал. Чтобы спасти ее.
Я ринулся навстречу огню, крепко прижимая к себе самое дорогое сокровище, которое подарила мне судьба, а я не смог уберечь.